Мамфорд Л. Миф машины. Техника и развитие человечества
Подождите немного. Документ загружается.
ХН.
Первопроходцы
механизации
H~
этого
искусства
способствовали
результаты
ряда
изобретений,
сделанных
по
всему
миру
-
от
Кореи
и
Китая,
через
Перс~
и
Тур
Ц~,
до
последней
точки,
поставленной
-
почти
одновременно
-
в
Гарлеме
и
Майнце,
когда
Гуттенберг
и
Иоганн
Фуст
отлили
пере
движные
литеры
шрифта.
Это
-
первый
пример
того,
как
массовое
производство
с
помощью
создания
шаблона
превращается
в
дина
мичный
процесс,
в
котором
задействованы
стандартизированные,
взаимозаменяемые
и
сменные
части.
Печатный
станок,
если
обра
титься
к
его
собственной
истории,
наглядно
демонстрирует
переход
от
механизации
рабочего
к
механизации
самого
процесса
тру
да.
(Бо
лее
полный
обзор
этой
темы
можно
найти
в
моей
книге
«Искусство
и
техника».)
Но,
помимо
прямого
воздействия
печатного
станка
на
изобрете
ние
позднейших
машин,
его
появление
повлекло
за
собой
один
обще
ственный
результат,
который
был,
пожалуй,
не
менее
важным:
почти
сразу
же
дешевое
и
быстрое
производство
книг
сломало
давнюю
со
словную
монопол~
на
знание
-
особенно
на ту
разновидность
точ
ного
отвлеченного
знания,
математических
операций
и
физических
явлений,
которая
долгое
время
оставалась
уделом
узкого
сословия
профессионалов.
Печатная
книга
делала
все
больше
знаний
доступ
ными
для
всех,
кто
умел
читать,
даже
для
последних
бедняков;
и
од
ним
из
результатов
такой
демократизации
явилось
то,
что
само
зна
ние
-
в
противовес
легенде,
догматической
традиции
или
поэтиче
скому
вымыслу
-
сделалось
предметом
серьезного
независимого
ин
тереса,
распространившись
посредством
печатной
книги
на
все
об
ласти
жизни,
так что
неизмеримо
возрастало
число
людских
умов
-
в
прошлом,
настоящем
и
будущем,
-
которые
таким
способом
обща
лись
между
собой.
Обогащение
коллективного
человеческого
разума
посредством
печатания
и
распространения
книг,
сравнимо
только
с
соединением
вместе
отдельных
умов
и
разновидностей
опыта,
ставшим
возмож
ным
благодаря
изобретен~
дискурсивного
языка.
Расширение
об
ласти
научных
открытий
и
ускорение
механических
изобретений
то
же
можно
в
значительной
мере
приписать
возникновению
печатной
книги,
а
начиная
с
ХУН
века
-
и
появлению
печатных
научных
док
ладов
и
обозрений.
Перемены,
для
которых
при
ограниченном
коли
честве
рукописных
копий
понадобились
бы
целые
века,
благодаря
станку
происходили
почти
молниеносно.
Третье
ключевое
изобретение
-
механические
часы
-
стало
ис
точником
длинной
цепочки
других
изобретений,
завершивших
в
об
ласти
времени
и
движения
то,
что
сделало
увеличительное
стекло
с
371
Миф
машины
пространством.
Механические
часы
появились
в
XIV
веке,
хотя
неко
торые
части
этого
механизма
и,
разумеется,
сам
процесс
измерения
времени
возникли
гораздо
раньше,
вместе
с
водяными
часами
и
ас
трономическими
приборами
вроде
армиллярной
сферы,
позволявши
ми
следить
за
движениями
планет
и
сменой
времен
года.
Машина,
механизировавшая
само
время,
не
просто
упорядочивала
ход
днев
ных
забот:
она
соизмеряла
человеческие
дела
не
с
восходом
и
зака
том
солнца,
а
с
условными
перемещениями
часовых
и
минутных
стрелок;
таким
образом,
она
привносила
точность
измерений
и
кон
троль
над
временем
во
все
области
жизни,
задавая
независимый
стандарт,
по
которому
можно
было
размечать
и
подразделять
целые
сутки.
