Кривогуз И.М. (ред.). Новая история стран Европы и Америки

Подождите немного. Документ загружается.

очага. Некоторые министры, в том числе Каннинг, вышли в

отставку. На короля набросились журналисты самой низкой

пробы и карикатуристы; правительственное большинство в

парламенте сократилось до угрожающего уровня, и кабинет

сдался. Георга уговорили взять назад свое ходатайство, а Каро-

лину — вернуться на континент, где она вскоре и умерла.

Самое долгое правительство. Лорд Ливер-

пул и его коллеги вздохнули с облегчением: жизнь и впрямь

повернулась к ним своими светлыми сторонами. Промышлен-

ность вышла из послевоенного кризиса. Кабинет продолжал

управлять страной еще семь лет, поставив рекорд долгожи-

тельства

(1812—1827), не

превзойденный

по

сию пору. Сам

премьер-министр не обладал качествами выдающегося госу-

дарственного мужа, но он имел свойство объединять яркие на-

туры, несмотря на их политические расхождения и личную не-

приязнь, и помогать им претворять в жизнь свои замыслы. Из

этого кабинета вышли Джордж Каннинг, Роберт Каслри,

Джон Пальмерстон и Роберт Пил.

Предстояло сделать немало и в области внутреннего зако-

нодательства. Законы в Англии живут столетия и подчас силь-

но устаревают. В просвещенном XIX в. уголовное право носило

на себе отпечаток свирепых обычаев средневековья. Так, обыч-

ным наказанием за кражу (даже куска мяса) являлась смерт-

ная казнь. Присяжные часто оправдывали явного преступни-

ка, ибо не хотели отправлять на виселицу человека, похитив-

шего носовой платок. Сэр Р. Пил, будучи в свое время

министром внутренних дел, провел через парламент ряд ак-

тов, смягчавших драконовский характер уголовного права

(смерть за более чем сто видов преступлений заменялась иным

наказанием), он же добился смягчения ужасающего тюремно-

го режима.

Тюрьмы Лондона и еще 17 городов были переданы в веде-

ние мировых судей; их персоналу, ранее жившему за счет по-

боров с заключенных, было определено жалованье; созданы

женские отделения с надзирательницами; в местах заключе-

ния появились священники и врачи, а их обитатели смогли по-

лучать начальное образование и религиозное воспитание. Пи-

лу принадлежит также заслуга учреждения в Лондоне (вместо

ленивых и податливых на взятку стражников) регулярной по-

лиции (отсюда и кличка констеблей — Бобби). Позднее поли-

цией обзавелась и провинция.

180

В 1819 г. кабинет лорда Ливерпула сделал маленький, но

важный шаг в области социального законодательства: не без

влияния знаменитого впоследствии утопического социалиста

Роберта Оуэна парламент своим актом запретил принимать

на работу детей в возрасте до 9 лет; для лиц до 16 лет рабочий

день был сокращен до 10,5 часа. Наблюдать за исполнением

закона было поручено мировым судьям, но те смотрели сквозь

пальцы на многочисленные нарушения, так что акт оказался

малоэффективным.

Тот же Р. Оуэн, как владелец хлопчатобумажной фабрики

в Нью-Ланарке, демонстрировал, что вовсе не обязательно вы-

жимать все соки из ткачей для процветания предпринимате-

ля: он ограничил рабочий день десятью с половиной часами,

открыл при фабрике школу и даже детский сад, построил для

персонала образцовую деревню и достиг высокой производи-

тельности труда на основе рационализации и гуманизации

производства. Фабрика Оуэна привлекала большое внимание

общественности, чего нельзя сказать о его социалистических

идеях, увлекших лишь энтузиастов (Оуэн представлял буду-

щее «рациональное общество» состоящим из самоуправляю-

щихся общин, и достигалось оно исключительно мирными

средствами).

Виконт Роберт Каслри, в ведении которого была внешняя

политика, активно участвовал в урегулировании европейских

проблем, внося свою лепту в утверждение принципа леги-

тимизма; он отказался, однако, поддержать написанный Алек-

сандром I Манифест о создании Священного союза. Бри-

танские правящие сферы не усматривали для себя угрозы в

переходе той или иной страны от абсолютистской формы прав-

ления к либерально-конституционной и не собирались препят-

ствовать этому процессу вооруженной силой. Принцу-регенту

Георгу, рвавшемуся в Священный союз, пришлось ограни-

читься письмом, в котором он восторженно одобрил его по-

хвальные принципы. Подавление революционного движения

и Италии и Испании вызвало у кабинета чувство беспокойства,

тем более что радикальная общественность «дома» предавала

анафеме континентальных деспотов.

В августе 1822 г. Каслри, давно проявлявший признаки не-

вменяемости, оставленный дома без присмотра, зарезался пе-

рочинным ножом. Ему на смену пришел Джордж Каннинг,

один из самых ярких государственных мужей в британской ис-

тории.

181

Сын неудачливого бизнесмена и провинциальной актрисы,

Каннинг не принадлежал к аристократии; ему не было написа-

но на роду стать министром. Но в страдную пору наполеонов-

ских войн появилась нужда в талантливой молодежи. Питт

заметил юношу, и тот — блестящий оратор — быстро продви-

нулся по служебной лестнице. Не будучи связан с «диплома-

тией конгрессов», он мыслил шире и масштабнее Каслри.

Каннинг пошел на такой шаг, как признание независимости

восставших против испанской короны латиноамериканских

государств. Континентальная реакция была повергнута в оце-

пенение, герцог Веллингтон горестно воскликнул: «Мы ныне

слывем в Европе за якобинский клуб!» О столь важном реше-

нии полагалось объявить в тронной речи. Это оказалось превы-

ше душевных сил короля Георга IV. Он объявил, что потерял

вставную челюсть, а посему выступать лично не сможет — не-

гоже, чтобы с высоты престола раздавалось невнятное, шепе-

лявое бормотанье. Речь была зачитана.

