Лахман Р. Капиталисты поневоле. Конфликт элит и экономические преобразования в Европе раннего Нового времени

Подождите немного. Документ загружается.

}} ~|} ³£}£~|~ ³ ³~}}

Biddick, 1987, с. 279), «феодалы по большей части прекратили вмеши-

ваться (в структуры крестьянского землепользования), оставив себе

лишь хрупкий внешний скелет обычных владений, который должен

был нести груз земельного рынка»

⁵

. Биддик и другие, придерживаю-

щиеся того же мнения, не только верят, что рыночное распределе-

ние земли по своей природе более эффективно, нежели феодальная

система сеньориального контроля, но и полагают, что их понимание

преимуществ рыночной организации соответствовало пониманию

сеньоров и крестьян

xiii

в. Приписывая рыночную рациональность

аграриям тех лет, эти историки отличаются от теоретиков, которые

будут обсуждаться в третьей главе, хотя бы тем, что не считают город-

ской сектор единственным источником целерациональных экономи-

ческих действий, напротив, они видят в сельских землевладельцах

первичных капиталистических акторов в Западной Европе.

Это «открытие» раннего капитализма немедленно вызывает два

возрожения. Во-первых, если аграрии

xiii

в. поняли, капитализм ра-

циональнее феодализма, почему большая часть европейских феода-

лов и крестьян так долго не переходили к этой чудесной новой орга-

низации производства? Во-вторых, почему эти прозорливые первые

аграрные капиталисты не осознали заранее, что их ждет стремитель-

ный рост производства и доходов, как у английских и голландских

фермеров

xvi

в.?

К сожалению, вышеназванные ученые не дают ответов на постав-

ленные вопросы, они даже не задаются первой проблемой, отвечая

лишь на вторую и предлагая несколько имплицитных моделей, чтобы

объяснить, почему акторы в аграрном секторе оказались неспособны

пользоваться технологическим прогрессом и колониальными возможностями,

которые открылись в конце

xviii

в.

Работу Макфарлейна критикуют за то, что она почти полностью опирается

на «налоговые записи и приходские книги [потому что они] оставляют за своими

рамками столь многое» (Stone, 1979, с. 40). Макфарлейн не понимает, что до

xvi

в.

англичане продавали или обменивали крепостнические права на обработку

земли, а не настоящую частную собственность. «Он совершенно игнорирует

постоянный общинный контроль посредством манориальных судов почти всех

аспектов использования собственности [включая] столь многие аспекты лич-

ной жизни, что сложно разглядеть, где средневековая концепция индивидуализ-

ма находит место для процветания вне той единственной сферы, которую Мак-

фарлейн подчеркивает: власти продавать или оставлять в наследство собствен-

ность» (Stone, 1979, с. 41).

⁵

Биддик предъявляет объемный библиографический список трудов английских

историков, которые разделяют его взгляды. Фуркен (Fourquin, 1976, с. 176 – 185)

делает то же самое для французских историков.

| 2

действовать согласно своему рациональному пониманию или почему

их рациональность была направлена на уменьшение возможности мак-

симизировать отдачу от материальных и человеческих ресурсов. Ниже

предложены несколько объяснений региональных и национальных

различий в скорости развития аграрной экономики начиная с

xiii

в.

Концентрация на временных и географических вариациях лучше все-

го подчеркивает причинные факторы в переходе к капитализму.

Демографические ограничения экономического развития

Наибольшей популярностью у многих европейских историков поль-

зуется мальтузианская модель Бреннера (Brenner, 1976, с. 33)

⁶

. Майкл

Постан и Эммануэль Леруа Ладюри рассматривают эту модель

как длительную общую тенденцию в сторону рационального исполь-

зования земли и труда. Эти ученые связывают современное капита-

листическое сельское хозяйство с крупными инвестициями в техно-

логии для повышения урожайности и эффективности труда. После-

дователи этой традиции пытаются определить факторы, которые

замедляли или убыстряли модернизацию сельского хозяйства в фео-

дальной Европе.

