Лахман Р. Капиталисты поневоле. Конфликт элит и экономические преобразования в Европе раннего Нового времени

Подождите немного. Документ загружается.

£~£ ~ £  |  ¾

перед королевскими судьями, и напротив, церковные суды были бо-

лее доступны для большинства копигольдеров. Реальный вклад коро-

ны в борьбу за права крестьян на землю проявился при вторичной

поддержке юрисдикцию церковных курий в спорах между крестья-

нами и манориальными лордами. Корона имела двойной интерес

в поддержании власти духовенства в делах земледержания: во-пер-

вых, она взимала церковную десятину в пользу государства, во-вто-

рых, короли рассматривали независимое крестьянство как основной

источник налоговых сборов (Scarisbrick, 1960, с. 41 – 54; DuBoulay, 1966,

с. 92 – 113) и поэтому желали сохранить способность духовенства защи-

щать крестьян в качестве противовеса манориальным лордам.

£~£ ~ £

 |  ¾

Исследование трансформации классовых отношений в аграрном сек-

торе, проведенное в этой главе, позволяет нам сделать некоторые вы-

воды об ограниченности изменений в средневековых Англии и Фран-

ции. В обеих странах все перемены в статусе крестьян касались раз-

личного вида держаний в манорах. Крестьяне не покидали и не были

изгнаны из своих жилищ в манорах. В столетия, последовавшие за чу-

мой, они продолжали выводить (а иногда и менять) свои права и обя-

занности из своего статуса арендатора в маноре. Практически ни один

крестьянин не пролетаризировался ни в Англии, ни во Франции

до

xvi

в. Практически ни один землевладелец в этих странах не пре-

успел в переводе недомениальной земли своего манора в частную соб-

ственность, которой он мог бы управлять, сдавать в аренду или про-

давать, как ему заблагорассудится. Обсуждение, приведенное выше,

показывает, что тенденция была противоположной, и многие земле-

владельцы стремились перевести домены в крестьянские держания.

Баланс классовых сил не может объяснить ни стабильности ма-

нориальных классовых отношений, ни различий в схемах земле-

держания внутри этой архетипической феодальной организации,

зато структура элиты становится ключевой объясняющей перемен-

ной. Там, где элиты пребывали в активном или неразрешенном кон-

фликте, крестьяне получали свободу от трудовых повинностей, пра-

ва на надежное земледержание и стабильную ренту, не взирая на де-

мографические, экономические и экологические условия, там, где

элитные конфликты были разрешены, крестьян вынуждали нести

новые или усиливали старые трудовые повинности.

| 2

Ключевые различия между Англией и Францией заключались

в уровне организации элит. Во Франции элиты были организова-

ны, с основным исключением в виде духовенства, на провинциаль-

ном уровне. В Англии корона и духовенство решающим образом

влияли и на общенациональном уровне на светских землевладель-

цев. Ни одна национальная элита в эту эпоху, предшествующую аб-

солютизму, не была способна добиться элитной гегемонии в рамках

всей нации. Единственное, что английская корона и духовенство мог-

ли сделать со своими общенациональными организациями

—

пред-

отвратить захват светскими землевладельцами гегемонии в рамках

графств. В результате модель многих французских областей, где свет-

ские землевладельцы объединялись под руководством одного магна-

та или в рамках коллективной корпорации, не была продублирована

в английских графствах.

Две стабильные модели, каждая из которых продержалась два сто-

летия, были созданы в послечумных Англии и Франции. В большин-

стве французских областей светские элиты сумели ограничить про-

никновение конкурирующих элит внутрь и использовать свою област-

ную гегемонию для привлечение крестьян к трудовым повинностям.

