Кривогуз И.М. (ред.). Новая история стран Европы и Америки

Подождите немного. Документ загружается.

Афро-Америка (Бразилия, Венесуэла, Куба и иные Ка-

рибские страны) вместе с другими зонами тропиков и субтро-

пиков, как и прежде, включились в новый мировой рынок

в качестве экспортеров продуктов тропического земледелия.

Поскольку Англия и Франция были крупнейшими обладате-

лями колоний в такой же зоне, главным партнером, кредито-

ром и «донором» этой группы стран, за исключением Брази-

лии, выступали США. В целом эта группа тоже имела высокие

темпы роста. В Бразилии, например, в 1876—1913 гг. они со-

ставляли в среднем 3,2% в год, а в Венесуэле вывоз кофе с

1840 по 1882 г. увеличился с 200 до 800 тыс. мешков. К нача-

лу XX в. данная группа занимала ведущие позиции в мировом

экспорте ряда культур: Бразилия — по кофе (75%), Куба с на-

селением в 3 млн человек — по сахару (20%), страны Цент-

ральной Америки стали «банановыми республиками» и т. д.

И все же эти страны обладали меньшим динамизмом, так

как передовая европейская технология мало что давала их

плантационному хозяйству, на мировом рынке приходилось

конкурировать со множеством колоний в Азии и Африке, бо-

лезненнее ощущались последствия колебаний мировых цен.

От Евро-Америки они отставали по протяженности сети желез-

ных дорог (даже Бразилия, втрое превосходившая Аргентину

по территории и населению, в 1914 г. уступала ей по этому

показателю, имея 21 тыс. км), по доле европейских иммиг-

рантов, грамотности населения и многим другим характерис-

тикам.

Горнодобывающая экспортная экономика сложилась в ос-

новном в Индо-Америке — в Перу, «оловянной республике»

Боливии, а также Мексике, где она соседствовала и со ското-

водством, и с экспортным тропическим земледелием. Хотя Чи-

ли примыкала к странам переселенческого капитализма, яв-

ляясь крупным экспортером пшеницы еще с середины XIX в.,

она одновременно развивала горнорудную промышленность,

став сначала мировым лидером по экспорту меди, а с конца

XIX в. и селитры. Позже такая экономика была дополнена

нефтедобычей, а в число добывающих стран попал крупней-

ший на континенте экспортер нефти — Венесуэла.

Данная группа стран тоже демонстрировала высокие сред-

нестатистические показатели развития. Так, если в 1890 г. до-

быча олова в Боливии составляла 1 тыс. т, то в 1905 г. — уже

15 тыс. т, а к 1914 г. она стала второй оловопроизводящей

страной мира, давая уже 20% мировой добычи этого металла.

758

В Чили в 1892 г. экспорт селитры составлял всего 300 тыс. т, а

в 1906 г. — уже 11 600 тыс. т. Стоимость же всего экспорта,

который помимо селитры включал медь, золото, серебро, сви-

нец, железо, каменный уголь и марганец, вырос за тот же пе-

риод с 29 до 580 млн песо.

Однако разработка недр требовала крупных инвестиций и

передовой технологии, и их обладатели — монополии Англии

и США — в условиях свободной конкуренции без особого тру-

да завладевали горнодобычей Латинской Америки, вытесняя

или интегрируя местный капитал в свои структуры. Эти моно-

полии пользовались «правом экстерриториальности», т. е. не-

подсудности местным законам. Они свободно вывозили за ру-

беж полученные прибыли, все необходимое для разработок

недр ввозили из-за рубежа, требовали сравнительно немного

местной рабочей силы, создавали сеть узкоспециализирован-

ных железных дорог, пригодных отнюдь не для любых грузо-

перевозок. Поэтому добывающие отрасли превращались в ино-

странные анклавы, мало что дающие экономике страны в це-

лом (только сравнительно небольшие налоговые поступления).

В итоге страна могла обладать богатейшими недрами, остава-

ясь при этом нищей.

Система производственных отношений пореформенной Ла-

тинской Америки отличалась крайне высокой концентрацией

средств производства в руках сыръеэкспортной олигархии,

как, например, в Мексике, где к 1910 г. свыше 90%) сельского

населения было вовсе лишено земли. Хотя с конца XIX в.

отождествление олигархии с «феодальным» латифундизмом

стало неотъемлемым элементом политической культуры на

континенте, олигархия представляла не латифундистов, а

сливки местной буржуазии в целом — интегрированных в ми-

ровую экономику и переплетенных между собою в том числе и

семейными узами горнорудных, промышленных, земельных и

торгово-финансовых магнатов. Даже латифундисты выступа-

ли отнюдь не только землевладельцами: например, в Чили из

46 председателей латифундистского Национального общества

сельского хозяйства за период с 1838 по 1930 г. 15 являлись

президентами банков, 16 — директорами промышленных, тор-

говых и горнорудных компаний.

Отношения местной олигархии с иностранными монопо-

лиями не всегда были хлебосольными. Тем не менее ее с моно-

полиями объединяла общая заинтересованность в сырьеэкс-

портной ориентации континента, что позволяет рассматривать

759

их как единый господствующий и правящий блок, В состав

олигархии влилось немало европейских иммигрантов, осо-

бенно в зоне «переселенческого капитализма». Так, например,

в Уругвае в 1871 г. среди учредителей латифундистской Аг-

рарной ассоциации чистые иностранцы, т. е. без учета родив-

шихся в стране их потомков, составляли 32% . В Гватемале не-

мецкие колонисты, большей частью потомки переселенцев пе-

риода с 1860 по 1870 г., составляли лишь около 1% общего

числа землевладельцев страны. Однако им принадлежало до

48% всех крупных земельных владений, которые давали до

60% всего собранного в Гватемале кофе.

Что же касается национальной принадлежности монопо-

лий, то неоспоримым первенством обладала Англия, на долю

которой в 1914 г. из 10 млрд долл. иностранных инвестиций в

Латинской Америке приходилось 49% . Далее следовали моно-

полии США (17%), Франции (12%), Германии (9%) и т. д.

