Крюков М.В. Система родства китайцев (эволюция и закономерности)

Подождите немного. Документ загружается.

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ИНСТИТУТ ЭТНОГРАФИИ

ИМЕНИ

Н. Н. МИКЛУХО-|М1А)К)ЛА.Я

М. В. КРЮКОВ

СИСТЕМА

РОДСТВА

КИТАЙЦЕВ

(ЭВОЛЮЦИЯ И ЗАКОНОМЕРНОСТИ)

ИЗДАТЕЛЬСТВО

«НАУКА»

Главная редакция восточной литературы

Москва

1972

К84

Ответственный редактор

С. А. АРУТЮНОВ

В книге предпринята попытка определить историческое

соотношение различных типов систем родства на примере

китайской

системы. С этой целью автор анализирует совре-

менные официальные, разговорные и диалектные системы, а

также все формы китайской системы родства, зафиксирован-

ные в исторических источниках начиная с иньского периода.

1-6-3

8*72

ПРЕДИСЛОВИЕ

В языке любого народа есть группа слов, служащих для обозначения

родственных отношений

между

людьми,— это так называемые терми-

ны

родства.

Будучи

частью лексического состава языка, они пред-

ставляют собой лингвистическое явление, и их особенности определяются

внутренними законами развития языка.

Однако группировку терминов для обозначения родственных отноше-

ний,

т. е. то, что принято называть системой родства, нельзя

объяснить лишь чисто языковыми факторами.

В настоящее время нет, пожалуй, таких исследователей, которые не

признавали

бы зависимость структурообразующих принципов системы

родства от реальных общественных отношений. Терминология родства

является отражением определенных социальных институтов и поэтому

может служить источником для изучения социальной структуры общества.

Анализ развития систем родства проливает, таким образом, свет на

общие и частные закономерности' исторической эволюции общества.

Но

развитие систем родства (как и любого

другого

общественного

явления)

— это единый, непрерывный процесс. Чтобы правильно опреде-

лить направление и характер этого развития,-необходимо уловить пере-

рывы постепенности, выделить исторические типы систем родства. На этой

основе возможно установить генетические соотношения отдельных типов

подойти затем к вопросу о сущности тех социальных, этнических, линг-

вистических и иных исторических факторов, которые обусловливают смену

типов систем родства, определяют их развитие. Поэтому глубинные со-

циальные факторы не

могут

служить критериями для выделения самих

типов,

т. е. являться исходным пунктом исследования. В противном

случае

мы рискуем оказаться в порочном логическом

кругу,

в котором причина

характеризуется по признакам своего следствия.

Известную параллель с подобного рода ошибочным подходом к клас-

сификации

систем родства представляет собой одно из уязвимых мест

традиционного языкознания, заключающееся в том, что основные кате-

гории языка определяются по их смыслу, т. е. по признакам, выявление

которых являются в действительности конечным результатом процесса

исследования. Подобно тому как выделение категорий языка,- необходи-

мое для анализа его строя, должно основываться на объективных фор-

мальных критериях, так и типы систем родства

следует

выделять с

помощью формальных, структурных признаков, временно абстратируясь

от их социальной обусловленности. И лишь после того как особенности

типологии установлены, можно сделать следующий шаг в исследовании —

обратиться к выяснению исторических детерминант системы.

Возможны два основных пути для разработки типологии систем

родства.

Первый

из них — это путь синхронного, или собственно этногра-

фического,

исследования. Следуя ему, можно фиксировать системы родст-

ва, существующие в настоящее время у различных народов и доступные

для непосредственного этнографического наблюдения. Основным достоин-

ством этого метода является то, что с его помощью можно охватить зна-

чительный фактический материал: с течением времени количество описан-

ных я изученных систем родства народов мира непрерывно возрастает.

Однако этот метод не

дает

объективных оснований для выяснения исто-

рического соотношения выделенных исследователем типов систем. Так,

например,

правильно сформулировай главные признаки малайских и

тураночганованских систем родства, один из виднейших этнографов XIX в.,

Л. Морган, пришел тем не менее к ошибочному

выводу,

будто

первые

из

них предшествуют вторым и трансформируются в них в процессе раз-

вития

примитивного общества.

Второй путь — диахронный, или исторический. В какой-то мере

он

применим и к этнографическому материалу — в тех

случаях,

когда

общественная

структура

одного и того же конкретного этно-социалвного

организма изучалась этнографическими методами на протяжении длитель-

ного времени (в качестве примера можно привести сравнительную харак-

теристику общества на о-ве Тиколиа в ЗО-е и 50-е годы XX в., данную

Р.

