Мамфорд Л. Миф машины. Техника и развитие человечества
Подождите немного. Документ загружается.
ХН.
Первопроходцы
механизации
в
весьма
ранний
период
эти
противоположные,
но
в
то
же
время
взаимодополняющие
черты
нашли
совместное
выражение
в
ордене
рыцарей-храмовников,
этих
средневековых
воителей-банкиров.
Кро
ме
того,
не
противоречило
новому
капиталистическому
духу
и
то,
что
торговые
союзы
в
крупных
городах
Ганзы
были
организованы,
по
сути,
на
манер
монашеских
общин
и
подчинялись
жесткой
военной
дисциплине.
Это
сочетание
качеств,
в
свою
очередь,
перешло
в
научную
идеологюо
ХУН
века:
готовность
поддерживать
смелые
гипотезы,
желание
расчленять
сложные
органические
единства,
в
то
же
время
поверяя
новые
теоретические
догадки
внимательным
наблюдением
и
экспериментом.
Несмотря
на
разницу
в
происхождении
и
вроде
бы
несовместимые
цели,
монах,
воин,
купец
и
новоявленный
натурфи
лософ
или
ученый-экспериментатор
стояли
друг
к
другу
куда
ближе,
чем
сами
это
понимали.
Как
Йон
Габриэль
Боркман
100 -
ибсеновский
герой,
который
подытожил
капиталистический
дух
XIX
столетия,
-
каждый
был
готов
испытать
любовь
и
пожертвовать
жизнью,
чтобы
достичь
власти
-
сколь
бы
сублимированной
или
до
неузнаваемости
преображенной
эта
власть
ни
представлялась.
Но
в
то
же
время
капитализм,
удовлетворяя
свою
ненасытную
страсть
к
материальным
богатствам,
перенял
и
перевел
на
язык
соб
ственных
понятий
экономику
изобилия,
которая
изначально
была
делом
-
и
отличительной
приметой
-
божественной
царской
власти.
Действительный
рост
производительности
приносил
зачастую
счаст
ливое
освобождение
от
мучительных
оков
природной
бедности
и
хо
зяйственной
отсталости;
к
тому
же,
он
ускорял
приближение
нарас
тающего
бунта
против
аскетических
запретов
ортодоксального
хри
стианства,
которые
легко
было
проповедовать
в
«смутное
время»,
когда
им
не
находилось
соблазнительных
альтернатив,
но
которые
теперь
казались
беспричинными
и
неоправданно
враждебными
жизни.
Спустя
несколько
веков
новый
капиталистический
дух
бросил
вызов
срединной
христианской
этике:
в
безграничном
эгоизме
сэра
Джайлза
Оверрича
101
и
его
товарищей
по
рыночной
площади
не
было
места
милосердию
или
любви
в
каком-либо
из
исконных
смыслов
этих
слов.
Капиталистическая
система
ценностей,
по
сути,
преврати
ла
пять
из
семи
смертных
грехов
христианства
- гордыню,
зависть,
скупость,
алчность
и
похоть
-
В
положительные
общественные
доб
родетели,
видя
в
них
непременные
побуждения
ко
всякого
рода
хо
зяйственной
деятельности;
а
главные
добродетели,
начиная
с
любви
и
смирения,
были
отвергнуты
как
«вредящие
делу»
-
не
считая
тех
24-1192
361
Миф
машины
случаев,
когда
они
делали
рабочий
класс
более
послушным
и
покор
ным
хладнокровной
эксплуатации.
6
Дене:JICные
стимулы
динамического
развития
Вернер
Зомбарт
как-то
заметил,
что,
если
бы
его
попросили
устано
вить
дату
наступления
капитализма,
он
бы
указал
приблизительно
1202
г.
н.э.,
то
есть
дату
публикации
«Liber Abbaci»
Леонардо
Пизано
-
первого
популярного
трактата
по
арифметике.
Выбор
какой-либо
единственной
точки
отсчета,
разумеется,
останется
спорным:
ведь
можно
привести
десятки
столь
же
переломных
моментов.
