Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б.(составит.) Из истории русской культуры. Том II. Книга 1. (Киевская и Московская Русь)

Подождите немного. Документ загружается.

византийцев, такое же число, как и послов

Представители высших слоев русского духовенства, которые путешествовали в Византию, включают 6 митрополитов:

Алексей (ПСРЛ. Т.10. С. 227 и т. д. ; С. 228 и т. д.); Иона (Т.12. С. 74 и т.д.); Митяй (Т.П. С. 39--14 и т.д.); Петр (Т.10. С.

176 и т.д.); Пимен (Т.П. С. 39 и т.д.; С. 95 и т. д.); Роман (Т.10. С. 227 и т. д.); три епископа; Дионисий Суздальский (Т.П.

С. 38, 44 и т. д.; С. 83 и т.д.); Герасим Смоленский (Псковские летописи. Т. I. С. 33, 40 и т.д.); Михаил Смоленский

(ПСРЛ. Т. 11. С. 95 и т.д.); пять архимандритов: Ефросим из Дионисийского монастыря (С. 90 и т. д.); Иван Петровский

(С. 39 и т. д.); Мартин Коломенский (С. 39 и т. д.); Сергий Аваков (С. 39 и т. д. ; С. 95 и т. д.) и Федор из Симонова

монастыря (С. 83, 85 и т. д. ; С. 90 и т. д. ; С. 122 и т. д.).

Из Византии прибыли двенадцать митрополитов: Адриан Полоцкий (ПСРЛ. Т. 33. С. 91); Киприан (Т. П. С. 21 и т. д. ; Т.

25 и т. д.; Т. 12. Стб. 536 и т. д. ; Т. 4. С. 92; Т. 11. С. 122 и т. д.); Герман (Т. 31. С. 88; Т. П. С. 15 и т. д.); Исидор (Т. 12.

С. 23—24 и т. д.; С. 26—43 и т. д.); Марк из Палестины (Т. 31. С. 88); Марко из Синая (Т. 11. С. 25 и т. д.); Матвей из

Адрианополя (С. 85 и т. д.; С. 122 и т. д.); Максим (Т.10, С. 161 и т. д.); Никандр Ганский (Т. 11. С. 85 и т. д.; С. 122 и

т.д.); Фотий (С. 211 и т. д.); Феогност (С. 195 и т.д.; С. 206 и т.д.); Феогност Трапезундский (Т. 11. С. 94 и т. д.; Т. 34. С.

158); пять епископов; Анфал Ростовский (Т. 4. С. 102); Матфей Ростовский (Т. 11. С. 82 и т. д.); Михаил Вифлеемский

(С. 156 и т. д.); Феодул Трапезундский (НПЛ. С. 399); Феогност Саранский (ПСРЛ. Т. 10. С. 157 и т. д.); и два

архимандрита: Германий (Т. 16. С. 177) и Никифонтос (Бонифас) (С. 25 и т. д.; Т. 30. С. 187 и т. д.).

Протопоп Александр (ПСРЛ. Т. 11. С. 39); Иван (С. 97 и т. д.) из Москвы; протопоп Даниил Тверской (С. 77 и т. д.);

игумен Афанасий Высоцкий (Т. 11. С. 21 и т. д.); монах Родион Осла-баты (Т. 25. С. 228); Дорофей, митрополичий

печатник; игумен Макарий Мусолинскнй; два диакона, названных Григорий да протодьякон Давид, а также другие

монахи, дьяки, священники и духовные лица из Владимира, путешествовавшие с Митяем (Т. 11. С. 39); архидиакон

Герман, протодьякон Григорий, Игнатий Смолнянин, монах Михаил, духовник Сергия Азакова и монахи, дьяконы,

священники, сопровождавшие митрополита Пимена в 1389 (С. 95, 97 и т. д). С греческой стороны монахи: Григорий

(ПСРЛ. Т. 12. С. 42—43); Лазарь Сербский (Т. 11. С. 190); Малахий Философ (Т. 34. С. 128); Пахомий Болгарин (Т. П. С.

217) и Фома (Т. 32. С. 71); игумен Иван «Цареградец» (Т. 10. С. 188—189); протодьяконы Георгий и Иван путеше-

ствовали в Московию как послы патриарха (Т. 11. С. 25 и т. д.); священник Патрикий приехал в Москву и стал здесь

ключником (С. 216).

В Византии было больше епископов, чем на Руси.

Митрополиты перечислены выше, в сноске 13, в сносках 17 и 18 перечислены послы.

363

Большинство путешествий светского характера между Византией и Русью (43 предприняты русскими, 11

греками) были, так же как и церковные, официальными и дипломатическими и были связаны с делами

церкви в широком смысле слова. 17 русских послов упоминаются в летописях этого периода, но к ним надо

добавить 8 бояр, которые путешествовали исключительно по официальным делам

. Судя по русским

летописям, византийцы послали «посольства» только однажды, когда они отправили «посла» к московскому

великому князю Василию в 1395 г.

Как правило, византийскими дипломатами были греческие

митрополиты, упомянутые в качестве путешественников по церковным делам. Два лица, упомянутые как

переводчики, также принадлежали к членам так называемых «официальных делегаций»

. Как

путешественница официальной персоной являлась Анна Васильевна, дочь великого князя московского

Василия I, которая была помолвлена с сыном византийского императора Мануила II, будущим императором

Иоанном VIII Палеологом. Ее путешествие состоялось в 1411 г.

К категории придворных и слуг

относились 7 русских (и ни одного грека) плюс один дьяк, который может считаться мирянином, поскольку

не носил церковного звания

. Некий дьяк Александр (так он назван в документе) ездил в Константинополь

по делам торговли («за куплею») в 1395 г., и поэтому его можно считать купцом

. Все они с русской

стороны вместе с персонажами, личность которых не установлена, были, возможно, мирянами

Состав греков-мирян, путешествовавших на Русь (их число 11, согласно нашим источникам), определенно

отличается от русской стороны. За исключением одного «посла», это лица, совершавшие деловые поездки.

