Лахман Р. Капиталисты поневоле. Конфликт элит и экономические преобразования в Европе раннего Нового времени

Подождите немного. Документ загружается.

401

~~£  £

 7.2. Заинтересованность и возможности элит подавлять колдовство,

1536 – 1648 гг.

1536 1547 1553 1558 1603 1623 1640 1648

Рефор-

мация

Генриха

Правле-

ние Эду-

арда

Прав-

ление

Марии

Правле-

ние Ели-

заветы

Правле-

ние

Якова

Правле-

ние

Карла

Револю-

ция /

Гражд.

война

Корона

Заинтересованность

Возможности

—

—…+

—

Англиканская церковь

Заинтересованность

Возможности

—

Магнаты

Заинтересованность

Возможности

—

Джентри

Заинтересованность

Возможности

—

Эссекс,

Кент

—

Эссекс,

Нор-

фолк,

Суффолк

³}:

Заинтересованность:

+ Элита заинтересована в подавлении колдовства

– Элита не заинтересована в подавлении колдовства

± Элита разделена по своему отношению к подавлению колдовства

– …+ Корона поменяла свое отношение с отрицательного на положительное

в этот период

Возможности:

+ У элиты есть возможности подавить колдовство

– У элиты нет возможности подавить колдовство

Возможности элиты заблокированы короной

± Элита разделена по своим возможностям подавить колдовство

402

| 7

в Кенте также проходило казней больше среднего. Во второй период

Норфолк и Суффолк присоединились к Эссексу как центры кампаний,

направленных против ведьм (Macfarlane, 1970, с. 61 – 63; Thomas, 1971,

с. 450 – 452). Оба периода, хотя и по-разному, характерны необычайным

стечением обстоятельств, когда джентри (по крайней мере, в тех граф-

ствах, где происходило больше всего судов над ведьмами) имели и за-

интересованность, и возможность атаковать народную магию.

В табл. 7.2 предлагается резюме интересов и возможностей че-

тырех принципиальных английских элит в каждый период, начиная

с Реформации Генриха и заканчивая гражданской войной. Интересы

короны переходили от противодействия до поддержки постоянного

желания англиканской Церкви подавить раскол. Тем не менее ино-

гда ни одна из этих элит не обладала возможностями удовлетворить

подобные интересы в одиночку или совместно. Независимый юри-

дический аппарат англиканской церкви был сломлен совместными

усилиями короны и светскими элитами в графствах в первые десяти-

летия после Реформации. Таким образом, насаждение религиозной

ортодоксии зависело от сотрудничества между магнатами и джентри.

На протяжении большей части периода от Реформации Генриха

до 1600 г. джентри, несмотря на заинтересованность, страдали от от-

сутствия организационных возможностей поднять кампанию по по-

давлению народной религии. Вся машина управления в графствах

оставалась в руках магнатов, причем некоторые из них оставались

католиками на практике или в своих симпатиях, и они не видели

в народном вызове власти джентри-пуритан какой-либо угрозы сво-

им собственным интересам (Stone, 1965, с. 257 – 270, 725 – 745).

Политический пат сил в графствах в 1536 – 1558 гг. отражен

в табл. 7.2 самыми разными отношений. Светские землевладельцы

относились по своим симпатиям к католикам, пуританам или анг-

ликанам. Ни в одном из графств не было достаточно доминирую-

щего союза среди магнатов или джентри, чтобы сломить сопротив-

ление элиты, относящейся к сектантскому меньшинству, и навязать

совместными усилиями ортодоксию. Там, где за магнатами-пурита-

нами и католиками следовали джентри, пытаясь навязать в графстве

именно эту конфессию, вмешивалась корона, рассматривавшая по-

добные действия как угрозу королевскому главенству в церковных де-

лах (Stone, 1965, с. 257 – 270, 725 – 745). В отличие от французской схе-

мы, в Англии корона мирилась с плюрализмом, но не с локальными

попытками установить религиозные монополии какого-либо мень-

шинства. Хотя и у короны, и у джентри недоставало возможностей

навязать свою веру, у них были институциональные способы нало-

403

~~£  £

жить вето на попытки противников утвердить ортодоксию, которую

они не одобряли.