Фиртом).

Но

наиболее характерным источником для диахронного изучения си-

стем родства являются письменные исторические памятники. С помощью

собственного исторического метода может быть восстановлено реальное,

а не гипотетическое развитие терминологии родства. В то же время ко-

ренным

его недостаткам является то, что за пределами сферы исследо-

вания

остаются бесписьменные народы. Да и в тех обществах, от кото-

рых до нас дошли письменные памятники, документально зафиксирован-

ными

оказываются в подавляющем большинстве

случаев

лишь сравни-

тельно непродолжительные периоды истории, и, таким образом, письмен-

ные источники позволяют реконструировать лишь отдельные звенья в

общей цепи эволюции систем родства.

Наибольшие результаты может дать, по-видимому, сочетание этих

двух

основных методов. И с этой точки зрения большое значение при-

обретают системы, которые, с одной стороны, доступны для этнографи-

ческого изучения в их современном состоянии и, с

другой

стороны, обес-

печены письменными источниками, относящимися к достаточно продолжи-

тельному периоду их истории. . .

Особое место среди такого рода систем родства занимает китайская

система. Фактически это почти уникальный пример терминологии, разви-

тие которой на протяжении более 30 столетий вплоть до настоящего вре-

мени

нашло свое отражение в хорошо датированных письменных памят-

никах. Поэтому можно полностью согласиться с Д. А. Ольдерогте, кото-

рый

писал, что «исследование китайской системы родства представляется

высшей степени интересным и многообещающим для

всех,

кто занимается

допросами истории развития общества. Возможность проследить видо-

лзменения

этой системы на протяжении нескольких тысячелетий обещает

.исследователю гораздо большие результаты, чем исследования любых

дашх систем»

[149, 46].

Задача настоящей работы как раз и состоит в том, чтобы, во-первых,

лроследить важнейшие сдвиги в историческом развитии китайской систе-

мы родства и, во-вторых, сравнить линию эволюции данной системы с

•отдельными фрагментами развития систем родства некоторых

других

«ародов

мира, которые достаточно хорошо проанализированы в этногра-

фической

литературе.

Полученные результаты позволят, по-видимому, сделать некоторые

шыводы, касающиеся общих закономерностей развития систем родства.

Основные идеи настоящей книги были сформулированы в про-

щеосе совместной работы и творческих дискуссий с коллегами по Инсти-

туту

этнографии АН ССОР, которым автор приносит искреннюю благо-

дарность.

Автор

считает своим долгом выразить признательность китай-

ским

ученым, прежде всего профессорам Ху Хоу-сюаню, Чжан Чжэн-лану,

Цз^нь

Бо-цзаню, консультациями которых он пользовался во время пре-

рывания

в КНР. Чрезвычайно плодотворными были встречи и переписка

•с американской исследовательницей систем родства Г.

Доул.

Особо

следует

отметить помощь со стороны преподавателя кафедры

китайской

филологии Института стран Азии и Африки при МГУ

Хуан

Шу-ин,

которая была не только одним из информаторов автора, но и в»

многом способствовала систематизации собранного им материала.

Часть

ПОСТАНОВКА

ВОПРОСА-

Глава

СИСТЕМЫ

РОДСТВА

ЭТНОГРАФИЧЕСКАЯ

НАУКА

истоков

научного

исследования

систем

родства

«Когда господствовала великая справедливость, Подне-

бесная была общей,

тогда

избирали

мудрых

и способных, по-

лагались на доверие, сохраняли мир и согласие. Поэтому

люди относились как к близким родственникам не к одними

только своим родственникам, называли детьми не одних

только своих детей. Старики имели опору на закате своих

дней,

возмужавшие имели себе применение, юные подраста-

ли,

вдовые, сирые, одинокие и больные имели пропитание,

мужчины получали свою долю, а женщины находили себе

пристанище.

Люди скорее готовы были бросить богатство

на

земле, но не стали бы прятать его у себя; скорее вообще

не

напрягали бы свои силы, чем стали бы использовать их

для своей собственной пользы. По этой причине не возникала

злых умыслов, не было воровства и разбоя, двери не запи-

рались...

