Крамер Д., Олстед Д. Маски авторитарности (очерки о гуру)

Подождите немного. Документ загружается.

ем привычно следует прощение, периоды отчуждения сменяются открыто-

стью, что позволяет, в очередной раз проявив покорность, вновь воспламе-

нить угасающую любовь. В этой ситуации прощение способно только усугу-

бить жестокость. Прощать, не требуя, чтобы партнер изменился, в данном

случае губительно не только для самого прощающего. Это гарантирует,

что сложившиеся нездоровые отношения таковыми и останутся, поскольку

жестокое обращение постоянно вознаграждается. Но обычно душевно здо-

ровый человек не отождествляет прощение с необходимостью обязательно

разрушить межличностные барьеры, поэтому он в состоянии защитить се-

бя при угрозе оскорбления и, в случае необходимости, надолго сохранить

защитные ограждения

121

Избавиться от старых эмоций, не позволяющих адекватно реагировать

на настоящее, полезно как для собственного блага, так и для блага других,

которые, как правило, ценят, когда их не замуровывают в прошлом. Но

освобождение от эмоций не означает, что заодно необходимо забыть о том,

что заставило человека постараться оградить себя от определенного обще-

ния, или о том, как ему удалось это сделать. Чем яснее человек осознает это

различие, тем легче ему прощать по-настоящему, то есть не позволять про-

шлым эмоциям омрачать будущее. Иногда такая позиция даже открывает

перспективы новой любви.

Религиозные основы безоговорочной любой

Религии, возводящие прощение в ранг добродетели, осложняют понимание

разницы между ощущением добродетели и ощущением любви. И восточ-

ные, и западные рели гаи породили мораль отрешенности, согласно кото-

рой человек может обрести высшую награду только через отрешенность

от награды земной (т.е. от эгоцентризма). И в тех и в других религиях

для преодоления разрыва между духовным и мирским выдвигается идеал

безоговорочной любви. Но вместо того, чтобы смягчить противоречие, но

сам становится частью искусственного раскола

122

. Безоговорочная любовь

— это еще один высокий идеал, присущий моральной системе, противопо-

ставляющей любовь и эгоизм. Первый и наивысший образец любви к че-

ловечеству явил Христос, доказавший готовность пожертвовать собой ради

людей и простить их. Христианство провозглашает, что хотя никто не спо-

собен сравниться с Христом, но чем больше человек похож на Него, тем он

лучше. Исходящая от Иисуса любовь, чистая, не запятнанная эгоистически-

ми интересами, почитается как идеал и пример для подражания. Однако

эти высокие идеалы скрывают лежащую в их основе авторитарную суть.

В рамках христианства непокорность слову Божьему как непререкаемой

истине влечет за собой возмездие.

Христос и Будда как социальные реформаторы смягчили свойственную

иудаизму и индуизму жесткую привязанность к ритуалам. Проповедуя лю-

бовь и сострадание, они вдохнули в религию новый дух сопереживания. Оба

121

В главе «Кто контролирует ситуацию» уже говорилось о немотивированном на пер-

вый взгляд насилии и о своеобразной зависимости, проявляющейся в избиении жен.

122

Более подробно о природе раскола между духовным и мирским и о том, как он привел

к возникновению религий отрешенности и жертвенности, говорится в главах «Власть

абстракций», «Связь с бесплотными авторитетами» и «Сатанизм. . . ».

228

они призывали следовать идеалам бескорыстия и жертвенности — отказы-

ваться от привилегий (касты) и имущества, делиться с бедными, любить

своих врагов и т.д. Оба стремились сделать гуманнее мир, где царили стра-

дания и угнетение. Для этого они выдвинули идеалы бескорыстной чистоты,

к которым человечество должно изо всех сил стремиться, и один из таких

идеалов — безоговорочная любовь. Но что она может означать не только

для людей, но и для самого Христа?