В
XVI
веке
часы
с
городской
башни
на
рыночной
площади,
где
они
висели
все
средневековье,
переместились
и
в
дома
знати.
заняв
место
на
каминной
полке,
а к
XIX
веку
они
уже
уменьшились
до
та
ких
размеров,
что
почти
превратилась
в
предмет
человеческого
кос
тюма:
их
носили
на
жилетной
цепочке,
в
кармане
или
на
запястье.
Пунктуальная
точность,
перестав
быть
«вежливостью
королей»,
пре
вратились
в
необходимый
атрибут
повседневных
дел
в
тех
странах,
где
одерживала
верх
механизация.
Измерение
пространства
и
време
ни
сделалось
неотъемлемой
частью
системы
контроля,
которой
за
падный
человек
опутал
всю
планету.
Карл
Маркс
одним
из
первых
понял
значение
часов
как
архети
пической
модели
для
всех
позднейших
машин:
в
1863
г.
в
письме
Фридриху
Энгельсу он
замечает,
что
«часы
-
это
первая
автоматиче
ская
машина,
приспособленная
к
практическим
целям;
благодаря
им
развилась
целая
теория
nроизводсmва
и
nравuльного
движения».
Кур
сив
-
автора
письма,
и
это
не
преувеличение;
однако
влияние
часов
не
ограничивалось
лишь
фабрикой:
ведь
помимо
того,
что
в
заводном
устройстве
часов
были
решены
важнейшие
механические
проблемы
передачи
движения
и
управления
им,
часы
к
тому
же,
благодаря
все
более
успешному
достижению
точности
увенчались
в
XVHI
веке
изобретением
судового
хронометра,
сделавшись
образцом
для
всех
точных
инструментов.
По
сути,
часы
явились
прообразом
всевозможных
автоматов:
практически
все,
чего
можно
достичь
с
помощью
автоматов
и
чего
мы
ожидаем
от
них,
было
впервые
осуществлено
в
часовом
механиз
ме.
В
постепенном
превращении
огромных
кафедральных
часов
ХУI
столетия
в
крошечные
наручные
часы
«с
автоматическим
заводом»,
с
их
функциями
календаря
и
будильника,
тоже
можно
увидеть
самый
ранний
пример
процесса
миниатюризации,
которой
сегодня
так
гор-
372
ХН.
Первопроходцы
механизации
ДИТСЯ
(и
небезосновательно)
электронная
технология.
Автомат
вре
мени
в
форме
часов
-
лучший
образчик
всех
более
крупных
систем
автоматизации.
Итак,
между
ХН
и
XVI
веками
были
сделаны
все
ключевые
изо
бретения,
на
основании
которых
предстояло
выстроить
целое
полчи
ще
новых машин,
совершив
первый
шаг
к
созданию
нового
типа
ме
гамашины:
это
водяная
и
ветряная
мельницы,
увеличительное
стекло,
печатный
станок
и
механические
часы.
От
указанных
изобретений
в
значительной
степени
зависели
все
позднейшие
технические
успехи,
в
корне
отличные
от
достижений
более
ранних
индустриальных
культур.
Именно
благодаря
этим
новым
техническим
достижениям
ученые
ХУП
века
обрели
реальную
возможность
совершить
то,
что
позднее
назовут
мировой
революцией,
и
что,
во всех
своих
главных
посылках
и
целях,
странным
образом
обнаруживало
сходство
с
«
эпо
хой
пирамид»
.
9
Предупреждения
Леонардо
да
Винчи
В
уме Леонардо
да
Винчи
(1452-1519),
одного
из
крупнейших
интел
лектуалов
великой
эпохи,
рядом
с
идеальными
размышлениями
со
седствовало
множество
практических
изобретений.
Леонардо
и
его
современники,
художники
и
инженеры,
еще
в
XVI
веке
продемонст
рировали,
сколь
многие
технические
достижения
нашей
собственной
эпохи
уже
предвкушались
в
воображении
и
даже
порой
испытыва
лись
на
настоящих
моделях
или
в
чертежах.
Сегодня
все
знакомы
с
многочисленными
дерзкими,
но
в
то
же
время
поразительно
практичными
замыслами
Леонардо
и
с
его
не
менее
практичными
предвидениями,
-
а в
числе
прочего,
и
с
его
не
удачной
«большой
птицей».
