Кин Морис. Рыцарство

Подождите немного. Документ загружается.

Глава III

Рыцарство было вскормлено во Франции, однако окончательную

форму свою обрело именно в общеевропейском контексте. Оно полу-

чило распространение как некий единый этос воинского сословия, иден-

тифицируемого, с одной стороны, мастерством конных воинов, а с

другой - сочетанием чрезвычайно горделивого отношения к своим

знатным предкам с традицией верной службы своему сеньору. Этика

рыцарства отличалась от этики германских воинов более раннего

периода отчасти своей совершенно новой, элитаристской гордостью

конных воинов, а отчасти совершенно новым уровнем независимости

светской культуры, отражение которой мы видим и в тех настроениях,

которые господствовали в обществе, и в столь модных в XII веке

историях знатных семейств, и в генеалогических изысканиях, а также -

в концепции куртуазной любви, которая была воспета в поэзии труба-

дуров как облагораживающая сила светского общества, и, разумеется,

в высочайшей эрудированности в области светского обычного права

многих авторов chansons и ранних рыцарских романов. В целом

где-то к середине XII века активные социальные и культурные си-

лы - новая военная техника, новый сословный вокабулярий, новые

литературные темы - дали определение некоей совершенно новой

общественной фигуре по имени «рыцарь» и некоему новому образу

жизни и мировоззрению, которые впоследствии были названы рыцар-

скими. В провансальской эпической «Песни о Гирарте», созданной

примерно в середине XII века, идеальный рыцарь представляется сле-

дующим образом:

Фолькон скакал в боевом строю в роскошной тонкой кольчуге верхом

на прекрасно обученном коне, быстром, отважном, надежном. И вооружен он

был тоже наилучшим образом... И король, увидев его, остановился, затем

приблизился к графу Овернскому и молвил стоявшим с ним рядом францу-

зам: «Господа, посмотрите, вот наилучший рыцарь из всех, виденных вами

когда-либо... Он храбр, учтив и умел, да к тому же знатен и из хорошего

рода; кроме того, он красноречив, прекрасный охотник, в том числе и с

ловчими птицами, умеет играть в шахматы и трик-трак, в кости и прочие

азартные игры. И кошелек его всегда открыт для любого, и каждый может

взять оттуда столько, сколько захочет ... А сколько раз он, ни секунды не

медля, совершал благородные подвиги! Он от всей души почитает Господа и

Светские корни рьщарства

Снятую Троицу. И с того дня, как появился на свет, он ни разу не участвовал

н суде неправедном, творившем беззакония, и ни разу не заявил без печали

душевной, что ничего не может с этим поделать... И он, Фолькон, всегда

любил добрых рыцарей, с почтением относился к бедным и менее знатным

О j

своим сотоварищам и каждого судил но его заслугам.»

1 аков идеальный потрет рыцаря, и он удивительно похож на уже

знакомые нам портреты Арнольда Ардрского или Гийома ле м аре-

шаля. В приведенном выше отрывке затронута целая группа тем,

которых мы уже касались в данной главе: искусство конного боя, бла-

городное происхождение и непременная largesse, а также куртуазное

воспитание. Но одна из самых поразительных черт этого портрета -

(то подчеркнуто светский характер (если не считать мимолетного упо-

минания о любви Фолкона к Богу и Святой Троице). Если считать

приведенные выше слова настоящим руководством к действию, то

конный рыцарь вступал в историю как фигура исключительно светс-

кая.

Примечания переводчика

,л

Он же Венцель I Люксембургский (1361-1419); с 1378 он же король

Богемии Вацлав IV.

L>:

Генрих Молодой Король, 1135-1183, 2-й сын Генриха II и Альеноры

Аквитанской. Был коронован в 1170 еще при жизни Генриха II, но в 1173 г.

(вместе с Альенорой) поднял восстание против собственного отца. Королем

так и не стал и умер раньше Генриха II.

«Суды любви» («Cours cl amours») - собрания придворных во главе с

«принцем любви» или «королевой любви», роли которых исполняли либо

государи или государыни, либо их родственники и приближенные, созывав-

шиеся для разбора дел любовного свойства и проходившие в праздничной

игровой атмосфере, но с соблюдением всех норм феодального права. Воз-

никновение этих судов некоторые исследователи относят к XII в., веку рас-

цвета куртуазной культуры; в XIV-XV вв. их идея была позаимствована из

куртуазной литературы.