Сам Каннинг с пафосом заявил, что вызвал к жизни Новый

Свет. Все же следует сказать и о земных побуждениях, подвиг-

нувших кабинет на столь значительный шаг, а они занимали

не последнее место в инициативе Каннинга. Лендлорды хотели

избежать парламентской реформы, означавшей посягательст-

во на их власть в стране. А открытие и завоевание новых внеш-

них рынков должно было отвлечь внимание промышленников

и финансистов от дел домашних и повернуть его к заморским

предприятиям. Напор в пользу реформы несколько ослабел.

Центральная и Южная Америка превратилась в поле британ-

ской предпринимательской деятельности.

Парламентская реформа 1832 г. В 1829 г.

произошло уравнение в политических правах католиков и чле-

нов многочисленных христианских сект, до того не имевших

доступа в парламент. Лишение их этого основополагающего

права осуществлялось ранее, можно сказать, по-английски —

не прямым запретом, а с помощью формулы принесения при-

сяги членом парламента, приемлемой лишь для последовате-

лей англиканской церкви. В феврале 1828 г. в нижнюю палату

было внесено предложение об изменении пресловутой форму-

лы. Премьер-министром был тогда герцог Веллингтон, в поли-

тике олицетворявший традиции консерватизма. Но давление

снизу было значительным, особенно со стороны католиков-

ирландцев. Веллингтон встал перед выбором — или уступить,

1Я2

или удалиться в отставку, передав власть (впервые за сорок

лет!) вигам. Он предпочел первое (апрель 1829 г.).

Эмансипация католиков не привела к социальному миру —

слишком очевидны были изъяны государственной структуры

и чересчур велики силы, стремившиеся их реформировать.

Ирландцы во главе с О'Коннеллом вступили в борьбу за отмену

унии с Англией и восстановление в Дублине своего парламента

(движение рипилеров).

Весьма архаичной была избирательная система. Границы

округов оставались неизменными с начала XVII в., времени

правления Якова I. Единого избирательного ценза не сущест-

вовало; в деревнях голосовали «свободные землевладельцы» с

доходом свыше 40 шиллингов в год; в городах царила полная

разноголосица, но важно было владеть собственностью. Систе-

ма игнорировала воистину гигантские демографические изме-

нения предшествовавших двух веков. Индустриальный гигант

Бирмингем вообще был лишен представительства; промыш-

ленный Йоркшир был представлен двумя депутатами — ровно

столько же посылал в нижнюю палату обезлюдевший Олд Са-

рум; одна деревня была поглощена океаном, еще одна исчезла

с лица земли, и место ее заняло болото, поросшее вереском.

Всеми этими «гнилыми» и «карманными» местечками распо-

ряжались лендлорды, набиравшие здесь свои «команды». Все-

го в голосовании участвовали 160 тыс. человек из 16 млн насе-

ления. Зачастую место в палате общин просто продавалось, что

было нетрудно при десятке-другом избирателей, и даже су-

ществовала такса: такие округа делились на «дешевые» и «до-

рогие» .

Три течения слились в мощный поток с требованием ре-

форм. Для «низов» зло олицетворяли ненавистные хлебные за-

коны, означавшие дороговизну продовольствия, а за этим сто-

ял парламент с его неправедным представительством. Обрет-

шая силу промышленная буржуазия не довольствовалась

прибылями от заокеанских рынков и требовала доступа к ре-

альной власти. Для нее снижение цен на хлеб открывало перс-

пективу уменьшения заработной платы. А во главе движения

встали радикалы, сторонники демократизации конституцион-

ных норм. В роли идеолога выступал Ричард Кобден, убежден-

ный сторонник свободы торговли, которую он считал ключом

к благосостоянию. Перед всеобщими выборами, пришедшими-

ся на осень 1830 г., стало известно о революции во Франции,

вдохновившей реформаторов.

183

Премьер герцог Веллингтон с порога отметал всякую

возможность изменения избирательного закона как покуше-

ние на британскую конституцию, являвшуюся, по его словам,

верхом совершенства, доступным человеческой природе. Каби-

нет подал в отставку, и новый король Вильям (Вильгельм) IV

поручил формирование правительства лидеру вигов Чарлзу

Грею, более доступному новым веяниям. Он был готов потес-

ниться и допустить нуворишей к власти, отнюдь не выпуская

ее из рук правящей элиты. Будучи, по собственным словам,

«аристократом по натуре и положению», он хотел с помощью

реформы «обеспечить прочную почву для сопротивления даль-

нейшим инновациям». Предвидя ожесточенное противодейст-

вие палаты лордов, он заручился обещанием короля возвести в

пэры столько людей, сколько потребуется для создания по-

слушного правительству большинства в верхней палате. Напу-

ганные перспективой «инфляции» пэров, лорды сдались. И все

же потребовались еще одни выборы, чтобы билль прошел и

стал законом. Итоги двухлетней борьбы: 56 «гнилых» месте-

чек потеряли право на представительство; 31 округ из двух-

местного стал одноместным; округа были перекроены к выгоде

для промышленных центров, но очень непоследовательно. Не-

пременным условием права на участие в выборах являлось на-

личие соответствующего имущества, хотя ценз, по английско-

му обычаю, был определен крайне запутанно.

Весть о принятии 7 июня 1832 г, закона вызвала в стране

ликование: созывались митинги, устраивались пикники и

фейерверки. Но радость для многих оказалась преждевремен-

ной, хотя акт и добавил к спискам избирателей более 200 тыс.

человек. И все же в выборах участвовала лишь 1/6 часть взрос-

лого мужского населения. Тайного голосования не предусмат-

ривалось, а это означало, что в массе небольших сельских ок-

ругов сквайр и приходский священник по-прежнему имели ре-

шающее слово. Сохранилось много «карманных» местечек.

Первые акты нового парламента были благоприятными: от-

мена рабства в Британской империи и, благодаря энергии фи-

лантропа лорда Шефтсбери, принятие первого действенного

«фабричного закона», предусматривавшего сокращение рабо-

чего дня для детей 9—12 лет на текстильных предприятиях до

48 часов в неделю, а для юношей и девушек до 18 лет —

68 часов. Таковы тогда были представления о гуманности.

Грея на посту премьера сменил виконт Вильям Мелборн.