Рост населения в столетия, предшествовавшие «черной смерти»,

тормозил улучшения в сельском хозяйстве, направляя новые пото-

ки рабочей силы и капитала в расширяющиеся пограничные земли.

Крестьяне использовали общинную солидарность и законные права,

охраняемые короной, чтобы обеспечить себя наделом земли и сель-

скохозяйственной продукцией для прокорма своих умножающих-

ся семей, тем самым устраняя новые инвестиции в сельское хозяй-

ство (Bois [1976], 1984, с. 187 – 200; Forquin [1970], 1976, с. 13 – 15; Neveux,

1975, с. 35 – 39). Сокращение, хотя и не абсолютное, феодальной рен-

ты также уменьшало ресурсы, доступные землевладельцам для инве-

стиций в производство (Bois [1976], 1984, с. 215 – 225).

Демографический коллапс середины

xiv

в. возобновил инвести-

ции в землю

⁷

. Французские феодалы «подвергали крестьян… „вне-

⁶

Основной вклад в разработку этой модели, как указывает Бреннер, внесли Аббак-

кук (Habbakkuk, 1958), Постан (Postan, 1966), Леруа Ладюри (Le Roy Ladurie, 1966).

Купер (Cooper, 1978) развивает этот же подход в своей критике статьи Бреннера

1976 г.

⁷

Бреннер (1976) сводит дискуссию между Постаном и Леруа Ладюри о послечумной

эре к утверждению, что небольшая численность населения привела «к сокраще-

нию ренты в целом и рабочей силы в частности… [и в конце концов] к падению

крепостничества» (1976, с. 39).

}} ~|} ³£}£~|~ ³ ³~}}

экономическому“ принуждению… <и> затевали то, что в других усло-

виях, привело бы или должно было привести к первичному или вто-

ричному закрепощению» (Le Roy Ladurie [1977], 1987, с. 65). Однако

крестьянские бунты расстроили эти планы, в то время как юристы

короны ограничили власть феодалов над крестьянами и укрепили

крестьянские общины, чтобы обеспечить им способность платить

налоги государству (Le Roy Ladurie [1977], 1987, с. 65 – 66; Neveux, 1975,

с. 63 – 68; Nabholz, 1944, 533 – 536).

Разочарованные неудачными попытками выжать больше из кре-

стьян, феодалы передали им в долгосрочную или постоянную арен-

ду землю за большие «пени», выплачиваемые при заключении дого-

вора (Neveux, 1975, с. 138 – 140). Со временем инфляция обратила эти

ренты в прах, тем самым де-факто закрепив передачу большой части

земли из рук аристократов к держателям аренды из простого народа.

Дифференциация между крестьянскими семьями привела к концен-

трации большей части земель в руках у элиты из торговых крестьян

(Le Roy Ladurie [1977], 1987, с. 135 – 175).

Леруа Ладюри и его коллеги блистательно объяснили, как кресть-

янские системы наследования земель влияли на их концентрацию

в различных регионах Франции

⁸

, но они не показали, почему сеньо-

ры в одних регионах отдавали землю в аренду крестьянам, а в других

устанавливали metayage (раздел урожая), а также почему феодалы коле-

бались между выбором системы (Le Roy Ladurie [1977], 1987, с. 78 – 81).

