Лахман Р. Капиталисты поневоле. Конфликт элит и экономические преобразования в Европе раннего Нового времени

Подождите немного. Документ загружается.

³ |

Эта книга затрагивает темы фундаментальных споров относительно

европейского перехода и касается кардинальных вопросов социоло-

гии, сперва анализируя по-новому социальные структуры Западной

Европы перед трансформацией, а затем показывая, как перестройка

феодальных элементов создавала новые капиталистические классы

и государства и благоприятствовала носителям более рациональных

идеологий и практик. В каждой части моих рассуждений затрагива-

ется особый комплекс спорных тем европейского перехода. По этой

причине я не привожу всеобъемлющего обзора и критики литерату-

ры по переходу, вместо этого позволяя проявиться своей позиции

в этих спорах так, как я и выстраиваю свои аргументы, шаг за шагом,

от главы к главе. Набор тем и вопросов, которые вели за собой исто-

рический анализ в каждой главе, сформировался в ответ на ошибки

предшествующих исследований. Значительную часть критики в узко-

специальных вопросах я поместил только в примечаниях

¹¹

Мои прежние попытки разобраться с недостатками в марксист-

ских и веберианских разрешениях этих споров (Lachmann, 1987) за-

ставили выделить три скорее элиты, а не аристократических клас-

са в качестве агентов в феодальной Англии и проследить, каким об-

разом конфликт между этими элитами стал первичным, а конфликт

с крестьянством вторичным факторами, определившими формы

собственности, наемного труда и государства, возникшего между Ре-

формацией Генриха

viii

и Английской революцией.

В этой работе я расширяю сферу применения своего основного до-

вода. Во второй главе обрисованы границы конфликта элиты и клас-

са в Англии и Франции на век раньше и позже «Черной смерти». Так

как средневековые Англия и Франция были нецентрализованными

государствами, я уделяю больше внимания различиям между англий-

скими графствами и французскими провинциями, а также вариаци-

ям на манориальном уровне. Сравнительный анализ средневековой

социальной структуры показывает, как и какие различия в числе и ти-

пах элит, а следовательно, и в их отношениях, повлияли на феодаль-

ное производство. Сравнения в этой главе служат для определения

реальной роли демографических, экологических, технологических

и идеологических изменений в ограниченных политической и эко-

номической трансформациях сельской Европы в период Ренессанса.

¹¹

Читатели, которых интересует мой обзор всей литературы о переходе, могут обра-

титься к книге Lachmann, 1989.

| 1

Третья глава выходит за пределы моего первоначального круга

проблем, существующих в аграрном секторе, для того, чтобы опре-

делить место городов и более крупных политических единиц в мире

Ренессанса. Итальянские города-государства в целом и Флоренция

в частности сравниваются с Лондоном, Парижем, Мадридом и пап-

ским Римом, с одной стороны, и с городами Нидерландов и Ганзей-

ской лиги

—

с другой, чтобы определить источники городской автоно-

мии и показать, как трансъевропейские союзы и войны позволили

некоторым элитам добиться гегемонии внутри своих локальных баз

и получить выгоду от торговли и политики в своих столицах.

Главы вторая и третья дают основания для дальнейшего проти-

воборства модели, разработанной Вебером, касательно происхож-

дения и развития капитализма. Во второй главе подвергается сомне-

нию понимание Вебером феодализма как хронического состояния

конфликта, который был не способен вызвать значительные изме-

нения без внешнего вторжения городских купцов и, в конечном ито-

ге, протестантской этики. В третьей главе очерчиваются границы

городского капитализма и показывается, почему конфликты сре-

ди городских элит и классов привели к рефеодализации политики

и экономики каждого города-государства.