Сборщики пожертвований упомянуты однажды (но надо иметь в виду, что многие представители греческого

духовенства, приезжавшие в Россию, тоже искали пожертвований), и также один раз упомянуты купцы. Нам

известны шестеро мастеров и подмастерьев; это художники и среди них знаменитый Феофан Грек

Трудно сказать, насколько полно воссоздается картина путешествий по летописям. Все возможные типы

путешественников представлены, исключая, воз-

Русские послы: Василий Щекин и Киур Созонов (ПСРЛ. Т. 4. С. 99 и т. д.); «Калоян» (Т. 15. Ч. 1. Стлб. 168); Юрий Воробьев,

Артемий Коробин, Дементий Давидович, Михайло Щербатый (Т. 10. С. 226—227 и т. д.); посол архиепископа Новгородского

(С. 228) и пять групп неназванных послов (возможно, они путешествовали парами) (С. 218, 226—227 и т. д.); бояре: Юрий Ко-

чевин-Олешенский, Андрей и Иван Артемьев Коробин, Невер Барбин, Степан Ильин Кловыня, Федор Шолохов; а также бояре

(считаем: два) (Т. 11. С. 39 и т. д.).

ПСРЛ. Т. 11. С. 157.

Василий Кустов и Буил (ПСРЛ. Т. 11. С. 39,44 и т. д.).

ПСРЛ. Т. 11. С. 217—19 и т. д.

Казначей митрополита Митяя, придворные и слуги («люди дворныя митрополичи лутчиа и слуги пошлыя») (ПСРЛ. Т. 11. С. 39

и т. д.); слуги митрополита Пимена (С. 95) и дьяк Михаил, который путешествовал с митрополитом Пименом в

Константинополь (С. 97 и т. д.).

ПСРЛ. Т. 4. С. 357—58; после первого упоминания этого купца в описании его прибытия в Константинополь употребляется

единственное число первого лица, далее употреблено множественное. Это дает основание полагать, что купец совершал

путешествие с товарищем, и по ре-

лу-

Антон Копье, Стефан Высокий и «полк велик зело» (считай, два), сопровождавшие Митяя в

Константинополь в 1379 (ПСРЛ. Т. 11. С. 39, и т.д.). Через десять лет Игнатий Смолнянин упоминает русских, живших в

Константинополе (= 7), (С. 99).

Посол (ПСРЛ. Т. 11. С. 157); собиратели милостыни (С. 168); купцы (Т. 10. С. 16 ники и подмастерии Гортан, Иван, Симеон

(С. 216, и т. д.); Феофан Грек (Т. 3. С. 243).

364

можно, паломников, о которых нам известно по другим документам. Но пропорции типов

путешественников, выстроенные при анализе летописей, несомненно зависят от источников. Не всегда

ясно, почему средневековые летописи включают определенный материал, а другой не включают; но

одной из функций летописи является задача увековечить деятельность «верхушки» города или княже-

ского двора, для которого этот материал собирался и записывался. Эта цель влияла на описание

путешественников. Заметим, к примеру, что единственные «цареградские купцы», упомянутые

русскими летописями этого периода, отмечены только потому, что случайно попали в разгар военных

столкновений

Серьезный интерес представляет частота путешествий между Русью и Империей. Взгляд на

сопровождающую таблицу покажет, насколько нерегулярны были эти контакты. Период с 1243 г.,

когда установилась власть монголов над территорией Руси, до падения Константинополя в 1453 г.

разделен на 21 отрезок по 10 лет каждый, который мы для удобства будем называть декадой. 5 из этих

декад не упоминают путешествий; 6 из 21 показывают только одно путешествие. Удивительно, но

первое столетие власти монголов на Руси (1243—1342 гг.) показывает только 10 путешествий, в

среднем одно путешествие каждые 10 лет столетия. 3 из этих 10 поездок совершил сарайский епископ

Феогност, своего рода постоянный дипломатический представитель Византии в столице Золотой Ор-

ды

, 4 совершены киевскими митрополитами

. Неофициальные путешествия в течение этих лет, по

крайней мере, согласно русским летописям, ограничиваются лишь одним, совершенным

константинопольским монахом, который прибыл в Тверь и заложил здесь каменную церковь, а также и

поездками константинопольских купцов (гости цареградские; по нашему счету—двое)

. Число

путешествий возрастает в 40—50-е гг. XIV в., затем достигает своего апогея в 70—80 гг. и медленно

угасает в 90-е гг. и первую декаду XV в. Итак, налицо две декады подъема, однако следует помнить о

списках двух значительных посольств из Москвы в Царьград, ездивших поддерживать своего

кандидата в митрополиты. Два летописных свидетельства о них являются самостоятельными

литературными произведениями, описывающими путешествия, они были включены в летописи позже

и освещают много подробностей о составе миссий. Оба произведения: «Повесть о Митяе» и «Хожение

Пименово»—дают очень подробную картину официальных посольств, называют 56 из 88 русских,

посетивших Византию в этот период, и упоминают 48 из 90 частных путешествий между этими

странами за два десятилетия

. Интенсивность путешествий несколько возрастает после вступления в

должность митрополита Исидора, его поездки на Флорентийский собор и стремительного возвращения

в Москву (1427—1439)

. Объединение церквей, которого он добивался, возможно, объясняет подъем

интенсивности путешествий между Москвой и Византией в последнем десятилетии перед захватом

Константинополя турками.

ПСРЛ. Т. 10. С. 163.

ПСРЛ. Т. 10. С. 157 и т. д.; MeymdorffJ. Byzantium and the Rise of Russia. C. 43—51.

ПСРЛ. T. 10. C. 161 и т. д.; С. 176 и т. д.; С. 195 и т. д.; С. 206 и т. д.

ПСРЛ. Т. 10. С. 163; С. 188—89 и т. д.

ПСРЛ. Т. 11. С. 35—41 и т. д.; С. 95—104. О первой работе см. Прохоров Г. М. Повесть о Митяе. Л., 1978; о второй — см.

Majeska G. P. Russian Travelers, 48—113,388—436, и пр.

ПСРЛ. Т. 12. С. 23—24 и т. д.; С. 26—43 и т. д.

365

Некоторым подтверждением выстроенной нами модели контактов между двумя странами могут

служить сохранившиеся фрагменты русской паломнической литературы. Период, отмеченный

наибольшим количеством путешествий между Русью и Византией, совпадает с пиком паломничества

из Руси в Царьград, по крайней мере, если судить по литературным источникам. Пять сказаний о

русских странствиях в Константинополь датируются периодом 1349—1423 гг.