Леруа Ладюри (1978) утверждает, что Бреннер игнорирует то, как его Paysans de

Languedoc (1966) «включает (классовую структуру), прилагая все усилия к тому,

чтобы вывести социальные группы (землевладельцев, фермеров, сельскохозяй-

ственных работников и т. д.) из абстрактных экономических категорий (позе-

мельная рента, прибыли, зарплата)» (с. 55). Претензии Леруа Ладюри вполне

оправданы, Бреннер действительно игнорирует ad hoc многократные обсужде-

ния социальных отношений в работе Леруа Ладюри. Делая так, Бреннер прояв-

ляет излишнюю доброту к Леруа Ладюри, придавая его многочисленным трудам

связность и элегантность, которой они на самом деле лишены. В результате Брен-

нер упускает настоящую проблему Леруа Ладюри: французский историк неспосо-

бен определить согласованный набор социальных структурных факторов, кото-

рые бы разнились по времени и месту действия, способный объяснить различия

в землевладении во времени и в разных французских провинциях.

⁸

Схожий аргумент о связи между системами наследования и концентрацией земли

в Англии выдвигает Хоуэлл (Howell, 1975; 1983). См. в Lachmann, 1987, с. 124 – 127 кри-

тический разбор того, как Хоуэлл игнорирует воздействие перестановок в клас-

совых отношениях и вмешательство государства в доходы крестьян и земельное

держание. Эта критика близка к той, которая была обращена в этой же главе про-

тив Леруа Ладюри.

| 2

Этот изъян в исторических аргументах не дал Леруа Ладюри и его

коллегам объяснить, почему товарные крестьяне получили контроль

над землями только в северной Франции и не ранее конца

xvii

в.

⁹

Они подразумевали, что инфляции потребовалось три-четыре сто-

летия для того, чтобы лишить сеньориальную ренту всякой ценно-

сти, а крестьян

—

своих арендованных земель посредством дробления

наделов от поколения к поколению при новых демографических по-

трясениях (Le Roy Ladurie [1977], 1987, с. 329 – 348). Вероятно, фран-

цузские историки ослеплены патриотической гордостью, утверждая,

что доход мелких товарных хозяйств, управляемых собственниками-

крестьянами северной Франции, приближается по своему масшта-

бу и даже превосходит доходы крупных ферм, которыми управляли

приказчики для капиталистов-рантье Англии (Bois, 1984, с. 404 и да-

лее; Le Roy Ladurie [1977], 1987, с. 78, а также Leon, 1970). Однако они

не объясняют, почему относительно быстрое и общенациональное

преобразование английского сельского хозяйства во Франции по-

вторялась медленнее и лишь в некоторых областях.

Региональные экологии

Джек Голдстоун (Jack Goldstone, 1988) утверждает, что экология,

то есть различия в типах почвы и видах сельскохозяйственных куль-

тур, которые на них можно выращивать, является фактором, кото-

рый наравне с демографическими характеристиками необходимо

учитывать, объясняя региональные различия на национальных уров-

нях Англии и Франции. Для Голдстоуна «вопрос, почему после 1650 г.

Англия была продуктивнее Франции, растворяется в двух внутрина-

циональных региональных вопросах: почему сельское хозяйство в се-

верных, восточных и дальнезападных английских графствах оказа-

лось продуктивнее, чем на традиционных пахотных землях центра и

почему южные и центральные департаменты Франции были менее

продуктивны, чем северные и восточные?» (с. 291). Далее Голдстоун

спрашивает, почему в областях с открытыми полями средней Англии

и северной Франции использовали схожие сельскохозяйственные си-

стемы до 1650 г. и почему произошло резкое изменение в дальнейшем?

Голдстоун отвечает на эти вопросы, сравнивая типы почв в различ-

ных областях Англии и Франции. Он утверждает, что зоны с тяжелой

почвой, внутренние в Англии и северо-восточные во Франции, были

⁹

Разрыв между демографической причиной

xiv

в. и капиталистическим следстви-

ем

xvii

в. похож на разрыв в работе Добба.

}} ~|} ³£}£~|~ ³ ³~}}

наиболее продуктивным видами земель при сельскохозяйственных

методах, доступных до 1650 г. Так как эти земли были самыми ценными,

их наиболее интенсивно обрабатывали и наиболее интенсивно регу-

лировали через архетипическую средневековую систему открытых по-

лей и общих пастбищ. В этих зонах, как полагает Голдстоун, производ-

ственные и классовые отношения управлялись базовыми мальтузиан-

скими параметрами, описанными Постаном, Леруа Ладюри и др.