Показанный в третьей главе тупик, в котором оказались город-

ские элиты, объясняет, почему города не повели за собой Евро-

пу. Чтобы рассмотреть следующее звено в моей цепи рассуждений

и в реально происходившем историческом развитии Европы, требу-

ется вернуться к конфликтам среди отсталых сельских аристократий,

которые уже были предметом изучения во второй главе. Четвертая

глава исследует влияние Реформации на отношения элит и конфлик-

ты в Англии и Франции. В моем анализе Реформация выступает ско-

рее как структурное, нежели как идеологическое потрясение систе-

мы Европы эпохи Ренессанса.

Отношения элит по-разному перестроились в Англии и Франции.

Я исследую эти различия в четвертой главе, противопоставляя гори-

зонтальный абсолютизм, развившийся в тюдоровской и стюартов-

ской Англии, вертикальному абсолютизму Франции той же эпохи.

Различные виды абсолютизма дали возможность местным элитам

бросить вызов короне в английской гражданской войне и во фран-

цузской Фронде и сформировали организации, которые элиты ис-

пользовали для контроля над крестьянами и регулирования аграр-

ного производства.

Итальянские казусы, рассмотренные в третьей главе, дополнены

анализом конфликтов испанских и голландских элит в пятой. Эти ка-

³ |

зусы позволяют рассмотреть роль торговли и империализма в транс-

формации европейской политики и экономики. Пятая глава анали-

зирует вопрос, по-разному освещенный Фернаном Броделем (1979,

1984) и Иммануилом Валлерстайном (1974), почему гегемония над ев-

ропейской экономикой перешла от итальянских городов к Нидер-

ландам и затем в Британию. В третьей главе анализируется италь-

янский упадок, через разбор внутренней динамики конфликта элит

и консолидации внутри каждого города-государства. Глава пятая

объясняет, как отсталость, распространенная испанским империа-

лизмом, и подъем, а потом и застой голландской торговой державы

в социальных структурах были порождены конфликтами элит внут-

ри особых государственных образований Испании и Голландии. Кон-

фликты элит помешали развитию национального государства в Ита-

лии раннего Нового времени, а в Испании и Нидерландах приве-

ли к появлению государств, чьи формы загнали в угол конкуренцию

в европейской экономике. Сравнивая влияние выживших феодаль-

ных элит на возникающие формы государства, можно показать, по-

чему социальная система Ренессанса не уступила места капиталисти-

ческим классам и государствам по всей Западной Европе.

За обсуждением провалившихся переходов и слабых государств

следует базовое сравнение Англии и Франции. В шестой главе ис-

следованы последствия консолидации элит внутри и снаружи госу-

дарства для классовых отношений аграрного сектора с тем, чтобы

объяснить различия в английском и французском экономическом

развитии. Я начинаю со сравнения тех способов, при помощи кото-

рых английские и французские землевладельцы отвечали на угрозы

их сеньориальному доходу и силе со стороны элитных конфликтов,

проанализированных в четвертой главе. Затем я обращаюсь к клас-

совым конфликтам. Я обрисовываю весь спектр ответов крестьян-

ства на покушение на их древние права, которые предъявили земле-

владельцы и другие элиты, объясняю, как прежние конфликты элит

и классов повлияли на силу крестьянских общин и возможности кре-

стьян сопротивляться или формировать аграрные отношения произ-

водства, которые появились в

xvii

в. Эта глава завершается объясне-

нием, как английский и французский режимы определяли экономи-

ческое развитие в последующих столетиях. Глава шестая завершает

мое альтернативное объяснение капиталистических общественных

отношений как артефактов из цепи конфликтов элит и классов.

В седьмой главе я пересматриваю тезис Вебера о протестантской

этике и позднейшие работы его критиков и последователей. Так же,

как продолжительный тупик феодальных элит ограничивал рацио-

| 1

нальность Флоренции, распад феодальных общественных отноше-

ний открыл путь для главнейших исполнителей целерационального

действия среди элит и усилил дисциплинарное воздействие на массы.