Расширение контактов между Византийской империей и Русью в 40—50-е гг. XIV в., очевидно,

приходится на путешествия представителей соперничающих сторон в современных политических и

церковных спорах. Наивысший подъем путешествий в период 70—80-х гг. XIV в. — время «церковной

смуты», период столкновений между Москвой, Литвой и Константинополем по поводу владения

Киевской епархией, и большинство путешествий этого периода связаны с этой проблемой

Политические маневры Москвы и Литвы (в меньшей степени Польши) за церковную власть и ее

политические проявления представляют собой симптомы больших исторических движений, которые

отражаются на контактах между восточнославянскими территориями и Византией. Политическое

соперничество Москвы и Литвы часто связано с отправкой посольств с целью заручиться поддержкой

византийских властей. Растущая централизация обоих государств (и сопутствующее ослабление

монголо-татарского ига над Московией), возможно, сделала пути более безопасными. Развитие

венецианского и генуэзского мореплавания в Черном море в XIV в., особенно из колоний в устье Дона,

доступность сообщения с центром Руси, безусловно, облегчили связь Москвы с Константинополем.

Экономический рост Московской Руси и Литвы в XIV в. тоже повлиял на интенсивность контактов.

Следует также отметить, что религиозные движения, игравшие столь важную роль в Византии этого

периода, до известной степени определялись борьбой в церковных кругах Руси, где соперничавшие

друг с другом про- и антиисихастские церковники вели борьбу за влияние у себя на Руси и за

поддержку в столице Империи.

Рост количества путешествий, возможно, отражает и тот факт, что более развитые государства имеют

более сложные церковные проблемы, которые нельзя решить у себя, они требуют решения на более

высоком уровне, таком, как Вселенский патриархат. Значительное число путешествий, отмеченных в

летописях, прямо связано с обращением к высоким церковным авторитетам в Константинополе. Было

бы интересно (хотя это и выходит за рамки данного исследования) сравнить интенсивность контактов

между Русью и Византией с контактами средневековой Руси с другими странами за этот период:

являются ли они аналогичными и, таким образом, связанными с условиями на восточнославянских

землях или же статистика иная, указывающая, что особые условия русско-византийских отношений

являются активной силой этого движения? Период активизации пу-

Majeska G. P. Russian Travelers. Два рассказа паломников включены в летописи. «Путешествие Игнатия Смолнянина» включено

в Никоновскую летопись как «Хожение Пименово», а «О Царьграде» русского купца Александра появляется как часть

Четвертой Новгородской летописи; см. С. 57, 156—59. Несколько этих рассказов явно выросли из деловых поездок в Византию,

как две упомянутые, и, возможно, из «Странника» Стефана Новгородского, см. также Sevchenko I. «Notes on Stephen, The

Novgorodian Pilgrim to Constantinople in the XIV Century» // Sudostforschungen 12 (1953). 165—75.

Блестящее исследование о религиозной политике в этом веке см. в: Meyendorff I. Byzan-tinum and the Rise of Russia.

366

тешествий между Русью и Византией, отмеченной в русских летописях (и сказаниях странников),

приблизительно совпадает с периодом, представленным в документах византийского архива. Собрание

официальных документов по сношениям патриаршего Синода в Константинополе сохранилось именно

за период 1315—1402 гг.

и может быть использовано в качестве материала, отражающего

перемещения людей между восточнославянскими землями и Византией, подобно данным русских

летописей. Сравнение данных за те же годы помогло бы уяснить степень достоверности русских

источников и пополнить наши знания о русско-византийских контактах в этот период.

Сорок четыре грамоты в этой архивной коллекции, посвященные русским делам, т. е. Московии,

Украине и православным землям Польши

, дают удивительно мало подтверждений специфической

информации, полученной из русских летописей, вопреки тому факту, что греческие документы

содержат постоянные свидетельства о лицах, путешествовавших между двумя странами. Так, хотя

византийские источники упоминают десять человек, прибывших в Константинополь между 1315 и

1402 гг., только один из них входит в число 109 упомянутых в русской летописи персонажей как

совершивший путешествие в эти годы

. В другом направлении — из Константинополя на Русь —

византийские документы отмечают восемь поездок (12 человек), но только одна из них отмечена и в

русских летописях

, хотя летописи говорят о 122 лицах, прибывших из Константинополя в этот

период

. Собрание «Актов патриархата», конечно, является источником более узкого значения, чем

русские летописи, поскольку оно связано только с делами церкви. Все же важно отметить, как мало

имен появляется и в них, и в русских документах и как редки упоминания о лицах, совершивших

путешествия по делам церкви в Византию в документах канцелярии синода.

Другие материалы патриархии в Константинополе дают косвенные свидетельства того, что число

совершавших путешествия между Византией и славянским Севером было большим. Реконструкция

Даррузеса фрагментов официальной переписки, которая велась в патриаршей канцелярии

Константинополя (базирующаяся на упоминаниях этих документов в других источниках),

свидетельствует о 54 случаях, относящихся к Руси этого периода, и охватывает рукописные источники,

опубликованные Миклошичем и Мюллером как акты патриархата, но не сохранившиеся в этом

документе

. Для целей нашего исследования более важно

Acta Patriarchatus Constantinopolitani, MCCCXV—MCCCCII, изд. Фр. Миклошич и И. Мюллер. 2 т. (Вена, 1860—62,

далее ММ., готовится новое издание этих материалов).

Грамоты, прямо касающиеся Руси как церковной провинции, сост. 7% всех документов в собрании (44 из 615). Трудно

сделать вывод об уровне интереса в Константинополе к восточным славянам из этого процента переписки.

ММ. V. I. Р. 265, 320, 518, 582; 320; 516; 580; 582; 585, 586, 590; II. Р. 180; ММ. II. Р. 123 = ПСРЛ. Т. 11. С. 122. (Архимандрит

Федор из Симонова монастыря, который играл важную роль в попытках митополита Пимена сохранить свой пост в 1389 г.).

ММ. I. Р. 349,425—30, 435; 320—22, 584, 585, 590; II. Р. 16; 33—34, 123; 177, 188, 193; 278, 280, 281, 284, 360; ММ II. Р. 186,

193, 194 = ПСРЛ. Т. 11. С. 156 (Визит на Русь патриарших посланников архиепископа Михаила Вифлеемского и Алексия

Аарона в 1393—94 гг.).