Впечатляющий экономический прогресс на рубеже XIX—

XX вв. достигался за счет экспроприации и резкого ухуд-

шения уровня жизни подавляющего большинства населения.

Заработная плата городских и сельских рабочих составляла к

началу XX столетия половину от уровня середины XIX в.

Типичными явлениями были 14—18-часовой рабочий день,

тяжелейшие условия труда даже для женщин и подростков,

высокая смертность населения, особенно детская, выдача зар-

платы не деньгами, а бонами, принимавшимися только в лав-

ке патрона. В пореформенной деревне расцвели долговая каба-

ла и даже телесные наказания работников.

Гражданское общество в странах Латинской Америки ос-

тавалось крайне элитарным. Сквозь фильтры цензов оседлос-

ти, имущественных и образовательных к осуществлению пра-

ва голоса в начале XX в. просачивалось 9% населения в Арген-

тине, по 3% — в Бразилии, Боливии и Эквадоре. Но и при

таком электорате широко практиковались подлоги и подтасов-

ки на выборах или же государственные перевороты. Неотъем-

лемыми чертами постреволюционного либерального государ-

ства стали также реставрация де-факто централизма и такая

гипертрофия исполнительной власти, что это государство ча-

ще всего воплощалось в одиозных диктатурах Порфирио Ди-

аса в Мексике 1876—1911 гг. («порфириато»), Гусмана Блан-

ко («гусманато» 1870—1888 гг.) или Висенте Гомеса (1909—

1935) в Венесуэле, Рафаэля Нуньеса в Колумбии (1880—1894),

Эстрады Кабреры в Гватемале (1898—1920) и др.

760

Пропасть, отделившая социальные и политические реалии

пореформенной Латинской Америки от еще не забытых лозун-

гов и обещаний либерал-революционеров, побуждает истори-

ков изображать дело так, будто прокравшаяся к власти олигар-

хия либо извратила идеалы либерализма (и потому к термину

«либеральное государство» добавляют определение «олигархи-

ческое»), либо же внедрила нечто прямо ему противоположное

(в Мексике даже стало традицией отгораживать китайской

стеной «плохого» либерала П. Диаса от «хорошего» вождя

«Реформы» 1854—1867 гг. Б. Хуареса).

Однако в Латинской Америке, где свободную игру рыноч-

ных сил требовалось не сторожить, а создавать железной ру-

кой, государство не могло служить лишь «человеку и гражда-

нину». Оно стало осью общественного развития: распределяло

собственность и кредиты, вело общественные работы, подавля-

ло крестьянские волнения, рабочие забастовки, восстания про-

винциальных каудильо, — словом, обеспечивало порядок и

стабильность во имя прогресса.

Позитивистская формула «Порядок и прогресс!», превра-

щенная в девиз постреволюционного государства, сняла мно-

гие из былых противоречий между либералами и консервато-

рами. Воплощать формулу в жизнь могли поэтому и собствен-

но либералы, как в Боливии 1889—1920 гг., и консерваторы,

как в Аргентине на рубеже XIX—XX вв. Но чаще всего это де-

лали объединения либералов и консерваторов — либо в коали-

ционных правительствах, как в Чили 1861 — 1876 гг., либо со-

здавая новую объединенную партию вроде Национальной пар-

тии в Колумбии эпохи Р. Нуньеса. Самым же удачным и

прочным объединением тех и других явился созданный в

1892 г. Диасом Либеральный союз Мексики, который из-за

частых ссылок на позитивистское отношение к специальным

наукам более известен как группировка «сьентификос» («уче-

ных»). Возглавляемый X. И. Лимантуром, министром финан-

сов при Диасе, Либеральный союз выступал в роли технокра-

тической элиты, став не только инициатором достигнутого

Мексикой прогресса, но и архитектором самого одиозного дик-

таторского режима в Латинской Америке.

Латинская Америка в системе междуна-

родных отношений конца XIX — начала XX в. Несмот-

ря на успехи экспортной экономики, государства Латинской

Америки, как и прочие капиталистические страны «второго

761

эшелона», шли путем догоняющего развития. Ведь главные

достижения промышленной революции (ткацкий станок, па-

ровая машина, железнодорожный транспорт, электричество,

газ, телеграф и т. д.) здесь внедрились на 25—40 лет позже,

чем в Европе и Северной Америке. Особенно отставала обраба-

тывающая промышленность, которая в силу самой модели раз-

вития по сравнению с передовыми державами укоренялась

слабо и только в наиболее крупных странах континента. В пер-

вом десятилетии XX в. на их долю приходилось менее 2% из

общего числа прядильных веретен в текстильной промышлен-

ности мира. Периферийное положение региона и необходи-

мость догонять вынуждала привлекать из-за рубежа не только

инвестиции, но и займы. Так возникла и финансовая зависи-

мость от иностранных кредиторов.

Все это обусловило слабость внешнеполитического потен-

циала стран Латинской Америки и их подчиненное положение

в системе международных отношений. Национальная государ-

ственность многих из них на протяжении десятилетий не ре-

ализовывалась в самостоятельных акциях на мировой арене.

Показательно, что из 18 независимых государств региона

только Мексика оказалась в числе 26 участников первой Гааг-

ской международной конференции 1899 г. по проблемам огра-

ничения вооружений и обеспечения мира. В основном же в их

внешней политике преобладали торговб-экономические инте-

ресы. Поэтому в отличие от великих держав, которые поддер-

живали отношения друг с другом на уровне послов, интересы

латиноамериканских стран за рубежом представляли миссии

во главе с посланниками (единственное исключение — Мекси-

ка, обменявшаяся послами с США). Но и в урезанном виде эти

отношения поддерживались с ограниченным числом госу-

дарств (в 1900 г. даже крупнейшая страна континента — Бра-

зилия имела дипломатические миссии лишь в двух иностран-

ных государствах), шире практиковались только консульские

отношения. Внешняя политика континента ориентировалась

главным образом на великие державы, а отношения между са-

мими государствами региона были развиты слабо, несмотря на

общность исторических судеб, языковую и культурную бли-

зость, идентичность экономических интересов.