Однако
среди
важнейших
черт
новоявленного
капитализма
-
его
особо
при
стальное
внимание
к
отвлеченным
количествам,
которое
развилось
как
раз
благодаря
подобным
наставительным
сочинениям.
Эта
новая
форма
универсальной
отчетности
обособляла
от
жи
вой
ткани
событий
именно
те
факторы,
что
можно
было
оценивать
на
безличном,
количественном
уровне.
Счет
числам
начался
здесь,
а
под
конец
только
числа
и
принимались
в
расчет.
Собственно,
это
и
было
более
важной
заслугой
капитализма,
чем
любой
из
вещественных
товаров,
которые
покупали
и
продавали
торговцы.
Лишь
тогда,
когда
привычка
прибегать
к
математическим
абстракциям укоренилась
среди
подавляющего
большинства
общества,
физические
н.ауки
смогли
вновь
утвердиться
на
тех
позициях,
какие
они
занимали
пре
жде
в
крупных
торговых
городах
ионической
Греции.
И
снова
-
от
нюдь
не
случайна
связь.
Фалес,
этот
первый
философ,
занимался
спе
куляцией
более
чем
в
каком-то
единственном
смысле:
согласно
Дио
гену
Лаэртскому,
однажды,
предвидя
большой
урожай
маслин,
он
заранее
по
дешевке
скупил
все
давильни
и
потом
разбогател, пере
продавая
их
по
дорогой
цене.
Везде,
где
утверждался
капиталистический
дух,
люди
сталкива
лись
с
отвлеченным
счетом
бухгалтерского
толка:
расчет
по времени,
взвешивание
и
измерение,
все
более
точного
характера,
стало
отли
чительной
приметой
всего
этого
режима.
Такая
перемена
не
была
чем-то
самопроизвольным:
она
явилась
результатом
осознанного
на
мерения
и
настойчивого
внушения.
Уже
с
XIII
века,
начальная
школа,
включавшая
обязательные
дисциплины
чтения,
письма
и
арифмети
ки,
насаждала
в
умах
учеников
также
основы
науки,
позволявшей
осуществлять
куплю-продажу
на
расстоянии,
составлять
договоры,
вести
бухгалтерские
книги
и
счета.
Спрос
на
надежную
информацию
и
тщательные
предсказания,
необходимые
при заочной
закупке
това
ров,
способствовал
укоренению
количественных
оценок
во
всех
об-
362
ХН.
Первопроходцы
механизации
ластях;
это
косну
лось
не
только
системы
мер
и
весов,
но
и
астроно
мических
наблюдений
в
навигации,
ставших
еще
точнее.
Безличный
бюрократический
характер
бухгалтерии
соревновал
ся
с
монашеским
или
военным
порядком
за
право
заложить
основа
ния
жесткой
дисциплины
и
безличной
правильности,
которые
теперь
постепенно
распространялись
на
все
стороны
официальной
жизни
западной
цивилизации.
Этот
порядок
незаметно
перешел
на
автома
тические
машины
и
компьютеры,
способные
выносить
человечные
суждения
и
проявлять
тактичность
еще
меньше,
чем
какой-нибудь
вышколенный
клерк.
Новая
бюрократия,
занимающаяся
управленче
скими
делами
и
координацией,
вновь
сделалась
необходимым
при
датком
всех
крупномасштабных
и
действующих
на
расстоянии
пред
приятий:
при
единообразии
норм
-
ведение
счетов
и
записей
задавало
тон
лля
всех
прочих
частей
машины.
Неспособность
считаться
с
этой
математической
стороной
механизации
как
прелюдией
к
промыш
ленным
изобретениям
породила
искаженное
и
однобокое
представ
ление
о
современной
технике.
На наш
ВЗГЛЯд,
именно
отдельные
ору
дия
и
машины
сами
по
себе
в
первую
очередь
способствовали
пере
менам,
которые
сначала
произошли
в
человеческом
мышлении
и
впо
следствии
были
перенесены
на
различные
установления
и
механизмы.
