Клейн Л.С. История археологической мысли. Курс лекций. Часть 1
Подождите немного. Документ загружается.
ком битума, со следами корзины, в которой он хранился" (Вулли 1961: 35 – 36). Но
отождествление потопа с Библейским говорит не в пользу библейских догм, а против них:
ведь это значит, что Библия повторяет шумерскую легенду, узнав ее от вавилонян, а,
следовательно, текст Библии обязан странствующему фольклорному сюжету, а не
божественному откровению. Протестанта Вулли это мало волновало, его больше занимало
то, что потоп происходил в обейдское время, а рассказ о нем есть в шумерских документах.
Значит, всё-таки какая-то преемственная связь от обейда до шумеров, пусть только
контактная, существовала.
Впечатление об отъявленном инвазионизме Вулли ослабляется также тем
обстоятельством, что, хотя доводы миграций у Вулли несколько скудноваты (даже не
обсуждается возможность резких смен стиля и техники керамики), всё же очень похоже, что
тут действительно были миграции. А в этом случае можно ли назвать предположение о них
миграционизмом? Пожалуй можно лишь сказать, что в обстановке господства
миграционных и вообще диффузионных объяснений в той среде, с которой больше всего
считался Вулли (Флиндерс Питри, Рейснер, ранний Эванс и Эванс в объяснении минойских
успехов), он с большей готовностью шел на миграционные объяснения смен культуры, чем
на какие-либо другие. Но и состояние фактического материала сбрасывать со счетов
нельзя.
Отличие от Эванса тут тоже не так уж значительно: ведь тот в своих ранних работах
тоже был инвазионистом – когда дело касалось Британии, а не Крита, не его боготворимых
минойцев. И так же, как Эванс, Вулли сменяет свой набор объяснений, как только речь
заходит о его центральном и самом сенсационном (для публики) объекте – шумерах.
13. Вулли и первенство шумеров. К шумерской культуре принадлежали
раскопанные Вулли царские могилы первой половины III тыс. до н. э., битком набитые
сокровищами древнего искусства. О шумерах никто ничего не знал до середины XIX века,
когда в клинописных документах Вавилонии Г. Ролинсоном и Эдв. Хинксом был открыт
неизвестный язык, который вавилоняне называли шумерским. Поскольку были двуязычные
надписи, к началу ХХ века его стали понимать. Выяснилось, что в вавилонское время это
был уже только литературный язык, на котором никто не говорил, и был это язык
культурного народа, жившего в Вавилонии до вавилонян – в третьем тысячелетии до н. э.
Вавилоняне семитизировали древнее население этой страны, но переняли от него многие
достижения культуры, в том числе клиновидную письменность, мифы, города.
Вулли обнаружил зиккурат. Идея зиккурата тоже наследие обейдцев (что укрепляло
мнение Вулли об их приходе из горной местности). Зиккурат Ура – предок вавилонского,
который тоже раскопан – в слое времен Набонида. Такой же зиккурат в самом Вавилоне
был прообразом Вавилонской башни Библии. Но самые сенсационные находки ожидали
Вулли в царском могильнике. Там были открыты богатейшие погребения шумерских царей,
в частности царя Мес-калам-дуга, А-калам-дуга, царицы Шубад и ее супруга, со многими
прислужниками, очевидно умерщвленными заживо, в том числе музыканты с лирами (или
арфами). Все снабжены золотыми украшениями и оружием. Много произведений
тончайшего искусства. Вулли завершает описание находок этого периода следующим
пассажем:
"Шумерийцы обладали достаточными познаниями в металлургии и столь высоким
мастерством в обработке металлических изделий, что в этом с ними вряд ли сравнится хоть
один народ древности. … Шумерийские купцы вели торговлю с самыми отделанными
странами; шумерийские поля отличались плодородием; шумерийская армия была превосходно
организована, и почти все мужчины умели писать и считать. Во всех отношениях Шумер
раннединастического периода ушел намного вперед от Египта, который в ту эпоху лишь
выбирался из состояния варварства. И когда Египет действительно пробудился в дни
правления Менеса, первого фараона Нильской долины, наступление новой эры
ознаменовалось для него освоением идей и образцов более древней и высшей цивилизации,
достигшей расцвета в низовьях Евфрата. Шумер был прародиной западной культуры, и
именно у шумерийцев следует искать истоки искусства и мировоззрения египтян, вавилонян,
ассирийцев, финикийцев, древних евреев, и, наконец, даже греков" (Вулли 1961: 96).
