Меликсетов А.В. (ред.). История Китая

Подождите немного. Документ загружается.

окончательно ликвидировали привнесенные формы казенного

землевладения и личной зависимости (крепостной — чжуандины

и т.п., а также рабской — нули, нупу).

Медленнее шли изменения в традиционном, «азиатском» зем-

левладении и землепользовании, в традиционно китайских (фис-

кальных, ростовщических, арендных) формах эксплуатации сель-

ского населения. В наследство от императорского Китая респуб-

ликанский Китай получил тяжелейшее аграрное перенаселение,

в значительной мере определившее производственный и соци-

альный облик китайской деревни. В 1917 г. обрабатывалось при-

мерно 1,5 млрд му земли, что и определяло ничтожно малый раз-

мер среднего крестьянского хозяйства — менее 20 му земли (чуть

более 1 га). Малоземелье, обостряемое неравномерным распреде-

лением земли, вело к тому, что значительная часть сельского

населения не могла быть полностью занята на сельскохозяйствен-

ных работах, отсюда — наличие огромного числа свободных ра-

бочих рук. Природная среда и демографическая ситуация суще-

ственно воздействовали на социально-экономическое развитие

китайской деревни, приспособили аграрную структуру к реаль-

ной природно-демографической ситуации, а также повлияли на

капиталистическую эволюцию деревни.

В послесиньхайское десятилетие в результате развития внут-

реннего рынка, расширения и усложнения его связей с внешним

рынком, в результате общего ускорения экономического разви-

тия страны продолжает меняться социально-экономический об-

лик деревни: традиционные формы эксплуатации деревни — на-

логовые, арендные, торгово-ростовщические — оказались чрез-

вычайно гибкими, относительно легко приспосабливающимися

к новым условиям, условиям развивающегося капиталистичес-

кого рынка. Особую роль в новых условиях играет торгово-рос-

товщический капитал. Торгово-ростовщическая эксплуатация,

оставаясь по своим размерам «дополнительной» по сравнению с

налоговой и арендной, играет все большую роль в экономичес-

ком развитии деревни, постепенно качественно преобразуя и

«основные» формы эксплуатации. В условиях общего сдвига всего

китайского хозяйства в сторону производства меновых стоимо-

стей арендная плата, долучаемая арендодателем, налоговые по-

ступления в натуральной форме, присваиваемые милитаристом

и чиновником, продукты сельского хозяйства, попадавшие в руки

ростовщика, — вся эта продукция, произведенная мелкокресть-

янским потребительским хозяйством, все больше поступает на

рынок, все больше превращается в товар. Однако эта товариза-

ция хозяйства была принудительной для крестьянина. Увеличе-

ние товарной доли сельскохозяйственной и побочной продукции

421

вызывалось не столько потребностями развивавшегося крестьян-

ского хозяйства, сколько стремлением многоликого сельского

эксплуататора как можно больше выжать доходов из закабален-

ной части крестьянства. Непосредственным эксплуататором, не-

посредственным «хозяином» деревни (во всяком случае по отно-

шению к основной массе крестьянства) выступает отнюдь не раз-

витый капитал, а капитал типа первоначального накопления.

Большинство крестьян было, таким образом, фактически от-

резано от прямых связей с рынком, выступало на нем опосредо-

ванно, через своих эксплуататоров, продолжая вести потреби-

тельское в сущности хозяйство. Однако зажиточное меньшинство

крестьян, особенно в пригородных и приморских районах, а также

в районах производства технических культур (где уже 60—70%

крестьянской продукции поступало на рынок), выступало в ка-

честве самостоятельных товаропроизводителей и товаровладель-

цев, являясь носителями мелкотоварных отношений. Несмотря

на довольно высокую степень развития товарно-денежных отно-

шений в китайской деревне, мелкотоварный уклад был слабым

и малодинамичным, ибо налоговый, арендный, торгово-ростов-

щический гнет оставлял мало места для крестьянского предпри-

нимательства, для нарождения капиталистических фермеров.