Эта глава помещает реформационно-протестантских и контррефор-

мационно-католических носителей новых идеологий в рамки струк-

тур постфеодальной Англии и Франции. Я объясняю, почему некото-

рые клирики и представители других элит пропагандировали новые

практики, и отношу их успех в трансформировании элитных и народ-

ных верований и практик за счет связей этих пропагандистов со спон-

сорами из элит, по-разному размещавшихся в социальных структурах

Англии и Франции. Анализ структуры элиты дает возможность по-

нять, как их интересы выражались в идеях, и увидеть, как у акторов

появлялись стимулы к трансформации общественных отношений,

часто с такими последствиями, которых они не могли предусмотреть

и которые вызывали к жизни новые идеологии для понимания и но-

вые практики для продвижения в мире, созданном ими.

Восьмая глава показывает значение содержательного анализа,

проведенного в предыдущих главах, для изучения социального из-

менения в целом и перехода к капитализму в частности. Я выдвигаю

некоторые предположения относительно того, как должны быть

пересмотрены процессы образования государств и классов в свете

преимущества модели конфликта элит над моделью классовых кон-

фликтов. Я показываю, как изучение конфликта элит может объяс-

нить развитие революций

—

и тех, которые возглавлялись элитами,

и тех, которые вели возникшая буржуазия и пролетарии в

xviii

в.

| 2

ФЕОДАЛЬНАЯ ДИНАМИКА

Макс Вебер считал, что феодальная политика в основном касалась

того, как «индивидуальные держатели фьефов и другие собственни-

ки присвоенных мощностей проявляли свою власть», как «эти об-

ладатели привилегий объединялись друг с другом ради конкретного

действия» и как «эта система альянсов… стала хроническим состоя-

нием, чего было никак не избежать из-за отсутствия в ней эластично-

сти» (Weber [1922], 1978, с. 1086). Вебер главным образом сравнивал

структурную и идеологическую жесткость феодализма с динамикой

постреформационного капитализма. Пессимистично оценивая воз-

можности преобразований в феодальных обществах, Вебер и его по-

следователи (за значительным исключением государственно-ориен-

тированных теоретиков) и не пытались определить параметры и на-

правления феодального развития.

Изучение феодального изменения развивалось в основном в рам-

ках двух традиций: одна концентрировалась на росте городов и даль-

ней торговли (эту позицию более подробно мы рассмотрим в треть-

ей главе

), другая

—

рассматривала связь между демографическими

циклами и изменениями в системе землевладения и аграрного про-

изводства. Внутренние споры обычно вспыхивали между немарк-

систами, считавшими демографические показатели независимы-

ми, и марксистами, рассматривавшими классовую борьбу как некую

силу-посредника, связывающую численность населения и производ-

ственные отношения.

И снова Вебер и его последователи рассматривают феодальные города, чтобы

продемонстрировать, почему такие центры «политически-ориентированного

капитализма» и формы торговли между ними не смогли развиться в настоящий

капитализм без протестантской Реформации или какой-то другой фундаменталь-

ной трансформации идеологического или психологического базиса действия.

Выдвигающие аргумент о том, что города и торговля представляют экономиче-

ский сектор, внешний или разрушительный по отношению к феодализму,

—

марк-

систы или историки вне социологических дебатов.

| 2

Опираясь на споры между марксистами и немарксистами, попы-

таемся прояснить параметры структурного изменения, возможно-

го на уровне производства в Англии и Франции

–

вв. Я считаю,

что ни демография, ни динамика классовых конфликтов, ни их соче-

тание недостаточны для объяснения разницы в развитии отношений

аграрного класса на местном или национальном уровне в этих двух

странах. Демографию и классовый анализ необходимо подтверждать

изучением множественных элит, которые правили аграрным обще-

ством в феодальной Англии и Франции. Мое понятие элит, данное

выше, частично происходит от веберовской концепции феодализ-

ма как условия для конфликта между монархами и держателями фье-

фов и бенефициев. Однако я считаю, что такой элитный конфликт

не всегда был хроническим, в Англии и Франции этот конфликт спо-

собствовал возникновению новых структур, которые еще до того,

как протестантизм провел свое психологическое воздействие, могут

рассматриваться, как капиталистические.