«Прости их Отче, ибо не ведают, что творят» — вот пример всепроща-

ющей и всеобъемлющей любви Христа. И все же, с точки зрения логики,

это несколько странно. Ведь не только те, кто казнил Христа, прекрасно

знали, что делали, выполняя приказ, но знал это и Бог, пославший его на

муки. Иуда, Пилат и прочие действующие лица просто воплощали замысел

Бога. Христос всего лишь делал то, что требовал от него Отец. Послуш-

ный Сын был принесен в жертву, дабы продемонстрировать любовь Бога к

людям. Христа принесли на алтарь, как жертвенного агнца, дабы открыть

погрязшему в грехах человечеству путь к Богу. Насколько же безогово-

рочна любовь Бога? Получается, что не очень. Ведь если люди не делают

того, что им говорят, их обрекают на вечные страдания. Человека застав-

ляют проникнуться чувством вины и собственной неполноценности (плата

за первородный грех), а затем им даются правила (заповеди), подчиняясь

которым они могут почувствовать себя более достойными.

Безусловная любовь Христа — одна из составляющих общей этической

системы. Обычно основное внимание уделяют самой любви, а не той си-

стеме ценностей, в которую она входит и которая являет собой одну из

наиболее авторитарных, а значит, и обусловленных структур на нашей пла-

нете. Чтобы заслужить любовь Христа, необходимо в него верить; чтобы

заслужить прощение, нужно не только покаяться и молить о прощении, но

и согласиться с авторитарным определением того, «что есть грех». А это

уже нельзя назвать свободой от условий.

Во всех религиях отрешенности любовь и самопожертвование неразрыв-

но связаны. Когда безоговорочная любовь предстает в качестве предписа-

ния, которое требуется выполнять, она превращается в авторитарный меха-

низм контроля. Если же любовь, прощение или самоотдача есть акт доброй

воли, то их нельзя назвать жертвой. Жертвенность здесь возникает лишь

тогда, когда все это делается ради следования идеалу. Человек при этом

не только сам попадает под власть идеала — он хочет, чтобы ему подчи-

нились и другие. В ходе истории контроль, осуществляемый посредством

социальных ролей и жертвенной морали, вероятно, до некоторой степени

смог умерить человеческую жестокость, хотя за такими идеалами всегда

скрывались пороки. Но когда общая вера в то, что каждому предназначена

своя роль, а каждая жертва будет вознаграждена, утрачивается, человече-

ские пороки вырываются наружу. В этой ситуации идеалы превращаются

в препятствия для естественной человеческой способности любить. Любовь

может сохраняться только при таких взаимоотношениях, которые возвы-

шают обоих партнеров.

229

Вневременная любовь во времени

Любовь принято считать самым естественным, бесхитростным и самым ис-

кренним чувством. Но на деле становление любви — весьма сложный про-

цесс, поскольку он развивается в конкретном социальном контексте и чре-

ват разнообразными последствиями. Любовь или подчиняет человека, или

дает ему власть, позволяющую контролировать других. Исторически вы-

ражения любви определенным образом регламентировались посредством

конкретных ролей — мужа, жены, священника, монахини, учителя, уче-

ника и т.д., каждая из которых предусматривала свой способ проявления

открытости. Однако такое следование прототипам делает любовь шаблон-

ной, укрощая ее стихийность, притупляя чувства. Поначалу люди охотно

используют уже существующие роли в качестве способа выражения любви.

Когда же роли начинают предписывать исполнение каждодневных обязан-

ностей (а так оно обычно и бывает), что воспринимается окружающими как

нечто само собой разумеющееся, все, как правило, заканчивается тем, что

человек либо продолжает делать то, чего от него ждут, но уже безо всякого

воодушевления, либо отказывается от роли и тогда ощущает себя винова-

тым. Эротический контекст в такой ситуации, бесспорно, отсутствует.

