Кин Морис. Рыцарство

Подождите немного. Документ загружается.

Глава III

Св.Петра» (т.е. папе) и выполнить тем самым свой христианский

долг.

Его ученик Ансельм Ауккский следовал примеру Блаженного

Августина, желая оправдать такие военные акции, как beata percecutio,

считая их необходимыми для очищения церкви.

Бонизо де Сутри,

еще один сторонник Григория VII, весьма недвусмысленно заявлял о

праве церкви на непосредственное руководство военными акциями;

самим клирикам следует воздерживаться от кровопролития, писал он,

«однако это вовсе не значит, что верующие, и особенно правители,

высшая знать и рыцари, не должны призываться для преследования с

оружием в руках раскольников, еретиков и отлученных от церкви. Ибо

если бы это было так, то и воинское сословие могло бы показаться

лишним в рядах воинства Христова.»

® Идея рыцарства как сословия,

которое по зову церкви (и долгу христианина) служит ей, выражена

здесь вполне отчетливо, и безусловно, с точки зрения Бонизо, его зада-

ча останется примерно той же, если в ад будут ввергнуты не только

раскольники и еретики, но и мусульмане и язычники, то есть все враги

церкви, против которых и подняты обнаженные мечи славных рыца-

рей. Планы Григория организовать экспедицию для освобождения

Иерусалима от неверных, как и его обещания отпустить грехи тем, кто

сражался против императора Генриха IV «за дело Св.Петра» и в

рядах militia Sancti Petri, как он иногда называл Христово воинство,

действительно подводят нас вплотную к идее крестовых походов.

В проповедях священников и иной пропаганде крестовых походов

как таковых концепция христианской миссии рыцарства как сословия

звучит абсолютно отчетливо. Участие в крестовых походах преподно-

сят как в высшей степени положительную перемену в рыцарском об-

разе жизни. «И пусть те, кто были разбойниками, теперь станут воина-

ми Христовыми... и пусть те, кто служили наемниками ради несколь-

ких серебряных монет, получат вечную награду,»- говорил папа Урбан

II.

«В наше с вами время, - писал Гвиберт Ножанский (Guibert de

Nogent), - Господь начал Святую Войну, дабы сословие рыцарей, а

также огромное множество колеблющихся людей, нередко принимав-

ших участие во взаимной резне, подобно древним язычникам, могли бы

Рыцарство, церковь и крестовые походы

обрести новый путь к спасению души и теперь иметь возможность

искать милости Господней в своей привычной деятельности и в от-

правлении своих служебных обязанностей и более не испытывали бы

необходимости искать спасения в полном отречении от мира и уходе в

монашество.»

Разумеется, пропаганда первого крестового похода

включала помимо уже перечисленных и множество других тем - на-

пример, тему новых потенциальных возможностей, внезапно открывав-

шихся перед людьми прежде не только абсолютно светскими, но и

слывшими совершеннейшими безбожниками. Она использовала и при-

влекательные идеи паломничества в святые места, и библейские моти-

вы, непосредственно связанные с этими местами, пробуждая в людях

самые различные апокалипсические надежды и устремления. Но в

плане утверждения той идеи, что рыцарство есть призвание христиан-

ское, особенно очевидны новое предназначение и новые цели воинско-

го сословия, открывавшиеся благодаря крестовым походам. В истории

религиозных представлений о войне крестовые походы явились пере-

ломным пунктом; церковь как бы поставила наконец свою печать,

узаконивая собственную воинственность, уже давно и постоянно наби-

равшую силы.

Однако же больше нас интересует вопрос, является ли организа-

ция Первого крестового похода переломным моментом также и в

истории рыцарства, и многое здесь представляется не совсем ясным.

Особенно актуально в данном случае - не делать того, о чем мы

предупреждали в начале главы: при рассмотрении данной проблемы

ни в коем случае не смешивать и не сплавлять воедино идею кресто-

вых походов и идею христианского рыцарства. Ибо крестовые похо-

ды - это лишь один из многих видов военной деятельности светского

рыцарства, которое церковь (как раз с помощью крестовых походов)

поместила в прекрасную новую «раму» высокой христианской мис-

сии. Отчасти, несомненно, идея нового пути к спасению души, предло-

женная рыцарям, была чисто риторическим изобретением церкви, од-

нако идея эта бесконечно повторялась и всячески подчеркивалась, и

цель этого совершенно очевидна. Бодри де Доль очень четко ее фор-

Глава III

мулирует, прямо призывая «отложить на время пояс светского рыца-

ря» во имя участия в крестовом походе.