В
течение
тех
веков,
когда
капитализм
и
механизм
обретали
форму,
их
окончательные
тенденции
оставались
в
значительной
мере
скрытыми,
ибо
на
их
пути
стояло
упрямое
соперничество
и
чу
довищ
ная
инерция
многих
других
установлений.
Уже
в
XVI
веке
богословы
из
Парижского
университета
осудили
открытие
государственных
банков
на
том
основании,
что
ростовщичество
(одалживание
денег
под
проценты)
есть
грех
согласно
христианской
теологии;
а
челове
колюбивая
опека,
которую
гильдии
предоставляли
своим
членам,
в
XVHI
веке
была
настолько
сильна,
что
новые
предприятия,
использо
вавшие
более
дешевые
методы
производства,
были
вынуждены
(как
указывал
Адам
Смит)
перемещаться
куда-нибудь
в
сельскую
мест
ность
или
в
не
охваченные
цеховой
системой
пригороды,
тайком
пе
реправляя
свои
товары
в
город.
Устремленные
к
загробному
миру
церковные
доктрины
и
стро
гие
феодальные
обычаи
-
например,
не
подлежащая
продаже
земель
ная
собственность,
цеховые
правила,
высокие
стандарты
ремесла,
семейные
интересы,
-
всё
это
замедляло
скорость
капиталистических
завоеваний.
Стремление
к
качеству
долгое
время
конфликтовало
с
потребностью
в
количестве.
Даже
в
XVI
веке,
когда
крупнейший
ав
стрийский
финансист
и
промышленник
Якоб
Фуггер
Старший
пред
ложил
своему
брату
войти
в
его
весьма
прибыльное
дело,
последний
363
Миф
машины
отказался,
объяснив,
что
столь
греховное
предприятие
помешает
ему
спасти
свою
душу.
В
ту
пору
еще
стоял
такой
выбор.
Более
того,
городской
капитализм
в
раннюю
пору
своего
распро
странения
в
Западной
Европе
был
подвержен
тем
же
порокам,
какие
порождала
царская
власть.
Ведущие
купеческие
города
прибегали
к
вооруженному
насилию
для
уничтожения
экономической
мощи
в
других
городах-соперниках
и
для
установления
максимально
полной
собственной
экономической
монополии.
Эти
столкновения
были
бо
лее
дорогостоящими,
разрушительными
и,
в
конечном
счете,
даже
более
бессмысленными,
чем
столкновения
между
купеческим
сосло
вием
и
феодальными
порядками.
Города
вроде
Флоренции,
беспри
чинно
нападавшие
на
другие
процветавшие
города -
например,
на
Лукку
и
Сиену,
-
не
только
подрывали
их
экономику,
но
и
подверга
ли
собственную
относительную
свободу
опасности
таких
же
ярост
ных
нападений
с
их
стороны.
Когда
же
капитализм
шагнул
за
океан,
то
его
представители
обходились
с
туземцами,
которых
они
повстре
чали
в
чужих
краях,
так
же
свирепо,
как
привыкли
обращаться
со
своими
ближайшими
соперниками.
Таким
образом,
капитализм
везде,
где
бы
он
ни
процветал,
уста
новил
три
главных
канона
успешного
хозяйственного
предпринима
тельства:
измерение
количества,
счет
и
регламентация
времени
(<<
Время
-
деньги»)
и
концентрация
на
абстрактном
денежном
возна
граждении.
Его
высшие
ценности
-
Власть,
Прибыль,
Престиж
-
проистекают
из
тех
же
источников;
все
они,
практически
не
меняя
личин,
явились
из
«эпохи
пирамид».
Первая
«ценность»
порождала
повсеместный
и
постоянный
подсчет
прибыли
и
убыли;
вторая
обес
печивала
высокую
производительность
труда
как
машин,
так
и
лю
дей;
а
третья
привносила
побудительный
стимул
в
повседневную
жизнь,
в
принuипе,
вполне
равноценный
-
с
позиций
капиталиста
-
монашескому
стремлению
к
вечной
награде
на
Небесах.