По мере того как старые социальные и моральные системы ценностей

распадаются, исчезают и роли, делавшие их жизнеспособными. Идеалы

любви всегда были тесно сплетены с ролями, а поскольку роли требовали

самопожертвования, то того же требовали и идеалы. Современные люди,

которые хотят сами решать свою судьбу, стремятся к любви спонтанной,

свободной от требований ролевых отношений. Трудность для тех, кто скло-

нен строить взаимоотношения по-новому, заключается в том, что только

роли обладают механизмом, способным регулировать эмоциональную от-

крытость или замкнутость. Идеал безоговорочной любви берет начало от

старой двойственной, авторитарной системы морали, которая отделяет чи-

стое от нечистого, безусловное от обусловленного. Люди, следующие этим

идеалам, делают подчас весьма парадоксальные заявления, к примеру: «Я

люблю тебя, не ставя никаких условий, поэтому, что бы ты ни делал, ме-

ня это совершенно не задевает». Или: «Если бы ты любила меня без вся-

ких условий, ты бы старалась исполнять мои желания». Или: «Если бы ты

любила меня без всяких условий, ты бы не предъявляла мне никаких тре-

бований». Парадоксальность двух последних высказываний заключается в

том, что каждое из них эгоистично и, тем не менее, для своего оправдания

взывает к бескорыстной любви. Такие идеалы любви имеют мало общего с

самой любовью, ибо игнорируют реальные условия жизни, в которых при-

сутствуют как личные интересы обеих сторон, так и их взаимоотношения,

зависящие от этих интересов, но к ним не сводящиеся. Часто это означа-

ет, что человек не может отделить личные интересы от «интересов» самих

взаимоотношений.

Переживание вечной любви дарит нам ощущение новизны и чистоты,

но для того, чтобы любовь такой оставалась, ситуация также должна по-

ощрять новизну. Поэтому большинство людей испытывают наиболее силь-

ные чувства, когда их отношения только начали формироваться и их еще

не коснулись обиды и разочарования. Вопрос в том, может ли бесконечная,

вневременная любовь развиваться во времени. Могут ли слова «я тебя люб-

лю» выражать нечто большее, чем сиюминутное чувство, и подразумевать,

230

что любовь может длиться вечно? Ведь с течением времени жизненная си-

туация меняется и развивается, и чувство любви может вписываться в нее

или не вписываться. В реальной жизни всегда может произойти что-то,

что заставит человека открыться или, наоборот, замкнуться в себе, иными

словами, может порождать или подрывать доверие.

Конкретная жизненная ситуация — та арена, где сталкиваются самоот-

верженность и эгоцентризм. Роли очерчивают сферы, где поощряется эго-

центризм или, напротив, требуется самоотверженность, иными словами, те,

где требуется «давать», и те, где следует «получать». Их противоборство за-

ложено в каждой из ролей, там, где речь идет о правах, обязанностях, долге.

Тщательное следование роли помогает сохранять частичную открытость —

обычно для определенного вида отношений. Если же мы отказываемся сле-

довать какой-либо роли, тогда степень доверия или открытости более всего

зависит от того, как и что мы отдаем или получаем. Представление о том,

что можно или даже должно бесконечно отдавать, сохраняя при этом ничем

не оговоренную открытость и не заботясь о взаимности, нельзя признать

ни здоровым, ни реально осуществимым.

В отношениях, которые не держатся за роли, только осознанное, осто-

рожное равновесие между отдачей и получением, между сохранением своей

индивидуальности и слиянием с любимым может не только способствовать

выживанию любви, но и позволить ей с течением времени расти и раз-

виваться. Такую ситуацию можно сохранять и совершенствовать именно

потому, что она строго обусловлена. К примеру, слуги работают за плату и

при этом часто делают совсем не то, чего хотят их хозяева; напротив, по-

нятие служения подразумевает добровольность и безвозмездность, а сферы

служения определяются ролями. Служение, осуществляемое добровольно,

от души, это бесценный дар; служение, ожидаемое или принимаемое как

должное, — долг или неприятная обязанность. Условие, необходимое для

поддержания любви, — не ожидать и не требовать служения во имя любви.

То есть не следует надеяться, что партнер будет делать для вас то, чего вы

не хотите делать сами.