Хотя в мировое хозяйство страны Латинской Америки

включались еще в период свободной конкуренции, наступ-

ление эпохи империализма существенно осложнило их между-

народное положение. В частности, межимпериалистическое

762

соперничество, особенно в добывающих отраслях региона, подо-

гревало распри и между латиноамериканскими государствами.

Примером тому служит «селитряная война» 1879—1884 гг.,

в которой поддержанная англичанами Чили одержала верх

над связанными с американскими интересами Перу и Боливи-

ей, не только отняв у них 180 тыс. кв. км богатой селитрой

территории, но и лишив Боливию выхода к Тихому океану. С

другой стороны, хотя и XIX век для Латинской Америки омра-

чался войной США против Мексики (1846—1848), француз-

ской интервенцией в ту же Мексику (1861 — 1867) и другими

силовыми акциями, начало XX столетия превзошло по этой

части самые мрачные прогнозы. В 1902—1903 гг., например,

чтобы взыскать долги с Венесуэлы, Англия, Германия и Ита-

лия подвергли блокаде и бомбардировкам города ее побе-

режья. Самым же «силовым» оказался период 1910—1919 гг.,

когда в отношении стран региона было совершено наибольшее

число актов иностранного вмешательства (136) по сравнению с

каким-либо другим десятилетием за всю историю Латинской

Америки с 1800 по 1969 г.

Особенно часто к интервенциям прибегали США. Провозг-

лашение Соединенными Штатами в 1823 г. «доктрины Мон-

ро», исключавшей вмешательство европейских держав в Но-

вом Свете, в какой-то мере помогло их южным соседям избе-

жать реставрации испанского колониализма. Когда же США

сами превратились в империалистическую державу, опоздав-

шую, как и Германия, к дележу колоний, эта доктрина послу-

жила им удобным основанием для экспансии за счет подчине-

ния южных соседей своему контролю, навязывания кабаль-

ных займов и неравноправных договоров.

Первый удар был нанесен в 1898 г. по дряхлеющей Испа-

нии, в чьей колонии — на Кубе — шла освободительная война

(1895—1898). После разгрома испанских эскадр у берегов Ку-

бы и Филиппин наибольшие лавры среди сторонников захват-

нической политики снискал президент США Теодор Рузвельт.

Свою политику в отношении соседей по континенту он сформу-

лировал в знаменитом афоризме: «Говори мягко, но держи

большую дубинку». Политика «большой дубинки» состояла в

оккупации той или иной страны и силовом «вколачивании» в

ее экономику американского капитала. Когда монополии за-

креплялись, США выводили войска, но поправкой к местной

конституции (типичный пример — «поправка Платта» 1901 г.

к конституции Кубы), наряду с другими ограничениями наци-

763

опального суверенитета, оставляли за собой право на повтор-

ную интервенцию «в случае возникновения угрозы жизни и

собственности американских граждан». Так неоднократно ок-

купировались Куба (1906—1909, 1912, 1917—1922), Гаити

(1915—1934), Гондурас (1905, 1907, 1911, 1912), Доминикан-

ская Республика (1904, 1914, 1916—1924), Никарагуа (1912—

1933) и даже Мексика (1914, 1916—1917), Подобные же отно-

шения ради строительства и эксплуатации Панамского канала

установились с 1903 г. между США и отделившейся с их по-

мощью от Колумбии Панамой.

Таким образом, уже к 1914 г. США захватили серьезный

плацдарм, выйдя на 2-е место после Англии по объему общих

инвестиций в регионе. В дальнейшем, воспользовавшись ос-

лаблением экономических связей между Латинской Америкой

и Европой в годы Первой мировой войны, американские моно-

полии значительно потеснили своих конкурентов на Южно-

американском континенте. Их инвестиции в регионе в 1914—

1918 гг. возросли на 50% , достигнув 2,4 млрд долларов.

Параллельно с конца XIX в. для достижения своей гегемо-

нии в регионе США активно утверждали панамериканизм.

Идею союза американских государств выдвигал еще Боливар

на Панамском конгрессе 1826 г. В дальнейшем попытки ее воз-

рождения предпринимались неоднократно в ответ на угрозы

или вмешательство иностранных держав, а также на конфлик-

ты между самими латиноамериканскими странами. Кровопро-

литные войны в Латинской Америке — война Аргентины, Бра-

зилии и Уругвая против Парагвая (1864—1870) и война Чили

с Боливией и Перу (1879—1884) — позволили США выступить

в тоге миротворца за претворение в жизнь идеи Боливара. На

самом же деле панамериканизм конца XIX в. развивал «докт-

рину Монро». В основу ее был положен тезис о «континенталь-

ной солидарности» и о якобы существующей «общности» инте-

ресов США и латиноамериканских стран, обусловленной гео-

графическими факторами, взаимодополняющим характером

их экономик, наличием «духовного братства» и единой «куль-

турной общности», которая противопоставлялась другим куль-

турам. При этом США как «старшему брату» отводилась руко-

водящая роль в межамериканских делах и право разговари-

вать с латиноамериканскими странами «авторитетным

тоном».

Первая Панамериканская конфедерация была созвана в

Вашингтоне в конце 1889 — начале 1890 г. Ее главными воп-

764

росами были «меры по поддержанию мира и увеличению бла-

госостояния американских государств», создание таможенно-

го союза, введение единой серебряной валюты, установление

единообразной системы таможенных пошлин, портовых сбо-

ров и правил, регулирующих экспортные и импортные опера-

ции, принятие арбитражного плана для разрешения возни-

кающих споров и конфликтов. Тем не менее из-за антиамери-

канских настроений в странах Латинской Америки и их

страха перед угрозой с севера предложения США встретили со-

противление. Единственным практическим итогом конферен-

ции явилось решение об образовании Международного союза

американских республик и создании его постоянного органа —

Коммерческого бюро с местопребыванием в Вашингтоне. Зада-

чи этой организации в то время были ограничены сбором и

публикацией торгово-экономической и другой информации.