В Англии и Бретани, Комтате-Венэссен, Нормандии, Орлеане, Пи-

кардии, Пуату, Провансе и Гиени конфликт магнатов

—

между светски-

ми землевладельцами и духовенством во французских областях и меж-

ду светскими землевладельцами и коалицией духовенства и короны

в Англии

—

освободил крестьян от трудовых повинностей при надеж-

ном держании своих земель. В Иль-де-Франсе короли использовали

свою власть для предотвращения сложения гегемонии светских зем-

левладельцев и обеспечения свободы крестьянам в качестве противо-

веса аристократии и альтернативного источника налоговых сборов.

В Лангедоке союз магнатов и духовенства проводил ту же стратегию

ослабления манориальных сеньоров и усиления крестьянских общин.

Для перехода к аграрному капитализму нужны были дальней-

шие трансформации элитной структуры. В последующих главах рас-

смотрены возможные источники изменения в феодальной поли-

тике. В третьей главе разбирается роль городов

—

как независимых

городов-государств, так и автономных в рамках национальных госу-

дарств

—

как места зарождения политических образований, бросив-

ших вызов аграрным элитам, но не приведших к установлению ка-

питалистических социальных отношений. В 4 – 6 главах проанали-

зированы различные виды образовавшихся государств

—

имперская

Испания, корпоративная коалиция, ставшая Голландской республи-

кой и два контрастирующих типа абсолютизма, в Англии и Франции,

³}} ~ £~ £³~£~} ³~~£

чтобы определить их как особые формы, и подточившие феодальную

политику, и произведшие на свет новые элитные структуры, которые

в конечном итоге стали проводниками капитализма.

³}} ~ £~ £³~£~} ³~~£

Социологи и историки, изучающие неевропейские общества, почти

все единодушны, что давно пора похоронить столь малополезное по-

нятие Маркса, как азиатский способ производства

³¹

. Маркс полагал,

что крупномасштабные деспотические государства в Азии использо-

вали прямое принуждение для присвоения результатов труда. Ази-

атский способ производства, по Марксу, отличался от европейского

феодализма тем, что барщинный труд был организован там центра-

лизованными институциями, в то время как труд крепостных и тру-

довые повинности в Европе использовались на местном уровне ма-

нориальными сеньорами. Каждый из правящих классов поддержи-

вался своей системой организации труда, утверждал Маркс. Хотя

землевладельцы были во множестве и процветали в Азии так же,

как и в Европе, в Азии блок военных и чиновников получал крупную

выгоду от принудительного труда, тогда как в Европе феодалы извле-

кали из труда большую часть прибавочной стоимости для себя.

Маркс мало что мог сказать о динамике классовых конфликтов

и социальных изменениях в Азии. В действительности исследовате-

ли неевропейских обществ считают понятие «азиатский способ про-

изводства» неудобным именно потому, что оно препятствует анализу

подлинной динамики социального изменения обществ, обозначен-

ных как азиатские Марксом и марксистами. В то же время востокове-

ды много времени потратили на создание новых теоретических кон-

цепций, которые позволили бы проводить сравнения между восточ-

ными и европейскими обществами

³²

³¹

Маркс развивал концепцию азиатского способа производства в своих «Критике

политической экономии» ( [1859], 1970), «Капитале» ( [1867 – 1894], 1967) и «Эко-

номической рукописи» (Grundrisse, [1857 – 1858], 1973) и ссылался на нее во всех

своих работах. Концепция была популяризована Виттфогелем (Wittfogel, 1957).

³²

Япония представляет собой исключение. Историки и социологи почти единоглас-

но рассматривают ее как феодальное общество, которое перешло к капитализ-

му, возможно, после Англии, но задолго до остального света. Японию использо-

вали для поддержки разных моделей: марксистской (Anderson, 1974), мировых

систем (Moulder, 1977) и веберианской (Eisenstadt, 1996; Ikegami, 1995; Collins 1997).