Поэтому, хотя, с одной стороны, любовь безусловно проявляется лишь в

каждый конкретный миг, изменение взаимоотношений с течением времени

создает предпосылки для того, чтобы она могла существовать бесконечно.

Однако реализоваться бесконечная и безграничная любовь, ничего не про-

сящая взамен, должна в реальном времени, условия которого необходимо

принимать в расчет. Многие из реальных условий не подходят для безуслов-

ной любви, и главное из них — бездумное проявление власти и контроля.

Поскольку избавиться от власти и контроля в любви невозможно, необхо-

димо хотя бы пользоваться ими осознанно и осторожно. Социальное нера-

венство губительно для любых попыток сознательного решения проблем,

касающихся борьбы за власть в близких отношениях.

По сути, отрыв переживания от ситуации, в которой оно происходит, —

вещь столь же искусственная, как и деление на обусловленную и безуслов-

ную любовь. Вневременная любовь, ощущаемая как безусловная, может ис-

ходить только из условий реального времени. Ситуации, определяющие эти

условия, могут быть разными — от простого следования роли до взаимо-

отношений людей, которые сами решают свою судьбу. Любовь всегда оди-

накова и, вместе с тем, всегда различна: ее сила и магия не подвержены

влиянию времени и составляют ее неизменную основу; различие ей при-

231

дают постоянно меняющиеся ситуации и отношения между людьми. Это

означает, что в основе безусловной любви всегда лежат некие условия.

232

Единство, просветление и

опыт мистического

переживания

Многие люди разными путями приходили к переживанию так называемых

измененных состояний сознания. Слово «измененное» подразумевает, что и

восприятие, и описание пережитого отличается от обыденных, повседнев-

ных переживаний. Два основных способа достичь такого состояния (веро-

ятно, старых как мир) — это использование определенных веществ (расти-

тельных или синтетических) и специальных упражнений, которые приводят

к тому, что процесс формирования в сознании переживания становится бо-

лее свободным. Измененные состояния сознания могут также возникать в

преддверии смерти, во время сильного стресса или спонтанно, без всякой

видимой причины.

Мистическое переживание

Одним из тех измененных состояний, которые оказывают наибольшее вли-

яние на нашу жизнь, является так называемое мистическое переживание.

Сущность его заключается в возникающем ощущении полнейшего изна-

чального слияния со всем миром. Назовем его «переживанием Единства».

Такое переживание не поддается описанию с помощью привычных слов и

понятий; человек ощущает, что он находится за гранью времени и простран-

ства, за гранью жизни и смерти, и может как бы наблюдать за самим собой

со стороны.

В шестидесятые годы Запад захлестнула волна ставшего популярным

мистицизма. Сильные психоделические препараты, механизм действия ко-

торых и сейчас еще недостаточно изучен, влияют на нервную систему, каким-

то образом трансформируя естественный процесс интеграции в мозгу, что

делает доступными переживания, о которых раньше можно было узнать

лишь из эзотерической литературы. Наркотики изменили мировосприятие

многих будущих лидеров зарождавшихся в те годы общественных движе-

ний, многих молодых дарований, проявившихся затем в сфере искусства

и науки. Восточные религиозные системы предлагали такие способы объ-

яснения и усвоения этих переживаний, которые не могли дать западные

религии. Некоторые экспериментаторы громогласно и публично превозно-

сили свои новоявленные озарения, другие же без особого шума встраивали

233

их в свое мировоззрение. На Запад хлынули восточные духовные учите-

ля, приезжавшие либо по собственной инициативе, либо по приглашениям,

и принимавшиеся за возделывание новой благодатной почвы. Подлинные

мистические переживания, наряду с их толкованиями в русле восточной

космологии, оказали огромное влияние на психологию, музыку, изобрази-

тельное искусство и моду. Под их воздействие попали даже те, кто был

далек от психоделической культуры. В воздухе веяло мистицизмом.