Последняя
являлась,
в
сущности,
плане
ром
с
неподвижным"
крыльями
-
не
у
давшейся
по
причинам,
кото
рые
вскоре
предстояло
объяснить
современнику
Леонардо,
Борелли,
проводившему
замечательные
исследования
передвижения
животных
и,
в
частности,
анатомии
птиц.
Даже
если
бы
Леонардовы
крылья
были
легкими
как
перья,
чтобы
махать
ими,
потребовались
бы
столь
же
мощные
грудные
мускулы,
как
те,
что
пропорционально
величине
тела
развиты
у
птиц.
Почему-то,
воздавая
должное
Леонардо
как
изобретателю
и
ин
женеру,
ученые
обычно
замалчивали,
что
он
был
весьма
встревожен
собственными
механическими
фантазиями.
Подобно
Роджеру
Бэко
ну,
Леонардо
тоже
предсказывал
в
загадочных
выражениях
(как
буд
то
видя
все
это
во
сне),
что
«люди
будут
передвигаться,
не
двигаясь
373
Миф
машины
[автомобиль],
говорить
с
отсутствующими
[телефон],
слышать
тех,
кто
не
разговаривает
[фонограф].»
Но
в
другой
своей
фантазии,
обле
ченной
в
форму
письма,
он
создает
образ
жуткого
чудовища,
которое
нападет
на
человеческий
род
и
истребит
его.
Хотя
Леонардо
наделил
это
чудовище
осязаемым
гигантским
недочеловеческим
обличьем,
злодеяния
монстра,
пожалуй,
слишком
напоминают
чудовищные
на
учно
разработанные
способы
уничтожения
людей,
имевшие
место
уже
в
нашу
эпоху.
Неуязвимость
самого
чудовища
к
нападениям
лишь
довершает
картину
сходства
с
переносимым
по
воздуху
атом
ным,
бактериальным
и
химическим
оружием,
которому
сегодня
под
силу
уничтожить
все
человечество.
Описание
Леонардо,
напечатан
ное
в
переводе
его
дневников,
выполненном
Маккерди
и
озаглавлен
ном
«Сказки»,
необходимо
привести
здесь
целиком.
«Увы,
сколь
много
раз
пытались
нападать
на
этого
свирепст
вующего
демона,
но
ему
все
нипочем.
О
злосчастные
люди,
не
по
могли
вам
ни
неприступные
крепости,
ни
высокие
стены
ваших
горо
дов,
ни
многочисленные
полчища,
ни
ваши
дома
и
дворцы!
Не
оста
лось
иного
места,
кроме
малых
щелей
и
подземных
пещер,
где,
слов
но
крабы,
сверчки
и
другие
подобные
существа,
могли
бы
вы
обрести
укрытие
и
средство
спасения.
О,
сколь
многие
злосчастные
матери
и
отцы
лишились
своих
чад!
Сколь
многие
женщины
лишились
своих
возлюбленных.
Поистине,
друг
мой
Бенедетто, не
верю
я,
что
с
той
поры,
как
был
сотворен
мир,
так
сетовали
и
стенали
люди,
объятые
столь
великим
ужасом.
Поистине,
роду
человеческому
в
таком
бедст
вии
приходится
завидовать
всем
иным
живым
созданиям
...
Ибо
нам,
злосчастным
смертным,
не
суждено
спастись
бегством:
чудище,
сту
пая
вперед
медленно,
намного
превосходит
по
скорости
быстрейшего
из
бегунов.
Не
знаю
я,
что
говорить
или
делать,
ибо
повсюду
мне
представ
ляется,
будто
я
плыву
со
склоненной
головой
внутри
чьей-то
могучей
глотки
и
сам
не
различаю
собственной
смерти,
найдя
погребение
внутри
огромного
чрева.»
Разумеется,
невозможно
доказать,
что
эти
кошмары
являлись
оборотной
стороной
других,
исполненных
надежд,
мыслей
Леонардо
о
будущем:
однако
современники
последней
половины
столетия,
ис
пытали
на себе
и
механические
триумфы,
и
принесенный
ими
чело
веческий
ужас;
к
тому
же
мы
знаем
-
даже
лучше,
чем
Леонардо,
-
что
историческая
действительность
во
много
крат
превзошла
преду
гаданные
им
злодеяния.