Я надеюсь рассмотреть этот важный случай в одной из своих последующих работ.

| 2

Анализ азиатских переходов пробуксовывал потому, что ученые

пытались вывести траектории социальных изменений из типоло-

гий аграрного производства и извлечения прибавочной стоимо-

сти, рассматриваемых изолированно от более широких структур

элитных и классовых отношений

³³

. Веберианцы внесли еще мень-

ший вклад в понимание азиатского исторического развития, неже-

ли марксисты. Веберианцы использовали эссенциалистский подход,

утверждая, что в восточном мировоззрении и социальных практи-

ках не доставало некоторых важных черт, присутствующих в Европе

и Японии. В результате, утверждают они, азиатские общества, за ис-

ключением Японии, никогда не развивались так, как европейские

³⁴

Веберианцам не удалось объяснить различную динамику восточных

обществ, и они удовлетворились описаниями инертных культур.

Анализ элит в этой главе подсказывает, что ключевая характе-

ристика любого европейского или азиатского общества

—

полная

структура элитных и классовых отношений, а не доминантные фор-

мы извлечения прибавочной стоимости в отдельный историче-

ский момент или любой другой набор культурных практик. Измене-

ния происходят между элитными и классовыми отношениями. Мы

не найдем точки перехода, сравнивая способы производства или об-

³³

Обсуждение в Journal of Peasant Studies статьи Харбанса Мукхья «Был ли феодализм

в истории Индии?» (Harbans Mukhia, «Was there feudalism in Indian history?»,

1981) показательно. Участники специального номера, изданного Т. Дж. Байрсом

(T. J. Byres) и Мукхья (1985), единогласно согласились с тем, что понятие «азиат-

ского способа производства» не помогает понять историю ни одного из регио-

нов Индии. Все статьи очень важны для понимания нескольких аграрных спо-

собов производства в разных частях Индии за столетия ее истории. Однако все

авторы начинают «тонуть», когда пытаются развить модель способов производ-

ства или использования способов производства, которая бы объяснила кон-

кретный отрезок индийской истории. Читателям предлагается ряд критических

толкований марксистских концепций, но ни разу не говорится, какие факторы

вызывали изменения.

³⁴

Эйзенштадт (Eisenstadt, 1988) и Коллинз (Collins, 1997) попадают в эту ловушку

по-разному, как и Холл (Hall, 1988), и Бехлер (Baechler, 1988). Сам Вебер в «Рели-

гиях Китая» ( [1916], 1964) и «Религии Индии» ( [1916 – 1917], 1958) допускает боль-

шой фактор случайности, прослеживая двустороннюю причинно-следственную

связь между социальной структурой и религиозным мировоззрением. Икегами

(Ikegami, 1995) ближе к Веберу в тонкости, с которой она прослеживает взаи-

моотношения между конфликтом и культурным изменением. Икегами не делает

тео ретических выводов из своего исторического исследования и выдвигает лишь

имплицитные предположения, как рассматривать Японию в сравнении с Евро-

пой или другими азиатскими странами.

³}} ~ £~ £³~£~} ³~~£

щества «сбора ренты» и «сбора налогов» (Berktay, 1987), или проти-

вопоставляя империи, королевства и племенные системы. В дейст-

вительности важен комплекс организации производства и извлече-

ния стоимости, или, используя терминологию Бертея, связь ренты

с налогами и отношений внутри ренто- и налогособирающих элит.

Важна структура, и в Азии, и в Европе, в качестве контекста, внут-

ри которого открываются и закрываются возможности для действий

(agency) элит и классов.

Если элитная структура лучше объясняет устойчивость евро-

пейского феодализма до

xvi

в., похожую модель можно применить

и при анализе устойчивости некапиталистического способа про-

изводства в Азии и уникального развития аграрного капитализма

в Японии, начиная с

xvii

в. Нам нужно выяснить, где в комплексе

элитных и классовых отношений создан зазор для точки перехода

в каждой стране, городе или области в определенные исторические

моменты. Непредвиденные изменения происходят в Азии, так же,

как и в Европе и во всех других обществах. Нам нужно найти струк-

турные точки, где элиты и классы обладают возможностью действо-

вать (agency). Данная книга пытается сделать это в отношении Запад-

ной Европы. Мы конструируем теоретическую и методологическую

концепцию для будущих исследований Азии, которые смогут объяс-

нить и сравнить особое историческое развитие каждого общества.

| 3

ПРЕДЕЛЫ РАЗВИТИЯ

ГОРОДСКОГО КАПИТАЛИЗМА

Города были звездами Европы эпохи Средневековья и Ренессанса.