Вот это уже очень напоминает аналогичные высказывания Эванса о превосходстве
минойской культуры над ахейской, египетской и финикийской и о ее господстве над
Средиземноморьем.
361
Уже в 1939 г. открытия и заключения Вулли использовал лорд Раглан, приписавший
шумерам происхождение мировой цивилизации. За ним роль шумеров в распространении
культурных явлений по всему миру повторяет австрийский археолог Р. Гейне-Гельдерн (R.
Heine-Geldern). В 1959 г. в работе "Das Megalithproblem" он выводит все мегалиты из
Шумера. И даже самый авторитетный шумеролог американец Сэмьюел Н. Крамер (Samuel
N. Cramer) в книге "История начинается в Шумере" (тоже 1959 г., русск. перев. 1965) всё
шумерское считает первым в мире. Подзаголовки глав книги так и возглашают: "Первые
школы", "Первый двухпалатный парламент", "Первые защитные насаждения", "Первый
рыбный заповедник", "Первые погребальные песни", "Первый золотой век" и даже "Первый
св. Георгий" (он имеет в виду драконоборца).
Здесь естественное увлечение серьёзных исследователей своим предметом очень
близко подходит (возможно, даже сливаясь с ней) к той полудилетантской трактовке
различий в исторической роли и способностях разных народов, которая получила название
гипердиффузионизма. Ему будет далее отведена отдельная глава.
14. Архаическая гипотеза Спиндена. Есть еще одно место на земном шаре, где
возникло несколько ранних цивилизаций, подобных месопотамской и египетской, и где они
также появились в готовом виде, что вызывало вопрос о том, на какой основе они
сформировались. Это Центральная Америка и север Южной Америки с инками, ацтеками и
майя. Теократическую цивилизацию майя и ее идеализацию исследователями вплоть до
середины ХХ века Бинтлиф (Bintliff 1984: 36 – 37) сравнивает с идеализацией минойского
Крита Эвансом. Для набожной Америки древняя и успешная теократия на близкой
территории была привлекательной как идеальное общество. Ареал майя охватывает
южную часть Мексики, Гватемалу и часть Сальвадора и Гондураса. Ацтеки находились к
северо-западу от них, занимая южную и центральную Мексику. Империя инков
располагалась значительно южнее, охватывая северную часть западного побережья
Южной Америки – Перу, часть Чили и Боливии. Эти доколумбовы государства погибли в
результате завоевательных походов конкистадоров. Были и более ранние сильные
этнокультурные образования – тольтеки, ольмеки. Но есть ли какая-то местная основа у
них у всех или надо искать объяснение в приходе культуртрегеров из-за океана?
В качестве ответа на этот вопрос Герберт Джозеф СП И Н Д Е Н (Herbert Joseph
Spinden, 1879 – 1967), сверстник Вулли, выдвинул свою 'Archaic Hypothesis' – гипотезу об
"архаической культуре". Уилли (Willey 1981: 35) расценивает ее как первую "серьёзную"
концепцию, выдвинутую на смену дилетантским домыслам типа "утраченных племен
Израилевых", "странствующих тольтеков" и т. п.
Спинден учился в штате Вашингтон, на западном побережье США, диплом бакалавра
получил в Гарварде в 1906 г... Первые его работы были по этнологии индейцев, но в
Гарварде он попал под влияние Элфрида Тоззера, специалиста по майя, и поэтому
диссертация его, защищенная в 1909 г. и опубликованная в 1913, была посвящена майя и
называлась "Исследование искусства майя: его предмет и историческое развитие". С этих
пор он занимался, прежде всего, майя, хотя и искал аналогии их культуре по всей Америке.
На конгрессе в Вашингтоне в 1915 г. он сделал доклад, опубликованный в 1917,
"Происхождение и распространение земледелия в Америке". Здесь была впервые четко
сформулирована его гипотеза, впоследствии развернутая в книге 1928 г. "Древние
цивилизации Мексики и Центральной Америки". В ряде мест он обнаружил в нижних слоях
памятников под культурами ацтеков и майя одну и ту же поздненеолитическую
земледельческую культуру с женскими статуэтками, которую он назвал "архаической" и
которую счел исходной для всех основных цивилизаций Америки (рис. 16). От нее, из
одного района Мексики, он вывел в них оседлость, статуэтки, керамику (рис. 17) и
земледелие (рис. 18) с маисом, бобами, тыквенными и перцем.