Несколько позже о том же

говорит и Св.Бернар в своем трактате «De laude novae militiae templi»,

где противопоставляет христианскую преданность тамплиеров, кото-

рые сражаются «с чистой душой за высшего и истинного Царя», рас-

путству и расточительности светского рыцарства.

Итак, нам ясно,

каков был новый путь к спасению души, что открывался теперь перед

рыцарями, однако же путь этот был не только нов, но и очень узок, и к

тому же совершенно отличен от привычного пути, по которому до сих

пор следовало рыцарство.

Но так или иначе, если заглянуть достаточно далеко в прошлые

века, то во многих представлениях церкви действительно имел место

огромный сдвиг; и прежде всего, она перестала так активно поддер-

живать покаянную литературу с ее безусловным порицанием убийства

на поле брани. Однако же этот сдвиг произошел, как мы теперь

начинаем понимать, внутри глубокой и сложнейшей системы идей цер-

ковно-иерархического свойства. Создание специальных войск при

епископствах для поддержания Божьего Мира, а также призыв Гри-

гория к militia Sancti Petri свидетельствуют о том, что части рыцарства

действительно вскоре предстояло стать мощной правой рукой духо-

венства и подчиняться его непосредственным указаниям. Церковная

пропаганда крестовых походов в первую очередь подчеркивала, что

именно это и есть «новый путь» для рыцарства. В контексте подго-

товки крестовых походов духовно-рыцарские ордена - тамплиеры, гос-

питальеры, а также тевтонский орден и испанские ордена - в итоге

стали представлять именно эту сильную «правую руку» воинствующей

церкви. Организация этих орденов, что было отражено в их уставах,

представляла собой настоящий сплав церковных (в противополож-

ность просто христианским) и военных идеалов. Устав тамплиеров,

утвержденный Собором в 1 руа в 1128 г., связывал рыцарей этого

ордена клятвой вести аскетическую жизнь, соблюдать послушание и

нравственную чистоту, а также строго следовать целому ряду религиоз-

ных предписаний, аналогичных монашеским.

Устав этот также осво-

Рыцарство, церковь и крестовые походы

бождал тамплиеров от любой вассальной зависимости и закреплял их

прямое подчинение руководству ордена и теснейшую связь с Великим

Магистром и общим собранием братства, которые, впрочем, и сами

полностью подчинялись высшей церковной власти. Устав также опре-

делял принципы организации ордена и излагал основы военно-дис-

циплинарного кодекса, что делало тамплиеров - а также и госпиталь-

еров, устав которых был создан по образу и подобию устава тамплие-

ров, - элитными войсками христианского королевства Сирии (Святой

Земли). Устав тамплиеров, как и последующие уставы других рыцар-

ских орденов, таким образом, действительно как бы отделял эти брат-

ства от остального рыцарства. Но ордена эти воплощали идею, слиш-

ком сильно окрашенную монашескими идеалами и теми страстями, что

пылали во время жестокой борьбы папства и Империи, чтобы ее мож-

но было предложить - хотя бы в смягченном виде - всему рыцарству

в целом. Религиозный пыл членов этих орденов слишком резко про-

тивопоставлял их придворной знати, трубадурам с их культом любви,

любителям турниров и тем новым литературным образцам рыцарства,

которые предлагались авторами светских романов. А между тем, именно

в этих сферах светского общества XII века чаще всего рождались

новые динамичные идеи. Обобщая идею рыцарства как сословия, имев-

шего обязательства, совершенно отличные от обязательств вассалов

перед своим сюзереном, а также существенно более широкие функции,

можно, по всей видимости, сказать, что пример рыцарских орденов

сыграл весьма важную роль. С другой стороны, требования, предъяв-

ляемые уставами таких орденов, были настолько исключительными,

что это не позволяло этим орденам оказать решающее воздействие на

рыцарство в целом. Го же самое можно полностью отнести и к теок-

ратическим теориям Григория VII и его апологетов.