£££ }~ ³}}~  ~

Объектами феодальной власти были земля и крестьяне. Сеньоры

старались перехватить друг у друга и землю, и право эксплуатировать

крестьян. Они же пытались увеличить свои коллективные и индиви-

дуальные способности извлекать прибыль из крестьян, находящихся

в их власти. Способности землевладельцев зависели от места и вре-

мени. «Черная смерть» 1348 г. для большинства историков

—

разграни-

чительная линия в истории феодальных аграрных экономик. После

нее крестьянство большей части Восточной Европы попало во вто-

ричную крепостную зависимость, в то время как основная часть на-

сельников в Англии и Франции получила расширенную автономию

из рук своих манориальных хозяев. Исследователи феодализма каж-

дый по-своему пытаются объяснить эту разницу в следствиях общего

для всей Европы демографического спада.

Изучение данного вопроса с позиций современного марксизма на-

чал Морис Добб (Dobb, 1947), указав, что низкий уровень прибавоч-

ной стоимости в феодальной экономике приводил к тому, что уси-

лия землевладельцев выжать из крестьян больше в моменты кризи-

са были обречены на контрпродуктивность. Феодальные сеньоры

xii

—

начала

xiii

в., правившие в эпоху роста численности населе-

ния, «парцеллизации» крестьянских владений и абсолютного паде-

ния аграрного производства per capita (на душу населения), погру-

£££ }~ ³}}~  ~

жались в углубляющийся демографический коллапс из-за своих уси-

лий поддержать тот уровень прибавочной стоимости, который они

привыкли получать

Феодалы были ограничены дефицитом рабочей силы, остро встав-

шим после «черной смерти». «Реакция нобилитета на эту ситуацию

не везде была единой, и эта разница в реакции в различных областях

Европы и породила большую часть различий в экономической исто-

рии последующих столетий» (Добб, 1947, с. 50 – 51). Добб утверждает,

что все феодальные сеньоры хотели закрепостить своих арендато-

ров, обеспечив себя рабочей силой на собственных доменах. Таким

образом сеньоры могли получать свою долю сельскохозяйственной

продукции, даже если демографический спад и означал, что у кресть-

ян больше не было оснований соперничать друг с другом за возмож-

ность платить более высокую ренту за арендованные участки.

Добб указывает, что крепостное право, как и другие формы под-

невольного труда, требует экстенсивного надзора для обеспечения

того, чтобы крепостные обеспечивали, кроме удовлетворения сво-

их собственных нужд, и прибавочную стоимость. Низкий уровень

сельскохозяйственного производства в феодальные времена прак-

тически везде сделал невыгодным для землевладельцев инвестиции

в военные и административные силы, необходимые для удержания

работников-крестьян и надзора за ними. Добб указывает, что кре-

постное право было финансово оправданно лишь в тех областях, где

имело место высокое соотношение земля / население и где большие

трудозатраты не повышали продуктивности земли (1947, с. 50 – 60).

Буа (Bois [1976], 1984, с. 263 – 276) выдвигает схожий аргумент касательно Франции.

Он показывает, что в

xii

–начале

xiii

в. сеньориальные доходы росли, хотя даже

феодальные налоги уменьшались, благодаря тому, что растущее крестьянское

население расчищало и колонизировало новые земли. Таким образом, общий

размер дворянских поместий и общее число арендаторов, и общее количество

феодальных доходов росли, даже несмотря на то, что налоги с каждого арендато-

ра и каждого гектара земли уменьшались. Как только вся свободная земля, кото-

рую можно было легко расчистить, используя доступные тогда технологии, была

занята, сеньоры стали компенсировать свои расходы, повышая арендную плату

на существующих землях, тем самым вызвав демографический кризис. Буа пола-

гает, что если бы сеньоры не стали повышать ренту, то в конце колонизации

это привело бы к демографическому плато и медленному понижению, а не вне-

запной катастрофе, которую вызвала чума. Тем не менее так как Буа выдвига-

ет в качестве фундаментального закона феодализма тенденцию снижения нало-

гов с течением времени, а в качестве следствия из него тенденцию сеньоров

повышать объем ренты, демографический коллапс в конце колонизации, кото-

рая на какое-то время поддержала доходы сеньоров, был неизбежен.