Его гипотеза вызвала возражения видных специалистов – Сэмъюела К. Лотропа,
Джорджа К. Вайяна (Вэйланта). Они отрицали возможность так просто вывести все эти
культуры из одного центра, указывая на то, архаическая культура не принадлежала одному
народу, что это одна стадия в разных традициях, что и культурные растения явно не все из
Центральной Мексики. Да это и не самая древняя земледельческая культура. Спинден учел
критику: на представленной им в 1928 г. схеме пространственно-хронологической
диаграмме (рис. 29) распространение разбито на несколько этапов, но все они начинаются
362
в Мексике, а цивилизация майя намного опережает остальные. Этой концепции он
придерживался и в книге 1957 г. "Искусство и цивилизация майя", а схожую схему Джеймс
Форд предложил в книге 1969 г., только он называл эти культуры уже не "архаическими", а
"формативными", термином Р. Уокопа, – архаическими стали другие, более древние. Книга
называлась "Сравнение формативных культур в Америках"
С тех пор материалы чрезвычайно возросли, вся картина усложнилась,
расшифровка письменности майя лишила их ореола гармоничной цивилизации,
конфигурации изменились ("архаическая культура" Спиндена соответствует поздним
этапам нынешних "формативных" культур), и схема Спиндена утратила авторитет. Но для
своего времени это было важное обобщение материала, основанное на диффузионной
методологии, значение территории Центральной Америки для зарождения американских
цивилизаций было, в общем, декларировано основательно (хотя исключительность майя и
преувеличена), а хронология его схемы странным образом совпадает с той, которая
получена потом радиоуглеродным методом. Верным оказалось и долго оспариваемое
утверждение Спиндена, что многие местонахождения майя – настоящие города, а вовсе не
церемониальные центры.
Вообще в Америке не переводились сторонники возведения какой-то одной
цивилизации в ранг первой, из которой происходят все остальные американские
цивилизации. В 60-е годы известный археолог Майкл Коу (Michael D. Coe) выдвинул на эту
роль ольмеков (в книгах 1962 г. "Первая цивилизация Америки: открывая ольмеков" и 1968
г. "Мексика").
15. Заключение и некоторые уроки. Мы рассмотрели троих археологов, классных
профессионалов, сильно идеализировавших изучаемые ими ранние культуры, каждый
свою, - культуры, из которых можно было предположить происхождение основных
цивилизаций мира. Преемственность от этих ранних культур к цивилизациям, сменившим
их, действительно налицо, и действительно влияние этих культур выходит за пределы тех
цивилизаций, которые их непосредственно сменили, просто эта влиятельность сильно
преувеличена.
Но за этим стояло убеждение в правильности всей той идеологии, которая
подпирала диффузионистскую методологию, - убеждение в неравенстве народов, в
исключительности их способностей к творчеству и самостоятельному развитию, в
даровании одним (очень немногим) исторически активных ролей и извечном осуждении
всех остальных на стагнацию и пассивность. В случае Эванса к этому добавлялась
авторитарность и тяга к имперской великодержавности (перенесенной с Британской
империи на Минойскую). Вулли ограничился технической и культурной гегемонией
шумеров, напоминающей роль британцев (в их самосознании) после Первой мировой
войны. Спинден думал только о первенстве в хозяйственном развитии, аналогичном
первенству США в межвоенной Америке.
Сопряженный с профессионализмом и смягченный им, этот уклон не очень сильно
сказывался на всей научной деятельности означенных археологов, проявляясь лишь в
декларациях и частных эпизодах. К чему он может привести в сопряжении с дилетантизмом
или недостаточной профессиональностью, увидим в главе о гипердиффузионизме.
Из всего сказанного же можно для себя извлечь некоторые частные уроки. Во
первых, увлекаться своим предметом, безусловно, полезно, это придает силы, но всегда
стоит помнить: очень мала вероятность того, что центр мироздания окажется в твоем
раскопе.