Погоня
за
деньгами
сделалась
страстью
и
наваждением
-
целью,
по
сравнению
с
которой
все
прочие
цели
выступали
лишь
средствами.
Когда
вместо
созерцательной
жизни
людей
религиозных
стала
повсеместно
цениться
деятельная
жизнь
купцов,
моряков,
финанси
стов
и
промышленников,
эти
каноны
обрели
форму
нравственных
императивов
-
если
не
невротических
побуждений.
Вместе
с
тем,
прежняя
система
ценностей
оставалась
настолько
незыблемой,
что
даже
в
XIX
веке
желание
удалиться
от
суетных
дел
в
расцвете
лет
все
еще
было
для
многих
купцов
намного
заманчивее,
чем
накапливать
все
больше
и
больше
денег,
постоянно
занимаясь
прибыльным
делом.
364
ХН.
Первопроходцы
механизации
Однако
абстрактным
выкладкам
капитализма,
в
конечном
итоге,
суждено
было
сыграть
куда
более
значительную
роль
и
внести
куда
более
важный
вклад
в
области
науки.
В
середине
ХУН
века,
когда
в
Лондоне
было
основано
Королевское
общество,
купцы
и
банкиры
заняли
там
ведущее
место
-
и
не
просто
как
люди,
выделявшие
сред
ства
на
его
содержание,
но
как
активные
участники-экспериментато
ры
новой
науки.
Представления
о том,
что
следует
учитывать
всякий
предмет
обмена
и
что
«счета
должны
сходиться»,
возникли
на
столе
тия
раньше,
чем
учение
Роберта
фон Майера
1О2
о
сохранении
энергии.
Так
ведение
счетов
и
счет
времени
вошли
во
всеобщее
употреб
ление
в
XVI
веке, а
для
жертв,
которых
требовала
такая
система,
ста
ли,
к
тому
же,
залогом
обещания
осязаемого
вознаграждения.
При
царской
власти
вознаграждения
привилегированным
сословиям
не
вытекали
напрямую
из
их
службы,
а
зависели
от
прихоти
правителя
и
часто
бывали
непропорциональны
затраченным
усилиям
или
ценно
сти
результата.
Но
при
новых
«бухгалтерских»
правилах
игры
капи
тализма
неу
дача
напрямую
каралась
убытками,
зато
успех,
связанный
со
старательностью
и
предвидением,
оборачивался
более
прибыль
ным
вознаграждением.
Иными
словами,
капитализм
основывался
на
методе
соответст
вия,
который
успешно
применяется
дрессировщиками
животных,
чтобы
добиваться
повиновения
приказам
и
выполнения
усложненных
трюков.
А
поскольку
царская
власть
делала
упор
на
наказание
-
ме
тод,
имеющий
четкую
границу
(смерть
человека,
наказанного
слиш
ком
сурово)
-
то
при
раннем
капитализме
у
возможностей
вознагра
ждения
не
было
границ.
Вдобавок,
новое
побуждение
оказалось
при
влекательным
отнюдь
не
для
какого-то
одного
сословия:
теоретиче
ски,
оно
сулило
надежду
даже
скромнейшему
из
людей,
если
тот
со
гласился
бы
целиком
посвятить
себя
делу.
Как
позднее
утверждал
«бедный
Ричард»,
можно
было
сделать
большое
состояние,
начиная
с
малого
и
добиваясь
своего
бережливостью,
проницательностью
и
сосредоточенностью.
Теоретически,
любой
Дик
Уиттингтон
мог
бы
стать
лорд-мэром
Лондона.
Эдуард
Торндайк\О3,
чьи
психологические
эксперименты
устано
вили,
что
для
эффективного
соотношения
между
затратой
и
наградой
вознаграждение
имеет
большее
значение,
чем
наказание,
-
сознавал
контраст
между
методом
наказания
-
традиционным
средством
поли
тического
управления,
и
противоположным
ему
методом,
которым
обычно
пользуются
в
бизнесе.