Подобно
своим
последователям,
которые
действительно
всяче
ски
поддерживали
миф
машины
набиравший
практическую
силу,
374
ХН.
Первопроходцы
механизации
Леонардо
едва
ли
сознавал,
что
он
сам
и
предвещает
появление
этого
мифа,
и
служит
ему.
Как
и они,
он,
вероятно,
полагал,
что
создает
некий
более
ощутимый
рациональный
порядок,
дающий
возмож
ность
его
проницательному
разуму
при
помощи
более
адекватных
методов
и
средств,
чем
все
когда-либо
ранее
доступные,
сделать
при
родные
явления
предметом
человеческого
понимания.
Технические
предпосылки
казались
столь
простыми,
их
цель
-
столь
разумной,
а
методы
-
столь
доступными
всеобщему
подражанюо,
что
Леонардо
так
и
не
задался
вопросом,
над
которым
должны
сегодня
задуматься
мы:
является
ли
одно
только
разумение,
каким
бы
чистым
и незапят
нанным
оно
ни
было,
подходящим
средством
для
того,
чтобы
оце
нить
потребности
и
цели
жизни?
И
все же,
некоторые
догадки
на
этот
счет
уже
мелькали
в
глуби
нах
осознанных
интересов
Леонардо
и
несколько
омрачали
его,
в
ос
тальном,
благоприятные
представления
о
пользе
рациональных
изо
бретений
для
человека.
С
интеллектуальной
точки
зрения,
он
был
слишком
крупной
личностью,
чтобы
укладываться
в
рамки
стандарт
ных
категорий,
например,
инженера,
изобретателя,
художника
или
ученого;
впрочем,
подобно
своим
ближайшим
современникам,
Мике
ланджело
и
Дюреру,
да
и
многим
более
ранним
и
более
поздним
вы
дающимся
фигурам,
Леонардо
интересовался
весьма
широким
спек
тром
наук
-
от
геологии
до
человеческой
анатомии.
Но
он
осознал
ограниченность
одного
лишь
механического
изобретения.
В
одной
из
своих
дневниковых
заметок
он
написал:
«Да
будет
угодно
Создащю
нашему,
чтобы
я
сумел
раскрыть
природу
и
обычаи
человека
так
же
хорошо,
как
я
умею
изобразить
его
фигуру.»
Леонардо,
по
крайней
мере,
уловил
нечто
такое,
что
отсутство
вало
в
механической
картине
мира.
Он
понимал,
чtd
человек\-
KQTQPO-
го
он
препарировал
в
анатомическом
театре
и
правдоподобно
изо
бражал
на
бумаге
-
это
еще
не
весь
человек.
Неподвластное
глазу
и
скальпелю,
было
не
менее
важно
для
описания
любого
живого
суще
ства.
Без
понимания
истории,
культуры,
надежд
и
мечтаний
человека
сама
сущность
его
бытия
оставалась
необъяснимоЙ.
Так
Леонардо
познал
ограниченность
своих
анатомических
штудий
и
меха~еских
изобретений:
человек,
которого
он
рассекал
и
затем
воспроизводил
на
листе
бумаге
-
еще
не
весь человек;
и
собственным
примером
он
показал,
что
подавляемая
часть
бессознательного
мира
человека
в
конце
концов
вырвется
наружу
в
виде
тех
самых
кошмаров,
что
пре
следуют
ныне
все
человечествр.
К
несчастью,
таланты
Леонардо
-
как это
и
сегодня
часто случа
ется
с
лучшими
учеными,
занятыми
вопросами
техники,
-
враждова-
375
Миф
машины
ли
с
его
совестью.
Стремясь
полнее
овладеть
машиной,
он
был
готов
-
подобно
многим
современным
ученым
-
продать
свои
услуги
гер
цогу
Миланскому
105,
одному
из
виднейших
деспотов
той
эпохи,
-
лишь
бы
получить
возможность
на
деле
испытать
свой
изобретатель
ский
талант.