4Л

Рихерий (Рише де Сан-Реми), французский хронист конца X - на-

чала XI вв.

Глава III

Амвросий Феодосий Макробий, род.ок.400 г. в Африке, эрудирован-

ный латинский писатель, находившийся в оппозиции к христианской рели-

гии. В средние века особой популярностью пользовался его трактат «О

государстве», а также 7-томный труд «Сатурналии».

Герой первого романа Кретьена де Труа «Эрек и Энида», написанно-

го ок.1170 г.

* Имеется в виду отец короля Англии Генриха II и муж Матильды,

внучки Вильгельма Завоевателя и дочери Генриха I.

* Роберс Вас, OK.1100-OK.1174, нормандский клирик, хронист и поэт из

литературного окружения Генриха II и Альеноры Аквитанской; автор зна-

менитого «Романа о Бруте»(1155), представляющего собой стихотворное

переложение на французский язык труда Г.Монмутского о короле Артуре, а

также «Романа о Ру» (ок.1170). Бенуа де Сснт-Мор - ученый клирик,

придворный историограф Генриха II; творил одновременно с Р.Васом; свой

знаменитый «Роман о Трое» основывал на латинских средневековых пере-

сказах Гомера. Подробнее см. далее.

* Отец библейского царя Давида.

* Зифрид (Зигфрид, Сигурд) восходит, видимо, к Зигфриду (Sivrit,

Siegfreid), герою германо-скандинавской мифологии и эпоса - «Старшая

Эдда», «Младшая Эдда», «Сага о Вельсунгах», «Сага о Тидреке», «Песнь о

нибелунгах» и т.д.

Конрад III (дом Гогенштауфенов), герцог Франконии, правил Импе-

рией в 1138-1152, коронован не был, хотя формально был избран Императо-

ром.

Джованни Виллани, 1275-1348, флорентийский хронист с общеевро-

пейскими взглядами на исторический процесс.

Каффаро ди Каскифеллоне, 1080-1166, хронист и государственный

деятель, консул Генуи.

* Салимбене ди Адам, 1221-1290, францисканский монах, историк, автор

«Хроники» о современной ему Италии XIII в.

* Арно Даниэль, 1180-1200, реально существовавший провансальский

поэт.

Дезидерий, 757-774, последний ломбардский правитель Италии.

Глава III

РЫЦАРСТВО,

ЦЕРКОВЬ И КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ

образа жизни. И все же в названных нами ранее трактатах, посвя-

щенных рыцарству, был и третий аспект, неразрывно связанный с

первыми двумя: аспект религиозно-христианский, придающий соответ-

ствующий оттенок всем представлениям о рыцарстве таких авторов,

как Луллий и де Шарни. Очевидно, пора и нам уделить побольше

внимания специфически-христианским качествам рыцарства и тому,

какое место занимает религия в светской рыцарской этике.

С этой темой связано огромное количество сложнейших вопросов,

в первую очередь относящихся к тому периоду, когда идеи и идеалы

рыцарства были в процессе, так сказать, кристаллизации, приобретали

ту, вполне законченную форму, которая была им свойственна уже во

времена Гийома ле Марешаля и Арнольда Ардрского (и которая

сохранялась еще долгое время впоследствии) - то есть, это период с

середины X века и до начала XIII. Вторая половина этого периода

формирования рыцарства связана с эпохой крестовых походов - с

призывом папы Урбана II в Клермоне (в 1095 г.), с отправкой в поход

первых крестоносцев, с завоеванием Иерусалима и созданием франк-

ского Королевства крестоносцев в Сирии.

Рассказы большей части средневековых хронистов о религиозных

воззрениях рыцарей и о том, как христианство в данный период

воспринимало войны и военную деятельность вообще, были, соответ-

о сих пор наше внимание было главным образом сосредото-

чено на военном и аристократическом аспектах рыцарского

Глава III

ственно, ориентированы на историю крестовых походов и создание

идеального образа крестоносца, и это было совершенно естественно,

ибо влияние крестовых походов на всю средневековую цивилизацию,

и в первую очередь на цивилизацию Европы, а также ее отношение к

этому процессу не только в данный период, но и многие десятилетия

спустя, было чрезвычайно глубоким и практически всеобъемлющим.