В отличие от сельских общин с их политической статикой и практи-

ческой автаркией, города были локусами быстрых демографических

изменений, узлами международной торговли и сетей производства

и сценой, на которой элиты и классы становились агентами истори-

ческих трансформаций, изобретая новые и бросая вызов старым по-

литическим устройствам.

xii

–

xiv

вв. города по всей Европе де-факто добились автоно-

мии, а некоторые, например, в Северной Италии, завоевали и фор-

мальную независимость от окружающих королевств, княжеств и гер-

цогств. Автономные города и города-государства обеспечивали

свою свободу военными и финансовыми средствами. Муниципаль-

ные правительства эксплуатировали промышленность, заключен-

ную в городских стенах, и торговлю, проходившую через их террито-

рию, поднимая налоги, увеличивая пошлины, беря займы у горожан

и приезжих. (Города, особенно в Италии, собирали дань с сельских

территорий, находящихся под их контролем.) В некоторых случаях

бюджет городов превышал бюджеты крупнейших королевств Евро-

пы, тогда города выводили на поле боя армии, успешно противосто-

явшие и часто превозмогавшие военные силы, контролируемые ко-

ролями и аристократами. Меньшие по размерам и богатству города

покупали права и свободы у своих сеньоров.

Города добивались власти в международной и областной сферах.

Они образовывали транснациональные лиги и коалиции; некото-

рые начинали войны, становясь столицами обширных городских

империй. Эти города контролировали ключевые европейские тор-

говые пути, увеличивая богатство граждан и доход правительств.

Самые богатые горожане давали в долг королям и римским па-

пам, контролируя основные запасы ликвидного капитала в Евро-

³}}  |~~£~|~ ³

пе, выдвигая требования королям и постепенно добиваясь власти

над папством.

Городские центры достигли уровня населенности и развития ре-

месел, невиданного в Европе со времен падения Рима. Хотя инно-

ваций в технике производства и ведении дел было немного, коли-

чественный рост экономической активности в сочетании с реин-

теграцией Европы в торговые сети Азии и Ближнего Востока давал

видимость качественно нового экономического поведения.

Судя по всему, социальный порядок, ориентированный на города,

возник в Европе в столетие, закончившееся «черной смертью». Горо-

да готовились к гегемонии в западной половине континента, когда

урбанистические области оправились демографически и экономиче-

ски

—

в. В условиях такой социальной системы города эксплуа-

тировали сельскую Европу. Хотя аристократия была непосредствен-

ным получателем богатств, извлеченных из сельских производите-

лей, дворяне и короли, в свою очередь, переводили большую часть

этих богатств в руки городских предпринимателей, действовавших

путем ростовщических займов и завышенных цен на мануфактур-

ные товары, а порой и через прямое военное покорение. Контроль

итальянцев, а позже исключительно дома Медичи над усиливаю-

щимся папством переводил церковную десятину и доходы с земель

со всей Западной Европы в Италию, в частности в Рим и Флоренцию.

В некоторых частях континента стали проявляться контуры по-

литической системы, в которой внешние территории объединялись

под властью одного-единственного города или лиги городов. От-

стающая Европа через несколько крупных городов связалась с более

продвинутыми областями Азии и Ближнего Востока; доступ к техно-

логическим инновациям, товарам и богатству остальной части мира

контролировали города, обладавшие достаточными связями, воен-

ной силой и капиталом, чтобы доминировать в трансконтиненталь-

ной торговле.