Вторую Панамериканскую конференцию удалось созвать в

Мехико только через десять лет, в октябре 1901 — январе

1902 г. В дальнейшем было решено созывать конференции

каждые пять лет. Третья конференция состоялась в 1906 г.,

а четвертая — в 1910 г. Намеченную на 1915 г. пятую конфе-

ренцию созвать не удалось ввиду Первой мировой войны. На

этих конференциях американская дипломатия упорно осу-

ществляла свою главную цель, шаг за шагом укрепляя создан-

ную организацию и расширяя ее полномочия. Коммерческое

бюро было переименовано в Международное американское бю-

ро. Оно включило в сферу своей деятельности культурные и со-

циальные вопросы и стало осуществлять административные и

организационные функции. Его работу направлял состоявший

из дипломатических представителей стран региона в Вашинг-

тоне Руководящий совет во главе с госсекретарем США. В даль-

нейшем бюро получило название Панамериканского союза и

превратилось в постоянно действующий секретариат межаме-

риканской организации, официальной целью которой по ре-

шению четвертой Панамериканской конференции 1910 г. объ-

являлось содействие экономическому и политическому со-

трудничеству американских государств.

Добиваться принятия угодных решений США удавалось

благодаря не только растущей экономической и военной

мощи, но и позиции некоторых латиноамериканских стран,

в первую очередь Бразилии. Следуя курсом на «негласный

союз с северным колоссом», Рио-де-Жанейро поддерживал

политику Вашингтона в международных делах и выступал

765

активным сторонником укрепления «континентальной соли-

дарности» под эгидой США, в то время как в остальных госу-

дарствах Латинской Америки политика «большой дубинки»

вызывала рост антиамериканских настроений.

В ответ правящие круги США поддерживали претензии

Бразилии на роль лидера в Южной Америке, помогали ей при

возникновении конфликтов с соседними государствами и спо-

собствовали укреплению ее позиций в международных органи-

зациях. В частности, опираясь на поддержку Вашингтона,

Рио-де-Жанейро сумел «мирными средствами» уладить терри-

ториальные споры со своими соседями таким образом, что к

нему отошли территории, равные по площади Франции. Бра-

зилия первой из латиноамериканских стран была удостоена

официального визита госсекретаря США Элиу Рута. Ее столи-

ца была избрана местом проведения третьей Панамериканской

конференции. Глава американского дипломатического пред-

ставительства в Рио-де-Жанейро в 1906 г. был возведен в ранг

посла, в то время как в других столицах региона США были

представлены посланниками. Эти и другие подобные акции

подчеркивали дружеский характер отношений, установив-

шихся между Вашингтоном и Рио-де-Жанейро.

На США нередко ориентировались также представители

Уругвая. Дипломатия этой небольшой страны надеялась, что

Панамериканский союз поможет ей противостоять давлению

соседних гигантов — Аргентины и Бразилии. В числе привер-

женцев стратегии «негласного союза» с США были диктаторы

Порфирио Диас в Мексике (1876—1911), Эстрада Кабрера в

Гватемале (1898—1920), Висенте Гомес в Венесуэле (1909—

1935) и др. Они щедро раздавали огромные концессии амери-

канским монополиям и с готовностью принимали «руководст-

во» США в межамериканских делах.

Оппозицию Соединенным Штатам возглавляла Аргентина,

которая была ориентирована на европейские рынки, конкури-

ровала с США на мировом рынке продовольственных товаров

и традиционно поддерживала тесные связи с Англией. На пер-

вой Панамериканской конференции аргентинская делегация

сделала все, чтобы отклонить основные предложения США

(о таможенном союзе, единых тарифах и арбитражном плане),

поскольку они представляли серьезную угрозу независимости

суверенных государств. В дальнейшем дипломатия Аргентины

придерживалась намеченной линии и часто блокировалась с

представителями Чили, Боливии, Перу и других государств.

766

По примеру Аргентины ряд латиноамериканских стран

прибегал к тактике отказа от ратификации соглашений и кон-

венций, которые принимались на панамериканских конферен-

циях под нажимом США. Из 17 панамериканских соглашений

1902—1910 гг. Аргентина ратифицировала только три. Дру-

гим проявлением оппозиции стало игнорирование значитель-

ным числом стран региона Панамериканского союза. Аргенти-

на, Боливия, Никарагуа, Парагвай, Перу не делали взносов на

содержание постоянного секретариата, и их представители

часто отсутствовали на его заседаниях.

Сопротивлением латиноамериканских стран объяснялся и

провал выдвинутого президентом США Вильсоном в 1914 г.

предложения о заключении «панамериканского пакта» в це-

лях «общей и взаимной гарантии территориальной целостнос-

ти и политической независимости при республиканской форме

правления» и разрешения «пограничных споров путем приме-

нения процедуры арбитража». Наиболее крупные страны ре-

гиона отмежевались от «панамериканского пакта», и в резуль-

тате идея Вильсона дальнейшего хода не получила.

Однако это была своего рода «молчаливая оппозиция». На

панамериканских конференциях до Первой мировой войны не

было сказано ни слова о больших проблемах Америки той эпо-

хи: испано-американской войне 1898 г., присоединении Пуэр-

то-Рико, военной оккупации Кубы и о захвате части острова

для военной базы. Тем не менее на этих конференциях благо-

даря усилиям дипломатии ряда стран региона были приняты

решения, ограждавшие их интересы. Таким образом, уже на

заре панамериканизма за его парадным фасадом обнаружи-

лись противоречия, разделяющие две Америки.