Экономическим сдвигам в послесиньхайские годы соответство-

вали и социальные перемены. Естественно, что ускорение капи-

талистической эволюции прежде всего вело к количественным

изменениям рабочего класса и буржуазии.

Несовершенство китайской статистики затрудняет количествен-

ные оценки и заставляет прибегать к расчетам. В послесиньхайс-

кое десятилетие значительно вырос китайский рабочий класс.

Учитывая занятых в обрабатывающей промышленности фабрич-

но-заводского типа, в горнодобывающей промышленности с

использованием механических двигателей и на современном ме-

ханическом транспорте, можно оценить количество фабрично-

заводских рабочих по окончании мировой войны как приближа-

ющееся к полумиллионному. Еще более 2 млн человек было за-

нято на предприятиях мануфактурного типа. Таким образом, общее

количество промьшшенных рабочих среди населения страны было

ничтожным, хотя тенденция его роста и была значительной.

Особенности рабочего класса определялись небольшим «ста-

жем» капиталистического предпринимательства в Китае и полу-

колониальным характером капиталистической эволюции. Основ-

ным источником формирования рабочего класса было беднейшее

крестьянство, поставлявшее главную массу неквалифицирован-

ной рабочей силы, а также ремесленники и городские низы. Пре-

обладание легкой и пищевой промышленности предопределило

422

и преобладание женского и детского труда. Даже в Шанхае, где

удельный вес технически передовых предприятий был относи-

тельно высок, женщины-работницы составляли 55%, а дети —

8%. Всего же в обрабатывающей промышленности рабочих-муж-

чин было всего 40%.

Еще одной особенностью рабочего класса была его молодость.

Причем речь идет не только об исторической молодости, но и о

систематическом процессе омолаживания рабочего класса, со-

знательно проводившемся китайскими и иностранными пред-

принимателями. Так, в Шанхае лица в возрасте от 10 до 25 лет

составляли 69% всех рабочих, а среди работниц — даже 87%. Сред-

ний возраст занятых в горнодобывающей промышленности ко-

лебался в пределах 20—30 лет. В текстильной промышленности речь

шла прежде всего о быстрой смене законтрактованных девушек-

работниц. В металлургической и горной промышленности особенно

быстро сменялись мужчины-чернорабочие.

Все это заставляет утверждать, что, несмотря на значитель-

ный подъем промышленного развития, возможности для фор-

мирования фабрично-заводского кадрового пролетариата остава-

лись чрезвычайно суженными. Кадровых рабочих насчитывалось

всего несколько десятков тысяч человек, в подавляющем боль-

шинстве это были рабочие в первом поколении.

Социальные и экономические условия труда и жизни рабочих

были чрезвычайно тяжелыми. Рабочий день законодательно не

нормировался и фактически продолжался от 10 до 18 часов. Ми-

зерная заработная плата не обеспечивала, как правило, прожи-

точного минимума средней семьи, а приходившие из деревни на

работу в город не могли здесь содержать семью, что создавало

текучесть рабочей силы, а это в свою очередь стимулировало ис-

пользование женского и детского труда. Конечно, по сравнению

с доходами городской и деревенской бедноты зарплата промыш-

ленного рабочего выглядела как весьма значительная и была при-

тягательной для бедноты, рассматривавшей фабрично-заводско-

го рабочего как человека «зажиточного», обеспеченного. На са-

мом деле обеспеченным по самым скромным масштабам был лишь

узкий слой высококвалифицированных рабочих (определенные

категории работников железных дорог, машиностроителей, по-

лиграфистов, механиков текстильной промышленности и неко-

торые другие), которые оплачивались выше прожиточного ми-

нимума, поэтому иногда могли дать своим детям образование,

иметь некоторые сбережения и т.п.

Ухудшало положение рабочего сочетание капиталистической

эксплуатации колониального типа с тяжелым бременем докапи-

талистических методов эксплуатации, что особенно проявлялось

423

в подрядной системе найма и труда. В горной и обрабатывающей

промышленности большинство рабочих нанималось через под-

рядчиков. Эта система не только вела к уменьшению фактичес-

кой оплаты труда рабочего (ибо подрядчик, «старшинка» значи-

тельную часть контрактной оплаты забирал себе), но и ухудшала

общие условия труда и найма, делала рабочего полностью бес-

правным, лишенным постоянных связей с другими рабочими, с

предприятием.