Однако же функции крестоносца и рыцаря все же не совсем совпада-

ли. Рыцарство, как мы уже видели, имело отношение к самым различ-

ным видам военной и аристократической деятельности, совсем не обя-

зательно связанным с крестовыми походами. Более того, по поводу

крестовых походов церковь выработала целую каноническую и теоло-

гическую доктрину, в основе которой было прощение и отпущение

всех грехов от имени папы римского тем, кто принимал участие в

крестовых походах.

Ни разу подобный свод законов и доктрин не

возник в лоне церкви по отношению к самому рыцарству. Влияние

идеологии крестовых походов на этику рыцарства в момент формиро-

вания последнего было, по всей очевидности, весьма мощным, однако

нам следует быть осторожными, выясняя истоки религиозной состав-

ляющей в понятии «рыцарство», и постараться не путать одно понятие

с другим и не объединять их.

Центральной проблемой в данном случае действительно является

то, насколько глубоки были те новые идеи X и XI веков, которые

способствовали зарождению движения крестоносцев, и насколько именно

они сформировали заметную христианскую составляющую в общем

характере рыцарства. Принято было считать, что это именно так и

влияние их было чрезвычайно сильным, однако, как мы увидим впо-

следствии, есть основания полагать, что данный аргумент, возможно, до

некоторой степени преувеличен. Лучше всего данную проблему мож-

но изучить, сперва рассмотрев кое-что из идей, послуживших толчком

для возникновения движения крестносцев, а затем уже - идеологии,

выработанной самими крестоносцами. Кроме того, мы можем обра-

титься к свидетельствам, из которых явствует, что от этих побуждаю-

щих идей до полной картины истории крестовых походов еще далеко.

Рыцарство, церковь и крестовые походы

* * *

Одним из аспектов идеологии движения крестоносцев, весьма важ-

ным для историка, занимающегося рыцарством, представляется то, ка-

ким образом это движение привело церковные власти и, в частности,

папство конца XI века после Клюнийской реформы к некоему согла-

сию с тезисом о важности и необходимости в обществе войн и вои-

нов. В 1095 г. призыв Урбана II к началу крестового похода послу-

жил переломным моментом в длительном процессе развития взглядов

церкви на эти вопросы.

В этой области всегда ощущалось некое

напряжение, точно церковь никак не могла выбрать одно из двух на-

правлений в иудаистско-христианской традиции - миролюбивое или

воинствующее. Напряжение это чувствуется и в самой Библии. Вет-

хий Завет достаточно часто (столь же часто, как миролюбца) изобра-

жает Иегову как бога войны; в Новом Завете рассказывается история

явления Князя Мира, который проповедовал, что кроткие должны унас-

ледовать землю

*, и заклинал апостола Петра сложить свой меч.

В ранней церкви миролюбивая традиция была особенно сильна:

Ориген

*, один из первых отцов церкви, был типичным представите-

лем тех, кто рассматривал насилие, которое несли войны Рим-

ской империи, как нарушение законов христианского милосердия. После

обращения Константина в христинаство в подобную позицию следо-

B;L\O В какой-то степени внести поправки, ибо теперь войны велись

императором-христианином в защиту общего благосостояния империи,

что уже само по себе в высшей степени соответствовало христианс-

ким нормам. Св. Августин

*, писавший в период распада Римской

империи, дал наметки того, что впоследствии послужило основой для

средневековой христианской теории справедливой войны. Согласно

его представлениям, война является оправданной в том случае, если

какой-нибудь город или народ по собственной воле нарушает мир и

отказывается возмещать ущерб, им нанесенный. Он также доказывал,

что порожденное любовью к богу намерение исправлять грехи и воз-

вращать грешников в лоно церкви может оправдать даже насилие/

Глава III

Хотя воззрения Августина и послужили зародышем грядущей докт-

рины эпохи крестовых походов, предвосхищая ее, они все же не подни-

мались до систематического или в достаточной степени обоснованного

восприятия проблемы войны. Раннее средневековье, таким образом,

получило в наследство целый набор идей для возможного оправдания

войны или же ее насущной необходимости (а стало быть, и роли воина

в обществе), носивших в высшей степени двусмысленный характер.