Сопротивление империалистическим державам страны Ла-

тинской Америки оказывали разнообразными внешнеполити-

ческими акциями. В частности, на рубеже XIX—XX вв. боль-

шое число сторонников завоевала идея разработки «междуна-

родного латиноамериканского права», призванного вооружить

государства региона средствами международно-правовой за-

щиты от иностранных интервенций и создать арбитражный

механизм для мирного урегулирования споров между ними без

участия США. С этой целью в 1888 г. в Монтевидео состоялся

специальный конгресс, созванный по инициативе Аргентины

и Уругвая. В его работе участвовали представители семи стран

Южной Америки. Согласно принятым рекомендациям, в

1906 г. в Рио-де-Жанейро начала работу комиссия юристов по

767

подготовке кодекса частного и публичного международного

права стран Западного полушария. Работу комиссии прервала

Первая мировая война.

Крупной акцией в деле защиты стран Латинской Америки

стала известная «доктрина Калъво—Драго», основные поло-

жения которой были сформулированы аргентинским юристом

и дипломатом Карлосом Калъво (1885). Основываясь на прин-

ципах национального суверенитета и юридического равенства

всех государств, «доктрина Кальво» провозглашала недопус-

тимость дипломатического вмешательства, а тем более воору-

женной интервенции, с целью взыскания долгов или получе-

ния возмещения за убытки, понесенные иностранными под-

данными. Всякий иной подход означал бы «создание опасной

привилегии злоупотребления силой для могущественных дер-

жав в ущерб более слабым государствам и установление ничем

не оправдываемого неравенства между своими и иностранны-

ми подданными». Некоторые принципы Кальво нашли свое

отражение в германо-мексиканском договоре 1882 г., в испа-

но-перуанском договоре 1898 г., договоре о мире, дружбе, ар-

битраже и торговле, заключенном в 1906 г. Коста-Рикой,

Сальвадором, Гватемалой, Гондурасом и др.

С особой остротой проблема защиты от иностранных интер-

венций встала в начале XX в., во время венесуэльского кризи-

са 1902—1903 гг. В самый разгар этих событий министр ино-

странных дел Аргентины Луис Драго сформулировал свою

доктрину, которая развила и видоизменила «доктрину Каль-

во». В ноте, отправленной 29 декабря 1903 г. правительству

США, осуждались насильственные действия европейских дер-

жав против Венесуэлы. Агрессия европейских держав вызвала

острую реакцию и со стороны Вашингтона. Правительство

Т. Рузвельта, нейтрализовав Англию, оказало открытое давле-

ние на Германию и, угрожая применением вооруженной силы,

заставило ее отступить. В феврале 1903 г. под нажимом США

были подписаны соглашения между Венесуэлой и тремя дер-

жавами о снятии блокады и порядке удовлетворения их пре-

тензий.

В целях защиты собственного суверенитета страны Латин-

ской Америки стремились использовать межимпериалистиче-

ские противоречия в регионе. В частности, ряд латиноамери-

канских правительств добивался большей вовлеченности в де-

ла региона России, надеясь, что ее влияние поможет им

частично нейтрализовать опасности, исходящие от США и

768

Англии. В таком ключе следует рассматривать аргентинское

предложение России купить остров Эстадос из группы остро-

вов Огненной Земли, а также сближение России со странами

региона на второй Гаагской конференции. Однако дальнейше-

го развития эти отношения не получили.

Оборонительная реакция в Латинской Америке на полити-

ку империалистического разбоя послужила также стимулом

для подъема «паниспанизма», который был связан с идеей

союза латиноамериканских государств с Испанией. В 1900 г. в

Мадриде состоялся даже испано-американский конгресс, в ра-

боте которого участвовали делегаты от 15 государств Латин-

ской Америки.

В русле оборонительной тенденции находилось и стремле-

ние трех крупнейших государств Южной Америки: Аргенти-

ны, Бразилии и Чили — создать при поддержке Англии так

называемый «союз АБЧ», который мог бы служить противове-

сом растущему влиянию США. В 1914 г. страны АБЧ предло-

жили свое коллективное посредничество для урегулирования

конфликта в ходе очередной американской интервенции в

Мексику, которое было принято. Хотя миссия посредников не

принесла значительных результатов, сближение этих стран

продолжалось. В мае 1915 г. их представители в Буэнос-Айре-

се подписали трехсторонний «договор АБЧ», предусматривав-

ший мирное решение любых конфликтов между его участни-

ками, но он не был ратифицирован.

Различия внешнеполитической ориентации государств Ла-

тинской Америки проявились во время Первой мировой вой-

ны. Аргентина, Венесуэла, Колумбия, Мексика, Парагвай,

Сальвадор и Чили придерживались строгого нейтралитета.

Аргентина и Мексика совместно предложили объявить «эко-

номический бойкот» воюющим державам. Боливия, Домини-

канская Республика, Перу, Уругвай, Эквадор разорвали дип-

ломатические отношения с державами Тройственного союза.

Бразилия, Гаити, Гондурас, Гватемала, Коста-Рика, Куба,

Никарагуа и Панама после вступления США в Первую миро-

вую войну объявили о состоянии войны с Германией. Эти со-

бытия еще раз подтвердили, что «континентальная солидар-

ность» является мифом.

Кризис либерализма и поиски альтерна-

тив. Экономический прогресс постепенно изменял лицо лати-

ноамериканского общества. Несмотря на сильную иностран-

26 И. М. Кривогуз

769

ную конкуренцию, в наиболее крупных странах региона блага

рыночной экономики, прежде всего доступ к передовой ино-

странной технологии и возможность неограниченной эксплу-

атации рабочей силы, способствовали развитию обрабатываю-

щей промышленности. Создававшие ее группы предпринима-

телей формировались ускоренными темпами уже с последней

трети XIX в. Далеко не все они являлись латиноамериканцами

по рождению. Так, например, из 53 тыс. владельцев промыш-

ленных предприятий, имевшихся к 1835 г. в Аргентине, «ар-

гентинцами» (к каковым независимо от национальности роди-

телей относились все те, кто родился в стране) являлись лишь

43,9% . Но они были связаны преимущественно с удовлетворе-

нием потребностей внутреннего, национального рынка, и само

их положение обязывало стремиться не только к защите, но и

к дальнейшему расширению данного рынка. В этом смысле та-

ких предпринимателей можно считать частью национальной

буржуазии.