Там, где корона устранила магнатов от власти, графства страда-

ли от политического вакуума несколько десятилетий, пока корона

старалась помешать образованию новых автономных политических

сил. К тому времени, когда джентри достигли гегемонии в большин-

стве графств

—

изменившаяся политика короны по отношению к анг-

ликанской церкви

—

у джентри пропал интерес обращать свою новую

местную власть против народного религиозного раскола и магиче-

ских практик. Только в Эссексе и Кенте джентри сплотились в «плот-

ные» блоки

⁹

до перемены отношения короны к церкви и, следова-

тельно, отношения джентри к плюрализму. Таким образом, только

в этих двух графствах джентри получили возможность односторон-

них действий против народной магии в то время, когда они были

еще заинтересованы их осуществлять.

Вторая волна судов над ведьмами в тех же графствах в 1645 – 1647 гг.

прошла, когда вновь совпали интересы и возможности элит. Граждан-

ская война раздробила политические блоки джентри почти во всех

графствах. Только там, где фракционные разногласия были разре-

шены, джентри восстановили способность преследовать своих рели-

гиозных противников из низших классов. Только после окончатель-

ной победы над Карлом

в 1645 г. у джентри появился интерес искать

⁹

Джентри добивались «плотного» политического господства в графствах, когда:

1) происходило резкое повышение доли маноров, которые контролировали джен-

три, а не король, духовенство и магнаты; 2) доминирующий магнат или магна-

ты больше не были способны использовать вооруженную силу или свой патро-

нат, чтобы запугать мелких землевладельцев и включить их политическую маши-

ну, которую они вели; и 3) общее число членов в графских коллегиях мировых

судей увеличивалось, и большинство становилось локально, а не общенациональ-

но или смешанно ориентированным.

Контроль над манорами в большинстве графств перешел к джентри ко вто-

рой половине

xvi

в. (Stone, 1984, с. 181 – 210). Эссекс и Кент выделялись по второ-

му и третьему критерию. Эти два графства вместе с Норфолком и Суффолком

были в числе первых, где Елизавете

удалось уничтожить власть магнатов. Одна-

ко в Норфолке и Суффолке джентри не образовали спаянного блока до начала

xvii

в., в то время как в Эссексе и Кенте джентри с местной базой и несильной

связью с королевским судом начали доминировать в коллегиях мировых судей

в 1560 – 1570-х гг. (по Эссексу, см. Hunt, 1983; Chalkin, 1965; Clark, 1977; по Кенту

—

Everitt, 1969; по Норфолку и Суффолку

—

MacCulloch, 1977 предлагается лучший

анализ хаоса

xvi

в. и объединения джентри в

xvii

в. в этих двух графствах. Пред-

шествующую дискуссию по поводу «плотности» джентри см. Lachmann, 1987,

с. 84–100, 128 – 134).

404

| 7

союзников-антироялистов среди низших классов. Как только угроза

сверху была ликвидирована, джентри стали атаковать книзу, пытаясь

вычистить радикальные элементы из армии нового типа, атакуя дру-

гие радикальные политические силы и проводя суды над ведьмами,

чтобы парировать притязания народа на владение магически-рели-

гиозной силой (Hill, 1972).

Сочетание тенденций в 1645 – 1647 гг., надвигающийся разгром

роялистов и повысившаяся радикальная угроза возродили интерес

джентри к ограничению плюрализма с тем, чтобы ударить по народ-

ной магии. Только в Эссексе, Суффолке и Норфолке были воссоз-

даны объединенные правительства графств, способные начать суды

над ведьмами для удовлетворения минутных политических интересов

джентри (Hunt, 1983; MacCulloch, 1977). После решительной победы

джентри и над роялистами, и над радикалами народная магия пере-

стала представлять собой политическую угрозу. К аполитичным кол-

дунам относились терпимо, потому что отсутствие конкурентных ра-

дикальных политических движений лишило магию ее милленарист-

ского содержания, сократив ее до будничных услуг суеверным людям.

