Джойс серьезно интересовался тезисом Виктора Берара, видевшего в Одиссее семита. Верно, что «Jewgreek
is greekjew» является нейтральным, анонимным утверждением в столь ненавистном Левинасу смысле,
написанным на головном уборе Линча. «Ничей язык», как сказал бы Левинас. К тому же это утверждение
приписывается так называемой «женской логике»: «Woman's reason. Jewgreek is greekjew.» Кстати, заметим
по этому поводу, что «Тотальность и бесконечное» доводит уважение к асимметричности до той отметки,
после которой нам кажется уже невозможным, сущностно невозможным представить себе, что это книга
могла бы быть написана женщиной. Философским субъектом в ней является мужчина, vir. (См. главу
«Феноменология Эроса», которая занимает столь важное место в экономике этой книги). Уникальна ли ли
эта принципиальная невозможность для книги быть написанной женщиной в истории метафизической
литературы [Гécriture]? В другом месте Левинас признает, что женственность является «онтологической
категорией». Следует ли связать это замечание с сущностной вирильностью метафизического языка?
Возможно, впрочем, что метафизическое желание является сущностно вириль-ным, даже у так называемой
женщины. Именно это, как нам кажется, и полагал Фрейд (не признававший сексуальность как «отношение
с абсолютно другим»), но, разумеется, имея в виду не желание, а либидо.
Продолжение перевода A.B. Ямпольской статьи Ж. Деррида «Насилие и Метафизика», начатого в труде:
Левинас Э. Избранное. Тотальность и Бесконечное. М.—СПб., 2000. Перевод выполнен по изданию:
J.Derrida. Violence et Métaphysique. Essai sur la pensée d'Emmanuel Lévinas // L'écriture et la différence. Éd. du
Seuil. 1967, pp. 162-228.
Ключевые понятия философии Э. Левинаса
В философии Левинаса мы находим как уже утвердившиеся в философии понятия: этика, нравственное
сознание, человечность, другой, ответственность, ин-тенциональность, трансценденция, так и те, что в
философском смысле используются только им, по крайней мере им акцентируются: ü у а, след, отделение,
встреча, лик, высь. Сам стиль Левинаса запрещает опираться на какую бы то ни было концептуальную
схему; как пишет Ж. Деррида, в главном философском произведении Левинаса «Тотальность и
бесконечное», которое представляет собой скорее художественное произведение, а не научный трактат,
темы развертываются «с бесконечной настойчивостью волн, набегающих на песок: возвращение вновь и
вновь одной и той же волны на один и тот же берег, где, каждый раз резюмируя свое содержание, развитие
темы бесконечно обновляется и обогащается» (ДерридаЖ. Насилие и метафизика//Левинас Э. Избранное:
Тотальность и бесконечное, с. 400). Стиль Левинаса — это своего рода плетение («ткачество»), где «всё
связано со всем» и одновременно с единым центром, каким выступает Другой. Одно определяется через
другое — чаще всего связанное с первым, но порой и через противоположное ему. Так, ответственность
перед лицом Другого дается через описание интенциональности, субъективности, человечности, любви к
ближнему; в свою очередь человечность раскрывается через отделение, субъективность, Другого,
ответственность и т.п.; ужас противопоставляется хайдеггеровскому страху перед лицом смерти, время —
образу неподвижной вечности. Сам философ в своих работах не дает определений, он размышляет по их
поводу, и эти размышления не идут «линейно», ни одно из них не может считаться окончательным, и только
их совокупность дает возможность приблизиться к искомому предмету. Как отмечает Левинас, способом
представления и развитием использованных им понятий он обязан феноменологическому методу с его
требовательностью и гибкостью. Поэтому для адекватного понимания того или иного термина
левинасовской философии мы предлагаем воспользоваться чем-то вроде коллажа, составленного из
суждений мыслителя, приведенных им в работах
«От существования к существующему», 1947;
«Тотальность и бесконечное», 1961;
«Ракурсы», 1967;
«Философия, справедливость и любовь» (русский перевод указанных работ см. в книге: Левинас Э.
Избранное: Тотальность и бесконечное. СПб., 2000);
«Гуманизм другого человека» (русский перевод см. в наст, издании),
«Этика и бесконечное. Диалоги с Филиппом Немо», 1982 (отрывок из книги опубликован в журнале
«История философии», № 5. М., 2000);
«Время Наций» (AFheure des Nations, 1987).
Поступая так, мы стремимся следовать указаниям самого философа, считавшего, что сущность языка
заключается в том, «чтобы постоянно разрушать фразы с помощью предисловий или толкований,
пересказывать уже сказанное, пытаясь бесцеремонно повторять вновь и вновь то, что звучит непонятно в
неизбежном церимони-але говорения» (Левинас Э. Избранное: Тотальность и бесконечное, с. 73).
Другой — это ближний, неохватный, не подвластный обобщениям. Опыт Другого — это фундаментальный
опыт, опыт par excellence. Другой стоит у истока опыта. Другой обнаруживает себя абсолютным
сопротивлением своего беззащитного взгляда.