Когда численность населения возросла

¹⁰

, богатая почва и доступ

к общим пастбищам позволили крестьянским семьям поддержать

себя даже на «парцеллизованных» участках, многократно разделен-

ных в процессе наследования. И, напротив, крестьяне с более бед-

ных земель на юге и западе Франции и периферии в Англии были

не способны поддержать себя на разделенных участках, и когда цены

на продовольствие поднялись, налоги выросли, а заработная плата

снизилась, они разорились. Во Франции эти крестьяне часто подни-

мали бунты против государственных налогов, но с течением време-

ни эти крестьяне в обеих странах обезземелились, а собственность

концентрировалась в руках богатых крестьян, буржуа и джентри

или благородных землевладельцев.

Правильность картины этих смягченных мальтузианских циклов

плодородной земли и концентрации собственности на бедных зем-

лях (последнее также является ответом на демографическое давле-

ние), представленной Голдстоуном, сильно зависит от правомер-

ности его утверждения, что классовый конфликт не приводит к ка-

кому-либо внезапному или значительному изменению способности

крестьян приспосабливаться к росту населения и цен в богатых фер-

мерских регионах или не вызывает финансовых проблем у аренда-

торов на бедных землях в тех же самых 1500 – 1650-х гг. Голдстоун пы-

тается доказать правомерность этого, указывая на относительную

скромность огораживания в Англии в этот период

¹¹

и утверждая,

¹⁰

Голдстоун рассматривает 1500 – 1650 гг., но его модель указывает на те же послед-

ствия для 1200 – 1348 гг.

¹¹

Голдстоун видит в огораживании единственную меру силы землевладельцев. Это

его реакция на упрощенный марксистский взгляд на развитие английского капи-

тализма, сформулированный Тоуни (Tawney, 1912). На самом деле, как я пока-

зываю в шестой главе этой книги, английские землевладельцы, чтобы выжить

арендаторов, больше полагались на другие техники, такие как «удостоверение»

и ограничение церковных и манориальных судов (Kerridge, 1969, с. 33 – 50; Hill,

1963, с. 84 – 92; Lachmann, 1987, с. 102 – 114; примеры того, как крестьяне лишались

имущества при помощи этих методов см. у Spufford, 1974 и Finch, 1956). Толь-

ко игнорируя самые важные институциональные точки классовых конфлик-

| 2

что основными выгодоприобретателями в этом медленном процес-

се концентрации земли были инвесторы из богатых крестьян и бур-

жуа, а не джентри и аристократы.

Ключевые изменения в английском и французском сельском хо-

зяйстве и, как утверждает Голдстоун, источник экономического пре-

имущества Англии над Францией обязаны возникновению новых

техник культивации земли, изобретенных после 1650 г. Новые тех-

ники хорошо подходили регионам с легкой почвой на севере и за-

паде Англии, но не годились для истощенных земель на юге и западе

Франции. В результате пути развития некогда схожих бедных сель-

ских регионов Англии и Франции разошлись после 1650 г.

Новые техники позволили легкопочвенным регионам Англии

производить более дешевое зерно, чем во внутренних традицион-

но-пахотных зонах. Сравнительные преимущества внутренних зон

позволили им перейти на пастбищное сельское хозяйство и обеспе-

чить рынок, стимулированный растущим массовым потреблением

мяса после 1650 г. (период стабильной демографии и роста доходов

по крайней мере в городских зонах). В эту счастливую пору повы-

шения заработков и падения цен на товары широкого потребления

мелкие английские фермеры охотно продавали свои земли ферме-

рам, ведущим товарное хозяйство. И напротив, бедные регионы

Франции не смогли приспособиться к новым рынкам: никто не хо-

тел покупать эти земли, и крестьяне оставались в деревнях, время

от времени устраивая восстания, когда их давили снижением зара-

ботков и цен на товары широкого потребления и растущими налога-

ми. Только в северо-восточной Франции землевладельцы выкупали

участки бедных фермеров и обогащались благодаря своей сохраняю-

щейся монополии на поставки зерна на рынки Парижа.