| 2

Первое условие позволяло феодалам гарантировать своим крепост-

ным достаточные для выживания наделы (оставляя их самих забо-

титься о своем выживании) и одновременно удерживать достаточ-

но обширные земли для возделывания зерновых, которые впсолед-

ствие феодалы могли использовать для удовлетворения собственных

потребностей или для продажи. Второе условие устраняло необходи-

мость в чрезмерном надзоре: если земля была минимально продук-

тивна, независимо от уровня трудозатрат, высоко мотивированный

или интенсивно контролируемый труд приносил не больше, нежели

труд совсем не мотивированных и плохо контролируемых крепост-

ных. Оба условия встречаются только в Восточной Европе, поэтому

только там крестьяне были вторично закрепощены.

Из логики Добба следует, хотя он и не анализирует динамику от-

ношений аграрного класса при феодализме, что землевладельцы

в Западной Европе не навязывали крепостных отношений потому,

что не могли сделать их выгодными. Вместо этого они сменили вид

оплаты и отдали землю в ренту, сократив административные издерж-

ки и обеспечив себе повышение ренты при демографическом росте

во второй половине

в. (с. 60 – 70)

Добб справедливо указывает: «…не следует тем не менее заклю-

чать, что простой переход от трудовых повинностей к денежным вы-

платам или переход к аренде земли представлял собой освобождение

земледельца от крепостных обязанностей или их замену на свобод-

ные договорные отношения между ним и землевладельцем» (с. 63).

В Западной Европе переход на денежную оплату создал то, что Добб

назвал режимом мелкохозяйственного производства (с. 85) внутри

которого сельскохозяйственное и ремесленное производство наибо-

лее радикально менялось теми производителями, которые были ли-

шены и аристократических, и цеховых привилегий и которые были

свободны от феодальных ограничений на использование своего тру-

да и своей собственности. Однако возможности производителей на-

капливать капитал и трансформировать режим мелкохозяйствен-

ного производства в подлинный капитализм были ограничены не-

В шестой главе я показываю, что французские землевладельцы

xvii

xviii

вв. ста-

рались вводить издольщину на более бедных землях, удаленных от прибыльного

парижского рынка, а лучшие земли, ближе к рынкам, сдавать в аренду за день-

ги. Такие экономические расчеты были возможны только тогда, когда землевла-

дельцы были уверены в своем контроле над землей. В Англии, где за контроль

над землей соперничали больше, экономические соображения были вторич-

ны, а первичны необходимость парировать притязания со стороны на владение

землей.

£££ }~ ³}}~  ~

честной конкуренцией со стороны цехов и торговых монополий,

а также со стороны сеньоров, которые продолжали собирать рен-

ту под защитой феодального государства. Иными словами, неудача

феодалов Западной Европы во вторичном закрепощении крестьян,

приведшем к режиму мелкохозяйственного производства, была не-

обходимым, но ни в коем случае не достаточным условием для разви-

тия капитализма. Возможности производителей получать прибыль

из эксплуатации растущего пролетариата (в отличие от выгоды, по-

лучаемой цехами от торговых монополий или мелкими производи-

телями от самоэксплуатации) появились лишь после падения власти

цехов и аристократии во время Английской революции, которая по-

зволила «Англии… невероятно ускорить рост промышленного капи-

тала в следующие полстолетия

—

рост, обгоняющий все другие стра-

ны, в которых также не доставало похожего политического перево-

рота» (с. 176).