Складывавшийся китайский рабочий класс, таким образом,

представлял собой сложную, неоднородную, находившуюся в

процессе своей консолидации социальную структуру, в которой

к небольшому ядру (несколько десятков тысяч) кадрового про-

мышленного пролетариата примыкали широкие слои временных,

сезонных, законтрактованньа фабрично-заводских рабочих (около

полумиллиона), два миллиона рабочих мануфактур, а также ог-

ромные полупролетарские массы — более 10 млн рабочих кус-

тарной промышленности и более 30 млн кули.

На консолидацию рабочего класса, на формирование его со-

знания огромное влияние оказал тот своеобразный факт его ис-

тории, что, еще не добившись каких-либо завоеваний для себя в

экономической и социальной борьбе, он относительно рано был

втянут в борьбу политическую под национальным знаменем. Это

имело место в ходе Синьхайской революции, в борьбе с «преда-

телем Юань Шикаем», в выступлениях против «21 требования» и

т.п. Полное преобладание национального и националистическо-

го в этих движениях не могло не оказать существенного воздей-

ствия на особенности формирования классового самосознания.

Победа'Синьхайской революции и последовавший в годы ми-

ровой войны экономический подъем способствовали развитию и

консолидации китайской буржуазии. Возросла ее численность и

увеличилось ее богатство и экономическое влияние. В 1915 г. уже

насчитывалось 1262 торговые палаты с 245728 членами. Ускори-

лось сближение различных слоев буржуазии (выходцев из торгов-

цев, ростовщиков, мануфактурщиков, компрадоров, крупных

бюрократов, богатых землевладельцев), хотя ее полной интегра-

ции еще не произошло.

Быстрее этот процесс шел в городе, значительно медленнее в

дерезне. Сельская зарождавшаяся буржуазия была продуктом ка-

питалистической трансформации традиционных сельских эксп-

луататоров-арендодателей, ростовщиков, торговцев. Превращение

традиционного сельского богача в буржуа было замедленным и

трудным в реальном социально-экономическом контексте китай-

ской деревни. Но процесс все-таки шел и даже несколько уско-

рился после Синьхайской революции.

424

Экономическое развитие в рассматриваемые годы, несмотря на

значительный экономический подъем, не привело еще к склады-

ванию буржуазии как класса, способного «подтолкнуть» дальней-

шую капиталистическую эволюцию, прямым политическим вме-

шательством убрать многочисленные препятствия для этой эволю-

ции. К концу первого послесиньхайского десятилетия городская

буржуазия не обладала еще политической силой, которая соответ-

ствовала бы ее действительной экономической роли и которая

позволила бы ей возглавить национально-освободительное движе-

ние. Не оказалось у нее и политических сил, способных помочь

реализовать огромный, массовый буржуазный потенциал сельских

богачей, без чего перспектива утверждения капитализма и поли-

тического господства буржуазии была иллюзорной.

Политическая слабость китайской буржуазии объяснялась в

первую очередь тем, что китайский капитализм и китайская

буржуазия не имели своей собственной предыстории, их возник-

новение явилось прежде всего результатом «открытия» Китая и

привнесения развитых форм капитализма. Те социальные груп-

пы, из которых формировалась современная буржуазия, до «от-

крытия» страны были интегральной частью господствующего клас-

са традиционного, «азиатского» общества и не имели собственных

традиций борьбы против этого общества. Предпринимательские

слои в Китае всегда были устранены из политической жизни, и

это унаследовала китайская буржуазия и в XX в. Даже по про-

шествии десяти лет после победы Синьхайской революции в Ки-

тае не было политических и экономических общенациональных

организаций китайской буржуазии, не было буржуазных полити-

ков и идеологов, способных программу буржуазного развития

страны сделать действенным политико-идеологическим оружием

утверждения гегемонии буржуазии.