Однако,
поскольку
новая
идеологическая
система
тогда
еще
не
сложилась,
Леонардо
сохранял
ту
интеллектуальную
свободу
и
нравственную
дисциплину,
о
какой
после
XYHI
века
приходилось
только
мечтать.
Так,
изобретя
подводную
лодку,
он сам
же
и
отверг
свое
изобретение
«
по
причине
злобной
натуры
человека,
который
готов
убивать
себе
подобных
даже
на
дне
морском».
Такая
сдержан
ность
говорит
о
нравственной
отзывчивости,
у
Леонардо
не
меньшей,
чем
его
изобретательские
способности;
лишь
горстка
современных
ученых
-
таких,
как
покойный
Норберт
Винер
или
Лео
Силардl()6
-
в
наши
дни
выказывали
подобную
же
озабоченность
последствиями
своих
открытий
и
умение
вовремя
остановиться.
Упорная
озабоченность
Леонардо
нравственными
вопросами,
касавшимися
того
нового
человека,
которым
он
становился
сам
и
которому
он,
в
свою
очередь,
помогал
сформироваться,
-
ставит
его
в
стороне
от
тех,
кто
ограничивал
свое
внимание
лишь
наблюдениями,
опытами
и
уравнениями,
не
испытывая
ни
малейшего
чувства
ответ
ственности
за
последствия
своих
занятий.
По-видимому,
такая
чувст
вительность
к
социальным
последствиям
изобретений
по
рождала
внутренний
конфликт,
препятствовавший
успеху
Леонардо.
Однако
столь
силен
был
напор
и
механизации,
и
войны,
что,
поддавшись
влиянию
своего
механического
демона,
Леонардо
все-таки
изобрел
не
только
подводную
лодку,
но
и
сухопутные
танки
и
скорострель
ные
пушки,
а
также
множество
других
устройств
подобного
рода.
Если
бы
яркие
предчувствия
и
внутренние
борения
мучили
и
всех
остальных
ученых,
вся
позднейшая
механизация
развивалась
бы
бо
лее
медЛенными
темпами.
Леонардо
гордился
своим
статусом
инженера:
он
даже
составил
перечень
из
полудюжины
инженеров
классической
эпохи
-
от
Каллия
Родосского
до
Каллимаха
Афинского
(того
самого,
который
умел
отливать
крупные
изваяния
в
бронзе),
-
словно
для
того,
чтобы
само
му
себе
отвести
достойное
место
в
ряду
древних
мастеров.
С
чувст
вом
истории,
утраченным
инженерами
позднейших
времен,
он
рылся
в
анналах
античности
в
поисках
каких-нибудь
ценных
подсказок
от
греческих
и
римских
инженеров.
Леонардо
даже
ссылался
на
тот
факт
(к
нашему
нынешнему
изумлению),
что
египтяне.
эфиопы
и
арабы
пользовались
древним
ассирийским
способом
надувать
меха,
чтобы
переправлять
верблюдов
и
воинов
по
воде
при
форсировании
376
ХН.
Первопроходцы
механизации
рек;
кроме
того,
он
одобрительно
высказывался
о
строительстве
не
потопляемых
лодок
для
перебрасывания
войск,
тоже
по
древнеасси
рийскому
образцу.
В
своем
интересе
к
войне
Леонардо
был
не
одинок;
многочис
ленная
группа
чрезвычайно
изобретательных
умов
Италии,
Франции
и
Германии
посвятившая
себя
военному
инженерному
делу.
Непо
средственными
услуrами
этих
ученых
мужей
-
пусть
и
не
целиком
их
изобретательскими
дарованиями
-
пользовался
целый
ряд
абсолют
ных
монархов,
которые
воспроизводили
в
миниатюре
могущество
и
честолюбие
более
древних
властителеЙ-единодержцев.
Эти
талантли
вые
инженеры
сооружали
каналы
со
шлюзами
и
различные
укрепле
ния;
они
изобрели
су
да
на
гребных
колесах,
водолазный
колокол,
ветряную
турбину.
Еще
до
Леонардо
Фонтана
изобрел
велосипед
и
военный
танк
(1420),
а
Конрад
Кайезер
фон
Эйхштедт
-
водолазный
костюм
(1405)
и
адскую
машину.