Во-вторых, сколь бы ни было велико искушение сохранить для себя обнаруженные
тобою загадки истории, чтобы разгадать их самому и увеличить свою славу, не поддавайся
этому искушению: то, что не понято сразу, не откроется и потом. Только зря протянешь
время и задержишь открытие. Опубликуй, поделись обнаруженными материалами со
всеми, дай всем возможность испробовать свои силы – кто-то взломает тайну, а может
быть, и тебе подскажет.
В какой-то мере это относится ко всякому результату раскопок и разведок. Сколь бы
ограничено ни было твое открытие, чем больше оно влечет за собой других открытий,
сделанных другими, тем больше чести тебе. Сколь бы ни было твое открытие большим,
363
всегда больше ценится то, которое повлекло за собой другие, пусть и не твои, и оказалось
началом цепной реакции открытий. Это закон истории науки.
Вопросы для продумывания:
1. Есть ли что-либо общее у Шлимана и Эванса, что могло способствовать их
открытиям?
2. Как мог балканский опыт Эванса сказаться на его взглядах по преистории?
3. Совершенно ясно, что либерал Эванс считал себя объективным ученым, но не был
таковым. Каких данных характера ему не хватало, понятно, но какими мерами
методики это можно было бы компенсировать?
4. Основательна ли склонность английских археологов считать Эванса одним из
основателей научной методики раскопок?
5. Хотя о пристрастной позиции Эванса писали много, почти никто из историографов
не трактует его как диффузиониста. Почему бы это?
6. Являлись ли Питри и Эванс в равной мере миграционистами?
7. Согласны ли Вы с предложенным сравнением фигур и их объединением или
рациональнее группировать каждого из них с кем-то другим? С кем?
8. Диффузионистом Вулли, несомненно, был (об этом говорит его апологетика
шумерам). А как по-Вашему, в какой мере можно считать Вулли инвазионистом?
9. Многовато видных английских археологов на Востоке оказались агентами и
офицерами разведки: Хогарт, Лоренс, Вулли, в какой-то мере также Эванс, друг
Эванса Майрс, есть также и другие (далее мы увидим, что с разведавиацией были
связаны Крофорд, Даниел и Пиготт). Можно ли уловить какое-то влияние этого
обстоятельства на научные взгляды и вообще на научную деятельность этих
археологов?
10. Спиндена никогда не сравнивают ни с Эвансом, ни с Вулли – и естественно: они
несоизмеримы по масштабу открытий и научной продукции. В чем они сопоставимы
и есть ли какие-то характеристики творчества Спиндена, по которым он
превосходит своих маститых коллег?
11. Что является спецификой диффузионизма всех трех фигур – Эванса, Вулли и
Спиндена, - выделяя их из массы деятелей археологии и связывая воедино:
центробежность их диффузионизма, идеализация избранных ими культур и
соответствующая апологетика, ориентированность на истоки и корни цивилизаций,
профессиональность или что-либо еще или их объединение вообще нелогично?
Литература:
Клейн Л. С. 1971. Феномен СМ III и вопрос о языке линейного письма А. – Вестник
Ленинградского Университета, № 8: 110 – 113.
Клейн Л. С. 1973. Кипр и Крит в «Археологии мира». – Вестник древней истории, 2: 155 – 163.
Клейн Л. С. 1997. "Человек дождя": коллекционирование и природа человека. – Музей в
современной культуре. Сборник научных трудов. Санкт-Петербургская гос. академия
культуры. Санкт-Петербург: 10 – 21.
Клейн Л. С. 2000. Инвазия с севера на Среднеминойский Крит: оценка достоверности
гипотезы. – . Памяти Юрия Викторовича Андреева. Санкт-Петербург,
Алетейя: 98 – 104.
Пендлбери Дж. 1950. Археология Крита. Пер. с англ. Москва, Иностранная литература.
Чайлд Г. 1956. Древнейший Восток в свете новых раскопок. Москва, изд. Иностранной
Литературы (Пер. с англ. изд. 1952 г.).
Bintliff J. L. 1984. Structuralism and myth in Minoan studies. – Antiquity, 58 (222): 33 – 38.
364
Brown A. C. 1983. Arthur Evans and the palace of Minos. Oxford, Ashmolean Museum.
Clark J. G. D. 1966. The invasion hypothesis in British archaeology. – Antiquity, 40 (159): 172 –
189.
Evans A. 1901. Palace of Minos. – The Monthly Review, II: 115 – 132 (reprinted in: Daniel G. E.