Как показало первое послесиньхайское десятилетие, претен-

зию на такую гегемонию заявили так называемые новые средние

слои — служащие республиканских учреждений и капиталисти-

ческих фирм, учителя и студенты, функционеры политических

партий и общественных организаций, офицерство. «Новыми»

они были потому, что с начала XX в. интенсивно шел процесс

распада прежнего служивого сословия (шэньши) и разворачивал-

ся процесс складывания новой интеллигенции — служивой и не

служивой.

Отмена экзаменационной системы, а затем гибель империи ли-

шили шэньши официального высокого статуса и основных источ-

ников доходов. Миллионы шэньши и миллионы их детей оказа-

лись за пределами господствующего класса, как бы вне системы.

Они были вынуждены искать новый социальный статус и новые

425

источники доходов. Именно они прежде всего заполняли аудито-

рии быстро растущего числа китайских университетов и состав-

ляли значительную часть уезжавших учиться за границу. Именно

они шли в военные училища и занимали офицерские должности

в быстро растущих милитаристских армиях. Именно они попол-

няли число лиц «свободных профессий», которые теперь получа-

ли новый статус и новую сферу деятельности. Именно они дела-

лись функционерами и активистами создававшихся политичес-

ких партий и общественных организаций и т.п. Это не значит,

однако, что новые средние слои не пополнялись выходцами из

нешэньшийской среды — эти слои пополнялись, естественно,

за счет многих других социальных групп, но шэньшийская среда

выдвигала наиболее подготовленных, обедневшие шэньши были

и наиболее активными в своей социальной переориентации.

Незавершенность складывания классов нового, буржуазного

общества и недоразрушенность старых традиционных общностей,

переходность всей социальной структуры Китая послесиньхайс-

кого времени делали социальные позиции новой интеллигенции

весьма автономными, а относительно высокий образовательный

уровень (всегда в Китае престижный) и приобщенность к совре-

менным формам производственной и политической организации

позволяли не без успеха претендовать на лидерство в политичес-

кой жизни страны. Появление новых средних слоев (в более уз-

ком смысле — новой интеллигенции) и их новая социально-по-

литическая роль были наиболее значимым, хотя и выявившимся

не сразу, социально-классовым сдвигом, последовавшим за Синь-

хайской революцией.

Глава XIV

КИТАЙ ПОСЛЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

(1918-1927)

1. «ДВИЖЕНИЕ 4 МАЯ» 1919 г.

И ПОДЪЕМ ОСВОБОДИТЕЛЬНОЙ БОРЬБЫ

Окончание мировой войны, в которую был вовлечен и Ки-

тай, с новой остротой выявило основные противоречия китайс-

кого общества и прежде всего его полуколониальное положение.

Вместе с тем его раздробленность, не позволявшая использовать

формально сохранявшуюся национальную государственность для

решения национальных задач, стала все более осознаваться как

первейшее препятствие национальному возрождению. Вот поче-

му в первые же месяцы после окончания войны делаются новые

попытки объединения Севера и Юга. Они были стимулированы

как обострившимся в годы войны сознанием необходимости пре-

одолеть раздробленность страны, так и политическим маневри-

рованием держав, в частности нежеланием США и некоторых

европейских государств примириться с возросшим влиянием

Японии в Китае.

Попытки созвать новую объединительную конференцию пред-

принимались уже с конца 1918 г. В феврале 1919 г. в Шанхае встре-

тились представители пекинского и гуанчжоуского правительств

и начали обсуждать пути прекращения военных действий между

Севером и Югом, а также меры, необходимые для воссоздания

единства страны. Противоречивые милитаристские интересы не

позволили конференции добиться каких-либо конструктивных

результатов и, прерванная в мае 1919 г., она так и не сумела во-

зобновить свою работу. Однако развитие политических событий в

стране весной этого же года выявило новые политические и идей-

ные факторы, которые в перспективе могли способствовать объе-

динению Китая, но уже иными путями, без милитаристов и воп-

реки их интересам.