В те века, что последовали за распадом Римской империи, миро-

любивая традиция в Западной церкви была по-прежнему сильна.

Поскольку тогда эта церковь находилась под сильным влиянием мона-

шеского движения, это было естественно. Идеал бегства от мира неиз-

бежно подчеркивал контраст между militia Christi, Христовым воин-

ством, истинными служителями Бога, уединившимися в монастырях, и

militia secularis, светским воинством, деятельность которого по захвату

земель, вызванная приступами мирской злобы и алчности, делала на-

силие свойством исключительно того мира, что существовал за стена-

ми монастырей. Могущество миролюбивой традиции было также от-

ражено в так называемой покаянной литературе данного периода, к

середине XI века начавшей оказывать весьма сильное влияние на

церковные законы. Эта покаянная литература не оставляла ни малей-

шего сомнения во всепоглощающей силе шестой заповеди: «Не убий.»

И во многих произведениях выдвигалось требование сорокадневной

епитимьи за убийство, совершенное во время войны.

Но если миро-

любивая традиция и представлялась в этот период очень сильной, то

были и такие религиозные философы, которые, подобно Блаженному

Августину, не забывали также и о воинственной традиции Ветхого

Завета и придерживались противоположного мнения. Угроза церкви

и верующим христианам, нависшая над ними из-за вторжения на тер-

риторию старой Империи новых волн варваров, побуждала таких фи-

лософов склоняться именно к воинствующей идеологии, особенно ког-

да в конце IX века Европа Каролингов была буквально со всех

сторон окружена врагами-язычниками: с севера викингами, с востока

мадьярами, со стороны южной Италии, Испании и всего побережья

Рыцарство, церковь и крестовые походы

Средиземного моря мусульманами. Так что с течением времени рав-

новесие этих двух направлений церковной мысли начало склоняться в

сторону воинствующей стратегии, пока наконец идея об отпущении

крестоносцам всех грехов не перевернула теорию покаянной литера-

туры с ног на голову. «Те, кто совершат этот поход, заслужат отпуще-

ние всех и всяческих грехов,»

- пообещал папа Урбан в Клермоне:

сражаться и убивать в новой войне за освобождение Святой Земли

было теперь официально дозволено, и это не только не влекло за

собой наложения епитимьи, но напротив, освобождало от какого бы то

ни было наказания за нарушение шестой заповеди.

В свете подобных перемен в отношении церкви к войне, некото-

рые основные черты которых я только что попытался кратко набро-

сать, многие историки и стали объяснять развитие идеи рыцарства как

христианской профессии. Войны против язычников во времена Ка-

ролингов и Оттона I рассматривались ими - и без сомнения справед-

ливо - как некий импульс, породивший данный сдвиг в представлени-

ях церкви; именно вторжения язычников заставили церковников по-

чувствовать свою зависимость от «сословия» воинов - хотя бы в плане

чисто физической безопасности. Таким образом, зародыш грядущей

идеи отпущения грехов крестоносцам можно уже видеть в призыве

папы Льва IV (853 г.) оказать ему поддержку в войне с сарацинами,

угрожавшими Риму: «тому, кто погибнет в этом сражении, не будет

отказа в царствии небесном, ибо Всемогущий узнает, что умер он во

имя истинной веры и во имя спасения нашей родины и всего христи-

анского мира».

Литургические тексты предоставляют еще более яр-

кие свидетельства растущего понимания истинно христианских целей,

которые преследуются в войнах. Таким образом, мы обнаруживаем в

папских посланиях X века благословения боевым знаменам, которые

могут быть подняты в борьбе с язычниками: «...благословляю и освя-

щаю это знамя, поднятое на защиту Святой церкви и против ее лютого

врага, дабы верующие защитники Господа, которые за этим знаменем

последуют, смогли завоевать победу и восторжествовать над врагом

именем Господа и силой Святого креста.»

Торжественное богослу-

88 Глава III

жение по поводу освящения боевого меча, которое многими рассматри-

вается как предвосхищение более позднего литургического обряда

посвящения в рыцари, начинают совершать во многих странах пример-

но в тот же период.