Добившаяся участия (не более того!) в управлении городская

184

буржуазия «отблагодарила» поддержавшие ее низы Законом

о бедных 1834 г., круто изменившим существовавшие прежде

рормы призрения. По уходившим в средние века обычаям,

узаконенным во второй половине XVI в. королевой Елизаве-

той I, каждый приход должен был содержать своих сирых и

убогих, выделяя для этого соответствующие средства. Уже

давно лендлорды, фермеры и промышленники выражали не-

довольство чрезмерной расточительностью и обременительно-

стью для них прежних правил. Принятый акт разрешил предо-

ставлять помощь на дому лишь престарелым и больным. Всех

остальных надлежало помещать в работные дома, что больше

походило на тюремное заключение. Открыто провозглашае-

мый принцип сводился к тому, чтобы обитателям названных

учреждений было так плохо, что лишь отчаяние могло заста-

вить их переступить порог. В работных домах жен разлучали с

мужьями, а родителей — с детьми; добропорядочные, но впав-

шие в бедность граждане, случалось, помещались вместе с уго-

ловниками, замужние женщины — с проститутками. Все это

дополнялось изнурительным и бессмысленным (нарочно!) тру-

дом и скудной пищей. Пауперам запрещалось покидать свои

узилища (иначе их не назовешь!). Во время приема пищи не

допускались разговоры; запрещалось курение. Эти мрачные

заведения были окрещены Бастилиями и возбуждали чувство

негодования у гуманно настроенной общественности. Подлин-

но обвинительным актом против них является роман Чарлза

Диккенса «Оливер Твист», герой которого имел несчастье очу-

титься в таком учреждении для детей.

В 1835 г. тори ненадолго прорвались к власти. Этот мало-

значительный эпизод был знаменателен тем, что сэр Р. Пил об-

ратился к своим избирателям с Тамвортским манифестом, с

которого, как принято считать, началась история современной

Консервативной партии, преемницы тори. Пил, выходец из

среды промышленной буржуазии, высказывался за то, чтобы

«соединять твердую приверженность установленному правопо-

рядку с исправлением явных злоупотреблений и устранением

(причин) для недовольства». Так, в стоячей воде торизма по-

явилась свежая реформаторская струя, обеспечившая партии

продление жизни.

Завершение промышленной револю-

ции» Промышленная революция завершилась под стук паро-

возных колес. В 1825 г. Дж. Стефенсон провел пассажирский

185

состав между Стоктоном и Дарлингтоном. Ревнители старины

и поклонники дилижанса были в ужасе, предрекая чуть ли не

конец света: отравленная дымом земля перестанет приносить

урожаи, звери и птицы повыведутся и не на кого будет охо-

титься благородным джентльменам. Но пыхтящее и чадящее

чудовище уверенно прокладывало себе дорогу в жизнь. В 1830 г.

линия протяженностью в 100 км связала текстильный Ман-

честер с портовым Ливерпулем. А дальше строительство по-

шло даже не семимильными, а стомильными шагами: к 1850 г.

Англия покрылась сетью железных дорог, их общая протя-

женность достигла 50 тыс. км.

Железнодорожная лихорадка дала толчок развитию метал-

лургии, машиностроения, горнорудного и строительного дела.

Выплавка чугуна за то же двадцатилетие выросла втрое и пре-

высила 2 млн т при значительном совершенствовании техноло-

гического процесса. Те же железные дороги породили парово-

зо- и вагоностроение. Однако не произошло ничего похожего

на самопожирающий процесс гипертрофированного развития

тяжелой индустрии. И по товарной продукции, и по числу за-

нятых первое место продолжала занимать текстильная про-

мышленность (1050 тыс. рабочих в 1850 г. по сравнению с

220 тыс. в угледобыче), прежде всего хлопчатобумажная, из-

делия которой составляли 70% британского экспорта. Но в се-

редине века машинное производство, включая машиностро-

ение, одержало победу во всех основных отраслях. Промыш-

ленный переворот был завершен. Англия превратилась в

мастерскую мира, с ее изделиями никто не мог конкурировать.

Хотя экспорт отставал по темпам роста — сказывалась тамо-

женная огороженность традиционных европейских рынков, —

цифры роста выглядели все же внушительно: 45 млн ф. ст. в

1830 г. и 70 млн ф. ст. в 1850 г., причем вывозилась почти иск-

лючительно промышленная продукция. Лондон стал мировым

торговым и финансовым центром.

Быстро менялась демографическая ситуация: уже в 40-е го-

ды в индустрии и коммерции было занято 42% самодеятельно-

го населения, а в сельском хозяйстве — всего 28%. Двухмил-

лионный Лондон превратился в город-гигант; за ним следова-

ли не древние Йорк и Кентербери, а молодые Манчестер,

Бирмингем, Глазго.

Деревня и ремесло выбрасывали на рынок труда все новые

и новые массы людей, а условия производства, его раздроблен-

ность на множество простейших операций позволяли предпри-

186

нимателям широко прибегать к неквалифицированному тру-

ду, особенно женщин и детей (из-за его дешевизны). Громад-

ные и все растущие доходы и теоретически, и практически

делали вполне возможным повышение заработной платы, но

индустриальная буржуазия не была к этому готова ни идейно,

ни нравственно. Над ней довлели представления эпохи пер-

воначального накопления капитала, пережитки кальвини-

< тско-пресвитерианских представлений о богоугодное™ преус-

пеяния в делах, не отягощаемых мыслью о греховности низве-

дения ближнего своего до нищенского состояния. В понятие

о конституционных свободах входила и свобода найма, не

связывавшая работодателя какими-либо обязательствами по

отношению к нанимаемым; на последних распространялся за-

кон о хозяевах и слугах, ставивший их в неравноправное по-

ложение.

В июне 1839 г. Джон Рассел заявил в парламенте, что про-

цветание страны проистекает из свободы — слова, коммерции,

политики, религии. Рабочие беспорядки он приписывал агита-

ции «зачинщиков», «волнующих население разнузданными

революционными речами, призывающих к неповиновению влас-

тям и закону». Понадобились жестокие для правящих сфер

уроки чартизма, голода 40-х годов в Ирландии и подъема рабо-

чего движения, чтобы побудить их вступить на тот путь, кото-

рый заслужил британской буржуазии репутацию самой благо-

разумной и предусмотрительной в мире.

