8
В.А. Вагнер
В то время, как последний, исследуя психику животных, мерял ее маштабом
человеческой психики, монизм «снизу», решая вопросы психики человеческой,
меряет ее, наравне с психикой всего животного мира, мерою одноклеточных
организмов.
Монисты «сверху» везде видели разум и «сознание», которое в конце концов
признали разлитым во всей вселенной; монисты «снизу» везде видят только авто-
матизм.
Для первых животный мир психически активен, а его представители ищут и
стремятся найти лучшее, более целесообразное, прогрессивное; для вторых жи-
вотный мир пассивен, его представители ничего не ищут, а их деятельность и их
судьба сполна предопределены физико-химическими свойствами их организации.
Монисты «сверху» в основу своих исследований клали «суждение по аналогии»,
монисты «снизу» в эту основу кладут лабораторные исследования; у монистов «сверху»
жизнь животных поэтому заслонялась жизнью человека, у монистов «снизу» она
заслоняется ретортами, химическими формулами и экспериментами.
Крайности сходятся и потому ничего нет удивительного в том, что монисты «снизу»
в своих крайних заключениях приходят к такому же заблуждению, к какому пришли
монисты «сверху», только с другого конца: последние, исходя из положения, что у
человека нет таких психических способностей, которых не было бы у животных,
«подводят» весь животный мир под один уровень с вершиной и наделяют этот мир,
до простейших включительно, разумом, сознанием, волей. Монисты «снизу», исхо-
дя из того же положения, что человек в мире животных существ, с точки зрения
психической, ничего исключительного собою не представляет, «подводят» весь этот
мир под один уровень с простейшими животными и приходят к заключению, что
деятельность человека в такой же степени автоматична, как и деятельность инфузо-
рий. Нас поэтому одинаково поражает своею парадоксальностью как идея Геккеля о
том, что у муравьев имеется чувство долга в христианском смысле этого слова, так и
соображение одного из монистов «снизу», утверждающего, что между едой гусени-
цы и мышлением человека по существу нет никакого различия.
Из сказанного о субъективном методе изучения биопсихологии с несомненно-
стью вытекает следующее заключение: материал, добытый этим путем, в такой
же мере может служить для выяснения психологии человека, в какой записные
книжки туристов с заметками о вынесенных ими впечатлениях от Рафаэльской
мадонны в Дрезденской картинной галлерее могут служить материалом для исто-
рии живописи. История эта одна, а впечатлений столько, сколько туристов; исто-
рия пишется путем сравнительного метода произведений искусства разных эпох,
разных народов, а впечатления туристов слагаются на основе факторов только
той культурной эпохи, к которой они принадлежат. Совершенно понятно поэто-
му, что если, руководясь данными эволюции искусства, мы можем с некоторым
приближением к истине выяснить впечатления туристов, то из совокупности этих
впечатлений, как бы ни была велика их численность, мы решительно ничего не
можем выяснить в эволюции живописи. Как бы хорошо и всесторонне ни изучили
мы человека, мы не поймем его психики, если не будем иметь ключей к выясне-
нию истории происхождения его психических способностей: она будет представ-
лять собою только одно сплошное неизвестное. Если мы, исходя от этого неизве-
стного, будем объяснять другое неизвестное — психологию животных, меряя ее
масштабом человеческой психики, в качестве якобы известного, то не ясно ли,
что мы получим только праздный и вредный разговор на психологические темы,
который так же пригоден для установления фактов эволюции психических спо-