Развивающаяся гегемония городской Европы была потеряна

xvi

в. Большинство городов принудили расстаться с их независи-

мостью или поступиться большей частью своей автономии. Великие

города Италии передали контроль над торговыми путями, папством

и даже над большей частью итальянских земель новым могуществен-

ным национальным государствам, которые праздновали триумф:

их армии и их способность получать доходы оказались сильнее. Даже

ремесленное производство стало уходить из городов в это столетие,

ставшее эрой возникновения сельской протопромышленности. На-

селение итальянских городов осталось прежним или уменьшилось,

| 3

хотя общее население Европы, в том числе городское, значительно

увеличилось; впервые столицы национальных государств стали бо-

лее населенными, чем города-государства.

}}  }|~ 

Историки и социологи потратили много сил, чтобы осветить те ас-

пекты городской жизни, которые могли бы объяснить подъем и про-

цветание автономных городов в средневековую эпоху. Анри Пиренн,

Пол Суизи и Фернан Бродель

—

вот самые выдающиеся имена из той

когорты ученых, которые, хотя и с разных позиций, приравнивали

урбанизм к капиталистическому развитию. Из всех троих лишь Бро-

дель все-таки признавал, хотя и не объяснял причин, резкий упадок

автономных городов в

xvi

в. Фредерик С. Лейн, Чарльз Тилли и дру-

гие исследователи протопромышленности указывали на очевидные

(для них) преимущества национальных государств и сельской про-

мышленности перед городами-государствами и городскими купцами,

однако не смогли выразить, почему городские политики и произво-

дители сумели продержаться, несмотря на все предполагаемые недо-

статки своего положения, до

xvi

в.

Только Макс Вебер выдвинул единую модель, объясняющую ранние

преимущества и поздние изъяны положения купцов, основавшихся

в городах. Однако, несмотря на блистательную логику его аргументов,

ученые, придерживающиеся двух других подходов, успешно разруши-

ли основания трудов Вебера о городах. Обзор взглядов Вебера и его

противников проясняет необходимость нового анализа европейских

городов-государств и то, как моя модель конфликтов элит удовлетво-

ряет эту потребность. Ниже проиллюстрирована ценность моего под-

хода применительно к Флоренции эпох Средневековья и Ренессанса.

Город как капитализм

Труды Вебера часто ошибочно связывают

с той школой социологии,

которая определяет города как источник капитализма. Пиренн (1925)

Работа Холтона (Holton, 1986) очень полезна тем, что он определяет различия

в мнениях Пиренна и Вебера по поводу средневековых городов. Несмотря на это,

Холтон считает их подходы практически идентичными, и поэтому не обращает

внимания на то, какую различную роль Пиренн и Вебер приписывают жителям

городов в своих моделях происхождения капитализма.

}}  }|~ 

рассматривал города как островки экономической и политической

свободы посреди феодального общества, в которых и только в кото-

рых предприниматели могли извлекать прибыль, уходя от структур-

ных ограничений феодалов и запретов, налагаемых отсталыми сель-

скими обычаями. На протяжении столетий динамика городского ка-

питализма, по мнению Пиренна, доминировала на всем континенте,

ниспровергая аристократическое правление и преобразуя натураль-

ную сельскую экономику.

Работы Пиренна повлияли и на марксистов, и на немарксистов.

Суизи ( [1950], 1976), критикуя взгляды Добба, повторял пессимисти-

ческие взгляды Пиренна на возможность структурного изменения

и экономического развития в рамках аграрного сектора феодаль-

ной Европы. Бродель

—

наиболее влиятельный современный исто-

рик экономического развития Европы в эпохи Средневековья и Ре-

нессанса, был настолько уверен, что капитализм tout court

сущест-

вовал в средневековых городах, что даже не учитывал тезис Вебера

о протестантской этике.

Для Макса Вебера капитализм в современном смысле слова

—

ни больше

и ни меньше творение протестантизма или, более точно, пуританизма.

Все историки возражают против этой неубедительной теории, но никак

не могут избавиться от нее раз и навсегда. Однако она явственно не верна.

