Кин Морис. Рыцарство

Подождите немного. Документ загружается.

50 Глава II

статочным).

Более ранних упоминаний о выбивании противника из

седла копьем, о «таранном ударе» или о лобовой атаке нет, и все

свидетельства достаточно упорно указывают на то, что ключевые из-

менения в способах использования копья и, соответственно, в тактике

боя происходили именно во второй половине XI века.

Впрочем, эта новая тактика была не единственным новшеством в

военном искусстве этого периода. Существуют свидетельства, что в

конце XI века имелись и иные, не менее важные достижения - напри-

мер, существенный прогресс в строительстве замков и технике веде-

ния осады. Нам представляется, однако, что новая тактика конного боя

имела особую важность. Она не была и не могла быть достижением

только военного искусства. От тех, кто эту тактику применял, требовал-

ся новый уровень мастерства и подготовки, и в эпоху, когда не суще-

ствовало еще постоянных армий и когда военное обучение не стало

еще делом государственным, это не могло не повлечь за собой опреде-

ленных социальных последствий. Вряд ли явилось простой случайно-

стью то, что в конце XI - начале XII вв. мы впервые со всех сторон

слышим о турнирах - а ведь именно такие события, как турниры,

служили естественным (и неистощимым!) источником, из которого ав-

торы, поэты и хронисты - например, тот менестрель, что был автором

«Истории Гийома ле Марешаля», - черпали сведения для описания

подвигов, совершаемых героями их произведений, и их невероятной

способности выбить из седла любого противника. Турниры, которые

на столь раннем этапе служили для групп конных воинов чем-то

вроде генеральной и общедоступной репетиции настоящего сражения,

представляли собой и великолепный полигон для совершенствования

новых приемов боя. А также, безусловно, эти состязания собирали

множество зрителей, среди которых были представители самых раз-

личных слоев населения. Это был достаточно рискованный вид спорта,

но риск, которому подвергали себя участники турниров, был не только

физическим, но и - в не меньшей степени - экономическим, ибо проиг-

равшего могли взять в плен, заставить платить выкуп, или же он мог

потерять своего боевого коня. Новые способы ведения боя, как бы

Светские корни рьщарства

хороши они ни были, требовали дополнительных затрат на соответ-

ствующую экипировку. Так, для конного рыцаря в два раза важнее

стало наличие кольчуги, способной защитить его от удара тяжелым

копьем в схватке с противником. Ему нужен был хороший боевой

конь и запасные лошади, а также человек для ухода за ними, который

мог бы привести их в случае надобности на ристалище или на поле

брани.

Большая часть рыцарей прежде всего была озабочена поис-

ками денег на собственную экипировку: для того, чтобы стать конным

рыцарем, теперь требовались существенные дополнительные средства

или богатый покровитель. А потому различные аристократические

объединения или союзы постепенно приобретали все большее значе-

ние для тех, кто стремился пополнить ряды рыцарства.

Увы, источники не обеспечивают нас достаточными сведениями ни

о военной подготовке, ни и об экипировке воинов XI века. Что каса-

ется первого, то следует отметить, что образованию в знатных домах

уже уделялось явно немалое внимание и образованные люди там были

в чести, а отсылка будущего рыцаря на воспитание ко двору другого

сеньора успела стать вполне установившейся традицией. Рабан Мавр

(780-856, франкский ученый и педагог - И. Т.) еще в IX веке рас-

сказывал о том, как его молодых современников отдавали в знатные

дома, чтобы юноши научились не только переносить физические труд-

ности, но и овладели искусством верховой езды и некоторыми другими

умениями

; мы уже видели, что позднее и Гийом ле Марешаль, и

Арнольд Ардрский также были отосланы из дома ко дворам знатных

сеньоров, дабы научиться там хорошим манерам и военным искусст-

вам. Многие богатые феодалы держали при дворе целый отряд рыца-

рей, без сомнения принимавших самое непосредственное участие в под-

готовке и тренировке молодых людей, присылаемых туда на воспита-

ние. Эти «придворные» рыцари были вооружены и экипированы за

счет своего знатного господина и покровителя; он мог также одарить

оружием и боевым конем и кого-то из своих любимых юных протеже.

Однако, если юноша был из богатой семьи, то на его экипировку при-

ходилось раскошеливаться отцу. А вот небогатый молодой человек

Глава II

мог столкнуться с серьезными трудностями. Гийом ле Марешаль,

потеряв боевого коня в первом же своем сражении при Дринкуре,

вынужден был заложить даже тот плащ, в котором его - буквально за

день до этого - посвятили в рыцари, и только благодаря этому смог

купить взамен какую-то жалкую лошаденку. Стремление участников

любого сражения захватить как можно больше коней - самая распро-

страненная и наиболее часто повторяющаяся тема военных chansons

de geste (героических эпических поэм), и это вряд ли удивительно, как,

впрочем, и то, что одним из признаков истинной щедрости (largesse),

которую воины особенно приветствовали в своем предводителе, была

его способность награждать верных ему людей дорогими подарками в

виде оружия и коней.