Не
стоит
удивляться,
что
спрос
на
подобные
изобретения
опре
деляли
отнюдь
не
сельское
хозяйство
и
ремесленная
промышлен
ность;
стимулом
к
изобретениям,
а
то
и
прямой
практической
под
держкой,
послужил
социо-технический
комплекс
власти,
породив
ший
и
предыдущие
мегамашины:
абсолютизм
и
война.
Кроме
того,
Леонардо
был
знаком
со
старинным
немецким
спо
собом
приготовления
отравляющего
газа
(из
перьев,
реальгара
107
и
серы)
для
удушения
вражеских
гарнизонов:
это
мрачное
изобретение
ХУ
века
-
предшественник
первого
массового
применения
отрав
ляющих
газов
уже
в
ХХ
веке
все
теми
же
немцами.
Подобно
другим
военным
инженерам
своей
эпохи,
Леонардо
вынашивал
идею
броне
носных
танков,
переДВ!iгавшихся
с
помощью
ручных
рычагов,
а
так
же
-
идею
вращающихся
кос,
которые
двигались
впереди
запряжен
ной
лошадьми
колесницы
и
скашивали
врагов,
словно
траву.
Мы
начинаем
понимать,
сколь
глубоко
стал
вновь
укореняться
в
современном
мышлении
давний
миф
о
неограниченной
власти,
когда
наблюдаем,
как
Леонардо
-
этот
великодушный
и
гуманный
мысли
тель,
нежный
душою,
покупавший
на
рыночной
площади
птиц
в
клетках,
чтобы
выпустить
их
на
волю,
-
оставил
живопись
и
отдал
столько
умственной
энергии
военным
изобретениям
и
разрушитель
ным
фантазиям.
Сосредоточив
свои
великолепные
технические
та
ланты
на
сельском
хозяйстве,
он
смог
бы
совершить
в
этой
области
механический
переворот,
сравнимый
с
тем,
что
действительно
начал
ся
с
его
изобретением
челнока
для
автоматического
ткацкого
станка.
Вопреки
чрезмерно
оптимистичным
пророкам
XIX
века,
прирав
нивавшим
механические
изобретения
к
усовершенствованию
челове-
25-1192
377
Миф
машины
чества,
мечты
Леонардо
омрачались
осознанием
чудовищной
челове
ческой
жестокости
и
предвидением
коварных
злодеяний,
для
совер
шения
которых
и
предназначались
некоторые
из
придуманных
им
самим
военных
орудий.
В
его
снах
эти
ужасы
смешивались
с
ожи
даемыми
чудесами,
как,
например,
в
следующем
пророчестве:
«Лю
дям
будет
казаться,
что небеса
грозят
им
новой
погибелью,
и
пламя,
нисходящее
сверху,
словно
обратит
в
бегство,
в
ужасе
спасаясь;
они
услышат,
как
существа
различного
рода
разговаривают
на
человече
ском
языке;
они
разбегутся
по
разным
сторонам
света,
не
двигаясь
с
места;
и
посреди
тьмы
узрят
сверкающий
свет.
О
дивное
человечест
во!
Что
за
безумие
обуяло
тебя!»
От
туманных
и
двусмысленных
прорицаний
современника
Лео
нардо,
Нострадамуса,
можно
легко
отмахнуться,
но
сам
Леонардо
доверил
бумаге
куда более
удивительные
предсказания
касательно
того мира,
который
в
конце
концов
породят
наука
и
механизация.
В
своих
записях
о
некромантии
он
беспощадно
критиковал
людей,
в
ту
пору
всерьез
рассуждавших
о
каких-то
«незримых
существах»,
якобы
наделенных
фантастической
могучей
способностью
преобразовывать
современный
мир.
Многие
из
этих
фантазий
представляли
собой
все
го
лишь
ранние
бессознательные
проекции
природных
сил,
которые
позднее
обрели
конкретную
форму;
и
никто
не
описывал
последствия
таковых
сил
более
резко,
чем
Леонардо,
хотя
он
и
вовсе
отрицал
их
существование.
Если
верить
утверждениям
некромантов,
писал
Леонардо,
то
({
...