Северные страны заняли место, которое гораздо раньше и столь долго

и так блистательно занимали старые капиталистические центры Среди-

земноморья. Они ничего не изобрели ни в технологии, ни в управлении

делами (1977, с. 65 – 66).

Эти слова Броделя

—

пример самой распространенной претензии,

предъявляемой и к социально-психологическому подходу по пово-

ду происхождения капитализма, проявившемуся в «Протестантской

этике и духе капитализма», и к тому типу структурных моделей, де-

лающему упор на образование классов, элит и государств, которую

я представляю. Бродель утверждает, что капитализм, и в вебериан-

ском, и в марксистском смысле, существовал в городах-государствах

Италии эпохи Возрождения и практиковался северными конкурен-

тами итальянцев, базировавшимися в городах Ганзейской лиги и ни-

дерландских торговых центрах. То, что Маркс, Вебер и их последова-

тели описывают как начало капитализма в Англии

xvi

в., было не бо-

лее чем «переносом… [капитализма] со Средиземного на Северное

Просто-напросто (фр.)

| 3

море и олицетворяло победу новой области над старой. Также он

привел к существенной смене масштаба» (с. 67). Для Броделя ([1979],

1984) подъем Англии (и Нидерландов) был существенной трансфор-

мацией, но в рамках уже существовавшей европейской капиталисти-

ческой системы.

Бродель, который и предвосхитил модель миросистемы Иммануи-

ла Валлерстайна, и позаимствовал из нее, выдвигает довод, на кото-

рый необходимо ответить

. Его работе придает вес не только бога-

тая историческая эрудиция и изощренность теоретической модели,

но и господствующая среди историков тенденция характеризовать

городских купцов Европы эпохи Ренессанса как капиталистов. Пред-

мет спора в данном случае во многом касается определений. Так

как некоторые ученые определяют капитализм исходя из тех харак-

терных черт, которые уже существовали в городах той эпохи, а дру-

гие авторы ссылаются на практики и отношения, которые возник-

ли лишь в

xvi

или последующих столетиях, каждый может выиграть

в этом споре, выделяя те моменты, которые подтверждают его лю-

бимое определение. Бродель, однако, утверждая, что его исследова-

ния ренессансных городов выявило капитализм, как его определя-

ли Маркс и Вебер, претендует на гораздо более широкие заключе-

ния

⁴

. Эти претензии ничем не оправданы; несмотря на все уверения

Броделя, определения капитализма у Маркса и Вебера по критиче-

Хотя теоретические концепции Броделя и Валлерстайна имеют много обще-

го, Валлерстайн более точен в своем определении капитализма, чем Бродель.

Для Валлерстайна торгующий город не является подлинно капиталистическим

или не находится в ядре капиталистической мировой системы, если он не играет

более активной роли в определении формы производства и эксплуатации в пери-

ферийных регионах, как это было в ренессансных итальянских и нидерланд-

ских городах. Кроме того, Валлерстайн и Абу-Лугод (Abu-Lughod, 1989), кото-

рая рассматривает период 1250 – 1350 гг., допускают возможность множественных

ядер в мировой системе, в отличие от Броделя, который верит в единственную

мировую столицу. Следовательно, моя критика Броделя в этой главе неприложи-

ма напрямую к доводам Валлерстайна. Я рассматриваю ограниченность модели

мировой системы Валлерстайна в ходе построения своей аргументации в четвер-

той-шестой главах.

⁴

Коэн (Cohen, 1980) выдвигает схожий аргумент, утверждая, что католики эпохи

Возрождения, особенно жители итальянских городов-государств, проявляли

капиталистический дух в своем преследовании прибыли, независимо от того,

как они тратили свое богатство. Холтон (1983) критикует Коэна за то, что он

путает рациональные техники, к которой прибегали итальянцы Ренессанса,

и рациональное экономическое действие, которого не было ни во Флоренции,

ни в других городах-государствах.