Чартизм. В Англии в 30-е годы XIX в. была

предпринята первая серьезная попытка выделения пролета-

риата из общедемократического потока и сплочения его в орга-

низацию со своей программой и требованиями. В 1836 г. почти

одновременно возникли Лондонская ассоциация рабочих и

Большой Северный союз (Лидс). Обе организации объявили

своей целью преобразование политического строя страны в ин-

тересах трудящихся с помощью парламентской реформы. Вы-

двинулись вожди — столяр Вильям Ловетт, журналисты

Фергюс О'Коннор, Джеймс О'Брайен и Джулиан Гарни. Была

составлена программа, получившая название Народной хар-

тии. Она включала шесть пунктов: всеобщее избирательное

право для мужчин; тайное голосование; создание равных по

численности избирательных округов; отмена имущественного

ценза для кандидатов; выплата членам палаты общин жало-

ванья и ежегодное переизбрание палаты. Воплощение в жизнь

187

Народной хартии распахнуло бы двери палаты общин для «ни-

зов» . На многочисленных митингах изложенные в Хартии тре-

бования получали поддержку, сотни тысяч людей подписыва-

ли ее текст. Лидеры чартистов так сформулировали народу

цель: «Политическая власть — наше средство, благоденствие —

наша цель». Промышленный спад 1838 г. способствовал агита-

ции чартистов. Популярный оратор, священник Стивене гово-

рил: «Всеобщее избирательное право есть, в конечном счете,

вопрос ножа и вилки, вопрос о хлебе и сыре».

В феврале 1839 г. в Лондоне собрался первый чартист-

ский конвент, обсудивший методы и формы борьбы за дости-

жение Хартии. Среди делегатов возникли разногласия: одни

(Ф. О'Коннор, Дж. О'Брайен) стояли за петиционную кампа-

нию; другие (во главе с Дж. Гарни) полагали: «Есть лишь один

способ добиться Хартии. Этот способ — восстание». 6 мая

свитки Хартии, содержащие 1250 тыс. подписей, на громад-

ных носилках были доставлены в парламент. Палата общин не

спешила и только 12 июля приступила к обсуждению пети-

ции. Внес ее радикально настроенный банкир Б. Аттвуд, ко-

торый сказал: «Великая петиция, не имеющая прецедентов в

парламентской истории Англии, порождена страданиями,

обидами, неправдами, несчастьями трудящихся классов наро-

да — не только рабочих, но и торговцев, предпринимателей,

ремесленников, фермеров...» Действительно, Хартия заключа-

ла в себе мощный заряд общедемократических ценностей, и

пролетариат, выступив ее инициатором, шел в авангарде дви-

жения. Акт о бедных Аттвуд сравнил со злодеяниями из вре-

мен норманнского завоевания. Он, Аттвуд, — законопослуш-

ный подданный короны; никогда он слова не молвил поперек

властям предержащим; он просит лишь, чтобы труженики

могли жить своим трудом. Присутствовавшие не вняли его

призыву и отвергли Хартию.

Молодой заднескамеечник, будущий знаменитый лидер

консерваторов Бенджамин Дизраэли, хотя и поддержал боль-

шинство, выступил с речью, по-своему знаменательной: «Ему

не стыдно заявить, что, как бы он ни осуждал Хартию, он со-

чувствует чартистам». Они составляют немалую часть его

избирателей, и «никто не может сомневаться в том, что они

трудятся в тяжелых условиях». Правительство не должно иг-

норировать недовольство миллиона с четвертью своих сооте-

чественников, зло надо лечить.

188

Через несколько лет тот же Дизраэли, уже как писатель,

выпустил роман с характерным заголовком «Сибилла, или Две

индии», в котором яркими красками описал изысканную рос-

2 иль знати и убогое существование обитателей трущоб. Так,

наиболее проницательная часть правящей элиты осознала, что

о» зоговорочно отметать требования чартистов нельзя. Основы

«гудущих реформ были заложены.

Между тем разочарованный чартистский конвент, пере-

бравшийся в Бирмингем, дебатировал вопрос — что же делать

Польше? Небольшим перевесом голосов на 12 августа была

назначена всеобщая стачка. Масса оказалась не подготовлен-

ной к ней ни идейно, ни организационно. В назначенный день

и стране прошли митинги, демонстрации и лишь кое-где за-

бастовки. Правительство ответило арестами «зачинщиков»,

конвент разошелся, почти все лидеры оказались за решеткой.

С целью освобождения одного из них, Винсента, заключенного

в тюрьму Ньюпорта в Южном Уэльсе, решено было предпри-

нять вооруженную акцию. Отряд рабочих напал на тюрьму, но

был рассеян войсками и полицией.

Накал событий привел к размежеванию в чартистских ря-

дах; последние представители радцкалов покинули их. В июле

1840 г, в Манчестере была организационно оформлена Наци-

ональная чартистская ассоциация с регулярными взносами и

ячейками («классами») по десять человек. Новая петиция

(3,3 млн подписей) была отвергнута парламентом в мае 1842 г.

В ответ в Манчестере, во всем Ланкашире и соседних графст-

вах, Шотландии, Уэльсе и Лондоне прокатилась волна стачек;

но долго продержаться рабочие не могли, нужда заставила их

вернуться на фабрики и заводы. Начался разброд среди лиде-

ров. Ловетт предложил сосредоточиться на образовательных

целях. О'Коннор выдвинул популярный лозунг возврата рабо-

чих на землю. План оказался несбыточным из-за нехватки

средств; Земельное общество О'Коннора обанкротилось, сам он

разорился. Часть рабочих сосредоточилась на деятельности по-

требительской кооперации. В 1844 г. группа энтузиастов осно-

вала к городе Рочдейл (Рочдейлские пионеры) кооперативную

лавку, развернувшую успешную торговлю по приемлемым це-

нам, и кооперативное движение стало разрастаться, как снеж-

ный ком.