Джентри больше не интересовало преследование ведьм.

Франция

Католический скептицизм по отношению к магии был впервые заяв-

лен на Тридентском соборе в 1564 г., когда самозваные колдуны были

обособлены от предававшихся черной магии. В начале

xvii

в. свет-

ские судьи Парижского парламента начали карать самозваных кол-

дунов как уголовных преступников, в отличие от настоящих ведьм?

как более опасных и заслуживающих смертной казни (Mandrou, 1968,

с. 313 – 363). Несмотря на эти концептуальные новшества, ни светские,

ни церковные судьи не имели институциональной возможности пре-

следовать много ведьм или обучать население отличать редких под-

линных ведьм, которые действительно совершили пакт с дьяволом,

от более распространенных поддельных ведьм. Как уже отмечалось

выше, в начале

xvi

в. институциональным и духовным полномочиям

католической церкви все еще угрожали корона, аристократы и кор-

поративные органы. Ни одна французская элита не была готова усту-

пить другой полномочия управлять магической властью, так как каж-

дая элита продолжала требовать для себя рычаги управления духов-

ными силами и церковными должностями.

Когда духовенство было включено в абсолютистское государство

и борьба за церковное имущество разрешилась его распределени-

405

~~£  £

ем внутри провинциальной, а потом и общенациональной иерар-

хии, французская католическая церковь получила институциональ-

ные ресурсы и поддержку от светских элит и судебных чиновников

в осуществлении посттридентской атаки на настоящих и фальши-

вых ведьм и в реформировании народных практик. Причинно-след-

ственная первичность институциональных над идеологическими

факторами в развязывании антимагической кампании демонстри-

рует географическая локализация, равно как и локализация во вре-

мени (более века спустя после Тридентского собора) начала попы-

ток реформ католической иерархией. Тридентские реформы наибо-

лее успешно прошли в тех провинциях, где епископы назначались

королевскими губернаторами, осуществлявшими контроль над низ-

шей знатью и светскими судами, особенно парламентами, а также

пользовавшимися поддержкой короны (Delumeau [1971], 1977; Dent,

1975; Mauzaize, 1978).

Как только французские элиты, протестанты и католики, были

включены в абсолютистское государство, наличие магической силы

перестало быть критерием или отражением распределения цер-

ковных доходов. Магия больше не была основанием для конкурен-

ции элит. Аристократия и городские элиты, и католические и про-

тестантские, оставили свои притязания на обладание магическими

силами в конце

xvi

–

xvii

в. и перешли к подавлению таких практик

внутри религиозных братств и во время праздников, которые ими

контролировались. Реформистские епископы и священники переня-

ли тактику братств, стараясь навязать катехизис, который был при-

нят после Тридентского собора, но не получил широкого распро-

странения во Франции до

xvii

в. Светские элиты принимали визиты

от реформировавшихся епископов и растущее присутствие священ-

ников из новых евангелических миссий. Число иезуитов во Фран-

ции выросло с 1000 в 1556 г. до 15 000 в 1600 г. Такой же рост испыты-

вали и другие ордена

—

капуцины, урсулинки, визитандинки, доче-

ри милосердия, трапписты и доминиканцы. К 1700 г. каждый диоцез

во Франции имел, по крайней мере, несколько монастырей, что ча-

сто удваивало число священников в этом диоцезе (Delumeau [1971],

1977, с. 75 – 83)

¹⁰

Источники для обзора в этом и трех следующих абзацах отношения светских элит

к реформам католической церкви и усилий духовенства преобразовать религи-

озные верования и практики мирян следующие: Julia, 1973; Delumeau [1971], 1977,

с. 65 – 83; Hoffman, 1984, с. 71 – 97 и далее; Dhotel, 1967; Perouas, 1964, с. 222 – 286; Ferte,

1962, с. 201 – 369; Shaer, 1966, с. 134 – 180; Croix, 1981, с. 1155 – 1246.