«Переход
от
феодального
состояния
к
договорным
основам
современного
мира
явился
в
некоторой
степени
переходом
от
привычки
и
обыденности,
основанных
на
угрозах
и
365
Миф
машины
наказаниях,
к
экспериментированию,
основанному
на
надеждах
и
вознаграждениях»,
-
отмечал
он.
Однако
особенность
капиталисти
ческой
экономики
заключалась
в
том,
что
немедленное
вознагражде
ние
чаще
всего
обретало
отвлеченную
форму
денег,
а
всякое
даль
нейшее
получение
награды
рабочим
и
потребителем
откладывалось
до
той
поры,
пока
инвесторы
и
управляющие
не
были
полностью
удовлетворены
(хотя,
в
принципе,
их
желание
получить
еще
больше
прибыли
не
сковывалось
никакими
границами).
В
телеологии
дело
вого
предприятия
прибыль
являлась
конечной
целью
жизни.
В
срав
нении
с
таким
подходом
древняя
фараоновская
система,
устремлен
ная
к
достижению
«Жизни,
Здоровья,
Благополучия»,
была
гораздо
ближе
требованиям
органической
действительности.
Коротко
говоря,
капитализм
взял
на
вооружение
и
растиражиро
вал
мощную
положительную
мотивацию,
которая
-
по
вполне
понят
ным
человеческим
причинам
-
никогда
не
применялась
в
более
при
митивных
обществах.
Правда,
в
течение
веков
капиталист
продолжал
пользоваться
только
негативной
формой
-
наказанием
вместо
возна
граждения,
-
для
понуждения
рабочего
к
послушанию,
осмотритель
но
приберегая
награду
для
себя,
для
своих
коллег-управителей
и
для
инвесторов.
Деньги
-
как
связующее
звено
во
всех
человеческих
отношениях
и
как
главная
мотивация
всех
общественных
действий,
-
пришли
на
смену
взаимным
обязательствам
между
членами
семьи,
соседями,
гражданами,
друзьями.
И
по
мере
того,
как
прочие
нравственные
и
эстетические
соображения
ослабевали,
динамика
могущества
денег
возрастала.
Деньги
стали
единственной
формой
власти,
которая,
в
силу
самой
своей
отвлеченности
от
всякой
реальности,
не
знала
пре
делов,
-
хотя,
в
конце
концов,
такое
безразличие
к
конкретной
реаль
ности
обернулось возмездием
в
прогрессирующей
инфляции
«рас
ширяющейся
экономики».
7
Входит
ученик
чародея
Хотя
к
ХУI
веку
капитализм
уже
начал
утверждать
новый
стиль
мышления,
и
был
в
этом
не
одинок;
на
деле,
ему
едва
ли
у
далось
бы
проделать
столь
быстрый
путь
вперед
без
поддержки
других
уста
новлений
и
интересов,
иные
из
которых
возникли
благодаря
первым
успехам
в
создании
энергетических
машин
и
автоматов.
Начиная
с
XIII
века,
появлявшиеся
по
всей
Европе
новые
изо
бретения
смешивались
с
гораздо
более
древними,
которые
никогда
бесследно
не
пропадали.
Долгое
время
подобные
фантазии
о
могуще-
366
ХН.
Первопроходцы
механизации
стве
-
могуществе,
выходящем
за
рамки
естественных
возможностей
человека,
в
том
числе
и
его
биологической
смертности
-
витали
в
воздухе,
посещая
различные
умы;
прежде
всего,
пожалуй,
здесь
ска
залась
зависть
человека
к
птицам
и
его
желание
покорить
небо.
Эта
мечта,
отразившаяся
еще
в
древнем
месопотамском
мифе,
приняла
более
реалистические
черты
в
древнегреческой
легенде
о
Дедале,
а
затем
распространилась
повсюду
-
вплоть
до
Перу,
воплотившись
в
фигуре
Аяр
Каци,
летающего
человека,
-
не
говоря
уж
о
ковре
самолете
из
сказок
«Тысячи
и
одной
ночи»,
Сходным
образом,
давнее
желание
найти
рог
изобилия
-
источ
ник
нескончаемых
богатств
-
влекло
искателей
приключений
в
даль
ние
страны;
не
давали
покоя
и
поиски
эликсира
жизни,
панаuеи
-
ныне
называемой
чудесным
снадобьем,
-
которое
исuелило
бы
все
человеческие
болезни.