Усовершенствования, о которых мы уже говорили, в области воору-

жения и способов ведения боя способствовали также воспитанию един-

ства в рядах тех воинов, которые тем или иным способом сумели

обеспечить себя всем необходимым для участия в сражении. Да и

особые умения и подготовка делали этих людей отличными от осталь-

ных. Одинаковое воспитание, как известно, кует достаточно прочные

узы, и такие узы легко ковались там, где (как и в рассмотренных нами

случаях) воспитание в чужом доме и профессиональное обучение были

столь тесно взаимосвязаны. Воспитание молодых людей при дворах

знатных сеньоров способствовало также развитию у них общих пред-

ставлений об определенном стиле жизни, свойственном тем, кто этот

стиль создавал и поддерживал. И, без сомнения, среди этой молодежи

было немало таких, кто - наблюдая за своими покровителями, ухажи-

вая за их лошадьми и набираясь знаний и опыта на службе в низших

должностях - умудрялись при первой же возможности благодаря соб-

ственной инициативе и предприимчивости проложить себе путь в об-

щество настоящих chevalier. Но каждое новшество, улучшавшее защи-

ту конного воина, а значит, связанное с укреплением и утяжелением

как его собственных доспехов, так и конских, общий вес которых спо-

собен был выдержать лишь очень сильный, а стало быть и очень доро-

гой конь, затрудняло таким новичкам продвижение по карьерно-иерар-

Светские корни рьщарства

хической лестнице. Новая тактика боя и совершенствование оружия

постоянно усиливали стремление представителей аристократии всту-

пать в ряды рыцарей, обостряя у них чувство общности, точнее, общей

принадлежности к рыцарскому сословию, объединявшему всех тех, кто

был способен или мог надеяться участвовать в войнах и турнирах как

конный воин.

* * *

Исходно, латинское слово miles, которым такие писатели, как Лам-

берт Ардрский, пользовались для обозначения рыцаря, на самом деле

значило просто «профессиональный воин». Ну что ж, способ, ничуть не

хуже других, во всяком случае он позволял понять те социальные

перемены, которые - и надо сказать, весьма ощутимо, - происходили

параллельно переменам в делах военных (которые мы, собственно, до

сих пор и рассматривали), а заодно и определить, сколь сильно изме-

нилось само значение данного термина и его применение на протяже-

нии XI-XII веков.

Прежде всего, оказывается, слово miles начинают употреблять в

более узком, чем в классической латыни, значении, и оно превращается

в некий военный термин для обозначения исключительно конного

воина. В этом значении его изредка использовал еще Рише

в са-

мом начале XI века. А в рассказах о Первом крестовом походе, то

есть к концу XI века, подобное использование этого термина стало

уже нормой

; причем в этих историях milites явно отличаются от

пеших солдат. Как, впрочем, выделяются и в особую общественную

группу благодаря своей военной функции - подобно тому как воин-

ское сословие вообще отличается, с одной стороны, от церковного со-

словия, а с другой - от imbelle vulgus, простого люда, и особенно от

крестьян. Такое употребление слова miles особенно бросается в глаза

в текстах, которые касаются так называемого Божьего Мира.

(Это

был установленный церковью закон, поддерживаемый местными цер--

Глава II

ковными советами и имевший целью установление мира и защиту

мирного населения от тягот войны; он был санкционирован церковны-

ми властями, а иногда поддерживался и отдельными верными церкви

рыцарями, действующими по ее указке. Обычно пункты этого закона

запрещали ведение каких бы то ни было военных действий с пятницы

до понедельника, а также в дни церковных праздников и гарантирова-

ли защиту от тягот войны тем, кто в военных действиях не участвует -

священнослужителям, купцам, ремесленникам и крестьянам.) И нако-

нец, слово miles все чаще стало употребляться в этот период в различ-

ных уставах (особенно в подписных листах) для обозначения обще-

ственного положения того или иного лица. Сперва с его помощью

выделяли группу людей, обладавших весьма скромным достатком, же-

лая сразу отличать владельцев крохотных поместий от крупных феода-

лов, например от графов и кастелянов, - то есть от знати. Но оказыва-

ется, что позднее, однако - а во Франции очень широко уже к началу

XII века - представители знати сами начинают называть себя milites,

хотя и очень осторожно.