406

| 7

Окончательное поражение в 1653 г. аристократической Фронды

в борьбе с монархией принесло мир французским элитам больше,

чем на столетие. Занятия магией никогда не давали элитам преиму-

щества в контроле над церковным имуществом и не угрожали поло-

жению других элит. Элиты воспринимали магию как угрозу, только

когда она исходила от народных колдунов, вдохновлявших или воз-

главлявших крестьянские мятежи (Castan, 1979, с. 175 – 242). Таким об-

разом, магия оставалась источником опасности для французского

правящего класса, не будучи источником силы ни для одной элиты

в классовой борьбе друг с другом. В таких условиях провинциальные

светские элиты и приходские священники стали более восприимчи-

вы к давнишним утверждениям католических интеллектуалов и су-

дей Парижского парламента о том, что большинство колдунов ско-

рее жулики, чем настоящие чародеи, заключившие пакт с дьяволом.

Новый скептицизм по отношению к ведьмам отразился и на вос-

приятии, которое проявилось в Traite des superstitions, написанном па-

рижским доктором теологии Жан-Батистом Тьером. Впервые опуб-

ликованный в 1679 г. четырехтомный труд Тьера подробно и дотошно

разрабатывал различение столетней давности, Тридентского собора

ведьм, которые используют настоящую черную магию и шарлатанов,

которые используют суеверия, чтобы убедить массы в своих ложных

притязаниях на сверхъестественные силы.

Нельзя отрицать, что существуют колдуны или волшебники… не впадая

в противоречие с каноническим и гражданским правом, а также опытами

всех столетий и не отвергая бесстыдным образом неоспоримый и непогре-

шимый авторитет церкви, которая столь часто обрушивала громы отлуче-

ния на них в своих проповедях.

То, что колдуны существуют, неоспоримо; но тот факт, что [они] дей-

ствительно колдуны, часто очень сомнителен, потому что часто обвиняют

людей в том, что они колдуны, когда на самом деле они ими не являются

(Thiers, 1741,

, с. 132, 137)

¹¹

Труд Тьера получил широкий отклик от клириков и образованных

мирян. Сам труд и многочисленные конспекты выводов в виде пам-

флетов печатались епископами для распространения среди священ-

ников и образованных прихожан. Работа Тьера и имитирующие его

произведения в последние десятилетия

xvii

в. оправдывали уси-

¹¹

Перевод с французского на английский принадлежит самому Ричарду Лахману.

—

Прим. перев.

407

 ~~£  }} ³}}

ление преследования тех практикующих магию людей, которых

по большей части теперь считали мошенниками, а не черными кол-

дунами (Mandrou, 1968).

Скептицизм элит настолько усилился в

xviii

в., что преследова-

ния ведьм прекратились, уступив место попыткам подавить народ-

ные религиозные практики через образование и церковный надзор.

К судебным преследователям обращались только во времена крес-

тьянских мятежей, и тогда радикальные чародеи и ведьмы судились

обычно за подстрекательство к бунту, а не за колдовство (Berce, 1974;

Delumeau [1971], 1977; Joutard, 1976). Главным учебником в эту пору

был Traite de la police, написанный в 1722 г. Николя Деламаром, основа-

телем национальной полиции. Деламар объяснял, что полиция долж-

на отслеживать тех, кто устраивает шаривари, праздники дураков,

демонстрации своего мастерства колдунами и все прочие «профан-

ные» мероприятия, и не навязывать религиозную ортодоксию, ко-

торую он считает общим местом, а заранее обезглавливать полити-

ческие бунты. Все колдуны, по мнению Деламара, являются мошен-

никами, и поэтому их деятельность проходит по ведомству полиции,

а не церкви (1722, книга 1). Резкое снижение числа судов над колду-

нами в конце

xvii

в. (Muchembled, 1979, с. 131) и последующий рез-

кий рост сил национальной полиции в

xviii

в. указывают на то,

что французские элиты

—

светские и духовные

—

разделяли воззрения

Деламара (Delumeau [1971], 1977, с. 308 – 322).