1967. The origins and growth of archaeology. Baltimore, Maryland, Penguin Books: 162 –
177).
Evans J. 1949. Ninety years ago. – Antiquity, 23 (91): 115 – 125.
Evans J. 1943. Time and chance: The story of Arthur Evans and his forebears. London et al.,
Longmans, Green & Co.
Horowitz S. L. 1981. The find of a lifetime: Sir Athur Evans and the discovery of Knossos. London,
Weidenfeld & Nicolson; New York, Viking Press.
Lock P. 1990. Hogarth D. G.: '… a specialist in the science of archaeology. – The Annual of the
Bnritish School at Athens, 85: 175 – 200.
Mallowan M. E. L. 1977. Mallowan's memoirs. London, ???????; New York, Dodd, Mead & Co.
Moorey P. R. S. 1992. British women in Near eastern archaeology: Kathleen Kenyon and the
pioneers. – Palestinian Exploration Quarterly, July – December: 91 – 100.
Murray T. 1999. Sir Arthur Evans 1851 – 1941. – Murray T. (ed.). Encyclopedia of archaeology.
The great archaeologists. Vol. I. Santa Barbara et al., ABC-Clio: 211 – 219.
Myres J. L. 1941. Sir Arthur Evans. – Proceedings of the British Academy, 27: 323 – 355.
Palmer L. R. 1961. Mycenaeans and Minoans: Aegean prehistory in the light of the Linear B
tablets. London, Faber and Faber.
Palmer L. R. and Boardman J. 1963. On the Knossos tablets. Oxford, Clarendon Press.
Ventris M. and Chadwick J. 1956. Documents in Mycenaean Greek. Cambridge, Cambridge
University Press.
(или: Ventris M. and Chadwick J. 1953. Evidence for Greek dialect in the Mycenaean archives. –
Journal of Hellenic Studies, 73: ????????????????.)
Wace A. J. B. 1958. ??????????????????. – Antiquity, ???: ??????.
Willey G. R. 1981. Spinden's Archaic hypothesis. - Evans J. D., Cunliffe B. and Renfrew C. (eds.).
Antiquity and man. Essays in honour of Glyn Daniel. London, Thames and Hudson: 35 –
42.
Winstone H. V. F. 1990. Woolley of Ur: The life of Sir Leonard Wolley. London, Secker & Warburg.
Woolley L. 1953. Spadework. London and New York, ??????????????.
Woolley L. 1962. As I seem to remember. London, Allen & Unwinn.
Иллюстрации:
1. Фотопортрет Артура Эванса-журналиста, 1878 г. (Evans 1943: после стр. 164, обор.
вкл.)
2. Дэвид Джордж Хогарт (Murray 2001: 640).
3. План Кносского дворца – "лабиринта" (Majewski 1963: 116, ryc. 3).
4. Тронный зал в Кносском дворце, фото Г. Бертина (Platon 1968, tabl. 9) (или Palmer
1961: после 160, tabl. 11).
5. Кносский дворец, колонный зал большой лестницы, реконструкция Эванса, фото Г.
Бертина (Platon 1968, tabl. 8). (Platon N. 1968. Kreta. München et al., Nagel).
6. Портрет Артура Эванса работы сэра Уильяма Ричмонда, 1907 г., Ашмолеанский
музей (Bahn 1996: 146) (лучше: Evans 1943: frontispice или Ceram 1958: 67).
365
7. Фотопортрет Артура Эванса с критской скульптурой быка на выставке кносских
древностей в Лондоне в королевской Академии (Murray 2001, 2: 492).
8. Портрет Артура Эванса 1935 г. работы Фрэнсиса Додда (Evans 1943, после стр. 352,
обор. вкл.).
9. Леонард Вулли времени своей экспедиций в Кархемиш (Монгайт 1966: 69).
10. Нед Лоренс (слева) с братьями в Оксфорде (ксерокс).
11. Л. Вулли и Т. Д. Э. Лоренс на раскопках в Кархемише с обнаруженным рельефом в
1912 г. (ксерокс или Bahn 1996: 161).
12. Лоренс Аравийский – "делатель королей" (ксерокс).
13. Раскопки кладбища Ура, где Леонардом Вулли были найдены золотые вещи (Ceram
1958: 260 – 261).
14. Макс Мэллоуэн и его жена отправляются из своего дома в Лондоне в экспедицию в
Ирак (Murray 2001: 848).