Подобное расширение значения этого сло-

ва и постепенное превращение его в некое звание свидетельствует, по

всей видимости, о том, что эти две группы - мелкое рыцарство (кото-

рое раньше часто называли vassi или вассалы) и крупные феодалы, то

есть знать (этими вассалами правившая), - все более сближались в

плане социального единства (хотя, разумеется, нисколько не сближа-

лись в экономическом отношении) и что само по себе слово miles

приобретало все более отчетливый почтительный оттенок. А в каче-

стве указания на положение в обществе оно также явно «повысилось

в цене».

В свете того, что уже было сказано о развитии новой техники

ведения конного боя, первый из перечисленных выше способов исполь-

зования слова miles - в качестве термина, обозначавшего прежде всего

конного воина, - не требует дальнейших комментариев. В отличие от

двух остальных, которые, пожалуй, можно было бы представить как

связанные между собой, поскольку в обоих случаях конечной целью

является желание очень четко отделить milites ото всех прочих членов

Светские корни рьщарства 55

общества. Различие между milites и всеми остальными по канонам тех

церковных советов, которые провозглашали Божий Мир, по сути своей

функционально и аналогично тем отличительным признакам, которые

выделяют такие образованные писатели-клирики, как Адальберон Лаонский и Жерар де Камбре, для трех основных сословий христианско-

го общества - духовенства, воинов и трудящихся. Хотя эти писатели

обычно использовали иные (чем milites) термины для обозначения

воинов, тем не менее их высказывания на сей счет имеют весьма важ-

ное сходство с церковными канонами: в обоих случаях отличие воинов

от трудящихся является не функциональным, а скорее социальным. Согласно церковным установлениям, светская знать явно включена в сословие воинов

- в конце концов, именно воины сеньоров друг с

другом и заставили французскую церковь вмешиваться, когда коро-

левская власть оказалась очевидно бессильной. Соответственно, Адаль-

берон Лаонский относил к знати главных действующих лиц воинско-

го сословия, обязанностью которого была защита Церкви и бедня-

ков.

Использование этого слова в юридических документах опять-таки

явно отличает milites от представителей остальных сословий. Согласно

документам раннего средневековья, которое глубочайшим образом ис-

следовал Ж. Дюби со своими коллегами, milites стоят ниже «собствен-

но знати» (тех представителей могущественных родов, которые были

основаны графами или, на худой конец, кастелянами), но выше просто

«свободных людей», обладавших более скромным социальным стату-

сом, чем они. Главным признаком их особого положения в те времена

(в середине XI века) является, по всей видимости, свобода от сеньори-

альных поборов («баналитета»).

Таким образом, в раннем француз-

ском законодательстве рыцарство представляется чем-то вроде мел-

кого дворянства, которое, служа своим покровителям, обретало quid pro

quo свободу от некоторых весьма обременительных обязанностей, при-

чем свобода эта выгодно отличала представителей этого сословия от

тех, кто возделывал землю. Позднее, как уже говорилось, мы видим,

что и знать начинает пользоваться тем же званием milites, что и люди

менее знатные, и таким образом различия между ними постепенно

Глава II

размываются - не в экономическом плане, конечно, здесь они останут-

ся еще надолго, но в стиле жизни и в самом названии сословия. Таким

образом, два полюса аристократии начинают понемногу сближаться; и

понятие «знать», которое Адальберо Лаонский соотносил с великими

людьми, командовавшими военными силами страны, начинает обозна-

чать все рыцарство в целом, то есть не только тех, кто находится во

главе конного войска, но и самых обычных конных воинов - то есть

все рыцарское сословие в целом, которое Луллий впоследствии на-

звал «благородным» сословием.

Итак, до сих пор мы вели рассуждения исключительно в рамках

терминологических и словарных значений. Но настоящей движущей

силой, сближавшей тех, кто находился на противоположных полюсах

высшего общества во Франции XI века, была их взаимная потреб-

ность друг в друге. Многие богатые феодалы, происхождением своим

связанные с эпохой Каролингов

, нуждались в услугах небогатых

рыцарей для ведения, во-первых, бесконечных междоусобиц, а во-вто-

рых, той борьбы, какая, например, постоянно имела место между домами

Блуа и Анжу за контроль над Туренью или - между норманнами и

Капетингами в пограничном Вексене. Знати требовалась помощь ры-

царей и для того, чтобы держать в узде могущественных кастелянов,

по сути дела хозяйничавших у них в замках, и баронов-разбойников,

вроде свирепого Тома из Марля, с которым Людовику VI пришлось

вести столь долгую борьбу, прежде чем тот ему подчинился.