Для тех, кто хотя бы однажды испытал ощущение Единства, стремление

к максимально длительному пребыванию в этом особом состоянии может

стать смыслом и целью жизни. К нему стремятся и те, кто сам не имеет опы-

та такого переживания, но наслышан о нем и верит в его реальность. Этому

способствуют и так называемые духовные учителя, которые утверждают,

что сами они постоянно существуют в столь возвышенном состоянии, и вну-

шают, что мир Единства гораздо подлиннее и прекраснее нашей обычной

действительности, где царят обособленность и разобщенность.

Несмотря на то, что все, кто испытал мистическое переживание, заявля-

ют, что передать эти ощущения невозможно, различные культурные тради-

ции все же пытаются вместить их в рамки собственных понятийных систем.

Люди, имевшие опыт подобных переживаний, принадлежат разным культу-

рам и эпохам, что самым существенным образом сказывается на их воспри-

ятии и последующей трактовке данного состояния. Мистические пережива-

ния возникают не на «чистом месте» — испытывающие их люди обременены

конкретным мировоззрением, безусловно влияющим на их восприятия. Вот

почему у индуистов бывают «индуистские» мистические переживания, у

христиан — «христианские» и т.д. Поэтому христианские мистики могут

видеть Бога во всем сущем и при этом сохранять веру в трансцендентного

Бога, обязательную для дуалистического христианства. Восточный мистик

может воспринимать все сущее как Божественное и не только признавать

имманентного Бога, но и выстроить систему, где конечной реальностью яв-

ляется несомненный «анти-дуализм», «духовный монизм» (для индуистов

— это Единство, Цельность, для буддистов — Ничто, Пустота). Таким об-

разом, способ восприятия мистического переживания не может быть отвле-

ченным, а является исторически и культурно обусловленным.

Идея Единства — это абстракция, порождение разума, попытка сфор-

мулировать и описать мистическое переживание. Поскольку Единство от-

носится к миру более возвышенному, нежели наш мир разобщенности и

множественности, для его описания выбирается некое реальное качество

или свойство, вычленяется, облекается абстрактным смыслом и овеществ-

ляется. При этом порожденная таким образом сущность признается более

важной, чем индивидуальные проявления самой жизни. Попутно прини-

жается значение многообразия (множества форм) бытия. Такой подход ха-

рактерен для всех культур, где духовное противопоставляется мирскому и

объявляется высшей ценностью

123

На Востоке абстракции, почерпнутые из мистического переживания общ-

ности, породили не только понятие Единства, но и религиозную идеологию,

этику и основанную на них иерархию. (Мы определяем идеологию как миро-

воззрение, содержащее идеальное представление о том, как надлежит жить,

123

В главе «Власть абстракций» показано, как исторически развивались взаимоотно-

шения между религией и моралью.

234

иначе говоря, мораль.) Мистическое переживание — важный исторический

фактор, влияющий как на восприятие всего человечества, так и на жизнь

отдельных людей. Но в процессе формирования идеологии, использующей

понятие Единства, возникла мораль, принижающая индивидуальное «я» и

не желающая считаться с интересами отдельной личности. Любое миро-

воззрение, отрицающее реальность или значимость индивидуального «я»,

неизбежно начинает превозносить бескорыстие и самопожертвование. Ко-

гда отказ от личных интересов провозглашается обязательным этапом на

пути духовного совершенствования, мы имеем дело с моралью отрешен-

ности. Такие системы морали никогда не могли всерьез побороть личную

заинтересованность, а лишь заставляли ее скрывать, что приводило к па-

дению нравственности. Мы постараемся показать, каким образом духовные

лидеры используют понятие Единства для утверждения своей непререкае-

мости, а следовательно, авторитарности

124

Всякий, кто пытается рассказать о своем опыте переживания Единства,

как правило, начинает с предупреждения о том, что передать его словами

невозможно. Приведем, однако, некоторые примеры таких описаний.

1. Ощущение пребывания в вечности — в мире, который всегда суще-

ствовал и всегда будет существовать.

2. Ощущение, что невообразимо мощная энергия разрушает границы ин-

дивидуальности и дает сознанию возможность расшириться и вме-

стить в себя все сущее.