Анализ региональных экологий Голдстоуна позволяет ему объяс-

нить перенос крестьянских стратегий с пахотных земель на пастбищ-

ные во внутренних тяжелопочвенных землях и с пастбищных на па-

хотные в легкопочвенных землях Англии, а также показать, почему

успешная коммерциализация сконцентрировалась в северо-восточ-

ной Франции. Его модель изящна и уделяет агротехнологиям и ры-

ночным стратегиям гораздо больше внимания, нежели объяснения

вышеназванных историков, смешивавших демографические и клас-

совые силы в постоянно меняющихся пропорциях в своих диспутах,

тов в аграрном секторе, Голдстоун может утверждать, что 1500 – 1650 гг. «не был

ни периодом решающего прогресса в Англии, ни какого-либо значительного рас-

хождения между Англией и Францией» (1988, с. 302).

}} ~|} ³£}£~|~ ³ ³~}}

более теоретических и относящихся к мелким конкретным вопро-

сам. Однако Голдстоун очень избирателен в признании, что же яв-

ляется трансформаций, а что нет, он не способен объяснить, поче-

му джентри и крупные товарные фермеры разбогатели, в то время

как многие крестьяне обезземелились и обнищали в

xvi

и последую-

щих веках, хотя новые агротехнологии повышали продуктивность

и крупных, и мелких ферм (Allen, 1992, с. 191 – 231).

Кроме того, Голдстоун игнорирует вопрос, занимающий цен-

тральное место в марксистских спорах о демографических циклах:

почему крестьяне разорялись на фоне уменьшения населения и сни-

жения роста цен после 1650 г., а не во время гораздо более драма-

тических демографических спадов, последовавших за «черной смер-

тью»? Голдстоун предполагает, что фермеры в экологически благо-

приятных зонах хотели продавать землю после 1650 г., так как могли

получить за нее хорошую цену и войти в число городских торгов-

цев,

—

выбор, не доступный крестьянам после 1348 г. Однако эти раз-

личия между демографическими кризисами в условиях более разви-

того земельного рынка и увеличившегося городского сектора

xvii

в.

и кризисами

xiv

в. вызывают другие вопросы: почему, если цены

на сельскохозяйственные товары снижались, инвесторы, товарные

фермеры и капиталисты по-прежнему покупали землю и платили

за огораживание и улучшения? Если аграрный сектор расцвел по-

сле 1650 г., почему крестьяне не держались за свою землю, тем более

что Голдстоун не утверждает, что новые технологии благоприятство-

вали экономии за счет увеличения масштабов?

Я буду разбирать эти вопросы в шестой главе, но задам их здесь,

чтобы показать, что усилия Голдстоуна изобразить Англию и Фран-

цию одинаково застойными

—

поднимающимися и опускающими-

ся в долговременных демографических пределах

—

до тех пор, пока

их бедные регионы стали развиваться разными путями после 1650 г.,

не решают проблем демографических историков, обрисованных

в предыдущей главе. Региональная экология очень значима: ее об-

суждение Голдстоуном и работы многочисленных исследователей

«системы полей» и фермерских техник, о которых он в своих трудах

не упоминает, должны быть частью любого сравнительного анализа.

Однако экология не является ведущей переменной, способной объ-

яснить все значительные темпоральные и географические расхожде-

ния. Более важно, что модель Голдстоуна не объясняет критические

различия внутри и между экологическими зонами, которые мы рас-

смотрим в этой главе ниже, или появление капиталистических ор-

ганизаций сельского хозяйства в некоторых частях Англии до 1650 г.

| 2

Рациональный феодализм

Другое объяснение предполагаемого долгожительства системы об-

щих полей в Западной Европе, несмотря на закат крепостного пра-

ва в

xiv

в.