Ныне,

когда великая справедливость на ущербе, на Под-

небесную смотрят с точки зрения интересов своей семьи, от-

носятся

как к родственникам только к своим близким родст-

венникам,

называют детьми только своих детей. Богатство

силу употребляют для самих себя. Власть имущие насле-

дуют

свои привилегии и считают это нормой взаимоотноше-

ний

между

людьми. Строят города и окружают их защит-

ными

рвами. Понятия благопристойности и справедливости

используются для того, чтобы установить подчинение поддан-

ного господину, чтобы утвердить отношения отца и сына, при-

мирить старших и младших братьев, водворить согласие

между

супругами».

Два момента привлекают к себе внимание в этом замеча-

тельном отрывке из древнекитайского сочинения

«Лицзи»

[53,

120]. Во-первых, здесь впервые отчетливо сформулиро-

гвана мысль о том, что люди отнюдь не всегда «называли

детьми одних только своих

детей»,

или, другими словами,

употребляемые ныне термины родства имели некогда иное,

Зюлее широкое значение. Во-вторых, идея исторического раз-

лития этих терминов органически связана с представлением

об эпохальных изменениях в обществе, как таковом, во вза-

имоотношениях

между

его членами, в отношении их к про-

изводству материальных благ.

Оба эти тезиса настолько созвучны современным пред-

ставлениям о функциях систем родства как социального фе-

яомена, что трудно удержаться от соблазна назвать автора

-«Лицзи»

одним из первых мыслителей, близко подошедших

пониманию сущности рассматриваемого нами предмета.

все же было бы ошибкой приписывать древнекитай-

скому мыслителю

заслугу

открытия классификационного

способа обозначения родственников. К его гениальной, но

умозаключительной догадке ученые вернулись уже на

иной,

научной почве лишь спустя более

двух

тысячелетий.

В 20-х

годах

XVIII

в. японский ученый Дадзай Сюндай

заканчивал работу над сочинением, в котором намеревался

дать полное описание конфуцианских норм траура по усоп-

шим родственникам, в связи с чем возникла необходимость

привести список сопоставления китайских терминов родства

:и

их японских эквивалентов. Дадзай был прекрасным знато-

ком

китайского языка. Но трудности, с которыми он столк-

лулся с самого начала работы над книгой, так и не были

преодолены. Выяснилось, что многие китайские термины род-

ства не имеют соответствий в японском языке. Это обстоя-

тельство крайне угнетало автора, ревностного приверженца

конфуцианской

доктрины, и в своих подробных комментариях

списку терминов он горько

сетует

на то, что «в этой вар-

варской стране нет

даже

правильных терминов

родства»

•

$405, 28].

Примерно

в это же время в Париже увидела свет книга

Ж.

Лафито, многие годы жившего среди североамериканских

индейцев и составившего описание их быта и нравов. Среди

-.прочего Лафито упоминает и тот факт, что ирокезы и гуроны

имеют весьма странный обычай именования родственников:

лапример, матерью они называют не только свою мать, но и

<ее сестер [327, 552].

По-видимому, не в меньшем затруднении находился и

португальский миссионер Г. Брущщото да Ветралья, еще в

1659 г. опубликовавший грамматику языка африканского

племени баконго. В своем сочинении он привел термины

родства, существующие в языке этого племени, и вынужден

•был констатировать, что, в частности, словом

esse

обозна-

чаются у баконго отец и его братья, a

ngudi

— мать и ее

Пестры [147, 12—15].

Дадзай Сюндай, с одной стороны, Брущщото и Лафито —

с другой, подошли к обнаруженным ими фактам с диамет-

рально противоположных точек зрения. Японский конфуциа-

нец

считал идеалом цивилизации соседнюю азиатскую

страну — Китай, и поэтому обычаи японского народа, не соот-

ветствовавшие этому образцу, представлялись ему неправиль-

ными

и варварскими. Европейские миссионеры, напротив, бы-

ли

убеждены в том, что все, противоречащее их собственным

привычкам

и представлениям, свидетельствует о невежестве

порочности аборигенов. Между тем японская система род-

ства, которой так стыдился Дадзай, была по своему типу

чрезвычайно близка европейским, принимавшимся за эталон

Брущщото и Лафито. Независимо

друг

от

друга

открыв ту

фундаментальную истину, что системы родства одного народа

подчас не

могут

быть адекватно переведены терминами

друго-

го языка, эти ученые и не подозревали о важности своего

открытия.