Третий и последний подъем чартизма пришелся на

1847—

1818 гг. и развивался в иных условиях — отмены хлебных за-

конов, подешевления продовольствия и вместе с ним и жизни.

189

Всколыхнули рабочих вести о революции в Европе. Руководи-

тели чартистов утверждали, что им удалось собрать под новой

петицией 5 млн подписей. На день внесения ее в парламент

(10 апреля 1848 г.) была назначена грандиозная манифеста-

ция. Правительство спешно провело закон об охране короны,

стянуло в столицу сильные отряды войск, объявило набор спе-

циальных констеблей (в число которых записался принц

Луи-Наполеон Бонапарт, будущий император французов) и за-

претило шествие к зданию Вестминстера. О'Коннор обратился

к участникам многолюдного митинга с просьбой не бросать от-

крытого вызова властям. Его послушались, толпа разошлась.

Это было воспринято как признак слабости. Палата вновь

отвергла петицию; движение пошло на убыль. Нельзя, однако,

считать запреты и репрессии единственной причиной спада.

Великобритания вступила в полосу серьезных социальных ре-

форм. В Либеральной партии все громче звучал голос Вильяма

Юарта Гладстона. Б. Дизраэли возглавил группировку «мо-

лодых тори». В верхней палате трудился знаменитый филант-

роп лорд Шефтсбери. Под несомненным влиянием чартизма

окрепли тред-юнионы. В правящих кругах росло убеждение,

что от принципа невмешательства государства в социальную

жизнь надо отказаться и, хочешь — не хочешь, законодатель-

но обозначить пределы эксплуатации.

Чартизм не исчез без следа. Он продолжал существовать до

1854 г. в лице Союза братских демократов во главе с Эрнес-

том Джонсом. Членом Союза состоял молодой Ф. Энгельс. Это

была классовая организация, провозгласившая социализм сво-

ей целью. Но ее теоретическое созревание не сопровождалось

ростом числа приверженцев; массы отдавали предпочтение

тред-юнионистскому движению. Вера в возможность улучше-

ния своей участи в рамках существующего строя не была поко-

леблена; напротив, деятельность парламента способствовала ее

упрочению. И в дальнейшем революционная струя в общест-

венном движении Англии, существовавшая в виде социалис-

тических обществ, а позднее и партий, в широкий поток не

превратилась, а воплощение в жизнь социалистических идей

мыслилось реформистским путем.

В парламенте обе партии, виги и тори, не могли игнориро-

вать подступавшие со всех сторон социальные проблемы: и в

той, и в другой реформаторы противостояли традиционалис-

там, так что отдельные группировки по своим взглядам стояли

ближе к единомышленникам в рядах «соперника», нежели

190

к «собственным» ретроградам. Минули времена бесспорного

долголетнего преобладания (а значит, и правительственной

монополии) той или другой партии (виги —

1715—1770;

тори —

1770—1830).

Теперь правительство часто опиралось

на

кро-

шечное большинство, а то и вовсе его не имело.

Гораздо чаще, нежели раньше, стали образовываться так

называемые королевские комиссии по обследованию жизни и

труда тех или иных слоев населения: в них сотрудничали пред-

ставители обеих партий, а доклады комиссий, публикуемые в

виде Синих книг, открывали перед общественностью такие

ужасы, что прятать их под сукно было просто невозможно.

При смене правительств нередко случалось так, что новый ка-

бинет доводил до конца (правда, обычно в несколько видоизме-

ненном виде) итоги расследований и законопроекты, начатые

его предшественником. Понятие соперничества стало посте-

пенно уступать представлению о партнерстве в одном деле. На

оппозицию стали смотреть как на поставщика альтернатив-

ных идей, постепенно и все чаще ее стали именовать, по анало-

гии с правительством, «оппозицией его (ее) величества». По-

зднее этот термин приобрел значение конституционного, ли-

дер оппозиции превратился в важную фигуру государственной

иерархии, а взгляды оппозиции стали рассматриваться как

вклад в копилку государственных идей.

В 1835 г. было покончено с сохранившимся от средневе-

ковья хаосом в местном самоуправлении. По акту о муници-

пальной реформе возникли избираемые налогоплательщиками

муниципальные советы, которые постепенно взяли в свои ру-

ки контроль за жилищным строительством, мощением и убор-

кой улиц, их освещением, отоплением домов, снабжением га-

зом и водой, полицейской службой.

В 30—40-е годы королевские комиссии дважды выступали

с отчетами об условиях труда на фабриках и шахтах, потряс-

шими общественность: малыши 7—8 лет работали в духоте

текстильных предприятий с 6 утра до 8.30 вечера; рисунки

изображали женщин и детей в лохмотьях, ползком толкав-

ших вагонетки с углем, ибо высота штреков не позволяла им

выпрямиться. Одновременно с урегулированием продолжи-

тельности рабочего дня детей

подростков

(1833)

был введен

институт фабричных инспекторов, несколько обуздавших

особо рьяных «потовыжимателей». Через десять лет был

запрещен труд женщин и детей под землей. В 1847 г. вступил

в силу акт, вводивший 58-часовую неделю для женщин и

191

подростков на всех производствах. Неторопливым был про-

гресс социального законодательства, но все же оно отвоевыва-

ло все новые и новые позиции.

Начало Викторианской эпохи. В 1837 г.

престол заняла девятнадцатилетняя Виктория, мужская

ветвь Ганноверского дома оборвалась. Кто бы мог подумать

тогда, что ей суждено долгое 65-летнее царствование? Что в

историю войдут понятия «Викторианская Англия» (и никому

в голову не придет говорить о Гладстоновской Англии — по

имени самого знаменитого ее деятеля), «Викторианская эпо-

ха», «викторианская мораль» и даже «викторианская архи-

тектура» , причем не только в Британии, но и в Канаде, Авст-

ралии, Индии и даже в Соединенных Штатах? Что маленькая,

молчаливая и в старости обрюзгшая и тучная женщина станет

символом истории Англии в пору наивысшего подъема ее мо-

гущества?