А
алхимики
-
за
много
веков
до
родственных
им
по
духу
ученых
вроде
Германа
Мюллера
и
Ф.г.К.
Крика,
-
всяче
ски
вынашивали
мысль
о
сотворении
живого
гомункула
в
пробирке.
Путь,
проделанный
мифом
из
области
бессознательного
в
плос
кость
реальной
жизни,
обычно
бывает
темным
и
окольным.
До
тех
пор,
пока
он
не
подкрепляется
переменами
в
повседневном
сущест
вовании
и,
в
свою
очередь,
не
подкрепляет
их,
можно
только
догады
ваться
о
его
существовании,
потому
что
в
лучшем
случае
он
остается
неким
неуловимым
импульсом,
своего
рода
тщетным
желанием,
ко
торое,
будучи
провозглашаемо
публично,
кажется
чересчур
дерзким,
чтобы
его
можно
было
принять
всерьез,
и,
разумеется,
слишком
глу
боко
затаенным,
чтобы
сразу
выплеснуться
на
поверхность
обычной
жизни.
Вместе
с
тем,
раздумья
о
разных
новых
видах
энергетических
машин,
собираемых
и
приводимых
в
действие
без
всяких
магических
ухищрений
и
заклинаний,
занимали
умы
многих
людей,
начиная
с
XHI
века,
-
в
частности,
Альберта
Великого,
Роджера
Бэкона
и
Кам
панеллу
(все
они,
надо
отметить,
были
монахами).
Мечты
о
безло
шадных
экипажах,
летающих
машинах,
устройствах
для
мгновенного
сообщения
на
расстоянии
или
для
превращения
одних
вешеств
в
дру
гие
принимали
все
новые
обличья.
Несомненно,
пишу
таким
фанта
зиям
давали
те
зачаточные
машины,
которые
в
ту
пору
уже
сушест
вовали:
ведь,
должно
быть,
был
когда-то
момент,
когда
первая
ветря
ная
мельниuа
или
первый
автомат,
приводимый
в
движение
завод
ным
механизмом,
казались
столь
же
чудесными,
какими
представля
лись
первая
динамо-машина
или
первая
«говорящая
машина»
меньше
века
назад.
367
Миф
машины
Попутно
следует
вспомнить
об
одном
характерном
проявлении,
которое
сопровождало
все
эти
мечтания,
потому
что
его
вскоре
стали
подавлять
или
безоговорочно
отметать.
Дело
в
том,
что
при
своем
появлении
подобные
мечтания
отнюдь
не
всегда
сулили
счастливый
конец:
напротив,
они
переплетались
со
зловещими
предсказаниями.
Древние
скандинавские
саги
содержат
прорицания
о
страшной
катастрофе,
когда
наступит
Рагнарёк,
то
есть
Сумерки
богов,
а
мир
охватит
пламя,
и
чудовищные
великаны
и
злобные
духи
одержат
верх
над
добром,
людьми
и
богами.
С
другой
стороны,
яростные
протесты
христианской
церкви
против
анатомического
рассечения
человече
ских
трупов
(даже
если
оно
производилось
ради
усовершенствования
медицинской
и
хирургической
практики)
свидетельствовали
о
страхе,
что
подобное
надругательство
над
естеством
единственно
ради
под
робного
и
точного
знания
могло
оказаться
не
менее
враждебным
че
ловеческому
спасению,
чем
откровенная
погоня
за
властью;
впрочем,
культура,
налагавшая
запрет
на
такие
научные
исследования,
тем
не
менее,
запятнала
себя
изобретением
чудовищных
машин
для
пыток,
которые
применяла
инквизиция.
Эти
мифические
побуждения
и
чаяния
со
временем породили
удачный
результат,
перечеркнувший
всяческие
предощущения
ката
строфы.