15. Сэр Леонард Вулли (Murray 2001: 1327).
16. Ареал архаической культуры в Новом Свете по Спиндену, 1917 г.: сплошная
заливка – достоверные участки, пунктация – менее достоверные (Willey 1981: 37б
fig. 1).
17. Распространение аборигенной керамики в Новом Свете по Спиндену, 1917 (Willey
1981: 38, fig. 2).
18. Распространение местного земледелия в Новом Свете по Спиндену, 1917;
сплошной заливкой - горные и засушливые районы, пунктацией – влажные долины,
штриховкой – умеренные районы (Willey 1981: 39, fig. 3).
19. Пространственно-хронологическая диаграмма распространения культур в новом
Свете – как бы продольный разрез через обе Америки, по Спиндену, 1928 г. (Willey
1981: 40, fig. 4).
ПРИЛОЖЕНИЕ: Стихотворение Агаты Кристи "Сидящий на телле" (подражание Люису
Кэрролу), посвященное Максу Мэллоуэну. Перев. с англ. Л. С. Клейна.
Поняв, что за мною никто не следит,
Я покинула номер в отеле,
И попался мне молодой эрудит,
Сидящий один на телле.
"А кто Вы, сэр? – вопросила я, -
И куда устремлен Ваш взгляд?"
Ответ его поразил меня,
Как пятна крови и яд.
Сказал он: "Ищу я прежних веков
Распавшиеся горшки,
Потом измеряю диаметр горшков
И склеиваю черепки.
А затем, как Вы, берусь за перо.
Но вдвое длинней, чем у вас,
Мои слова – что contra, что pro –
И ученее в несколько раз".
Но я-то думала о другом –
Как лучше пришить богача
И подбросить труп в соседний дом,
По газону его волоча.
366
Не зная, что выдать ему в ответ,
Покраснев от смущенья, как рак,
Я вякнула: "А скажите-ка, мой свет,
Чем живете Вы, зачем и как?"
Была его речь тиха и мудра:
"Пять тысяч лет назад –
Вот изумительная пора,
Где вместе и рай и ад.
Коль чужд Вам истории бег дурной –
Нашей эры веков череда,
Тогда вы пойдете копать со мной
И останетесь в до н. э. навсегда.
Но я-то думала лишь о том,
Как в чай подсыпать мышьяк,
И не могла осмыслить потом,
Зачем мне до н. э. – ну, никак.
Взглянув на него и вздох затая,
Я не смела поднять головы.
"Ну, как Вы живете? – продолжила я, -
И чем так заняты Вы?"
Сказал он: "Я в поиске древних вещиц,
Сработанных ad hoc и впрок.
Снимаю с них фото для таблиц
И заношу в каталог.
Я их и за золото не продам
И уж никак не за медь!
Я их классифицирую по родам
В музее – куда же их деть!
Иногда я выкопаю амулет
непристойный – ну, стыд и срам, -
Ибо тогда, у начала лет,
Народ был груб и прям.
Такой вот у нас, археологов, труд.
Богатство нам не с руки.
Зато археологи долго живут
И здоровые, как быки".
Ему я внимала, интригу творя
И коварный план мусоля,
Как труп обезличить втихаря,
Прокипятив в рассоле.
Благоговея, а втайне кляня
За всю его эрудицию,
Я сказала твердо, что с этого дня
Поступаю в экспедицию.
Теперь ну разве что ненароком
Я запачкаю пальцы ядом,
Или, вопреки всем его урокам,
Раздавлю черепок своим задом.
367
А только увижу курящийся дым
И птиц неслышный полет,
Вздыхаю невольно: пред взором моим
Молодой эрудит встает,
Чья столь благородна цель,
Чей нежен был взгляд, разговор толков,
Чья мысль всегда была без оков
И не отрывалась от древних веков,
Кто насквозь видел землю и без очков,
Кого не прельщал домашний альков,
Чьи руки саднит от лопат и совков,
В чьих пыльных карманах полно черепков,
Чьи лекции вабили учеников,
Кто хотел показать мне, кто он таков,
И внушил мне без лишних тычков и пинков,
Что мне надо собраться без дураков
И копать с ним этот телль!