3. Обычное деление на «я» и «не-я» либо мгновенно исчезает, либо ста-

новится очень нечетким.

4. Часто, почти всегда возникает чувство глубокого единения, слияния

с Космосом (его можно даже назвать любовью).

5. Человек «знает», что мир, в который он попал, достижим.

6. Этот мир ощущается как нечто знакомое и притом неведомое.

7. Возникает чувство благоговения и сознание собственной незначитель-

ности, так что все обыденные заботы и волнения кажутся мелкими и

бессмысленными.

8. Страх полностью отсутствует, потому что смерть ощущается как нечто

совершенно нереальное. Или, если выразить это немного иначе: когда

вы перестаете отождествлять себя со своим «я» и сливаетесь с Кос-

мосом, возникает ощущение, будто вы уже умерли и поэтому бояться

больше нечего. Такое исчезновение страха — одно из самых удиви-

тельных, необычных ощущений: оно позволяет почувствовать столь

полную свободу, о существовании которой вы даже не подозревали.

9. Человек чувствует себя совершенно независимым от оценок окружа-

ющих и свободным от таких мелочных чувств, как мстительность и

124

Более подробно природа религий отрешенности и их ограниченность рассматрива-

ются в главах: «Религии, культы и духовный вакуум», «Сатанизм и культ запретного»

и в разделе «Системы символов и власть» главы «Власть абстракций».

235

соперничество. Ведь, в конечном итоге, все мы едины. При таком под-

ходе любые так называемые отрицательные эмоции — злоба, ревность

и т.п. — кажутся не только необязательными, но и глупыми, основан-

ными на заблуждении.

10. Человек осознает, что он (или мы все) есть одно из проявлений Бога.

11. Все сущее (в том числе и сам человек, и то, каким предстает перед

нами Космос) видится совершенным.

Первые ощущения от соприкосновения с этим всеобъемлющим Единством

более реальны, нежели любая обыденная реальность, и столь прекрасны,

что почти неизбежно возникает некое «опьянение» ими, эйфория, застав-

ляющая стремиться к ним вновь и вновь. Беспредельное чувство свободы,

вечности и единения с Богом и Космосом может быть столь сильным, что

нельзя удержаться от мысли: как было бы замечательно, если бы все могли

преодолеть привязанность к своему «эго», ибо именно это, как считается,

мешает пережить данное состояние. Пребывание в нем как можно более

долгое время может стать для человека главной целью жизни.

Тот, кто испробовал «запредельное», часто начинает видеть в обыден-

ной реальности лишь негативные стороны — страх и стремление к вла-

сти, неутоленные желания, отчужденность, собственную ограниченность и

неуклонное приближение смерти. В повседневной жизни на человека воз-

действуют эмоции окружающих, в том числе и отрицательные. Вместо того

чтобы ощущать слияние с Вселенной, он чаще всего ощущает одиночество и

неудовлетворенность. Совершенство оказывается недостижимым идеалом.

При этом те проявления нашего эго, которые приводят к разобщенности, —

гордость, зависть, эгоизм, алчность, властолюбие, стремление к соперниче-

ству и т.д. — не только кажутся жалкими и ничтожными, но оценивают-

ся как абсолютно отрицательные. Переживание Единства начинает олице-

творять собой все положительное, истинное, реальное. Разобщенность же

становится неким пугалом, чем-то совершенно не нужным, даже врагом,

который не дает нам ощутить Единство или, как в индуизме, майю — ве-

ликую иллюзию. Тогда смыслом жизни, или духовным путем, становится

преодоление разобщенности и всего отрицательного, что с ней связано.