Со временем эта буржуазия окрепла и создала собственные

предпринимательские союзы — Аргентинский промышлен-

ный союз (1876), Промышленную ассоциацию Бразилии (1880),

Общество содействия промышленности в Чили (1883), Конфе-

дерацию промышленных палат Мексики (1917). По мере на-

копления сил национальная буржуазия начала возмущаться

засильем латифундизма и иностранных монополий, оспа-

ривать целесообразность либеральной модели латиноамери-

канских экономик, которую все чаще именовали «колони-

альной». Первую, хотя и неудачную попытку потеснить

иностранные горнорудные компании предприняла в 1886—

1891 гг. чилийская буржуазия, когда правление президента

X. М. Бальмаседы проходило под лозунгом «Чили — чи-

лийцам!».

Ускоренно развивался рабочий класс, особенно в Аргенти-

не (где вместе с полупролетариями он уже в 1895 г. составлял

56% самодеятельного населения), Уругвае, Чили, Мексике,

Бразилии и на Кубе. Поскольку формировался рабочий класс

и за счет европейских иммигрантов, он оставался безучастным

пока и к национальному, и к аграрному вопросам, но зато впи-

тал с потоком иммигрантов передовые идеи и опыт борьбы за

чисто пролетарские требования. Несмотря на репрессии, неук-

лонно повышалась степень его организованности, и в начале

XX в. во всех перечисленных странах уже сложились общена-

циональные профцентры. С конца XIX в. здесь действовали со-

770

циалистические партии — члены II Интернационала. Но пре-

обладающим влиянием в профдвижении пользовались течения

анархо-синдикализма и синдикализма, которые в отличие от

социалистов рассматривали парламентские формы борьбы как

подчиненные формам «прямого действия» — забастовкам,

стачкам, восстаниям. Благодаря растущей численности, орга-

низованности и боевитости латиноамериканскому пролетари-

ату удалось к началу XX в. вырвать ряд принципиальных ус-

тупок: 8-часовой рабочий день для некоторых категорий тру-

дящихся в Мексике (1909), законы о производственном

травматизме в Аргентине, Уругвае (1915) и Чили (1916), обра-

зование департаментов — первых рабочих министерств — в

Аргентине и Мексике (1912). Так постепенно рабочий вопрос

вторгся в сферу политики, подрывая устои либерально-олигар-

хического государства.

На рубеже XIX—XX вв. снова активизировалось кресть-

янство, особенно в Индо-Америке. Крестьянская война раз-

вернулась в Эквадоре (1913—1916), крупное индейское восста-

ние с требованием реставрации общинных земель вспыхнуло в

Перу (1914). Крестьянство выступило главной движущей си-

лой Мексиканской революции 1910—1917 гг. и сыграло ре-

шающую роль в радикальном решении аграрного вопроса.

Однако наибольший резонанс был вызван активным вы-

движением на политическую арену Латинской Америки сред-

них городских слоев. Резкое увеличение численности специ-

алистов обусловливалось самими потребностями индустриаль-

ного развития: если за период с 1869 по 1914 г. все население

Аргентины выросло в 3,7 раза, то число врачей за это же время

возросло в 6, юристов — в 7, учителей и преподавателей —

в 16, научных работников и журналистов — в 25, государст-

венных управленцев — в 27 раз. Они стали разночинной про-

слойкой.

Из ее среды вышла плеяда замечательных мыслителей

национально-демократической ориентации — кубинец Хосе

Марти, аргентинец Мануэль У гарте, уругваец Хосе Энрике

Родо, перуанец Мануэль Гонсалес Прада, мексиканец Хосе

Васконселос. Подвергнув резкой критике либерал-позитиви-

стскую модель развития, в том числе господствовавшую на

континенте «нордоманию», эти мыслители помогли народам

Латинской Америки преодолеть комплекс ущербности и

обрести веру в ценность и историческое предназначение их

самобытности. Разбудив национальное самосознание латино-

771

американцев, они способствовали громадному росту антиим-

периалистических, в первую очередь антиамериканских, на-

строений.

Специалисты-разночинцы не только возглавили партии, но

и впервые попытались организовать и сформулировать в обще-

национальных проектах интересы оппозиционных правящей

элите слоев общества — национальной буржуазии, селян, ра-

бочих и т. д. Так возникли на рубеже XIX—XX в. первые пар-

тии — Гражданский радикальный союз Аргентины, Батльи-

стская партия Уругвая, Кубинская революционная партия

и др.

Нарастающее давление новых и обновленных обществен-

ных классов и слоев, удесятеренное их объединением в широ-

кие многоклассовые коалиции, привело к введению всеобщего

(правда, лишь для мужчин) избирательного права в Аргентине

и Уругвае. В итоге гражданское общество приняло гораздо бо-

лее современней вид, что в свою очередь способствовало паде-

нию либерально-олигархического государства с приходом к

власти в этих странах Гражданского радикального союза

(1916) и Батльистской партии (1903).

Мексиканская революция 1910—-1917 гг. подвела своеоб-

разный итог начавшемуся кризису либеральной модели эконо-

мики, общества и государства и наметила основные пути ее

трансформации в новое качество.

В годы правления диктатуры Порфирио Диаса (1876—

1911) Мексика достигла больших успехов в экономике за счет

бурного притока иностранных инвестиций, а также экспроп-

риации и снижения уровня жизни народных масс, т. е. уде-

шевления рабочей силы. Но оборотной стороной этих успехов

явилось усиление зависимости страны от США и высокая со-

циальная напряженность. Поэтому Мексика весьма болезнен-

но отреагировала на циклический кризис в США 1907—

1908 гг., который в сумме с неурожаем 1910 г. породил острый

экономический, социальный и политический кризис в стране.