 ~~£  }} ³}}

Следуя Парсонсу (1937) и, кажется, полностью игнорируя новейшие

исторические исследования Европы раннего Нового времени, не-

которые социологи писали по поводу причин «подъема Запада»,

как будто окончательно решили этот вопрос. Даниэль Широ (Chirot,

1985) описывает «рационализацию права и религии» как длитель-

ные процессы, начавшиеся до Реформации, но поддержанные про-

тестантизмом. Признавая, что лишь немногие европейцы в 1500 г.

«думали и вели себя как рациональные буржуа», Широ подчеркива-

ет, что те, «у которых был такой способ мышления… были способны

воспользоваться небольшим материальным преимуществом, накоп-

ленным Европой, [и] произвести революционное изменение, кото-

рое обращало Западную Европу в несколько успешных капиталисти-

ческих обществ [в течение последующих] четырех столетий» (с. 190).

Коллинз описывает, как протестантизм был «лишь последним шагом

408

| 7

в цепи факторов, ведущих к рациональному капитализму» (Collins,

1980, с. 934).

Как модели очень долговременного развития и расхождения меж-

ду Европой и Азией, статьи Широ и Коллинза допустимы и до ка-

кой-то степени значимы

¹²

. Тем не менее доказательства, приведенные

в этой главе, должны внушить нам скептицизм к доводам, которые

описывают протестантизм как «такой способ мышления» или кото-

рые помещают Реформацию в причинно-следственную «цепь факто-

ров, ведущих к рациональному капитализму». Мы видели, что проте-

стантизм и католицизм имели множество разных значений в постре-

формационную эпоху. Уолцер и Фулбрук считают, что политическое

и экономическое значение протестантизма было связано с конфлик-

тами между верующими буржуа (и другими) с одной стороны и госу-

дарством

—

с другой. Хилл описывает разные протестантизмы, ожи-

дающие итогов классового конфликта перед тем, как стать моделью

для действий в новом капиталистическом обществе.

Уолцер, Фулбрук и Хилл с большой проницательностью изобра-

жают сродства между протестантскими доктринами и созвездиями

политических интересов. Однако их работы менее полезны в том,

что касается определения механизмов, отвечающих за действия про-

тестантов в защиту своих религиозных и светских интересов. В ре-

зультате их модели нельзя применить для объяснения различия стра-

тегий и достижений английских и французских протестантов. Вут-

ноу признает проблему объяснения французского протестантизма

как частности и в более широком смысле принятия или отвержения

протестантизма в Европе. Тем не менее его сравнение отношений

внутри государства, аристократии и буржуазии не может объяснить

постреформационной истории Англии и Франции, а также разли-

чий в понимании французскими и английскими протестантами сво-

ей религии.

Сила структурного подхода к Реформации

—

продемонстриро-

ванного в работах Уолцера, Фулбрук, Хилла и Вутноу

—

возрастает

при использовании модели элитного конфликта, разработанной

в данной книге. В этой главе были показаны различия в структурах

элит, при помощи которых можно лучше объяснить как решение

стать протестантом, так и значение, приписывавшееся протестан-

¹²

Трудность оценки капитализма как общеевропейского явления, которое предше-

ствует Реформации в некоторых существенных аспектах, рассматривается во вто-

рой главе.

409

 ~~£  }} ³}}

тизму в Англии и Франции, нежели при помощи анализа социальных

групп, на котором делался акцент в прежних исследованиях.

Элитные структуры и элитные и классовые конфликты, которые

они порождали, также дают социальные контексты, в рамках кото-

рых происходило в различном и ограниченном объеме рациональ-

ное действие в Англии и Франции раннего Нового времени. В этой

главе рассматривался рационализм в его наиболее острой форме:

рост скептицизма элит по отношению к магии и усилиям светских

и церковных элит подавить магические практики среди неэлит. К се-

редине

xvii

в. в Англии, а в начале

xviii

и во Франции элиты были

убеждены как в том, что ведьмы

—

это мошенники, а не орудие в руках

дьявола, так и в том, что магия в качестве серьезной угрозы их вла-

дению церковными институциями и социальной иерархии, которую

они возглавляют, исчезла.