Дуализм и отрешенность

Подлинное переживание всеобъемлющего Единства отличается от той ум-

ственной абстрактной конструкции, которая строится из попыток его опи-

сания и которой затем придается статус реальности, затмевающей реаль-

ность истинных личных переживаний. Не следует забывать, что пережи-

вание Единства доступно только отдельной личности. Единство — это аб-

стракция, которая, претендуя на преодоление дуализма, сама таит в себе

скрытую двойственность. Подразделение Космоса на две категории или два

уровня реальности само по себе двойственно. Идеология Единства (в отли-

чие от переживания Единства) противостоит идеологии множественности,

называя себя «высшей» и более реальной. В то время как мистическое пере-

живание Единства дает человеку ощущение своей глубокой связи с космо-

сом, идеология Единства с присущим ей скрытым иерархическим дуализ-

мом, напротив, отделяет духовное от мирского, а человечество от природы.

236

Дуализм делит все сущее на две основные категории. В западных ре-

лигиях это, безусловно, разделение на Бога и Божье творение, при этом

одна часть — в данном случае Бог — всегда ценится больше другой. Это

порождает явную иерархию ценностей: Бог стоит выше, нежели Его творе-

ние. Кроме того, это создает еще одну иерархию ценностей внутри низшей

категории, которая основана на добродетелях или предписаниях высшей.

Иначе говоря, чем богоподобнее человек или, по меньшей мере, богобояз-

неннее (а значит, послушнее), тем он лучше. Такая же двойственность, ос-

нованная на принципе или-или, действует и в идеологии Единства, только

там она скрыта за самим понятием, которое утверждает общность всего

сущего и потому представляется всеобъемлющим. Но если единство ценит-

ся выше, чем разнообразие, неизбежным результатом становится попытка

достичь этого единства, отрицая или преуменьшения значение обособленно-

сти. Действительно, во многих духовных учениях Востока отождествление

с принципом Единства подразумевает принижение роли обособленности, ее

отрицание, отрешенность, отказ от нее. Тогда рост «духовности» или осо-

знанности рассматривается как движение личности от индивидуального (то

есть ограниченного) к всеобщему. Такие утверждения, как: «Все совершен-

но», «Все мы — одно целое», «Обособленность — всего лишь иллюзия», —

являются примерами отождествления единственного и единого.

Отрешенность предполагает наличие двух, четко выраженных иерархи-

ческих категорий, от низшей из которых необходимо отрешиться ради об-

ретения высшей. Для оправдания этой жертвы высшую обычно объявляют

святыней. Когда «единое» считается лучше или реальнее индивидуального

и разнообразного, тогда решение личных проблем становится возможным

только путем следования ценностям идеологии Единства. Это приводит к

тому, что источником всех проблем объявляется забота человека о своем

жизненном, личном благополучии. Таким образом, в восточной ментально-

сти эгоцентризм рассматривается как абсолютное зло. Поэтому несомнен-

ным становится предпочтение сотрудничества — соперничеству, альтруизма

— эгоизму и отдачи — получению

125

В статье о «духовных учителях» («Омни», март 1990) один из учеников

некоего восточного гуру рассказал показательную историю о том, как его

учитель в нескольких словах преподнес ему запоминающийся урок. Начи-

налось строительство храма, посвященного гуру. На церемонию закладки

первого камня съехались ученики со всего мира. Многое из них привезли с

собой ценные вещи, чтобы замуровать их под фундаментом. Рассказчик, к

его несказанной гордости, был избран первым из тех, кто хотел положить

туда свои подношения. Он вспоминает, как, возгордившись, что его выбра-

ли первым, схватил крупный брильянт и энергично бросил в яму. А когда

оглянулся на учителя, тот тихо сказал ему: «Не слишком ли много ты по-

лучил?» В заключение рассказчик говорит, что под влиянием этих слов его

присмиревшее эго стало гораздо мудрее.

Для ученика, которого отчитал гуру, преподнесенный урок заключался

в утверждении, что его дар не был достаточно чистым. Но можно рассмот-

реть этот случаи и с совершенно иных позиций. Постройка храма в честь

гуру и то, что ценные подарки были истрачены зря (их закопали в землю

125

В главе «Любовь и контроль» объясняется, почему это приводит к конфликтам в

отношениях между людьми. В трех последних разделах главы «Власть абстракций»

показано взаимопроникновение этих категорий.

237