Путешествия в оба конца включены в общее число извлеченных из русских рукописей о путешествиях на север и на юг.

Darrouzes I. Les Regestes des Actes du Patriarcat de Constantinople I: Les Actes des patriarches, fasc. 5: Les regestes de 1310 a 1376

(Paris, 1977), Nos. 2008, 2077, 2097, 2136, 2162, 2163, 2224, 2336, 2349, 2350, 2366, 2367, 2368, 2382, 2394, 2395, 2406, 2445,

2445a, 2468, 2506, 2590, 2592,

367

незначительное число упоминаний о путешествиях между Византией и Русью, встречающееся в этой

реконструкции переписки, которая велась главой Византийской церкви. Если эти 54 документа добавить к

44 из «Актов патриархата», то у нас окажется 98 образцов частной переписки, т. е. более чем одно

официальное послание на каждые 87 лет, охваченных «Актами патриархата»

. Частота этой переписки и

повторяющиеся ссылки на другие письма в регистре переписки, а также в рукописи Миклошича—Мюллера

ставят вопрос о том, как передавались эти письма. Случайные свидетельства самих документов делают

очевидным тот факт, что часто и даже как правило письма привозились специальными посланцами

высокого ранга, а не заезжими купцами. Письмо № 139 из «Актов патриархата» является хорошей

иллюстрацией того, как функционировала официальная почта между Константинополем и центрами

славянского Севера. Патриарх Ца-реградский послал письмо митрополиту всея Руси с митрополичьим

слугой по имени Аввакум, который привез письмо в Константинополь от митрополита и давал разъяснения

по его содержанию. Письмо патриарха было послано с Аввакумом потому, что патриарший слуга Иоанн уже

уехал в Москву с другим письмом к митрополиту. Тому же Аввакуму было доверено письмо к тверскому

князю; оно должно было быть передано Иоанну, когда Аввакум прибудет в Москву. Тогда слуга патриарха

должен был лично передать его адресату в Твери. Письмо патриарха содержало, между тем, информацию,

полученную из письма князя Михаила Тверского, которое было привезено патриарху личным духовником

князя, а также из письма великого князя Литовского Ольгерда

. В тот же год, когда слуга митрополита

Аввакум привез письмо в Константинополь, слуга великого князя Дмитрия по имени Даниил доставил

письмо от князя патриарху

. В следующем году тверской князь отправил другое письмо в патриархат, на

этот раз с игуменом Феодосием, который путешествовал в сопровождении княжьего слуги

. Довольно

обширная официальная переписка, как видно, доставлялась доверенными слугами корреспондентов

. По

сути дела, как указывают византийские источники, 97 писем могли быть отправлены из Руси в Византию

или из Византии на Русь посланцами, везущими более чем одно письмо, что свидетельствует о наличии

интенсивных связей между странами.

2637, 2655, 2656, 2665, 2666; fasc. 6: Les regestes de 1377 И 1410 (Paris, 1979), Nos. 2690, 2691, 2693, 2701, 2730, 2731, 2740, 2760,

2761, 2762, 2788, 2789, 2824, 2828, 2831, 2868, 2869, 2871, 2872, 2893, 2918, 2936, 2937, 3051, 3070, 3101. Более или менее

сравнимые попытки реконструкции записей императорской канцелярии предлагают весьма скудный материал о Руси. См.:

Dolder F. Regesten der Kaiserurkunden des Ostromischen Reiches. Fasc. 4: Regesten von 1282—1341 (Munich, 1960); Fasc. 5:

Regesten von 1341—1453 (Munich, 1965).

Это число, должно быть, содержит ошибку в сторону уменьшения, т. к. некоторые письма могли быть посланы по более чем

одному адресу. См. письмо № 266, адресованное «князьям Руси» (ММ. I. Р. 520—22) и, безусловно, посланное им.

ММ. I. Р. 320—322. Письмо датируется 1371; См.: DarrouzeesJ. Le Registre synodal du Palri-arcat byzantin au XIV

siecle. Etude

paleographique et diplomatique. Archives de 1'Orient chretien 12. Paris, 1971. P. 29. Письмо Ольгерда могло быть привезено в

Константинополь его человеком Федором, согласно письму 320 (ММ. I. Р. 580, а датировку см. у DarrouzeesJ. Le Registre

synodal. P. 117).

MM. I. P. 516.

MM. I. P. 586.

Судя по упоминаниям в патриаршем архиве, официальные лица из западных областей Киевского государства предпочитали

посылать свою корреспонденцию с епископами. См. ММ. 1. Р. 265, 585; 11. Р. 180.

368

Есть все основания полагать, что не все сведения о путешественниках между Византией и Русью были

включены в русские летописи. Как уже говорилось, есть и другие источники, которые упоминают о

лицах, совершавших путешествия; купцы и паломники, будучи неофициальными лицами, не считались

достойными упоминания в летописи. Особенно удивительным является тот факт, что в единственном

учреждении, где хранились документы, которые могли бы подтвердить сведения, взятые из русских

летописей, по крайней мере, относительно официальных путешественников между двумя странами

(имеются ввиду документы из Патриаршей канцелярии за 1313—1402 гг.), — практически нет ничего

общего между русскими и греческими документами. Только трое из 22 путешественников, отмеченных

в греческих источниках, упоминаются в списках из 127 человек, составленных по русским летописям.

Подробное изучение материалов, легших в основу работы Даррузеса по реконструкции списков пат-

риаршей переписки, дает дополнительные сведения об этих путешествиях, не отмеченные в летописях.

Исходя из того объема переписки, который зафиксирован в греческих источниках, можно

предположить, что число лиц, совершавших поездки туда и обратно, было гораздо большим.