—

утверждение, что она была наиболее эффективной си-

стемой земледелия при двух условиях, доминировавших до

xvii

и последующих столетий. Стефано Феноалтеа (Stefano Fenoaltea,

1988) указывает, что в разных регионах было два больших экологи-

ческих варианта маноров. Некоторые участки земли больше подхо-

дили для интенсивного земледелия, а другие лучше соответствова-

ли трудоемкому земледелию или скотоводству. Наилучшие моменты

для сева или сбора урожая на различных пахотных участках одного

манора могли разделяться несколькими неделями.

Если крестьяне держали компактные фермы в одной экологиче-

ской зоне поместья, некоторым из них доставалась только бедная

почва, не стоящая трудозатрат, доступных в одной семье, в то вре-

мя как у других было недостаточно тружеников, чтобы обработать

должным образом высококачественную землю. Кроме того, несколь-

ко компактных ферм требовали от крестьян одновременного сева

и сбора урожая. При такой системе крестьянская община либо не-

эффективно использовала всю землю манора, либо терпела убытки

из-за высокой стоимости надзора при найме работников, чтобы по-

могать друг другу во время сева и сбора урожая и при переносе до-

полнительных трудозатарт от семей с бедной землей к семьям с вы-

сококачественной землей и неадекватными трудовыми ресурсами

для правильной интенсивной культивации

¹²

. Таким образом, систе-

матическая диверсификация благодаря чересполосице минимизиро-

вала «затраты по урегулированию рынка труда и [максимизировала]

продуктивность сельского труда в целом» (Феноалтеа, 1988, с. 192).

Затраты по урегулированию, которую брали на себя крестьяне

при коллективном управлении общинных полей, как только такая

система устанавливалась

¹³

, оставались низкими, пока все крестья-

¹²

Анализ Феноалтеа (Fenoaltea) приложим только к той части манориальной земли,

которая находится под крестьянской обработкой. Его модель не применима

и даже не учитывает ту долю манориальной культивируемой земли, которая отно-

сится к домену.

¹³

Феноалтеа не рассматривает, почему «расходы» на установление манориальных

социальных отношений в одних регионах оплачивались крестьянами, а в других

нет. Он не признает, что землевладельцы тоже оплачивали эти расходы, и он

не сравнивает их с гораздо потенциально высокой стоимостью для крестьян

уступки требованиям землевладельца.

}} ~|} ³£}£~|~ ³ ³~}}

не манора верили в то, что такое разделение земли может максими-

зировать их коллективный доход. Эта вера была подорвана, когда

доступ к рынку и технические инновации (с. 192) открыли возмож-

ность для некоторых крестьян получать больший доход вне манори-

альной системы, а не внутри нее

¹⁴

. Только тогда крестьяне искали

выхода из коллективного управления землей. Они были способны

делать это через подрывную тактику, увеличивая затраты на поддер-

жание системы открытых полей так высоко, что сообщество кре-

стьян, даже если большинство их не выигрывало от частного земле-

владения, были вынуждены покончить с системой открытых полей.

Таким образом, утверждает Феноалтеа, стабильная и стойкая мано-

риальная система сменилась, только когда рынки проникли в преж-

де самодостаточные сельские области.