Буржуазный лагерь, выступивший против правящего ре-

жима, возглавил крупный латифундист и фабрикант Франси-

ско Мадеро, который обратился к мексиканскому народу с

«Планом Сан-Луис-Потоси». План предусматривал избавле-

ние Мексики от империалистического господства и возвраще-

ние крестьянам отнятых у них в период правления Диаса зе-

мель. Хотя социальные вопросы в плане упоминались отнюдь

772

не в полной мере, он стал катализатором для массовых народ-

ных восстаний по всей стране.

Крестьянский лагерь, отчасти поддерживавший Мадеро,

выдвинул своих вождей. В силу региональных особенностей

этот лагерь был представлен двумя разными силами. Первая и

наиболее боеспособная действовала во главе с легендарным

Франсиско (Панно) Вильей в Чиуауа и других северных шта-

тах страны, которые по структуре экономики и жизненному

укладу весьма напоминали такие скотоводческие страны, как

Аргентина и Уругвай. Здесь основная масса крестьян состояла

из вакеро (ковбоев), отличалась мобильностью, а составленная

из них повстанческая армия была способна на дальние похо-

ды. У этой части крестьянства было и особое представление об

аграрной реформе: понимая преимущества крупного скотовод-

ческого хозяйства, крестьяне требовали не раздела земли и

скота помещиков между собою, а перевода их целиком в собст-

венность государства. Доходы же от таких госхозов должны

были идти на оплату труда наемных вакеро, содержание вдов

и сирот погибших революционеров и т. д.

Вторая крестьянская Освободительная армия под руковод-

ством Эмильяно Сапаты сложилась в Морелосе, одном из

центральных штатов Мексики, где преобладало земледелие.

Мелкие земледельцы могли совершать чудеса героизма в своей

деревне, в своем штате, но их было очень трудно увлечь в даль-

ние военные походы. Поскольку в этих же районах проживала

основная масса индейского населения, то аграрную реформу

здешнее крестьянство понимало как реставрацию на отнятой у

латифундистов земле общинного хозяйства. Так как пришед-

шее в октябре 1911 г. буржуазное правительство Ф. Мадеро не

спешило с аграрной реформой, уже через месяц между ним и

Освободительной армией началась открытая война. В итоге

Э. Сапата обнародовал «План Айяла» — аграрный декрет, объ-

являвший, что все отнятые в свое время у крестьян помещика-

ми земли, леса и воды переходили во владение крестьян.

Рабочий лагерь представлял весьма мощный общенаци-

ональный профцентр «Дом рабочих мира» синдикалистской

ориентации. Он внес существенный вклад в свержение Диаса,

но в конечном счете боролся за радикальное решение социаль-

ных вопросов в интересах пролетариата и был весьма далек от

чаяний крестьянства. Впрочем, крестьянские вожди также не

проявляли внимания к рабочему вопросу.

773

Борьба этих трех революционных сил между собою, между

ними и реакцией, американские интервенции в Мексику (1914

и 1916—1917) — все это придавало развитию революции са-

мые неожиданные повороты. В 1915 г. сложилось даже двое-

властие, когда столицу страны г. Мехико заняли так называе-

мые «конвентисты», опиравшиеся в основном на Северную ди-

визию Панчо Вильи и Освободительную армию Эмилиано

Сапаты, а буржуазное правительство «конституционалистов»

во главе с Викториано Каррансой было вынуждено переехать

в порт Веракрус.

В такой непростой обстановке не последнюю роль в разви-

тии революции сыграл Альваро Обрегон, бывший механик,

ставший во время революции генералом. В 1915 г. он убедил

президента Каррансу издать долгожданный декрет о возвра-

щении крестьянских земель, отобранных в годы диктатуры,

что сузило опору обеих крестьянских армий. Затем на борьбу с

крестьянскими повстанцами он с помощью синдикалистских

лидеров профсоюзов мобилизовал «красные батальоны» из ра-

бочих, вооружив их большим количеством пулеметов, самым

эффективным средством борьбы с крестьянской конницей.

Когда же с их помощью крестьянские отряды были разгромле-

ны, «красные батальоны» были разоружены, а из пулеметов

стали расстреливать уже рабочие демонстрации.

Тем не менее в принятой в 1917 г. Конституции были за-

ложены завоевания всех трех участвовавших в революции

сил. Национальная буржуазия и крестьянство получили

статью 27, которая, во-первых, лишила иностранные монопо-

лии всяких привилегий, подчинив их суверенитету мексикан-

ского государства, и, во-вторых, заложила основу для широ-

кой аграрной реформы. Рабочий же класс получил статью 123,

ставшую самым передовым по тому времени трудовым кодек-

сом в капиталистическом мире.

5 февраля того же года окончательно покинули Мексику и

североамериканские интервенты, однако за декларированные

Конституцией преобразования еще предстояла длительная и

упдрная борьба. Мексиканская революция подвела итог ново-

му периоду истории Латинской Америки и наметила перспек-

тиву либерально-демократических преобразований как в са-

мой Мексике, так и в остальных государствах региона.

ГЛАВА 28 Колониальная система

и доминионы

Завершение раздела мира. Важной чертой

либерально-капиталистической цивилизации в конце XIX —

начале XX в. стала активизация экспансии европейских дер-

жав и США, завершение ими раздела мира, усиление эксплу-

атации колоний финансовой олигархией и ускорение развития

переселенческих колоний, добившихся статуса доминионов.

В колониальных захватах последней трети XIX — начала

XX в. главную роль, как и в предшествующий период, играла

Великобритания. Компенсируя утрату мировой промышлен-

ной монополии, она не только сохранила, но и значительно

расширила свои колониальные владения. Используя свое пре-

восходство на море и обширную сеть военно-морских баз и

опорных пунктов, Великобритания вела многочисленные ко-

лониальные войны.

В 1875 г. был установлен английский контроль над Су-

эцким каналом. В 1878 г. Великобритания захватила Кипр.