На самом деле, действительно новым в учении церкви к концу XI

века было не одобрение ею всеобщего призыва к оружию (по поводу

чего церковные иерархи, как мы еще увидим, обращались в своих про-

поведях к самым широким кругам верующих), но заявка церковных

властей на право самостоятельно управлять военными силами. Важно

Глава III

отметить, что призыв к крестовому походу, как это ни удивительно,

сразу обрел глубочайший резонанс, а вот стремление церкви управлять

армиями такого отклика отнюдь не получило. А все потому, что в

первом случае были задействованы идеи, имевшие сильные независи-

мые корни, тогда как во втором - т.е. в намерении церкви управлять

армиями - сколько-нибудь надежных корней не было вовсе. Церков-

ные обряды, вроде освящения боевых знамен и мечей, а также культ

святых воителей действительно помогли напомнить рыцарям - через

символику ритуала - что будучи христианами, они должны восприни-

мать призыв к участию в крестовых походах как призыв защищать

христианскую веру. Крестовые походы отводили отвоеванию Иеруса-

лима и Святой Земли уникальное по своей значимости место в мен-

тальности рыцарства. Однако христианская составляющая в идеоло-

гии рыцарства имела и иные корни - не только куда более древние,

чем церковная реформа XI века, но и куда более прочно вросшие в

совсем иную почву.

* * *

До сих пор основу нашего исследования составляли главным обра-

зом церковные источники, и источники эти, как оказалось, отражали

довольно ограниченные воззрения, что в значительной степени было

связано именно с их почти исключительно религиозным характером.

Если же обратиться к источникам светским, которые к тому же и

более тесно и непосредственно связаны с рыцарством, то сразу станет

ясно, насколько они способны расширить наш кругозор и как сильно

изменится вся картина в целом.

Наиболее ранние источники, которые в полной мере заслуживают

справедливого названия «рыцарских» - это chansons de geste (герои-

ческие поэмы, или «песни о подвигах», или «песни о деяниях»), в

которых войны с язычниками в эпоху Каролингов (те самые войны,

которые, как мы уже видели, послужили первым и основным толчком

в изменении многих церковных воззрений) вновь занимают централь-

Рыцарство, церковь и крестовые походы

Ное место. С самого начала в них также подчеркивается глубочайшее

млияние христианства на рыцарство. Война в «Песни о Роланде» -

нто не просто земное сражение; архангел Гавриил

* стоит на страже

возле спящего Карла Великого и постоянно находится с ним рядом в

его великой войне с эмиром. Гавриил был также и рядом с Роландом,

Когда тот умирал, и слышал его предсмертную мольбу: «Отче наш,

который исцелил Аазаря и вывел Даниила из логова льва, спаси мою

душу от опасности и отчаяния и отпусти мне грехи мои.»

Молитвы в

«Гильоме Оранжском» еще сильнее дышат истинным религиозным

пылом; таков, например, горький упрек Вивьена

* самому себе за то,

что он молился Деве Марии, дабы та спасла его от смерти: «Поистине

глупая мысль - искать для себя спасения от смерти, когда Господь

наш его не искал и принял мучительную смерть на кресте, дабы

спасти нас от смертельного Врага.»

Можно привести и еще один

аналогичный пример из той же поэмы: во время весьма трогательной

сцены Гильом преклоняет колена подле умирающего Вивьена, держа

освященную гостию, с помощью которой он затем отпустит ему грехи, и

слышит, что Вивьен говорит о своих религиозных убеждениях - «Я

действительно знаю, что Господь есть жизнь и истина, и Он явился,

чтобы спасти свой народ. Он был рожден в Вифлееме Девой Мари-

ей. И Он позволил распять себя на кресте, и был проткнут копьем

сотника Аонгина, так что вода и кровь хлынули из раны у Него в

боку.»

Здесь, в контексте героической борьбы с язычниками,

мы самым непосредственным образом сталкиваемся с религиозным

пылом истинных защитников христианства. Но видим у них также

и полное непонимание собственной роли как воинов Христовых. Са-

ми они считают себя солдатами как Господа, так и своих земных

господ. Пример Христа, распятого на кресте, пробуждает в их душах

мужество; однако же мужественное поведение в бою - это для них

также и светский долг. Они безусловно «Христово воинство», потому

что являются одновременно и христианами, и рыцарями, а вовсе не

потому, что церковные власти поставили перед ними какую-то особую

задачу.

Глава III

То, что мы наблюдаем здесь, немецкий историк Ваас окрестил

словом Ritterfrommigkeit, означающим особое рыцарское благочестие.