Анализ целерационального выбора, проведенный Феноалтеа, ос-

нован на формальной модели манориальной системы открытых по-

лей, модели, которая достигает изящества, игнорируя многие факты

из исторической реальности европейского феодализма. Среди отсут-

ствующих деталей

—

лендлорды и классовые конфликты

¹⁵

. Он рисует

грубое равенство и согласие среди арендаторов манора, хотя на са-

мом деле среди крестьян всегда существовала стратификация, а вре-

менами случались и прямые столкновения между группами аренда-

торов с разными типами земельных прав

¹⁶

. Крестьяне поддержива-

¹⁴

Я рассматриваю доводы Фокса (Fox, 1971) в третьей и шестой главах. Он утвержда-

ет, что в Средние века и позже существовало две Франции: одна имела доступ

к морям и рекам для транспортировки и рано развила рынки, а другая была

изолирована в областях с ограниченным наземным транспортом. Я указываю,

насколько городские рынки и транспортные сети влияли на сельскохозяйствен-

ное производство во Франции, Англии и Италии.

¹⁵

Работа Феноалтеа служит образцом той небрежности, с которой самопровозгла-

шенная школа теоретиков рационального выбора обращается с историческими

источниками. Несмотря на повторяющиеся, хотя и все более слабые заявления

о своей радикальной политической цели, эти теоретики подражают самым худ-

шим тенденциям «буржуазных» неоклассических экономистов, отделяя «опции»

действительных экономических акторов из контекста социальных отношений,

подвижного и состязательного, внутри которого принимались решения. Даже

Леви (Levi, 1988), которая демонстрирует действительное знание истории, кото-

рую она пытается объяснить, делает ряд выводов, которые только затемняют

контекст, в рамках которого правители осуществляли свою деятельность и вызы-

вали какие-то реакции. Ее работа и ее подход обсуждаются более подробно в чет-

вертой главе.

¹⁶

Для знакомства с общим подходом к стратификации крестьянства см. Шани-

на (Shanin, 1972). Политическое и экономическое неравенство среди крестьян

| 2

ли рынки земли и труда даже при сохранении системы общих полей.

Манориальная система не была структурой, зависимой от неизмен-

ных экологических условий, демографических циклов или продол-

жительного отсутствия доступа к рынкам. Напротив, крестьяне при-

нимали на себя затраты на одновременное урегулирование и мано-

риальной, и рыночной системы, потому что каждая была частью

ответом на особые требования и возможности.

~~½} ®  | ££~  |

 ¾, 1100 – 1450 ||.

Ниже предпринята попытка выстроить многофакторную модель из-

менений в аграрных социальных отношениях в Англии и во Фран-

ции. Прежде чем обратиться к этой задаче нужно пояснить, на-

сколько изменились земельные держания за два столетия

—

между

xiii

xvi

вв. Этот раздел делится на четыре части. В первой очерчи-

ваются эти изменения, разбираемые по времени и регионам Фран-

ции. В следующих двух частях французские вариации объясняются

по времени и регионам. В четвертой части рассматриваются при-

чины английских вариаций. Последняя часть этой главы посвяще-

на феодальным изменениям в аграрном секторе, она готовит почву

для объяснений отставания по времени между ликвидацией крепост-

ной зависимости и развитием капитализма.

Временное и географическое распределение изменений в социальных отно-

шениях аграрного сектора во Франции, 1100 – 1450 гг.

Аграрные социальные отношения принимали множество разных

форм в столетия, предшествовавшие «черной смерти». Во Фран-

ции маноры в каждой провинции характеризовались своей формой

или сочетанием форм пошлин, которые крестьяне отдавали деньга-

ми или отработками сеньору. Конечно, крестьяне несли повинности

и перед церковью, и перед вышестоящими феодалами, и перед мо-

нархом, и эти повинности ограничивали их свободу, равно как и за-

щиту их земельных держаний.

в феодальную эпоху для Англии рассматривают Чибнол (Chibnall, 1965), Дюбуле

(Du Boulay, 1966), Дайер (Dyer, 1980), Харви (Harvey, 1965), Хэтчер (Hatcher, 1970),

Хилтон (Hilton, 1975) и Хоуэлл (Howell, 1983). Для Франции в эту эпоху выдающее-

ся исследование проделал Буа (Bois, 1984), а также см. Лорента (Laurent, 1972).