Начало научному изучению систем родства было положено

только во второй половине XIX в., когда выяснилось еще од-

но,

не менее важное обстоятельство: сходные системы родства

существуют

у народов, живущих в разных частях земли и го-

ворящих на разных языках. Первым ученым, оценившим зна-

чение этого факта и благодаря этому впервые обратившим-

ся

к терминологии родства не как к чисто лингвистическому

феномену, а как к исторически обусловленной системе, был

крупнейший

американский этнограф Л. Г. Морган. В своей

работе «Системы родства и свойства человеческой семьи»

[365] Морган обосновал первую научную типологию систем

родства, которые он разделил на описательные, свойственные

еемитским,

арийским и уральским народам, и классификаци-

онные

(в

двух

вариантах — малайском и турано-ганованском),

широко

распространенные в Азии, Америке и Океании. Ха-

рактеризуя значение этого замечательного исследования Мор-

гана, его последователь У. Риверс писал: «Я не знаю ни

одного открытия в какой-либо области науки, которое могло

бы с большим основанием считаться заслугой одного чело-

века, чем открытие Льюисом Морганом классификационной

системы родства. Говоря так, я имею в виду не только тэ,

что он был первым, кто ясно указал на существование такого

способа обозначения родства, но также и то, что именно он

собрал огромную массу материала, продемонстрировавшего

существенные черты этой системы; наконец, то, что он был

первым, кто понял огромное теоретическое значение этого но-

вого открытия» [388, 4—5].

Льюис Морган родился в 1818 г. близ г. Аврора, в шта

те Нью-Йорк. Окончив в 1840 г. колледж, он отправился в

Рочестер, где занялся адвокатской практикой. В 1846 г. он

выступил в качестве адвоката в иске, предъявленном земель-

ной

компании Огдена, и, выиграв дело, оказал существенную

услугу

местному индейскому населению. В знак благодарно-

сти ирокезы племени сенека торжественно приняли его в

члены рода Ястреба, и это обстоятельство сыграло весьма

важную роль во всей последующей жизни Моргана. Как ут-

верждают его биографы, Морган фактически никогда не жил

•среди ирокезов на протяжении длительного периода времени

{410, 18]. Тем не менее он получил редкую возможность

детально ознакомиться с обычаями ирокезов и структурой

их социальной организации. Именно к 1846 г. относится

первое знакомство Моргана с ирокезской системой родства.

Морган не был знаком с книгой Лафито и поэтому писал

в своем дневнике: «Система родства американских индей-

циального изучения. По своей сущности она такова, что не

привлекла бы внимания ни путешественника, тем более что

дев никогда, насколько мне известно, не была предметом спе-

писатели этого типа не сведущи в языках индейцев, ни

даже

миссионеров, если только последние не жили среди них дол-

гое время. Хотя некоторые удивительные черты этой системы

время от времени привлекали к себе их внимание, эти люди

по

роду

своих непосредственных занятий были далеки оттого,

чтобы попытаться дать ей общее истолкование и пролить свет

на

принципы, лежащие в ее основе. Я упоминаю об этом по-

тому,

что, когда я впервые столкнулся с этой необычной си-

стемой родства... я не предполагал, что она выходит за пре-

делы индейской системы и тем более что она может быть

важна для этнографической науки» [425, 260).

На

протяжении нескольких последующих лет Морган

занимался только адвокатской практикой, «полностью отло-

жив индейские

дела»

[425, 262].

В 1856 г. он принял участие в заседании Ассоциации раз-

вития науки в Олбани, и это вновь возродило в нем интерес

этнографическим проблемам. Намереваясь принять участие

в следующем заседании Ассоциации, Морган вернулся к

СБО-

ЯМ

записям терминологии родства ирокезов и более тщатель-

но,

чем раньше, проанализировал их. Результатом явилась

первая статья Моргана, специально посвященная терминоло-

>' пии родства ирокезов [368,

132—149].

Хотя и в этой работе ав-

тор еще не предложил научной интерпретации ирокезской

терминологии родства, тем не менее характеризовал ее как

•«ясную и определенную систему». Этот вывод вызвал отри-

дательную реакцию многих современников Моргана [366, 6].

Летом 1858 г., во время поездки на оз. Верхнее, Морган

случайно встретился с несколькими индейцами оджибве и

записал их систему родства. «К моему удивлению,— пишет

-Морган в своем дневнике,— и к не меньшему удовольствию,

я обнаружил, что их система была в основе своей та же, что

у ирокезои» ГЯ65. 3—41. Моргану это показалось тем более