Анализ перехода от феодализма к капитализму, проведенный

Доббом, страдает одним существенным недостатком: он не спосо-

бен объяснить, почему образовался двухвековой разрыв между отме-

ной крепостного права после «черной смерти» и развитием частной

собственности на землю и пролетаризацией большинства крестьян

в столетие, последовавшее за Реформацией Генриха (см.: Lachmann,

1987, с. 17). Также Добб не объясняет, почему схожие режимы мелко-

хозяйственного производства и позднефеодальная политическая си-

стема привели к буржуазной революции в Англии на полтора столе-

тия раньше, чем во Франции.

Исправлением этих изъянов занялись сразу три группы исследо-

вателей. Группа, состоявшая из марксистов и немарксистов, соглаша-

лась с Вебером в том, что феодализм застоен, но при этом определя-

ла городской сектор как внешний локус трансформации по отноше-

нию к феодализму. Взгляды этой группы, выраженные Свизи (Sweezy,

1950, 1976) и более поздними учеными, разобраны в третьей главе,

в которой рассмотрены пределы развития городского капитализма.

Вторая группа приняла базовые контуры истории по Доббу, но за-

тем перешла от уровня производства к развитию «самоорганизации

правящего класса» или образованию государства, пытаясь ответить

на вопрос, почему государственные структуры и организации, благо-

приятствующие воспроизводству аристократии, были преобразова-

ны в структуры, благоприятные для развития буржуазии и капитали-

стических форм производства. Этот спор, продолженный Робертом

Бреннером и государственно-ориентированными теоретиками, раз-

бирается в последних главах. Однако недостатки этой модели не бу-

| 2

дут очевидны, пока мы не поймем динамику феодализма на уровне

производства и не свяжем ее с действиями аристократов и правите-

лей на уровне национальной и интернациональной политики. По-

этому мы сперва должны проанализировать критику, выдвинутую

третьей группой в отношении марксистской версии перехода исто-

риками демографии немарксистского толка.

}} ~|}

³£}£~|~ ³ ³~}}

На протяжении очень долгого времени

—

xiii

–

xix

вв.

—

почти вся

Франция следовала за Англией, переходя от феодального к капита-

листическому сельскому хозяйству. Сегодня в

xxi

в. нам кажется,

что вся Европа готова прийти к той организации сельскохозяйствен-

ного производства, впервые достигнутой в Англии и Нидерландах

в конце

xvi

в. С этой точки зрения все нижесказанное может воспри-

ниматься как уклонение от разбора самой сути вопроса.

Указанный период находился в фокусе внимания ученых, работы

которых разбираются в этой главе. Они отрицают, что в аграрных

общественных отношениях в Англии

xvi

в. (или где бы то когда бы

то ни было) произошел революционный перелом, и утверждают,

что капиталистическое сельское хозяйство развивалось постепен-

но на протяжении нескольких столетий, хотя с разной скоростью и,

возможно, различными путями, до тех пор, пока к

xix

в. каждая об-

ласть Западной Европы не достигла общей точки.

Многие из этих историков считают, что феодальные структуры

землепользования начали ослабляться еще до «черной смерти»

⁴

К третьей четверти

xiii

в., как утверждает Кэтлин Биддик (Cathleen

⁴

Самый крайний пример находить капиталистическую практику до

xvi

в. при-

надлежит Макфарлейну, который утверждает, что весь спор об истоках капи-

тализма бессмыслен для Англии, где были индивидуалистическая идеология и,

следовательно, «развитый рынок и мобильность труда, земля рассматривалась

как товар, было установлено полное частное владение, существовала очень зна-

чительная географическая и социальная мобильность, а также совершенное раз-

деление между фермой и семьей и широко распространилась рациональная бух-

галтерия и мотивация прибылью», и все это, по крайней мере, начиная с

xiii

в.

(Macfarlane, 1978, с. 105). Макфарлейн приравнивает набор этих черт к капитализ-

му и заключает, что Англия была капиталистической в значении этого термина

по Марксу и по Веберу «в 1250 г., точно так же, как в 1550 или 1750 гг.» (там же).

Англия, следовательно, занимала уникальное положение для того, чтобы вос-