Может ли более углубленное изучение русских летописей ответить на некоторые из вопросов,

поставленных в этой работе? Насколько достоверна наша статистика из-за включения большого числа

путешественников, упомянутых в разрозненных литературных произведениях, вставленных в

летописи, и насколько преувеличивает или преуменьшает их действительное количество? Насколько

специфичны были условия и обстоятельства, повлиявшие на путешествия в Константинополь и

заставившие зафиксировать их в литературных источниках? И соответствует ли количественно свита

Митяя и Пимена обычной численности таких посольств? В 1378 г. в свите Митяя было, по крайней

мере, 39 человек: шесть бояр, четыре архимандрита, протопоп, протодиакон, два переводчика, казначей

митрополии, хранитель печати, игумены, священники, монахи, диаконы, придворные, слуги, другие

бояре, светские и духовные лица из Владимира, «полк велик зело»

. Когда митрополит Пимен тайно

отправился в Константинополь в 1389 г., его свита состояла не менее чем из 17 человек: епископ,

архимандрит, протопоп, архидиакон, протодиакон, дьяк, священники, монахи, диаконы и слуги

Можем ли мы считать, что приблизительно такое число людей сопровождало каждый раз русского

митрополита или претендента на эту должность при поездках в «Царьгород» за назначением, или

утверждением, или даже в случайных поездках? Невозможно представить, что столь важные персоны

путешествовали без соответствующей свиты, но какова была численность подобного эскорта? Может

быть, среднее число от этих двух свит будет правильным? Но с какой свитой отправлялись

митрополиты всея Руси, посланные из Константинополя? Русские летописи не дают подобных

сведений; конечно, у духовных лиц подобного уровня была свита. Это еще одна область, где можно

обнаружить дополнительное число путешественников.

В конце концов, почему вопрос о числе путешественников представляет такой интерес? Оказывали ли

они какое-нибудь влияние в результате накопления сведений о другом обществе? Как отмечалось

выше, обмен официальными письма-

ПСРЛ. Т. II. С. 39 и т. д.

ПСРЛ. Т. И. С. 95—97.

369

ми заставлял определенные категории людей совершать поездки. Эти «доставщики писем» часто были

официальными посланниками — как византийцами, так и славянами; их придирчиво выбирали, так как

они могли объяснить содержание доставляемых писем. Иногда в официальных посланиях отмечается,

что эмиссары, которые доставят письмо, ответят на вопросы, касающиеся этих писем

. Возможно, эти

посланники имели полномочия вести переговоры от имени тех лиц, которые их отправляли. В любом

случае, эти путешественники являлись людьми такого высокого ранга, который позволял им быть

искушенными в делах и высокообразованными послами.

Содержание сохранившейся патриаршей переписки свидетельствует, что верхушка византийского

общества и, особенно, церковные круги были прекрасно информированы о событиях в огромной

церковной епархии всея Руси. Как же получали они эту информацию, если не от эмиссаров и

посыльных императорских и патриарших писем? Напомним о частных сообщениях патриарха, что он

хорошо знаком с ситуацией в Московии от «ромеев (т. е. византийцев. —Дж. М.) и русских, которые

прибыли оттуда», или «от ромеев, которые побывали в России»

, или же, в другом случае, от

сарайского епископа

. Нельзя ли предположить, что сухая ткань официальных сообщений и писем из

Руси и Византии оживлялась теми, кто доставлял эти документы и давал разъяснения по их со-

держанию, поскольку они были знакомы с жизнью обоих государств?

На русской стороне, безусловно, происходило то же самое. Именно к культурной, интеллектуальной и

политической элите Руси — епископам, боярам, князьям— приезжали путешественники из Византии, и

они, естественно, привозили новости и информацию о Византии, и то же делали русские

путешественники, посещавшие Царьград и, по большей части, представлявшие те же слои русского

общества. Эти путешественники, несомненно, были источником крайне редких и неожиданных

сведений о Византии, которые мы встречаем в летописях

. Путешествия в Византию и контакты с

византийцами были уделом крошечного процента русского населения, его элиты, которая влияла на

культурную жизнь огромных областей средневековой России. Этот факт отвечает на вопрос, почему

так важно изучать путешествия и путешественников из этих двух стран.

Сравни: ММ. I. Р. 322.

ММ. I. Р. 347; 337.

ММ. I. Р. 347.

Примеры включают: 1271 г. — Мануил Палеолог правит в Константинополе (ПСРЛ. Т. 10. С. 150); 1328 г.—Андроник

Палеолог правил 13 лет (С. 201); 1352 г. — восстание императора Иоанна V (ПСРЛ. Т. 15. Стб. 61); 1366 г. — император Иоанн

VI послал помощь страдающим христианам Ближнего Востока (Троицкая летопись. С. 382—88 и т. д.); 1395 г.— междоусобная

война между Палеологами (ПСРЛ. Т. 11. С. 161 и т. д.); 1397 г. —турки завоевывают греческие земли (С. 166); 1398 г. — Баязид

атакует Константинополь (Троицкая летопись. С. 446 и т. д.); 1401 г.—Тамерлан прерывает осаду Константинополя турками

(ПСРЛ. Т. 11. С. 185 и т.д.); 1425 г. — умирает император Мануил II (ПСРЛ. Т. 12. С. 3; 1426 г.); турки завоевывают греческие

земли (С. 7 и т. д.). Другие русские летописные записи о византийских и балканских событиях представляют собой переделку

литературных произведений, например, рассказы о битве на Косовом поле и ее последствиях, 1392 г. (ПСРЛ. Т. 11. С. 148—53

и т. д.) и запись о судьбе-Сербии и Константинополя после битвы при Ансире, 1425 г. (ПСРЛ. Т. 12. С. 3—6) и, конечно,

подробное описание осады и падения Константинополя в 1453 г. (С. 78—108 и т. д.).

24 — 2050

370

И. П. Медведев

РЕВИЗИЯ ВИЗАНТИЙСКИХ ДОКУМЕНТОВ НА РУСИ В КОНЦЕ XIV в.*

Среди большого числа всевозможных греческих актов и грамот, дошедших до нас в составе подлинного

регистра Константинопольского патриархата (cod. Vindob. hist, grace. 48, XIV в.

), на л. 77 об.—78 об.

содержится копия одного чрезвычайно важного во многих отношениях (и прежде всего с точки зрения

русско-византийских дипломатических и делопроизводственных связей) патриаршего документа. Речь идет

об инструкции (итготиясоац) патриарха Антония от 29 октября 1393 г. византийским послам,

отправлявшимся с важной инспекторской миссией на Русь. Этот документ (как и все прочие, содержащиеся

в регистре) был уже давно издан, а затем перепечатан в VI томе «Русской исторической библиотеки»

. Тем

не менее он почему-то совершенно не привлек к себе внимания исследователей, если не считать двух-трех

кратких упоминаний о самом факте посольства*. А между тем сведения, которые заключены в нем,

поистине уникального свойства и явно заслуживают рассмотрения по существу.