Chansons de gestes впервые дают нам по-настоящему попробовать, ка-

ково это благочестие на вкус, но в этих поэмах оно предстает уже как

естественным образом установленный факт, ничего нового из себя не

представляющий, каковыми, собственно, были и сами chansons в конце

XI века. Это, очевидно, свидетельствует о значительных успехах про-

поведничества и, без сомнения, в большой степени является заслугой

монастырей, с которыми светская знать - т.е. та аудитория, которая

как раз и слушала chansons, - поддерживала столь тесную связь. Свет-

ская знать - это представители тех семей, которые одаривали монас-

тыри землями, защищали их интересы, а во время войн зачастую несли

их боевые знамена; имена этих людей были записаны в монастырских

синодиках, дабы поминать их в молитвах, а также в монастырских libri

memoriales (поминальных книгах),которые возлагались на церковный

алтарь, дабы те, кто в этих книгах упомянут, могли бы воспользоваться

заступничеством монахов перед Господом. Для большинства предста-

вителей благородного сословия в период раннего средневековья (и на

заре христианства) местный монастырь был куда более важным рели-

гиозным институтом, чем было и когда-либо могло стать папство в

далеком Риме. Монастыри в свою очередь также весьма интересова-

лись военной деятельностью аристократов, а также их духовной жиз-

нью, и надо сказать, с давних пор. Именно в аббатстве Клюни - в

этом величайшем и благороднейшем из аббатств, объединившем под

своим началом многочисленные церкви и монастыри и более других

стремившемся воздействовать на жизнь знати, - и было впервые напи-

сано житие такого святого, который часть своей жизни провел в каче-

стве светского «воина, сражавшегося за веру Христову» - то было

житие Св. Герарда из Орийяка (Аурилака), т.е. графа Герарда Ори-

ньякского, написанное Одоном (Одилоном) Клюнийским.

Рудольф

Глабер сообщает, как группа бургундских рыцарей, отправляясь вое-

вать в Испанию, пообещала Св.Одону Клюнийскому все свои военные

трофеи в золоте и серебре, и трофеи эти он в итоге разместил в своем

Рыцарство, церковь и крестовые походы

соборе.

" Итак, здесь налицо рыцарское благочестие в действии, когда

военные трофеи приносятся в дар крупному местному монастырю.

I 1ышность клюнийских служб, красота монашеских облачений и вели-

колепие церковных церемоний безусловно оказывали огромное воз-

действие на воображение светской знати и на пробуждение у нее

восхищенной заинтересованности в создании собственных богатых

облачений и ритуалов, что отчетливо отражено и в романах об Артуре,

и в стремлении светской знати обогатить придворную жизнь отправ-

лением пышных обрядов. И тем не менее, одним лишь влиянием мо-

настырей невозможно до конца объяснить природу Ritterfrommigkeit,

особого рыцарского благочестия в XI-XII веках. Образец склонного

к созерцанию героя, который бежит мирских страстей и стремится

обрести покой в уединенном приюте, явно имел на рыцарей весьма

малое воздействие, как о том свидетельствуют те же chansons. Го

было благочестие людей в высшей степени активных, не испытывав-

ших ни тени сомнения в том, как в глазах Господа выглядит выполне-

ние ими своего боевого предназначения.

Таким образом, значительные отрывки и отдельные эпизоды

chansons de gestes заставляют нас в поисках истоков упомянутого

рыцарского благочестия погружаться в куда более глубокую древ-

ность, чем эпоха Клюни - точно так же нам пришлось искать в куда

более раннем историческом периоде корни светского рыцарского это-

са. В chansons, как мы уже видели, такие рыцарские добродетели, как

великодушие и щедрость, доблесть и верность, уже воспринимаются

как стереотипы благородного (рыцарского) поведения. Эти светские

качества - или, по крайней мере, качества мало чем от них отличающи-

еся - уже составляют основные черты героя более древней герман-

ской литературы, предшествовавшей chansons, корни которой уходят в

дохристианское прошлое. Щедрость, верность и мужество - вот глав-

ные добродетели в том обществе воинов, которое изображено в англо-

саксонском эпосе «Беовульф» (созданном, возможно, уже в VIII веке).