нет
на
земле
ничего,
что
обладало
бы
такой
способностью
навре
дить
или
сделать
добро
человеку
...
Будь
это
правдоЙ
...
можно
было
бы
возмутить
безмятежную
ясность
воздуха
и
окрасить
ее
в
сумрач
ные
цвета
ночи,
вызвать
разгул
стихий
и
сотворить
бури
ужасающи
ми
раскатами
грома
и
вспышками
молний,
прорывающихся
сквозь
тьму,
яростным
ураганом
обрушить
высокие
дома
и
выкорчевать
ле
са,
сбросить
их
на
войска
и
опрокинуть
врагов,
и
-
даже
страшнее
-
учинить
разрушительные
бури,
чтобы
тем
самым
лишить
земледель
ца
награды
за
его
труды.
Ибо
какой
иной
способ
ведения
войны
мо
жет
навлечь
на
врага
больший
вред,
как
не
тот,
что
отнимет
у него
весь
урожай?
Какая
морская
битва
сравнится
с
яростной
схваткой
повелителя
ветров,
вызывающего
губительные
бури,
которые
спо
собны
потопить
любой
флот?
Поистине,
властелин
таких
непобеди
мых
сил,
сделается
повелителем
всех
народов,
и
ни
одно
человече
ское
умение
не
сумеет
противостоять
его
разрушительной
мощи.
Не
доступные
сокровища,
драгоценности,
сокрытые
во
чреве
земли,
от
кроются
ему;
и
ни
один
затвор,
ни
одна
крепость,
сколь
бы
прочными
378
ХН.
Первопроходцы
механизации
они
ни
казались,
не
спасут
никого
от
воли
такого
некроманта.
Он
велит
перенести
себя
по
воздуху
с
Востока
на
Запад,
а
затем
по
всем
дальним
концам
вселенной.
Но
к
чему
я
говорю
все
это,
добавляя
пример
за
примером?
Разве
есть
еще
хоть
что-то,
невозможное
ДЛЯ
такого
сведущего
в
механике
искусника?
Почти
ничего
-
кроме
из
бавления
от смерти.»
Что
же
сегодня,
в
свете
истории,
более
поразительно:
сами
эти
чистейшие
фантазии,
выплеснувшиеся
из
глубин
бессознательного
без
всяких
подсказок
со
стороны
истории
или
тогдашнего
опыта,
или
Леонардово
истолкование
тех
последствий
ДЛЯ
человечества,
которые
вытекают
из
уверений
некромантов,
если
в
них
есть
хоть
доля
прав
ды?
Этот
первый
отклик
ясно
предвосхитил
в
обличье
сна
то,
что
спустя
века
стало
чудовищной
действительностью:
столь
мощный
контроль
над
силами
природы,
что
его
достаточно
ДЛЯ
полного
унич
тожения
всего
живого
на
земле.
Надо
отдать
должное
Леонардо,
он
предчувствовал
-
почти
за
пять
столетий'
-
смысл
этих
страшных
видений.
Он
предвидел,
чем
может
обернуться
безграничная
власть,
окажись
она
в
руках
непрозревших
и
неперерожденных
людей,
пред
видел
так
же
явственно,
как
уже
в
реальности
наблюдал
Генри
Адамс
накануне
ее
достижения.
Выражая
отношение
к
такой
некромантской
мечте,
Леонардо
допустил
только
одну
ошибку:
он
счел,
что
эта
мечта
беспочвенна,
« ...
ибо
не
существует
тех
бестелесных
сущностей,
о
которых
твердит
некромантия».
Он
не
мог
предположить
даже
теоретическую
вероят
ность
подобного
-
слишком
уж
далека
от
возможного
была
на
его
взгляд,
некромантская
мечта,
чтобы
предвидеть,ЧТО
спустя
века
наука
обнаружит
эти
«бестелесные
сущности»
в
сердцевине
столь
же
неви
димого
атома.
Когда
же
роковое
открытие
было
сделано,
все
осталь
ные
звенья
в
цепочке
рассуждений
Леонардо
оказались
здравыми
обоснованиями.