Уже
к
концу
ХУ
века
самые
проницательные
мыслители
Европы
были
убеждены,
что
вскоре начнется
великий
цикл
перемен,
которому
предстоит
долгое
время
развиваться
подспудно.
Анджело
Полициано
пророчески
истолковал
открытие
Нового
Света
Колум
бом,
предвещая,
что
оно
про
изведет
благотворные изменения
в
жиз
ни
всего
человечества;
а
его
современник,
калабрийский
монах
Том
мазо
(Фома)
Кампанелла,
с
нетерпением
предвидел
технические
дос
тижения,
которыми
будет
сопровождаться
эта
новая
колонизация
планеты
воинствующими
державами
Европы.
В
своем
утопическом
сочинении
«Город
Солнца»
Кампанелла
рисовал
«особые
су
да
и
га
леры,
ходящие
по
морю
без
помощи
весел
и
ветра,
посредством
у
ди
вительно
устроенного
механизма»;
а
под
конец
повествования
Море
ход,
посетивший
это
идеальное
государство,
обращается
к
своему
собеседнику
с
такими
словами:
«О, если
бы
ты
только
знал,
что
гово
рят
они
на
основании
астрологии,
а
также
и
наших
пророков
о
гря
дущем
веке
и
о
том,
что
в
наш
век
совершается
больше
событий
за
сто
лет,
чем
во
всем
мире
совершилось
их
за
четыре
тысячи
...
».'04
В
ту
же
эпоху
те
же
прозрения
посещали
и
других
людей.
Чело
вечество
-
по
крайней
мере,
его
пробуждавшееся
меньшинство
в
За
падной
Европе,
-
уже
с
готовностью
устремлялось
навстречу
новому
миру;
и
если
эти
люди,
вслед
за
сэром
Томасом
Мором,
и
не
считали,
368
ХН.
Первопроходцы
механизации
что
благословенный
новый
мир
находится
на
другой
части
земного
шара,
то,
вслед
за
великим
утопистом,
они
верили,
что
этот
новый
мир
можно
создать
и
у
себя
в
стране,
с
помощью
благосклонного
мо
нарха,
путем
принятия
единых
указов
и
разумных
законов,
или
же
введением
новых
механических
изобретений,
вроде
инкубаторов
для
цыплят
в
«
Утопии».
И,
не
в
последнюю
очередь,
они
могли
намерен
но
создать
более
гуманные
общественные
установления,
чем
сущест
вовали
когда-либо
раньше.
Хотя
за
созданной
Мором
картиной
идеального
государства
по
следовала
целая
вериница
утопических
сочинений,
знаменательно,
что
одним-единственным
текстом,
прямое
влияние
которого
можно
проследить
до
сих
пор,
оказался
фрагмент
утопии,
написанной
Фрэн
сисом
Бэконом:
именно
в
его
«Новой
Атлантиде»
впервые
была
рас
смотрена
возможность
совокупного
ряда
операций,
в
которых
новая
система
научных
исследований
сочетал
ась
бы
с
новой
технологией.
В
тот
момент,
когда
ожесточенная
борьба
внутри
христианства
между
противоположными
учениями
и
сектами
зашла
в
тупик,
сама
машина,
по-видимому,
указала
альтернативный
путь,
ведущий
на
Небо.
Обе
щание
материального
изобилия
на
земле
-
благодаря
исследованию,
упорядоченному
завоеванию
и
изобретению,
-
звучало
одинаково
заманчиво
для
всех
общественных
сословий.
8
РадUКШlьные
изобретения
Итак,
как
уже
отмечалось
выше,
первые
попытки
запустить
машины
и
расширить
сферу
человеческого
влияния
совершались
отнюдь
не
только
в
фантазии.
Хотя
такие
средневековые
новшества,
как
ветря
ная
и
водяная
мельницы,
сделали
возможными
великие
достижения
XVHI
века
за
столетия
до
того,
как
в
повсеместное
употребление
во
шел
паровой
двигатель,
-
главные
изобретения,
на
которые
опира
лось
все
остальное,
были
сделаны
в
Европе
до
XVI
века;
и
изобрете
ния
эти
произвели
глубокие
перемены
в
пространственно-временной
картине
цивилизованного
мира
-
и
видоизменили
как
внешнее
окру
жение,
так
и
внутренний
характер
человека.