Печатается по изд.: Вспомогательные исторические дисциплины. 1976. Т. VII.

Детальный кодикологический, палеографический и дипломатический анализ рукописи впервые осуществлен Даррузесом

(Darrouzes J. Le registre synodal du patriarcat byzantin au XIV

siecle. Etude paleographique et diplomatique. Paris, 1971). См. также:

Hunger H. Katalog der gri-echischen Handschriften der Osterreichischen Nalionalbibliothek. T. I. Wien, 1961. S. 55.

Miklosich FT., Mullez Jos. Acta et diplomata graeca medii aevi (далее — MM). V. II. Vindobonae, 1862. P. 194—197, N 450 (а не

451, как ошибочно указано Даррузесом: Darrouz.es J. Op. cit., P. 384); Памятники канонического права. Ч. I. Изд. 2-е. СПб., 1908

[Русская историческая библиотека (далее — РИБ), т. VI]. С. 283—291, № 42.

См.: Голубинский Е. История русской церкви. Т. II. 2-е изд. М., 1900. С. 316, прим. 2; (!«г-landE. Das byzantinische

Registerwesen // Archiv fur Urkundenforschung, 1933, Bd. 13. S. 32, 34, Anm. 3; Dolger F. Regesten der Kaiserurkunden des

ostromischen Reiches von 565 bis 1453. Bd. 5. Mimchen— Berlin, 1965, N 3241. Особенно удивительно, что этот яркий эпизод в

истории русско-византийских отношений никак не отражен в обстоятельных исследованиях Баркера и Даррузеса, посвященных

соответственно событиям, происшедшим в царствование императора Мануила II Палеолога (в книге Баркера имя Алексея

Аарона даже не упоминается), и деятельности всех служб константинопольского патриархата [Barker J. W. Manuel II

Palaeologus (1391 — 1425): A Study in Late Byzantine Statesmanship. New Brunswick, N. J., 1969; Danouz.es J. Recherches sur les

6qxpiKia de 1'eglise byzantine. Paris, 1970], а также в работах, специально посвященных русско-византийским отношениям в XIV

в. (например: Sevtfenko I. Russo-by/antine Relations after the Eleventh Century. In: Supplementary Papers Summaries of XIHth

International Congress of By/an-tine Studies. Oxford, 1966. P. 19—25; LUienfeld F. v. Russland und Byzanz im 14. und 15. Jahr-

hundert. — Ibid., P. 25—32; Tinnefeld F. Byzantinisch-russische Kirchenpolitik im 14. Jahrhundert // Byz. Zeitschrift, 1974, Bd. 67. S.

359—364; etc.).

375

Интересен уже сам подбор послов: ими были архиепископ вифлеемский Михаил и придворный

чиновник (oliceicx;)

византийского императора Мануила II Палеолога Алексей Аарон. Факт весьма

показательный для практики византийского посольского дела: послы-апокрисиарии выбраны и

посланы на Русь (ё!;еХеуг|те ка! алеатаА.г|те elq TT|V 'Pcoaiav) совместно императором и патриархом,

проинструктированы устно (оста ало атоцатос; лрсх; ицбк; ешоцеу), а «для большей надежности»

снабжены письменным «наказом». Подобные объединенные «свет-ско-духовные» посольства были

отнюдь не редкостью в Византии

, но их гетерогенность, видимо, сознавалась самими византийцами,

так как в нашем случае патриарх специально обратил на это внимание и предостерег апокрисиариев от

возможных разногласий. «Говорим и наказываем вам, — гласит итютитссоок;,— чтобы вы прежде

всего имели духовное единение и согласие, как мы вас соединили (ка&ох; ицси; т)уа>аацеу), и

соблюдали бы мир и любовь между собою, о чем мы вам часто наказывали. Ибо ни ты, архиепископ, не

должен никогда говорить, что избран мною, патриархом, или что имеешь от меня особую грамоту

(урацца i8iov) или просто какое-то слово, которого не знает Аарон; ни ты, Аарон, [не должен] говорить,

что избран и послан высочайшим и священным моим самодержцем и имеешь какое-либо особое его

указание (tiva iSiov оршцоу айтои), которого не знает архиепископ вифлеемский; мы вместе,

священный император и я, избрали вас и, что имеем сказать через грамоты или устно (8ia ураццатсоу

кш ало атоцатос;), передали вам обоим, так что никто из вас не имеет ничего особенного и сокрытого,

но все сделано для вас общим и явным. А поскольку вы так соединены нами и не имеете никакой

причины для раздора, то вы и должны пребывать в согласии и мире между собою, прежде всего во

славу Бога и нас, избравших вас для этого дела, потом — и для вашей чести». Послам предписано

иметь при себе все грамоты (Ttdvia та ураццата Б^Л^Е ицец ЦБ& eaoTUv)

, а по приезде в Москву

сообща отдать их «преосвященному митрополиту Киева и всея Руси [Киприану] и благороднейшему

великому князю (цеуау pfjya

) всея Руси [Василию I Дмитриевичу]». Любопытны также конкретные

указания о поведении послов во время переговоров в Москве. «Всякий раз, —

Об этой категории «вассалов» византийского императора см.: Verpeaux J. Les oucevoi. Notes d'histoire institutionelle et sociale //

Revue des etudes byzantines (далее — REB). 1965. T. 23. P. 89— 100.

Об организации посольского дела в поздней Византии см.: Медведев И. П. К вопросу о принципах византийской дипломатии

накануне падения империи // Виз. временник. 1972. Т. XXXIII. С. 129—139 (с указанием литературы вопроса).

Как явствует из всего последующего текста документа, имеются в виду знаменитое послание патриарха великому князю

Московскому Василию 1 Дмитриевичу, письма митрополиту Киевскому и всея Руси Киприану, епископу новгородскому

Иоанну и новгородскому клиру, архиепископу суздальскому Ефросинию. Текст этих документов также сохранен данным

патриаршим регистром; см. соответственно: cod. Vindob. hist, grace. 48, f. 74"—76" (MM, II. P. 188—192, N 447), 70

(MM, II. P.

