
Японский
тэнно и русский царь... 299
вовала строгая генеалогическая система, определявшая «тип
родоначальника»). Вместе с конструированием царских дина-
стических легенд некоторые фамилии также стали апеллиро-
вать к своему мнимо татарскому или же «римскому» происхож-
дению (например, Римские-Корсаковы), но это не смогло пре-
дотвратить положения, когда, по словам г.Котошихина, многие
знатные роды уже к середине
XVII
в.
«без
остатку миновалися».
Кроме
того, важно иметь в виду, что наиболее общим
прин-
ципом
социального деления было чрезвычайно резкое противо-
поставление по линии царь — подданный. Считалось (и в этом
можно углядеть монгольское влияние), что все в стране нахо-
дится в полной собственности царя. Это касается как самой
земли, так и всех «объектов», находящихся в пределах этого
пространства. В эту же категорию попадали и люди: все под-
данные царя считались его
«рабами»
или же «холопами».
63
Со-
циальная
иерархия даже высшей элиты была по отношению к
царю иерархией холопов, а не аристократов.
В силу сравнительно слабого развития аристократического
начала в России широкое распространение получили времен-
щики,
т. е. те лица, которые, согласно представлениям бояр-
ской
аристократии, в силу своего незнатного (малознатного по
сравнению с боярской аристократией) происхождения, не име-
ли права на то влияние, которое они приобрели (М. Юрьев-
63
О холопстве как культурной категории см. А. Л.
Юрганов,
цит.
соч., глава 3. Именно такой ситуацией, когда в стране не было никого,
кто хотя бы отдаленно приближался по своему
статусу
к царской се-
мье, объяснял Г. Котошихин ситуацию, когда царевны оставались без-
брачными — царь не желал выдавать их за своих холопов (Г.
Котоши-
хин. О России в царствование Алексей Михайловича. — История Рос-
сии
и дома Романовых в мемуарах современников. М.: «Фонд Сергея
Дубова»,
2000,
ее. 22-23). Идея безусловного обладания царем своими
подданными была настолько укоренена, что
даже
части тела поддан-
ных считались принадлежностью царя. Один из доносов, поданный в
1626-1627
гг., содержал обвинение против тюремного сторожа Сень-
ки,
который при возникшем конфликте сказал: «В меня де такова ж
борода, что у
государя».
Сравнение показалось крамольным, но Сеньке
был вынесен оправдательный приговор, поскольку он разъяснил, что
имел в виду следующее: «Не дери де моей бороды, мужик де я
госуда-
рев и борода де у уменя
государева»
(Я. В. Лукин. Народные представ-
ления
о государственной власти в России
XVII
века. М., «Наука»,
2000,
с. 20).