Я
отнюдь
не
одинок
в
таком
истолковании
зловещих
предсказа
ний
Леонардо:
да
и
сам
Леонардо
не
был
одинок,
как
указал
сэр
Кен
нет
Кларк
1О8
•
Кларк
видит
в
рисунках
Леонардо,
изображающих
по
топ,
предвестие
космической
катастрофы,
которую
он
связывает
с
другими
апокалиптическими
размышлениями,
появившимися
около
1500
года
и
навеявшими
Дюреру
сон
о
сходном
космическом
бедст
вии,
который
тот
изобразил
на
рисунке,
датированном
1525
годом.
Эти
сновидения
оказались
даже
более
важными,
чем
деформирован
ные
образы
и
лопнувшая
пустота
многих
произведений
современной
живописи:
ведь
последние,
не
являясь
пророческими
предчувствия
ми,
едва
ли
многим
ценнее
непосредственно
запечатленных
наблю-
25*
379
Миф
машины
дений
физических
руин
и
нарушенных
умственных
состояний.
И
за
мыслы
Леонардо,
и
его
тревоги
проливают
свет
на
то,
что
произошло
много
позднее.
В
течение
четырех
следующих
столетий
видения
ужаса,
о
кото
рых
писал
Леонардо
в
своих
личных
дневниках,
по-видимому,
не
давали
о
себе
знать:
их
заслонял
заметный
и
очевидный
рост
упоря
доченных
научных
толкований
и
конструктивных
технических
дос
тижений.
Люди
-
по
крайней
мере,
наиболее
благополучные
сословия
промышленников,
численность
и
влияние
которых
продолжали
рас
ти,
набирая
силу
в
противовес
прежним
феодальным
и
клерикальным
владениям,
-
поверили
в
та,
что
выгода
от
науки
и
механизации
пе
ревесит
их
собственные
недостатки.
И,
разумеется,
тысячи
новых
изобретений
и
ощутимых
улучшений
подтверждали
многие
из
этих
надежд.
Однако
при
ближайшем
рассмотрении
общественные
результаты
были
куда
тревожнее,
чем
хотели
бы
признать
пророки
механическо
го
прогресса.
Уже
с
начала
ХУ
века
изуродованные
пейзажи,
осквер
ненные
реки,
загрязненный
воздух,
перенаселенные
грязные
трущо
бы,
эпидемии
заразных
болезней,
беспощадное
искоренение
старин
ных
ремесел,
разрушение
ценных
памятников
архитектуры
и
исто
рии,
-
все
эти
потери
уравновешивали
приобретения.
Многие
из
поя
вившихся
зол
оправдывались
уже
в
трактате
Агриколы
о
горном
деле
-
«Dе
ге
metallica».109
В
пору
промышленного
расцвета
XIX
века
джон
Стюарт
Милль,
отнюдь
не
враг
механического
прогресса,
в
своем
сочинении
«
Начала
экономики»
еще
мог
усомниться,
облегчил
ли
весь
доступный
тогда
арсенал
машин
хотя
бы
один
трудовой
день
хотя
бы
одному-единственному
человеку.
И
все
же,
многие
из
дости
жений
были
действительно
полезными;
некоторым
из
них
предстояло
заслуженно
стать
частью
стойкого
наследия
человечества.
Если
блага,
которые
сулили
механические
изобретения
и
капи
талистический
строй,
было,
естественно,
легче
предвидеть,
чем
поро
ки,
то
одно
зло
-
куда
более
огромное,
чем
все
прочие,
вместе
взятые,
-
ввиду
отсутствия
каких-либо
исторических
сведений
в
ту
пору,
бы
ло
невозможно
предугадать
заранее
или
предотвратить.
Я
имею
в
виду
воскрешение
мегамашины.
Коалиция
всех
установлений
и
сил,
обзор
которых
мы
только
что
завершили,
расчистила
место
для
соз
дания
мегамашины
в
столь
колоссальном
масштабе,
о
каком
не
могли
бы
и
помыслить
даже
Хеопс
или
Хефрен,
Нарамсин,
Ашшурбани
пал
110
или
Александр
Македонский.
Накопленное
множество
меха
нических
приспособлений
наконец
позволило
невероятно
увеличить
размах
мегамашины,
последовательно
заменяя
непокорные
или
не-
380