180—181), 70—74

(MM, II. P. 181—187, N 446), 77—77

(MM, II. P. 192—194, N 449). Были ли при апокрисиариях, помимо

перечисленных писем и инструкций, также «верительные грамоты» (Litterae credulitaus), которыми снабжались обычно

византийские послы, сказать трудно; о документах этого типа см.: DSlger F. Regesten, NN 3396, 3355 и др.; Diilger F.,

Karayannopulos J. Byzantinische Urkundenlehre. Bd. I: Kaiserurkunden. Munchen, 1968. S. 105—107. О титуле £fj!; (rex), которым в

византийских и западных источниках наделялись русские князья, см.: Soloviev. A. V. «Reges» et «Regnum Russiae» au moyen age

// Byzantion, 1966, t. 36. P. 144—173.

376

говорится в инструкции, — как вы увидите их [т. е. митрополита и великого князя.—И. М.}, по служебным

ли делам, ради которых вы посланы, или просто для беседы как друзья и апокрисиарии, по своему ли

желанию, или когда они пригласят вас, оба ли вместе, митрополит и великий князь, или каждый из них осо-

бо,— беседуйте с ними оба; но никто из вас порознь ни под каким предлогом пусть не видится ни с великим

князем, ни с митрополитом».

Теперь о цели посольства: она была, как это явствует из нашего документа, трудной и сложной. Помимо

Москвы, апокрисиариям предстояло посетить еще два крупных политических центра на Руси — Великий

Новгород и Суздаль, с тем чтобы в первом случае помирить новгородцев с митрополитом Киевским и всея

Руси Киприаном (ссора возникла по поводу апелляционного суда в связи с нежеланием новгородцев

судиться у митрополита) и во втором случае — произвести доскональное расследование и вынести свое

решение относительно двух русских местечек — (Нижнего) Новгорода и Городца, права на которые

оспаривались митрополией и суздальским архиепископством. В данной статье мы отнюдь не задаемся

целью входить во все детали и хитросплетения древнерусской церковной истории

. Нас интересует нечто

совсем иное, а именно — сам механизм расследования, факт широкой проверки документов, выданных

византийским правительством и константинопольским патриархатом русским светским и церковным

властям, т. е. те вопросы, которые имеют особое значение именно с точки зрения вспомогательных

исторических дисциплин, в частности дипломатики и делопроизводства.

По приезде в Великий Новгород (siq то цеуау Nopoypcmov) послам было предписано выступить на общей

«сходке» (аиуа^Ц, именно этим термином обозначено здесь новгородское вече), в присутствии тамошнего

епископа, бояр (TWV dpxovicov Tcav ёкеТ) и всего остального народа, и «сначала на словах разъяснить им,

как для их душевной пользы мы послали вас к ним в столь далекий и опасный путь, как мы скорбим о том,

что такое множество христиан отделилось от церкви христовой». После этого послы должны были передать

новгородцам адресованные им византийские императорские и синодальные грамоты (та Распилка ка! та

auvo-5ixa ураццата), но сперва—те, что были изготовлены еще до прихода в Константинополь посла

новгородцев Кирика, а уж потом—составленные после его отъезда. Грамоты должны были быть всенародно

(jtapptjaia) зачитаны и заслушаны с тем, чтобы новгородцы «отвратились от своего заблуждения и

злонамеренности, приняли своего митрополита и покорились ему согласно древнему обычаю». С другой

стороны, послам предлагалось принять грамоты или послов от самих новгородцев, «если они пожелают их

послать или для получения благословения... или по какой-нибудь другой нужде», а если обнаружится, как об

этом «устно говорил» во время своего пребывания в Константинополе новгородский посланец Кирик, что у

новгородцев имеются византийские императорские хри-совулы и грамоты, то снять с них точные, «слово в

слово», копии (та кто auToXe^et) и доставить их в Константинополь.

Еще более детальное задание было получено послами в отношении спорного вопроса о Нижнем Новгороде

и Городце. Обстоятельно изложив существо дела, инструкция предписывает послам потребовать (£т|гпаате)

в присутствии обеих сторон, т. е. митрополита Киприана и архиепископа суздальского Евфросиния,

См. об этих сюжетах: Голубииский Е. История русской церкви. Т. II. С. 306 и ел.

377

пожалованные им раньше императорские и патриаршие грамоты. Если по прочтении этих грамот

послы найдут, что они были даны по иску (ё^ dvcKpopcti;) суздальского архиепископа о

принадлежности указанных городов его церкви и по жалобе на притязания митрополита, то послы

должны потребовать, чтобы суздальский архиепископ представил или грамоты, или свидетелей, или

какие-то другие доказательства, которые бы подтвердили истинность его иска, причем свидетели

предварительно должны были принять от архиепископа вифлеемского письменное предупреждение с

угрозой отлучения за ложные показания (Pdpoq афорюцои ёуурафох;). В случае, если архиепископ

суздальский представит все это, инструкция предписывала решить дело в его пользу, т. е. закрепить за

Суздалем спорные местечки, если же архиепископ не сможет доказать своих прав, то послам (по

существу, скорее, судьям) вменялось в обязанность забрать все имевшиеся у него грамоты и доставить

в Константинополь, а всю церковную власть над указанными городами передать митрополиту с тем,

чтобы «он имел их в качестве своего прихода, как это было раньше». Предусматривалась, правда, и

еще одна возможность: грамоты суздальскому архиепископу могли быть выданы в свое время

императором не в результате возбужденного против митрополита иска, а по обычной просьбе

суздальского епископа пожаловать ему города, принадлежащие митрополии, вследствие чего они и

были отчислены от митрополии и приданы суздальской церкви. В таком случае грамоты должны были

сохранить свою силу и крепость (то кирос; кш pepcuov), а архиепископ укреплялся в своих правах

удерживать в этих городах свою церковную власть. Однако и в этом случае послам предписывалось

снять с грамот дословные копии и доставить их в Константинополь.

