80
дублирует работу самого научного работника с книгой” и тем самым в огромной степени
облегчает эту работу и обеспечивает ее высокое качество. Причем библиография сама по себе
“но создает системы фактов или понятии как наука”, оставляя эту главную научную задачу той
науке, которую она обслуживает. Но из этого следует, что сколько бы мы ни называли
собственно библиографию наукой, на самом деле действительная наука только начинается там,
где кончается библиография. Таким образом, признание научно-вспомогательной
библиографии органической частью науки или определенной ступенью, этапом всякого
научного исследования действительно говорит о ее научном характере, о наличии элементов
научного труда в деятельности библиографа-составителя, но не может служить достаточным
основанием для общей квалификации научно-вспомогательной библиографии как научной
дисциплины, не говоря уже о библиографии в целом (включая другие ее участки, но связанные
непосредственно с обслуживанием науки).
Д.Д. Иванов правильно указывает на ограниченность общих теоретических концепций,
рассматривающих библиографию либо как деятельность только практическую, как “какое-то
ремесло, ряд операции с книгой, не имеющий ничего общего с наукой”, либо как
самостоятельную книговедческую научную дисциплину, специальная задача которой –
“изучение книг как памятников культуры”. Вместе с тем его собственная точка зрения на
библиографию, взятую в целом, непоследовательна. Она сводится к тому, что научно-
вспомогательная библиография является органической частью самой науки, а
рекомендательная библиография составляет “вид культурно-просветительной работы”. Кроме
того, существует общая государственная библиография. Объединить эти виды библиографии в
нечто общественно целостное нельзя. “Абстрактное и замкнутое направление теоретической
мысли достигло кульминационной точки в мысли о надстройке над библиографией еще особой
науки о библиографии как особом общественном явлении...”. Одновременно признается, что
между различными участками библиографической деятельности “имеется много общего в
принципиальном, методическом и теоретическом отношениях, что дает возможность говорить
об общей теории библиографии”, в которой “должны быть полностью учтены принципиальные
особенности (можно было бы сказать – природа) каждого вида библиографии, связанные с ее
назначением”. Однако вполне очевидно, что такого рода общая теория библиографии не может
быть ни чем иным, как “надстройкой” над библиографией в виде “особой науки о
библиографии как особом общественном явлении”.
Любые виды библиографической деятельности и ее результаты (библиографические
пособия), взятые в целом, представляют собой вполне достойный объект для самостоятельной
научной дисциплины, каковой и является библиографоведение, включающее в себя историю,
теорию, методику и организацию библиографии. В этом смысле обнаруживается “рациональное
зерно”, исходная правильность постановки вопроса о разграничении теории и практики,
получившего в упоминавшейся выше статье И.И. Решетннского в целом верное, по
недостаточно точное освещение.
Можно ли весь этот комплекс, включающий библиографию по всех ее значениях (в том
числе и библиографоведение), рассматривать как некое “научно-практическое целое”?
Очевидно, можно, но только в том внешнем смысле, на который правильно указал М. И. Левин,
т. е. с целью очертить границы библиографического универсума, отличить то, что относится к
библиографии, от того, что к ней не относится. Внутри же этого комплекса, конечно, нельзя,
опираясь на интересы какого-то мифического “единства”, не видеть существенных различии
между библиографией и библиографоведением и отрицать самостоятельность теории
библиографии как части библиографоведения.
В статье “Советская теория библиографии в 20-е–30-е годы” М. А. Брискмаи следующим
образом прокомментировал цитату из доклада Л.П. Гребенщикова на I библиографическом
съезде, в которой речь идет о теоретической библиографии: “Это положение о теории
библиографии как части единого понятия библиографии, а не как особой науки, стоящей рядом
с практической библиографической деятельностью (или даже над ней), было полезно для
советской библиографии и в развитом виде пошло в будущую систему основных ее