Вступив на трон неопытной девочкой, Виктория быстро ус-

воила парламентские традиции и конституционные обычаи

под руководством лорда Мелборна, симпатизировавшего юной

монархине. Постепенно и все жестче начали проявляться чер-

ты ее характера — упорство и властность. Она высоко ставила

королевские прерогативы и никому не позволяла посягать на

них. Случилось, например, такое: самоуверенный лорд Джон

Пальмерстон поспешил признать монархический переворот

Луи-Наполеона Бонапарта, предварительно не информировав

об этом, как то надлежало, королеву, — и навсегда расстался

с печатями Форин-офис. Она не противоречила парламенту

и не посягала на его полномочия, как то бывало с ее дедом

и дядей, Георгом III и Георгом IV, не раз со вздохом назнача-

ла на высший пост в государстве лично ей неприятного Глад-

стона; но все премьер-министры начинали письма к ней сло-

вами: «Смиренно исполняя свой долг» — и делали свои до-

клады стоя.

Она сама выбрала себе супруга — принца Альберта Сак-

сен-Кобург-Готского — и стала многодетной матерью образцо-

вой английской семьи. Принц-супруг скончался, и Виктория

сорок лет носила по нему траур. Королева служила символом

гражданских и семейных добродетелей. Строгость викториан-

ских обычаев и даже моды (не только зимой, но и летом, в жа-

ру, джентльмены не смели снять сюртук и скинуть жилет)

вошла в поговорку. Виктория подняла престиж института

192

кшархии, пошатнувшийся при ее дяде Георге IV. Ее образ по-

степенно стал ассоциироваться с величием и могуществом им-

перии.

За свою долгую жизнь Виктория породнилась чуть ли не со

; семи правящими домами Европы. Царица Александра Федо-

ровна, жена Николая II, была внучкой Виктории и англичан-

кой по воспитанию. Разветвленные монархические связи слу-

жили удобным средством дипломатических контактов, когда

официальные каналы по тем или иным причинам представля-

лись неудобными.

При рождении принцесса была наречена именем Александ-

рины-Виктории (в честь императора Александра I, реноме

которого было весьма высоко в посленаполеоновское время).

В последний раз оно прозвучало при коронации. Затем короле-

ва вычеркнула его из своей биографии. Это было естественно:

Виктория считала Россию извечным соперником Великобри-

тании, была одним из инициаторов Крымской войны и толка-

ла правительство на конфликт

Россией в

1877—1878

гг. Она,

несомненно, оказывала влияние на антирусскую направлен-

ность британской внешней политики.

Но пока что до этого было далеко. В 1837 г. Британия с

симпатией взирала на хрупкую девочку, волею судеб ставшую

главой нации. На трон она взошла в разгар острого политиче-

ского кризиса, развернувшегося вокруг вопроса о внешней

торговле. Хлебные законы постоянно удерживали цены на

продовольствие на высоком уровне, от чего страдала любая

семья, не относившаяся к состоятельным. Требуя их отмены,

радикалы во главе с талантливыми публицистами и экономис-

тами Ричардом Кобденом

(1809—1865) и

Джоном Брайтом

(1811

—1889)

нашли понимание

масс. Проблема ставилась

шире: введение свободы торговли, ибо мастерской мира нечего

было опасаться конкуренции зарубежных товаров; Англия бы-

ла заинтересована в том, чтобы партнеры на основе принципа

взаимного благоприятствования отказались от возведенных

ими таможенных барьеров, надеясь затопить мир потоком сво-

их товаров. Против, по понятным соображениям, выступала

«сельская Англия», боявшаяся притока в страну дешевого

хлеба с континента и спада сельскохозяйственного производ-

ства.

Правительство не могло уже игнорировать развернутую

фритредерами кампанию. Лорд Мелборн, будучи премьер-

министром, решил разобраться в составленной в течение веков

7 И. М. Кривогуз

193

и собранной по кусочкам системе таможенных сборов. Создан-

ная для этого комиссия обнаружила 80 действовавших парла-

ментских актов о таможенных сборах и до 500 видов товаров,

ими облагавшихся; из них 10 приносили 80% дохода, а ос-

тальные — мелочь, иногда смехотворную. Так, среднегодовой

сбор от ввоза стеклянных глаз для кукол (существовал и та-

кой!) составлял один шиллинг 3,5 пенса, т. е. меньше тогдаш-

него российского полтинника. И вот парламент — медленно, в

борении фритредеров и протекционистов — принялся рефор-

мировать таможенную систему. Два правительства пали, буду-

чи не в силах решить эту задачу.

Решительный шаг сделал сэр Роберт Пил, понимавший,

что речь идет о самом существовании Консервативной партии:

упорство в отстаивании хлебных законов закрывало перед нею

ворота в будущее. Еще один довод говорил в пользу реформы.

В 1845 г. дожди залили поля в Англии, урожай выдался жал-

кий. Еще хуже сложились дела в Ирландии; болезнь картофе-

ля, основной пищи ирландцев, свела почти на нет его сборы.

На Изумрудном острове свирепствовал голод; несчастные его

обитатели питались кореньями и травой; тысячами они умира-

ли и сотнями тысяч в полном отчаянии отправлялись за океан.

Благотворительность давала крохи требуемого. Лишь подвоз

продовольствия с континента мог спасти обезлюдевшую напо-

ловину Ирландию. Цепляться за хлебные законы значило об-

рекать на голодную смерть все новые тысячи людей. И Пил ре-

шился: в июне 1846 г. парламент принял акт об их отмене. Но

сэр Роберт сломал на этом свою карьеру: он провел закон голо-

сами либералов и ирландцев против большинства членов своей

Консервативной партии. Консерваторы после этого расколо-

лись, Пил ушел в отставку, а через четыре года во время верхо-

вой прогулки лошадь сбросила его с седла, да так неудачно,

что он скончался.

В 1849 г. были отменены Навигационные акты, некогда

защищавшие британский торговый флот от иностранной кон-

куренции. Теперь он в защите не нуждался и сам претендовал

на роль морского извозчика.