368
Лекция 18. Скандинавский диффузионизм:
Монтелиус и Софус Мюллер
1. К пересмотру историографических схем. В последней четверти XIX века
лидерство скандинавских исследователей в археологии, хотя и разбавленное археологами
других стран – в чем-то англичанами, в чем-то французами, а в чем-то и немцами – всё же
продолжалось. Титул "короля археологии" заслужил швед Оскар Монтелиус, которого
принято считать виднейшим эволюционистом, хотя при этом оговаривают, что он, как и
многие эволюционисты, признавал важную роль диффузии (Montelius in memoriam 1922;
Kossinna 1922; Rydh 1937; Åberg 1943; 1966; Arne 1944; Gräslund 1999). Каюсь, я сам
прежде излагал дело так. Но всё больше накапливалось фактов, говорящих о том, что
эволюционные рассуждения Монтелиуса оставались чисто декларативными, а в своих
практических реконструкциях и в своей реальной методике он был сугубым
диффузионистом. Сам-то он верил, что является ярым приверженцем эволюции. Он
изобрел типологический метод, который рассматривается – и не без некоторых оснований
– как инструмент эволюционизма в археологии, но применялся ли этот метод им на
практике?
Монтелиус всеми противопоставляется другому скандинавскому лидеру датчанину
Софусу Мюллеру, несомненному диффузионисту. Во фразеологии их споров как будто
проглядывало противостояние эволюционизма Монтелиуса диффузионизму Мюллера, но
было ли оно реальным или риторическим? Была ли их борьба действительно идейной или
скорее конкурентной?
Окончательный поворот в трактовке Монтелиуса я сделал, когда ознакомился с
книгами шведского археолога Бо Грэзлунда по истории разработки преисторической
хронологии. Это книга 1974 г. "Относительное датирование" на шведском и книга 1987 г.
"Рождение преисторической хронологии" на английском. В этих книгах Грэзлунд очень
детально показал расхождение между теорией Монтелиуса и его исследовательской
практикой. Теперь я рассматриваю Монтелиуса в рамках диффузионизма, для утверждения
которого он сделал очень много, хотя и продолжаю расценивать типологический метод как
гениальный теоретический рывок в сторону эволюционизма, точнее, в сторону
околоэволюционного мышления. Монтелиуса, несомненно, можно рассматривать как
одного из пропагандистов эволюционной идеи в археологии, но остающегося при этом, как
это ни парадоксально, лидером диффузионизма.
2. Монтелиус и Мортилье. Хотя младше Мортилье на 22 года, а Питта Риверса на
16 лет, к занятиям археологией Густаф Оскар Аугустин М О Н Т Е Л И У С (Gustaf Oscar Augustin
Montelius, 1843 – 1921), или короче Оскар Монтелиус (рис. 1), сын королевского советника
юстиции, приступил почти одновременно с Мортилье, и деятельность их протекала
параллельно.
В 1863 г., т. е. за год до того, как Мортилье вернулся из эмиграции и занялся
археологией Франции, Оскар Монтелиус, проучившись несколько лет в университете
Упсалы, поступил ассистентом в Государственный исторический Музей в Стокгольме, где
проработал ровно 50 лет. Отец его был другом Брора Гильдебранда, государственного
антиквария – того самого, который под влиянием Томсена перестроил музеи Швеции по
системе трех веков. В Упсале юный Монтелиус сначала учился естественным наукам (как
Мортилье), потом все-таки скандинавским языкам и истории со специализацией по
археологии (он, как Ворсо, с профессиональным образованием археолога!). Как и
Мортилье, он увлекся идеей эволюции, и естественнонаучное образование этому
способствовало, но увлекся не сразу, и увлечение было не совсем самостоятельное.
В том же году (1869), когда Мортилье опубликовал свою систему четырех эпох,
Монтелиус опубликовал в качестве диссертации свою первую работу "Из железного века",
еще без новых идей, но в то же время у него стали появляться и мысли об эволюции. Это
когда он занялся бронзовым веком. Вероятно, это было влияние его друга детства, Ганса
Гильдебранда, сына государственного антиквария Брора Эмиля Гильдебранда. Теперь сын
369
государственного антиквария работал вместе с Монтелиусом в Музее (рис. 2) и
продвигался в археологии несколько интенсивнее и быстрее (Arne 1908; Kock 1917).