Эти положения инструкции повторены в грамоте патриарха Антония к суздальскому архиепископу,

также дошедшей в составе данного регистра (л. 77— 77 об.) и являющейся, очевидно, одной из тех

грамот, которые везли с собой византийские послы

. Здесь также подробно изложена вся история спора

архиепископа и митрополита о Нижнем Новгороде и Городце и прямо указано, что византийские

апокрисиарии посланы для того, чтобы расследовать это дело (iva ^eidocoav то яер! тоитои). Патриарх

просит архиепископа беспрепятственно передать апокрисиариям всю документацию, относящуюся к

делу, все грамоты, полученные в свое время им и его посланцем в Константинополе старцем Дио-

нисием от византийского императора и патриарха. «Если ты докажешь,— пишет патриарх епископу, —

свои права апокрисиариям или посредством других древних и достоверных грамот (6Ча ураццатсау

aXtaov 7taA.ma>v кш а^юяштсоу), или посредством свидетельства честных людей и почтенных

старцев, то ваш иск будет признан правильным и наши грамоты, которые ты имеешь, должны иметь

силу и нерушимость; если же не докажешь этого, а преосвященный митрополит киевский и всея Руси

докажет истинность того, что он утверждает... то грамоты,

ММ, II. Р. 192—194, № 449; РИБ, VI. С. 277—282, № 41. Грамота сохранилась без даты. Миклошич отнес ее к 1396 г.

(см.: ММ, II. Р. 581), но, как убедительно отметили издатели РИБ, из содержания видно, что она написана в одно время с

вышеупомянутой инструкцией. Аналогичного мнения придерживается Даррузес, считающий, что все письма, которые

Михаил Вифлеемский и Алексей Аарон везли с собой на Русь (т. е. уже упомянутые письма Новгороду, митрополиту

Киева и всея Руси Киприану, великому князю Московскому Василию 1 Дмитриевичу и архиепископу Суздальскому

Евфросинию), были составлены в период с июля по октябрь 1393 г. (См.: DarrouztsJ. Le registre synodal. P. 73,384).

378

сохраняя свою подлинность и тем самым свою честь (tf|v OIKEIO.V s^ovta кои оитю Т1цт|у), окажутся в

таком же положении, как если бы их вообще не было, ибо они родились вследствие ложного иска».

Замечание с точки зрения дипломатики весьма важное, так как предостерегает нас от поспешных

выводов о подлинности того или иного документа: документы, обладающие всеми признаками подлин-

ности, могут, оказывается, при известных обстоятельствах быть признаны недействительными, не

имеющими fidem publicam.

В связи с изложенными фактами встает еще один немаловажный вопрос: зачем в Константинополе

понадобились точные копии документов, выданных на Русь императорской и патриаршей

канцеляриями? Казалось бы, такие копии должны были иметься в самом Константинополе. Правда, к

XIV в. та четкая система регистрации выдаваемых императорской канцелярией документов, которую

мы наблюдаем в предшествующие века истории Византии, как будто сошла на нет

. Но изготовление

так называемых канцелярских копий, т. е. копий, изготовлявшихся самой императорской канцелярией

одновременно с оригиналом документа и являющихся по содержанию и по форме точными

воспроизведениями оригинала (за исключением, разумеется, подписи императора, ибо в противном

случае копия превратилась бы в оригинал), в принципе было обязательным всегда". Что же касается

патриаршей канцелярии, то именно в поздневи-зантийское время и в особенности в XIV в. мы

наблюдаем заметное расширение практики регистрирования (в юридическом значении этого термина).

Если раньше краткие записи о выпущенной документации делались скорее для учета последней, то

сейчас, по оценке Герланда, патриаршие регистры приобретают характер нотариальных регистров:

внесение в регистрационную книгу явно заменяло выданный документ

. Любопытно также отметить,

что в «священном кодексе Великой Церкви» (так именовались регистры, которые велись канцелярией

патриарха) регистрировались и документы, выдаваемые императорской канцелярией и относящиеся к

церковной и монастырской собственности, благодаря чему как раз и сохранился текст многих

императорских хрисовулов, оригиналы которых были утеряны

. Создается впечатление, что

прекращение регистрации

Ср.: GerlandE. Das byzantinische Registerwesen. S. 33.

Dolger F., Karayannopulos J. Byzantinische Urkundenlehre, S. 130. Следует отметить возросшую в поздней Византии роль

копии: если в ранневизантийское время копии публичных документов, согласно закону, не могли быть представлены в суд,

требовался только оригинал, то с течением времени копии стали признаваться в качестве имеющего законную силу средства

доказательства. Однако в отличие от частного акта, который мог быть изготовлен в нескольких экземплярах, каждый из

которых был оригиналом (см.: КйЫег В. Itrov und dviiypacpov // Zeitschrift der Savigny-Stiftung fur Rechtsgeschichte.

Romanistische Abteilung, 1933, Bd. 53. S. 64—98), публичный акт (например, документ, исходивший из императорской

канцелярии) выпускался только в одном экземпляре. Изготовление копий при такой практике, казалось бы, должно было быть

просто необходимым. См.: Медведев И. П. Византийская дипломатика в свете некоторых новейших исследований //

Вспомогательные исторические дисциплины. [Т.] III. Л., 1970. С. 365.

Gerland Е. Das byzantinische Registerwesen, S. 32; Darrouzes J. Recherches sur les 6<p<puaa. P. 463.

Darrouzes J. Op. cit., p. 461. Иногда это даже сбивает с толку. Так, копии хрисовулов императора Иоанна VI Кантакузина (см.

прим. 17 на с. 379 настоящей работы), сделанные в середине XIX в. А. А. Шифнером с рукописи патриаршего регистра (cod.

Vindob. hist, graec. 47. Ср.: Hunger H. Katalog. Т. I. S. 55), обозначены в каталоге И. Н. Лебедевой как «Акты Константино-

379

светскими властями документов, исходящих из императорской канцелярии, связано именно с этим

фактом переноса некоторых функций императорской канцелярии на канцелярию патриархата

Следует добавить к этому, что последняя отнюдь не ограничивалась фиксацией исходящей

документации только через регистры: предполагалось и изготовление копий, как выдаваемых

получателю документа, так и откладываемых на хранение в самой канцелярии.

Конечно, нарисованная только что картина делопроизводства в Византии является лишь весьма

приблизительной «принципиальной схемой», которая на практике очень часто нарушалась. По словам

Герланда, точность регистрации почти целиком зависела от произвола соответствующего

должностного лица, как правило хартофилака. «Халатность, — говорит он, — приводила к утрате

значительной части документации. В этих условиях у получателей документов уже рано должно было

возникнуть желание спасти путем надлежащих мер дословный текст находившихся в их архивах