Нашим современникам обрисованные выше социальные

акты, вероятно, могут показаться недостаточно масштабными:

жизнь «человека с улицы» оставалась тяжелой, а его труд —

изнурительным. Но все познается в сравнении. Популярный

журнал «Панч» («Петрушка») поместил рисунок: счастливая

194

емья сидит вокруг стола; у отца, матери и детей в руках — по

куску долгожданного дешевого хлеба!

Промышленный подъем сменялся спадом; не раз пролета-

риат поднимался на широкие и длительные стачечные акции,

порой добиваясь улучшения жизни; случались даже голодные

унты. Но главным в британском рабочем движении стали ор-

ганизация и борьба за усовершенствование существующего

строя. В 1851 г. возникло Объединенное общество механи-

ков, в 1863 г. — Национальный союз горняков (помимо де-

сятков более мелких тред-юнионов). В 1860 г. столичные

профсоюзы объединились в Лондонский совет тред-юнионов.

Рабочие организации участвовали в политических акциях

большого размаха; во время Гражданской войны в США они,

проявляя солидарность с северянами, выступали против бла-

гоприятной южанам политики правительства.

О создании собственной политической партии британские

трудящиеся тогда не помышляли. В роли защитников интере-

сов народа перед ними выступало радикальное крыло либера-

лов. Проведение парламентской реформы 1832 г., кампания за

отмену хлебных законов, движение за свободу торговли, ряд

конкретных актов социального законодательства — все это

способствовало длительному влиянию либералов на городские

низы.

Сложнее обстояло дело у консерваторов. Реформаторам-то-

ри, сознававшим необходимость расширения избирательной

базы партии, приходилось все время оглядываться на право-

верных в собственных рядах. Преобразования следовало про-

водить не только «по возможности» (что делали и либералы),

но и облекая их в приемлемые для традиционалистов одежды.

Этот процесс связан с именем Дизраэли. Он возглавил группу

«Молодая Англия», состоявшую, за исключением его самого,

из потомков аристократических родов. Обновление они усмат-

ривали в возврате к старым и добрым нравам; дворянство дол-

жно вспомнить о своих обязанностях по отношению к массам,

доведенным до крайности безродной олигархией нуворишей,

наглым, напористым и бесцеремонным капиталом, восста-

новить общественную гармонию, царившую (будто бы!) в «доб-

рой, веселой, старой Англии». Престиж короны следует возвы-

сить, с тем чтобы она могла защитить народ от посягательств

толстосумов, лишенных сознания своего долга перед общест-

вом. ^ • •

;

•

195

История засвидетельствовала: консервативная идея, озна-

чающая сочетание ценностей старого с восприятием нововве-

дений, оказалась живучей и способной к развитию. Основой

взглядов Б. Дизраэли являлась формула: обладание собствен-

ностью любого рода связано с ответственностью и обязан-

ностями перед обществом. Он мыслил это в виде иерархии со-

трудничества: корона — церковь («учитель нации») — арис-

тократия — средние классы — народ. Без сотрудничества

правительство превращается в полицейскую машину, а народ —

в толпу.

Филантропы относились к народу с благосклонной жало-

стью, а жалость унижает; социалисты противопоставляли

класс классу; консервативные реформаторы утверждали един-

ство общества, в котором каждая его часть имеет право на ува-

жение, на участие в благах и власти (хотя и твердили о естест-

венном праве элиты на руководство), и нельзя сказать, чтобы

выработанная ими схема не находила отклика в рабочей среде.

Дела внешние и колониальные. В 1830 г.

Форин-офис впервые возглавил виконт Генри Джон Пальмерс-

тон, с именем которого британская внешняя политика будет

связана последующие 35 лет, даже в то время, когда он офици-

альных постов не занимал. Он с редким в истории дипломатии

напором и настойчивостью осуществлял традиционный бри-

танский курс на сохранение равновесия в Европе, противодей-

ствуя возвышению то Франции, то России, что позволяло Бри-

тании без помех «править морями», утверждать свою торго-

вую гегемонию и колониальное владычество. Поскольку

Европой управляли легитимные монархи, лорд Генри Джон с

этим мирился, но не понимал их упрямого стремления проти-

водействовать проведению самых скромных конституционных

преобразований и советовал, особенно перед революцией

1848 г., пойти, пока не поздно, на уступки верноподданным.

Реформа во избежание революции — таким было его кредо.

Принципы внешней политики Англии он сформулировал

весьма четко: «У нас нет ни вечных союзников, ни постоянных

друзей, но вечны и постоянны наши интересы, и защищать их —

наш долг». Союзники тоже призваны служить этим интере-

сам: «Мы должны... использовать другие правительства, когда

мы этого хотим и они проявляют готовность служить нам, но

никогда не идти у них в кильватере; вести их за собой, когда

и куда мы сможем, но никогда и ни за кем не следовать...»

196

Сразу же по вступлении в должность Пальмерстону при-

1члось заняться сложным бельгийским вопросом: в 1830 г.

бельгийцы восстали и объявили о своем отделении от Нидер-

ландов. Следовало обеспечить должную степень влияния в но-

вом государстве. Лорд Генри Джон направил в голландские воды

;>скадру, чтобы король Вильгельм I не вздумал искать реван-

ша, и очень удачно пристроил на бельгийский престол члена

английского королевского дома принца Леопольда Саксен-Ко-

пургского. Но тут французские Орлеаны вздумали предъяв-

лять претензии, настаивая на компенсациях, и до короля Луи

Филиппа дошли прямо-таки неординарные в устах дипломата

слова Пальмерстона: «Франция не получит ничего, ни одной

виноградной лозы, ни одной капустной грядки...»

Ни на год не затихали англо-русские противоречия, в зна-

чительной степени определявшие конфигурацию сил на меж-

дународной арене. Сам Пальмерстон свидетельствовал: «Вели-

кий враг Англии — Россия; это проистекает не из личных

чувств, а потому, что ее намерения и цели не совместимы с на-

шими интересами и безопасностью». Центр англо-русского со-

перничества приходился на Балканы и Ближний Восток.