тогда же, в эпоху бесконечных вторжений

варваров, прослеживаются начала - прежде всего на Западе - культов

Святых воителей, особенно Св.Михаила, предводителя небесного во-

инства.

4Л

Знамя, которое правители Германии Генрих Птицелов и

Оттон I несли в сражениях с мадьярами, было украшено изображени-

ем архангела Михаила, и великая победа над язычниками в сражении

при Аехфельде (Бавария) в 955 г. была приписана именно его помо-

щи.9 Во время богослужения в честь Св. Михаила часто повторялись

слова благодарности ему за эту победу. Культ Св.Георгия

*, похоже,

получил достаточно широкое распространение несколько позже, во

второй половине XI века, как раз накануне крестовых походов.

Одно

из самых ранних упоминаний о нем как покровителе воинов на Западе

встречается в истории Джоффруа Малатерры о чудесном появлении

Св. Георгия верхом на белом коне и его помощи норманнам в битве с

сарацинами при селении Мерами (Сицилия) в 1063 г.

Слава о нем,

скорее всего, распространялась наемниками, возвращавшимися с

военной службы в Византии, ибо на Востоке культ Св.Георгия неко-

торое время был тесно связан с войнами против язычников. А имен-

но эта причина (борьба с язычниками) и становится, таким образом,

общей для целой серии канонических, литургических и агиологических

нововведений.

Помимо войн с язычниками есть и еще один фактор, который

историки связывают со сдвигом в отношении церкви к войне (что,

собственно, мы в данный момент и рассматриваем). Имеется в виду

растущая обеспокоенность церкви - при том хаосе в управлении, кото-

рый в IX веке возник в связи со вторжениями язычников, - по поводу

сохранения порядка в христианском мире, который ослабленная коро-

левская власть той или иной страны была не в состоянии поддержи-

вать своими силами. Особое значение имеют усилия церкви, стремив-

шейся ввести закон о Божьем Мире. Здесь церковные власти впер-

Рыцарство, церковь и крестовые походы

вые, кажется, выступают с реальной и весьма важной инициативой по

урегулированию и ограничению военных действий и, поступая так, дей-

ствуют как бы через голову официальной светской власти, вступая в

непосредственный контакт с рыцарством. Это движение было доволь-

но активным и носило весьма позитивную окрашенность, ибо церков-

ные соборы стремились к большему, чем простое ограничение наси-

лия.

Епископ Ле Пюи собрал войско и заставил тех рыцарей, кото-

рые не желали соблюдать решения, принятые собором в Ае Пюи

(990 г.), поклясться, что впредь они эти решения соблюдать будут.

Епископ Буржа, Эмо, поступил точно так же в 1038 гР Отсюда, как

представляется, был всего один шаг до того, чтобы направить всю

энергию вооруженных сил для ведения настоящей войны, такой, кото-

рую практически все представители церкви смогут действительно одоб-

рить и которую церковь действительно будет стремиться сама воз-

главлять и направлять - то есть подобную крестовым походам против

неверных. Связь всех этих идей отчетливо прослеживается на соборе

в Клермоне (1095 г.), где, проповедуя необходимость крестовых похо-

дов, папа Урбан II и провозгласил Божий Мир, приказав соблюдать

его повсюду, где распространяется власть Римской церкви.

Были и другие признаки того, что в XI веке церковные власти все

более заботил вопрос о том, куда и как направить военную силу и как,

вместе с тем, ее ограничить - а затем и перенаправить. Когда войска

Пизы готовились к освобождению Сардинии от мусульман, папа вру-

чил им знамя Св.Петра, как бы взяв данную военную кампанию под

свое крыло. Рожер Гвискар (Гюискар) получил такое же знамя от

папы Александра II во время завоевания арабской Сицилии.

Папа

Григорий VII пошел еще дальше. В самом начале своего понтифика-

та он имел намерения лично возглавить крупную военную экспеди-

цию, которая должна была оказать помощь Иерусалиму и христианам

Востока. Острая борьба по поводу инвеституры, разгоревшаяся между

ним и императором Генрихом IV положили этой затее конец, однако

в своей новой борьбе с императором папа теперь без малейшего коле-

бания призвал светское рыцарство прийти на помощь его «викарию