В этом произведении также отражено и распространенное мнение о

том, что юность - это пора испытаний, пора поисков и попыток моло-

Глава III

дого воина доказать, на что он способен, ради чего он и служит у

повелителей иных стран, вдали от родного дома. Именно об этом пове-

ствует первая часть поэмы, в которой юный Беовульф поступает на

службу к королю Хродгару и освобождает его земли от чудовища

Гренделя и его еще более чудовищной мамаши. Когда Беовульф воз-

вращается с победой, как настоящий герой, его непосредственный гос-

подин и родич Хигелак должным образом прославляет его и одарива-

ет большим поместьем, а также вкладывает ему в руки меч Хределя.

Эта тема - испытания молодого героя - вновь появляется в германс-

ких эпических поэмах X-XI веков, написанных на латыни, например в

«Ruodlieb»H «Waltharius».

Эту тему мы также, разумеется, без конца

встречаем и в более поздних произведениях - рыцарских романах -

где юные рыцари покидают свой дом (или двор короля Артура), дабы

доказать свою рыцарскую состоятельность во время небывалых при-

ключений. «Беовульф», следует отметить, не имеет ничего общего с

войнами против язычников: врагами главного героя этого произведе-

ния были чудовища и драконы, и поэма эта, хоть и создана уже в

христианскую эпоху, описывает события, якобы имевшие место в более

ранний, дохристианский период.

Но это отнюдь не значит, что люди,

жившие во времена создания «Беовульфа», воспринимали героические

доблести рыцаря и христианское учение как вещи исходно несовмес-

тные. На самом деле истина заключается как раз в обратном.

И это становится совершенно очевидным, стоит обратить свой взор

на христианскую поэзию Германии: основные черты как светской, так

и христианской поэзии этой страны настолько схожи, что порой пред-

ставляются взаимозаменяемыми. Старинный немецкий «Heliand»

описывает Христа и его апостолов как боевую дружину с благород-

ным предводителем во главе. Англо-саксонский вариант библейской

«Книги Бытия» строит свое повествование вокруг войны Авраама с

о*

еламитами : «...и услышал я, что ночью герои начали сражение; гро-

хот щитов и копий наполнил лагерь... Авраам в качестве выкупа за

своего племянника дал этот бой, а не презренное злато, и сам Царь

небесный поспешил ему на помощь.»

Здесь религиозная библейс-

Рыцарство, церковь и крестовые походы

кая история переложена непосредственно на язьж светского эпоса, а

христианские и героические добродетели смешаны и тесно переплете-

ны друг с другом. Когда читаешь, что Господь поспешил Аврааму на

помощь, не остается сомнений в том, почему германские правители

Генрих и Оттон выбрали для своих боевых знамен именно лик Св.Ми-

хаила, предводителя Божьего воинства - символ их веры в то, что

войны с язычниками есть отражение и повторение иной войны - той,

которую архангел Михаил вел с силами тьмы, - а также их надежды,

что Св.Михаил всегда готов прийти им на помощь. Не случайно и в

более позднюю эпоху, как мы можем убедиться, во время торжествен-

ных служб, когда освящались боевые знамена и мечи, постоянно упо-

минался пример Божьего воина Авраама, а также имена других героев

Ветхого Завета, участвовавших в войнах с евреями - Гедеона, Давида,

Маккавеев.

Здесь уместно вспомнить о том, что освящение мечей

имеет очень древнюю историю, связанную с далеким дохристианским

прошлым. Меч Роланда Дюрандаль имеет своего двойника в герма-

но-скандинавском «Вальдере» (X-XI вв.) в виде меча Мимминга,

выкованного великим кузнецом германо- скандинавского пантеона

Виландом'

А заключенные в рукоять Дюрендаля реликвии (зуб

Св. Петра, волосок Св.Дионисия, клочок одежды Девы Марии) име-

ют свой аналог в скандинавских магических «камнях жизни», вделан-

ных в рукояти языческих мечей.

Если мы хотим по-настоящему понять, в чем заключалось рыцар-

ское благочестие эпохи крестовых походов, нам следует непременно

оглянуться назад и уделить самое пристальное внимание подобной

интерпретации библейских и героических традиций в период, последо-

вавший за обращением в христианство таких германских племен, как

франки и англосаксы. Только так мы сможем разобраться, каким

образом благочестие героев chansons de gestes оказалось столь прочно

вплавленным в активную и отнюдь не созерцательную эпическую

традицию. Здесь также следует помнить, что в недавно обращенном в

христианство тевтонском мире традиционные ценности военной арис-

тократии естественным образом сказывались не только на взглядах