Пальмерстон не питал иллюзий насчет истинного положения

вещей в Османской империи. Однако она хранила ключи от

черноморских проливов, Босфора и Дарданелл, и в качестве

стража британских имперских интересов должна была продол-

жить свое существование. Пальмерстона не смущало, что фор-

мула «статус-кво султанских владений», которой он придер-

; кивался, обрекала на застой многочисленное балканское и

славянское население. Усилившееся после Адрианопольского

мира 1829 г. и Ункяр-Искелесийского договора 1833 г. россий-

ское влияние в Юго-Восточной Европе и на Ближнем Востоке

его тревожило. Опираясь на экономическую, финансовую и

юрскую мощь Британии, умело используя проанглийские

симпатии турецких реформаторов, Пальмерстон добился успе-

ха в противоборстве с Россией. Заключенная в 1838 г. анг-

ло-турецкая торговая конвенция открыла перед английскими

товарами и капиталами обширный рынок Османской импе-

ыш. По Лондонскому договору 1841 г. проливы были закрыты

для прохода военных кораблей всех стран. Флот России ока-

зался запертым в Черном море. Апофеоз политики Пальмерс-

тона — это Парижский мир 1856 г., завершивший Крымскую

пойну, о котором речь пойдет ниже.

197

Теория свободной торговли, взятая в чистом виде, казалось

бы, не оставляла места завоевательным войнам и колониаль-

ным захватам. Ее идеолог Р. Кобден рассуждал: сила Англии —

в ее экономике. Пока Потемкин и Суворов расширяли грани-

цы России, два «полководца прогресса», Джеймс Уатт и Ри-

чард Аркрайт, возвели Британию в ранг первой промышлен-

ной, торговой и финансовой державы мира. Она должна быть

миролюбивым и трудолюбивым государством. Россия ей не

страшна; пусть она забирает себе даже Константинополь; «ты-

сячи кораблей из Ливерпуля и Гул ля» смогут, в случае нуж-

ды, «заблокировать Россию в Мраморном море, как они уже

сумели запереть ее в Финском заливе, и обеспечить свободу су-

доходства». Кобден выступал против давно усвоенной привыч-

ки оправдывать любые завоевательные или колониальные

мероприятия, благо в аргументах недостатка никогда не ощу-

щалось: равновесие сил, обеспечение безопасности торгового

флага, цивилизаторская миссия, — их существовал целый

набор, применяемый в разных вариациях. «В вопросах права

на экспансию не должно быть одного закона для Англии,

а другого — для всего мира», — требовал Кобден. Но голос его

звучал одиноко, и на практике Великобритания почти непре-

рывно вела войны — то торговые, то колониальные, то «прос-

то» захватнические.

В 1839 г. вице-король Индии лорд Оклэнд вмешался во

внутриафганские дела. Англо-индийский отряд занял Кабул и

посадил на престол своего ставленника. Но эмир Дост Мухам-

мед нанес ответный удар: интервенты были начисто уничтоже-

ны при их отступлении в горах; до Джелалабада добрался

одцн-единственный человек, принесший страшную весть. Про-

валилась и попытка организовать в 1842 г. карательную экспе-

дицию. В парламенте кабинету пришлось выдержать напор

весьма острой критики, в числе его оппонента выступил и

Б. Дизраэли. Он счел нужным развенчать легенду (и ныне

имеющую хождение), будто англичане наносили в Афганиста-

не превентивный удар с целью предупредить его захват Росси-

ей и вообще лишь «оборонялись».

Британские правящие круги развязали две войны против

Китая, получившие название опиумных

(1839—1842; 1859—

1860; последняя — совместно с Францией). Великобритания

отторгла у Китая Гонконг, открыла для себя важные порты,

получила разрешение на создание в нескольких городах своих

198

сеттльментов, на которые не распространялась юрисдикция

5 итайских властей, не говоря уже о сбыте в Китае наркотиков.

Катаклизмом европейского масштаба явилась Крымская

спина, вызванная соперничеством за преобладание на Балка-

нах и Ближнем Востоке. Неуклюжими оказались маневры

Николая I, выдвинувшего в самый неподходящий момент пре-

тензии на упрочение и расширение прав царизма и на по-

кровительство православному населению турецких владений.

Вошедшее во все дипломатические буквари описание миссии

в Константинополе А. С. Меншикова как примера неумелости

и бестактности скрывает тот факт, что Меншиков отказался

от всех первоначально предъявленных требований и под ко-

нец настаивал лишь на сохранении прав, признанных за Рос-

сией по договорам

Кючук-Кайнарджи

(1774) и

Адрианополе

(1829).

Тем не менее война разгорелась: только что возведший сам

себя на французский престол император Наполеон III крайне

нуждался в громком военном успехе и жаждал реванша за

1812 год; турецкие правители мечтали о возрождении своей

власти на Балканах и надеялись добиться этого в коалиции с

западными союзниками: Лондону в первый и единственный

раз в XIX в. представилась возможность нанести силами чуть

не всей Европы сокрушительный удар по сопернику и занять

преобладающие позиции в громадном регионе, охватывающем

юго-восток Европы и Ближний Восток. «Ястребы» в кабинете

во главе с Дж. Пальмерстоном, занимавшим пост министра

внутренних дел, легко преодолели сомнения и колебания уме-

ренных.

Под стенами Севастополя британские войска славы не обре-

ли. Сорок лет ими непрерывно командовал герцог Веллинг-

тон, сохранивший армию в состоянии своего рода реликта на-

чала столетия. Солдат без устали муштровали, перегружали

снаряжением, украшали позументами и без пощады пороли.

Сохранился обычай продажи офицерских должностей, закры-

вавший дорогу талантливым, но недостаточно имущим про-

фессионалам; в элитных полках за офицерский патент плати-

ли целые состояния, зато случалось, что обладатель оного

«служил» на берегах Темзы, в то время как его батальон пре-

бывал где-либо в колониях.

Интендантство обнаружило полную несостоятельность в

части снабжения войск, зато большие способности приобщать-

ся к доходам от военных поставок. Британский экспедицион-

199