Хотя элиты по большей части успешно избавились от магически-

религиозной угрозы своей власти, существуют многочисленные

свидетельства того, что в народе продолжалась вера в бытовую ма-

гию и что в Англии существовал спрос на коммерческих колдунов

xviii

xix

и даже

вв. (Obelkevich, 1976, с. 259 – 312; Thomas, 1971,

с. 663 – 668). Перед лицом продолжающейся популярности магии

и мощного возрождения магических практик и языческих ритуалов

на празднествах французской революции (Ozouf, 1988) трудно при-

держиваться более широких теорий рационализации и даже Широ,

точка зрения которого представлена в данных выше цитатах, не пы-

тается этого делать. Тем не менее неоднозначное отношение элит

к магии в постреформационный период, рассмотренный в этой гла-

ве, вынуждает нас задаться вопросом о самом существовании рацио-

нального протестантского «способа» мышления даже в среде элиты.

Элиты и до некоторой степени другие жители Англии и Фран-

ции были более скептично настроены по отношению к колдунам

и их притязаниям еще в эпоху Возрождения. Исторический анализ,

проведенный в этой главе, показывает, что элиты потеряли интерес

к манипулированию сверхъестественными силами, так как возмож-

ности увеличить их контроль над церковными институциями были

потеряны. Время и причины того, что некоторые специфические

элиты потеряли возможность конкурировать за церковное имущест-

во, разнятся в этих двух странах, и в результате последовательность,

с которой английские и французские элиты отвергали магию, тоже

разная. Кроме того, то, до какой степени светские и церковные скеп-

тики старались навязать единообразие своих взглядов остальным,

| 7

зависело от их восприятия угрозы их интересам со стороны колду-

нов и их последователей.

Сравнение, проведенное в этой главе, антимагических кампа-

ний Англии и Франции показывает, что элиты оценивали эту угрозу

прежде всего в смысле контроля над церковным имуществом и вла-

стью. Такой контроль, в свою очередь, определялся структурами от-

ношений среди элит, а они, в свою очередь, определяли, кто может

преследовать ведьм, и, следовательно, время, географическое и со-

циальное положение, цели (белые ведьмы или шарлатаны) и страте-

гии (встречная магия, суды над ведьмами или образование), исполь-

зованные элитами для снятия угрозы, которую неконтролируемая

магия могла представлять их социальному миру.

Европейцы раннего Нового времени были рациональны в отно-

шении своих духовных интересов в этом и том мирах точно так же,

как в отношении своих экономических и политических интересов.

Элиты и другие были способны определить свои непосредственные

и местные интересы, а также то, какие союзники

—

мирские или ду-

ховные

—

и какие, магические или рациональные, модусы поведения

помогут им сохранить свое положение при натиске врагов. Евро-

пейцы приближались к идеальному типу рациональности, по Вебе-

ру, только тогда и только до той степени, когда социальные ситуации

создавали возможности для заинтересованности в подобных мыслях

и действиях. Мы видели, в этой главе и предыдущих, что такие ра-

циональные идеологии и стратегии развивались в ответ на непред-

сказуемые структурные изменения, которые порождались элитными

и классовыми конфликтами.

Элитные конфликты консолидировали сословия и классы и со-

кращали число вариаций элитных интересов и возможностей. Эли-

ты разделяли одинаковые «рациональные» ориентации до той

только степени, до какой они слились в единые классы, проживая

в национальных государствах в рамках консолидирующейся транс-

национальной капиталистической экономики. Элитные конфликты

подталкивали структурные изменения, которые, в свою очередь, из-

меняли контекст, в котором все социальные акторы понимали и пре-

следовали свои материальные и духовные интересы.