Первая
группа
изобретений
была
связана
с
усовершенствовани
ем
стекольной
мануфактуры,
благодаря
возросшим
научным
знаниям
в
области
оптики
(выказанным,
например,
Роджером
Бэконом):
так
стали
получать
чистое
стекло
для
очков,
помогающих
исправлять
дефекты
зрения,
особенно
возникающие
в
старости.
Изобретение
очков
продлило
и
обогатило
умственную
жизнь
зрелых
людей
в
среднем
на
пятнадцать
лет,
если
принять
шестидесятилетний
рубеж
369
Миф
машины
за
ожидаемый
предел
жизни
сорокапятилетних;
а
во
многих
случаях,
когда
близорукость
проявлялась
раньше,
очки
позволяли
вести
ак
тивную
умственную
деятельность
и
гораздо
дольше.
Среди
всех
тех
факторов,
которые
перечисляли,
стремясь
объяснить
феномен
«
воз
рождения
ученостю>,
влияние
очков,
несомненно,
стоит
не
на
по
следнем
по
важности
месте.
Однако
непосредственное
воздействие
этого
изобретения
не
ог
раничивалось
продленной
способностью
чтения
благодаря
диагно
стике
и
оптической
коррекции
зрения;
ибо
полученные
таким
обра
зом
знания
пригодились
вначале
для
изготовления простого
увеличи
тельного
стекла,
а
затем
для
открытия
необычайного
эффекта
увели
чения,
который
получается
при
использовании
сложных
линз.
Изо
бретение
микроскопа
и
телескопа
в
XYII
веке
изменило
все
прежние
измерения
мира:
то,
что
раньше
оставалось
невидимым,
поскольку
было
слишком
мелким
или
находилось
слишком
далеко,
-
отныне
становилось
видимым
при
просмотре
сквозь
особую
систему
стекол.
Так
эти
изобретения
открыли
для
человека
новый
мир
-
с
одной
сто
роны,
микроорганизмов,
а
с
другой
стороны
-
далеких
звезд
и
галак
тик:
пространство
куда
большее,
чем
земли
Нового
Света,
открытые
Колумбом
и
Магелланом.
Впервые
(не
побоимся
повторить
здесь
уже
порядком
затертое
клише)
появилась
возможность
заглянуть
в
глубину
как
космоса,
так
и
своего
органического
окружения.
Не
отходя
от
микроскопа
или
не
покидая
астрономической
обсерватории,
человек
Нового
времени
мог
теперь
созерцать
то
и
размышлять
о
том,
что
прежде
не
приходило
ему
не
ум
даже
в
самых
дерзких
мечтаниях.
Эта
первая
трансформа
ция
пространственных
измерений
ничем
не
была
обязана
машинам,
функцией
которых
являлось
мгновенное
сообщение
или
быстрое
пе
ремещение
(они
появились
гораздо
позднее):
всех
этих
масштабных
перемен
достигли
стекольщики,
мастера
по
изготовлению
линз,
и
ученые-оптики,
пользовавшиеся
простейшими
инструментами
и
при
способлениями.
Здесь
вновь
«обнаружение»
предшествовало
«созда
нию»,
и
статичные
изобретения
послужили
толчком
для
динамичных
преобразованиЙ.
Значение
очков
чрезвычайно
возросло
благодаря
другому
изо
бретению,
сделанному
несколькими
веками
позже,
-
печатному
стан
ку
и
его
усовершенствованиям
после
изобретения
передвижных
ли
тер
для
описка
на
неподвижной
странице.
Это
перевернуло
прежний
медленный
процесс
переписывания
рукописей,
превратившийся
те
перь
в
стандартизированный,
аккуратный
и
изящно
стилизованный
машинный
процесс
копирования.
Окончательному
усовершенствова-
370