В 1870 г. Ганс получил возможность проехаться по музеям Европы – Дании,
Германии, Бельгии, Австро-Венгрии и Италии, - изучая везде фибулы. Классифицируя
фибулы, чрезвычайно разнообразные, он обратил внимание на трудности разбивки на
типы: разница между типами очень невелика и часто заполнена промежуточными,
переходными звеньями, образуя как бы непрерывные цепочки. Это привело его к мысли,
что в массиве фибул отложилась их эволюция – такая же, как в биологии! В 1871 г. вышла
его основополагающая работа по фибулам, в которой постулировалось их развитие
(развитие идеи фибулы, конечно, а не самих фибул) – фибул раннежелезного века
Скандинавии из кельтских Центральной Европы. Видимо, они обсуждали это с другом
Оскаром - Монтелиус и Гильдебранд выступили с этой идеей на международном конгрессе
1871 г. в Болонье, называя свои занятия типологией.
Термин тип Монтелиус стал употреблять (впервые в диссертации 1869 г.) вслед за
другом Гансом (тот употреблял его в печати с 1866, в переписке – с 1862). Я сначала верил
Городцову, что они заимствовали этот термин из биологии у Бленвиля, который употреблял
его уже в 1816 г. Но Грезлунд показал, что этот термин был очень употребителен в
нумизматике первой половины XIX века, а Гильдебранд-старший был нумизматом,
употреблял этот термин в книге 1846 г. и приучал к нумизматике Ганса (Gräslund 1987: 91 –
112). Работу с типами друзья и называли типологией, что, конечно, отличалось от
общенаучного употребления термина "типология" и породило сбивчивость. "Внутренние"
отношения между типами (то есть формальные сходства, возникшие при создании и
независящие от функционирования и обстоятельств) Монтелиус стал называть
"типологическими основаниями". Он заявлял, что археолог "теперь старается проследить
внутренние связи между типами и показать, как один развивается из другого. Мы называем
это типологией" (Montelius 1884: 1 – 3). В печати Гильдебранд впервые употребил этот
термин в 1873 г., Монтелиус в 1875.
Гильдебранд называл новый период, в который вошла археология, "типологической
стадией" и прямо сравнивал работу над типами с биологией, отмечая и отличия:
"…многие топоры … не имеют того же значения, что особи животного вида (то же
количество) в зоологическом музее. Слабые различия появляются в этих экземплярах топоров,
так что они в целом соответствуют не особям животных, а видам и разновидностям; здесь
формирование разновидностей больше за счет влияния человека на развитие… Под влиянием
двух факторов – практической нужды и вкуса мастера – возникает уйма форм, каждая из которых
должна бороться за свое выживание; какая-то не находит того, что ей нужно для существования, и
гибнет, но другие продвигаются и производят целую серию форм. Если какая-либо наука требует
своего Дарвина, то это сравнительная археология, и чем более многочисленны слабые различия,
тем более глубоко чувствуется в этой сфере отсутствие недостающего промежуточного звена"
(Hildebrand 1873: 16 – 17).
По риторике Гильдебранда видно, что он втайне мечтал стать археологическим
Дарвином, и, возможно, заразил этими мечтами Монтелиуса. Как раз в 1871 г. появилось
дарвиновское "Происхождение человека". Ну, археологическими Дарвинами оба не стали,
но Оберг называл Монтелиуса "археологическим Линнеем" (Åberg 1966). Правда, этот
титул больше подходит Томсену.
Монтелиус изложил аргументацию типологических исследований в 1873 г. в работе
о бронзовом веке Швеции. Именно там был выстроена система параллельного развития
мечей, висячих сосудов и фибул (рис. 3) – как кремневых орудий у Мортилье.
Эволюционистскую риторику Гильдебранда он повторил в 1884 г., т. е. спустя десятилетие:
"Методология преисторической археологии издавна та же, что и естественной науки. Как и
последняя, археология ныне вступила в новую стадию. Естествовед более не довольствуется тем,
чтобы описывать разные виды и изучать их жизнь. Он старается найти внутреннюю связь, которая
соединяет их, и показать, как один вид развился из другого. Что вид для естествоиспытателя, то
тип для археолога… Только сейчас посредством типологического метода археолог научился не
только правильно отличать один тип от другого, но и прослеживать развитие типов друг из друга"
(Montelius 1884: 1 – 2).
Ганс Гильдебранд стал государственным антикварием, сменив своего отца, а
Монтелиус оказался у него в подчинении, зато более свободным для путешествий и
занятий.
370