В 1882 г. под фактическое английское господство попал Еги-

пет. В 1885 г. завершилось завоевание Бирмы. В 80—90-е годы

Великобритания завоевала огромные территории на западном

и восточном побережье Африки. После захвата в 1885—

1895 гг. ряда малайских княжеств, а также в 1898 г. китай-

ского порта Вейхайвей были упрочены английские позиции на

Дальнем Востоке. В результате англо-бурской войны оказа-

лась близкой к осуществлению давнишняя мечта «строителей

империи» о создании сплошной полосы английских владений

от Каира до Кейптауна.

В начале XX в. Великобритания была в основном занята

упрочением своего контроля над огромной колониальной им-

перией (при этом доминионы стали привлекаться к управле-

нию империей и ее обороне), но не упускала возможности и

дальнейшего «округления» своих владений (в 1909 г. отторже-

нием от Сиама нескольких княжеств и присоединением их к

английским владениям на Малаккском полуострове было за-

вершено создание Британской Малайи). Всего Великобрита-

775

ния к 1914 г, владела, включая Ирландию и Гибралтар, терри-

ториями площадью в 18 млн кв. км с населением в 430 млн че-

ловек (при населении метрополии в 41,5 млн человек).

Огромная колониальная империя обеспечивала английско-

му капитализму монопольные рынки сбыта, богатейшие ис-

точники сырья и сферы для вложения капитала. С. Роде в кон-

це XIX в., «обосновывая» захват колоний прежде всего необ-

ходимостью избежать социальных противоречий в Англии,

выдвигал для оправдания этих захватов миф о «цивилизатор-

ской миссии» английских колонизаторов в заморских владе-

ниях и провозглашал англичан «первой расой на Земле».

Второй по значению колониальной державой была Фран-

ция. В 1876—1914 гг. французские колонизаторы захватили

огромные территории. В этот период французское господство

было установлено над Тунисом, Сенегалом, частью Судана,

Мавританией, Гвинеей, Дагомеей, Верхней Вольтой, Берегом

Слоновой Кости, Нигером, западной частью Экваториальной

Африки, Мадагаскаром, почти всем Индокитаем и Марокко.

Всего Франция «приобрела» территории в 9,7 млн кв. км с на-

селением почти в 50 млн человек.

Известный идеолог французского колониализма Жюль Фер-

ри для обоснования колониальных захватов использовал раси-

стские аргументы: «Высшие расы имеют определенные права

по отношению к низшим расам. Они имеют права, так как

имеют обязанности. Их обязанность — цивилизовать низшие

расы». Франция расширяла свою империю в упорной борьбе со

своими основными соперниками в области колониальных за-

хватов — Англией и Германией. Соперники неоднократно ока-

зывались на грани войны друг с другом — Фашодский конф-

ликт 1898 г., франко-германские конфликты из-за Марокко

(1905, 1911) и др.

Германия, США, а также Италия и Бельгия приступили к

колониальным захватам значительно позже по сравнению со

старыми колониальными державами. Если Англия и Франция

в своей экспансии в последней четверти XIX — начале XX в.

опирались на уже имевшиеся у них колониальные империи и

целую систему военных и военно-морских опорных пунктов за

океанами, то «запоздавшие» державы стремились компенси-

ровать упущенное время активностью и напористостью.

Германия, приступив к колониальным захватам только с

середины 80-х годов XIX в., к началу Первой мировой войны

создала колониальную империю площадью в 2,9 млн кв. км

776

с населением в 12,3 млн человек. В ее состав вошли захвачен-

ные в этот период Германская Юго-Западная Африка (эта тер-

ритория, аннексированная Германией в 1884 г., была первой

германской колонией), Того, Камерун, Германская Восточная

Африка, северная часть новой Гвинеи, ряд островов Океании и

Киао-Чао в Китае.

Колониальный режим во владениях Германии отличался

крайней жестокостью: за «проступки» аборигены нередко на-

казывались отсечением руки, ноги и т. п., и это предусматри-

валось колониальным кодексом метрополии. Все свои колонии

Германия потеряла в Первую мировую войну.

Позже других держав на путь колониальных захватов вста-

ли Соединенные Штаты Америки. Именуя захваченные зем-

ли «территориями», США овладели рядом важных районов

и опорных пунктов: Гавайскими островами, островами Са-

моа, Филиппинами, Кубой (фактически), Пуэрто-Рико и др.

Всего США к 1914 г. захватили территории площадью около

0,3 млн кв. км с населением почти в 10 млн человек.

Лихорадочные усилия по созданию колониальной империи

прилагала Италия. В 1889 г. она захватила Сомали, в 1890 г. —

Эритрею. В первой половине 90-х годов итальянские колониза-

торы попытались установить свое господство над Эфиопией.

Но в ходе итало-эфиопской войны 1895—1896 гг. итальянские

экспедиционные войска были наголову разгромлены эфиоп-

ской армией. Италия вынуждена была признать независи-

мость Эфиопии и выплатила ей контрибуцию. Это было первое

поражение, нанесенное европейской державе африканской

страной, отстаивавшей свою независимость. Тем не менее

итальянская колониальная экспансия продолжалась. В 1912 г.

Италия в результате войны с Турцией захватила Ливию. К на-

чалу Первой мировой войны площадь итальянских колоний

составляла более 1,5 млн кв. км, а население — свыше 1 млн

человек.

Больших «успехов» на поприще колониальных захватов в

последней четверти XIX в. достигла малая европейская держа-

ва — Бельгия. Умело используя противоречия между велики-

ми державами, бельгийские колонизаторы овладели гигант-

ской территорией — 2,3 млн кв. км — по реке Конго (Бельгий-

ское Конго) с населением свыше 15 млн человек.

В рассматриваемый период огромную колониальную импе-

рию сохраняли Нидерланды. Голландские колонизаторы без-

жалостно грабили народы Нидерландской Индии (Индонезия)

777