В начале 1919 г. внимание китайской общественности было при-

влечено к открывшейся в январе в Париже мирной конферен-

ции, на которой Китай, рассчитывая на «благодарность» стран

Антанты, предполагал существенно улучшить свои международ-

ные позиции. Отражая возросшее общественное давление, ки-

тайская объединенная правительственная делегация пвтребовала

ликвидации позорного японо-китайского соглашения от 9 Мая

427

1915 г. («21 требование») и сфер влияния, возвращения Китаю

концессий и таможенной автономии, вывода иностранных войск

и т.п. Но прежде всего китайская делегация надеялась на возвра-

щение Китаю всех прав и владений Германии в пров. Шаньдун,

фактически захваченных в годы войны Японией. Однако китайс-

кую делегацию и китайскую общественность ждало глубокое ра-

зочарование. Союзники отказались вообще рассматривать вопрос

о восстановлении суверенитета Китая, попранного неравноправ-

ными договорами, и, поддавшись политическому шантажу со

стороны Японии, 30 апреля признали за ней захваченное ею «пра-

во» на германское «наследство».

Это циничное решение вызвало взрыв стихийного возмуще-

ния в разных городах Китая и в самых различных социальных

слоях. Первыми выступили пекинские студенты. 4 мая более 3 тыс.

студентов 13 высших учебных заведений Пекина вышли на пло-

щадь Тяньаньмынь с требованиями не подписывать Версальский

мирный договор, аннулировать «21 требование», изгнать из пра-

вительства прояпонски настроенных министров и т.п. Попытки

японофильского правительства Дуань Цижуя силой подавить мо-

лодежное движение протеста вызвало лишь новую и более широ-

кую волну антияпонских и антиправительственных выступлений

уже не только в Пекине, но и в Тяньцзине, Шанхае, Нанкине,

Чанша и других городах. В майские дни в движении протеста ак-

тивно участвовали учащиеся высших и средних учебных заведе-

ний. Однако новые правительственные репрессии в начале июня

привели к тому, что социальный состав этого антияпонского дви-

жения расширился, а центр его переместился в Шанхай, где 4

июня, солидаризируясь с учащейся молодежью, объявили все-

общую стачку торговцы, которую поддержали забастовкой шан-

хайские рабочие. В патриотическом движении протеста участво-

вало примерно 60 тыс. шанхайских рабочих, а затем и рабочие

других городов. Они использовали традиционное средство проле-

тарской борьбы — забастовку, и это стало принципиально но-

вым явлением политической жизни страны.

Массовая кампания протеста заставила правительство отка-

заться от подписания Версальского мирного договора, уволить

японофильских министров, прекратить репрессии против участ-

ников патриотического движения. Все это говорило о его значи-

тельном успехе. Однако историческое место «Движения 4 мая»

определяется не только этим. Начавшись как стихийный протест,

«Движение 4 мая» постепенно принимало черты сознательного

антиимпериалистического движения (хотя и направленного в дан-

ном случае только против японского империализма), впервые

объединившего социально разнородные силы — учащуюся моло-

428

дежь, буржуазию, рабочий класс. Общенациональный характер

подъема был столь значительным, что даже некоторые милитарис-

ты (например, У Пэйфу) вынуждены были его поддержать. Хо-

тя гнев китайской общественности был направлен в первую оче-

редь против японского империализма, активные выступления

против Версальского мирного договора и требования восстано-

вить суверенитет страны свидетельствовали о том, что сделан

важный шаг к сознательной общенациональной борьбе против

всей системы колониального гнета.

«Движение 4 мая» было подготовлено всем идейно-политичес-

ким развитием страны в послесиньхайские годы, постепенным

складыванием мощного потенциала национальной борьбы, все

более четким осознанием подлинных национальных интересов.

Растущий национальный и националистический потенциал в со-

бытиях мая—июня 1919 г. получил свое яркое выражение. Вмес-

те с тем само массовое патриотическое выступление стало по-

воротным пунктом в идейно-политическом развитии Китая, вы-

двинув на первый план проблему национального спасения и с

новой остротой поставив вопрос о путях развития и возрожде-

ния страны. «Движение 4 мая» как бы завершает просветитель-

ское «Движение за новую культуру», свидетельствует о начале

активной политизации передовой китайской интеллигенции и

об усилении радикальных настроений. На этот поворот, имевший

Судьбоносное значение для Китая, во многом повлияла победа

Октябрьской революции в России.

Победа Октябрьской революции не могла не привлечь внима-

ние радикально настроенных участников «Движения 4 мая» к

Опыту Октября, к марксизму. Из среды радикальной интеллиген-

ции, из активистов «Движения 4 мая» вышли первые сторонники

Марксизма — Чэнь Дусю, Ли Дачжао, Дэн Чжунся, Цай Хэсэнь,

Чжан Тайлэй, Пэн Бай, Юнь Дайин и некоторые другие. Осо-

бенно большое значение для распространения марксизма в Ки-

тае имел переход на марксистские позиции Чэнь Дусю и Ли Дач-

жао — лидеров «Движения за новую культуру» и «Движения

4 мая», обладавших большим политическим и моральным авто-

ритетом среди передовой молодежи.

Именно Ли Дачжао принадлежал призыв к китайскому наро-

ду «последовать примеру русских», провозглашенный им в кон-

це 1918 г. Осенью 1919 г. в журнале «Синь циннянь» он публи-

кует статью, которую можно рассматривать как первую попытку

в Китае дать систематизированное изложение основ марксист-

ского учения. Обращение Ли Дачжао и других революционно

Настроенных китайских молодых интеллигентов к опыту Октября

было вполне естественным. В победе молодой советской респуб-

429

лики в борьбе с интервенцией стран Антанты (т.е. тех же импе-

риалистических держав, которые рвали Китай на части), в про-

грамме социальных преобразований, в антиколониальной внеш-

ней политике новой России они увидели пути решения собствен-

ных проблем. Фактически распространение марксизма в после-

военные годы во многом связано с изучением опыта российских

большевиков и Октября. Не случайно первые сторонники марк-

сизма переводили прежде всего работы Ленина и Троцкого, на-

писанные после февраля 1917 г., видя именно в них выражение

революционного марксизма. Речь шла, таким образом, о воспри-

ятии ленинских идей, обобщавших опыт октябрьского переворо-

та, о восприятии ленинизма вне сложного и длительного разви-

тия всей марксистской мысли.

«Китайцы обрели марксизм в результате применения его рус-

скими... — напишет впоследствии Мао Цзэдун. — Идти по пути

русских — таков был вывод». В опыте Октября, в идеях лениниз-

ма молодых китайских радикалов привлекла близкая им мысль о

том, что процесс естественно-исторического развития («тяньянь-

ды цзиньбу» — по Сунь Ятсену) можно прервать и перейти к

такому революционному развитию («жэньлиды цзиньбу» — по

Сунь Ятсену), которое позволяло бы построить справедливое

социалистическое общество не как посткапиталистическое, а как

альтернативное ему. Однако передовая китайская интеллиген-

ция отнюдь не однозначно подходила к опыту Октября, к идеям

ленинизма. В послевоенном Китае развернулась острая полеми-

ка о путях развития страны — она продолжила те споры, кото-

рые начались еще в конце XIX в. и активно шли в предсинь-

хайские и послесиньхайские годы.

Продолжался спор об историческом месте традиционной ки-

тайской цивилизации, или — несколько шире — об особеннос-

тях истории и взаимодействии культур Востока и Запада. Фи-

лософ Ху Ши, ставший известным и влиятельным в ходе

«Движения за новую культуру», продолжал настаивать на отказе

от традиционных конфуцианских ценностей и проведении пол-

ной вестернизации как единственного пути возрождения Китая.

«Без всякого почтения, — писал Ху Ши, — я осуждаю нашу

восточную цивилизацию и горячо воспеваю современную циви-

лизацию Запада».

С противоположных позиций выступал авторитетный ученый

старшего поколения Ку Хунмин, видевший именно в конфу-

цианской традиции возможности возрождения богатого и могу-

чего Китая. Эту же точку зрения отстаивал молодой философ

Лян Шумин — один из наиболее ярких мыслителей-традицио-

налистов, ставший популярным благодаря своим выступлениям в

430