В таких

сражениях рыцари обеспечивали своего господина элитной конницей

(corps d'elite); но, возможно, еще более важным для сеньора было то,

что лишь на это, единственное в своем роде «офицерское» подразде-

ление, он мог действительно опереться, переложив на него часть своих

основных обязанностей по управлению боевыми гарнизонами в ук-

репленных замках и крепостях и по ведению осад. Те представители

знати, которым удалось консолидировать свою власть над собственны-

ми территориями и даже расширить ее, нуждались в большем количе-

стве людей, способных оказать им подобные услуги, и получали стори-

цей, используя свое богатство для того, чтобы подчеркнуть привлека--

Светские корни рьщарства

тельность и высокую честь службы у них. Ибо в награду за верную

службу сеньор мог предложить простому рыцарю немало: вознаг-

раждение - например, в виде оружия, денег или земли; помощь в заключении удачного брака; определенную степень безопасности при

управлении собственным поместьем; но самое главное - защиту его

привилегий и благосостояния в бесконечном соревновании за эконо-

мические преимущества с богатыми горожанами и состоятельными

земледельцами.

Незащищенность мелких рыцарей в значительной степени обус-

лавливала столь положительное их отношение к тем наградам и пре-

имуществам, которые могли им обеспечить богатые феодалы. Отсюда

и готовность высоко оценивать великодушие знати, и радость при виде

щедрых публичных наград, чему имеется немало ярких свидетельств в

рыцарской литературе данного периода. Героические поэмы и песни

рассказывают нам о том, как Гильом Оранжский и Гарен Лотарингец призывали на службу бедных рыцарей, обещая им щедрую награду.

Аристотель в «Романе об Александре», написанном в XII веке, весьма

наглядно объясняет молодому королю, каким образом великодушие

(largesse) правителя может завоевать сердца людей и тем самым обес-

печить ему, правителю, их верную службу.

В первых романах артурова цикла король Артур тоже предстает как образец largesse, особен-

но по отношению к бедным рыцарям. «Он воздавал должное и бога-

тым как своим близким друзьям, и бедным за проявленные ими

достоинства и доблесть, а также - чтобы умножить свою славу в этом

мире и перед Господом.»

С другой стороны, богачи-скряги и те, кто

подобно персидскому царю Дарию в «Романе об Александре» прини-

мают к себе на службу людей низкого сословия да к тому же не

обеспечивают им должного содержания, как того требует рыцарская

традиция, являются предметом насмешек в chansons и ранних рома-

нах.

В этом отношении литература в точности отражает устремле-

ния истинно рыцарского общества, в котором молодые холостяки и

неженатые «cadets» (младшие сыновья и братья), которым нечего пред-

ложить, кроме своих мечей, хорошей родословной и воспитания, при-

Глава II

вившего им любовь к приключениям, составляли подавляющее боль-

шинство тех, кто толпился при дворах представителей высшей знати.

Для таких людей, чье общественное положение действительно было

не слишком прочным, служба у могущественного сеньора имела огром-

ную психологическую, а не только экономическую привлекательность,

ибо благодаря этой службе их имена начинали ассоциироваться с тем

высоким положением в обществе и той репутацией, которыми облада-

ли их покровители, представители богатых и знатных родов. Одной из

главных литературных функций «бретонского цикла», посвященного

королю Артуру и его рыцарям, безусловно было провозглашение рав-

ных условий для всех рыцарей - как самых могущественных, так и

самых скромных, - которых он пригласил в свой пиршественный зал и

которые завоевали право сидеть за Круглым Столом собственной

доблестью и верным служением своему господину.

* * *

Те же трудности и те же надежды молодых людей с «окраин»

аристократического общества, строивших карьеру по принципу «либо

пан, либо пропал», отражены и в любовной поэзии трубадуров Южной

Франции. Некоторые из трубадуров были, как известно, людьми весь-

ма знатными, например их «отец-основатель» герцог Вильгельм IX

Аквитанский, который, рассказывают, имел щит с портретом своей лю-

бовницы и говаривал при этом, что «по собственному желанию несет ее

на себе во время сражения, как она несла его на себе в постели».

Но

больше, значительно больше было таких, кого известный исследова-

тель куртуазной литературы Рето Беццола описывал как «soudoiers et

sirvens, guerroiers de fortune, promenant de chateau en chateau une vie

avatureuse et libre» («подчиненных своему хозяину и бывших у него на

жаловании «солдат удачи», которые переезжали из замка в замок и

«вели жизнь вольную и полную приключений»).

В литературных

произведениях, посвященных таким людям, поклонение своей госпо--

Светские корни рьщарства

же - прекрасной даме, супруге графа или знатного барона - имело не

только эротико-любовный, а куда более глубокий смысл. То, что «дама»

принимала любовь своего обожателя (а это означало, что она прини-

мала лишь его услуги, но отнюдь не допускала влюбленного рыцаря в

свою постель), служило для него laisser passer (пропуском) в богатый

и безопасный мир того двора, хозяйкой которого она являлась. Курту-

азная литература трубадуров, таким образом, характеризовалась опре-

деленными нормами любовной этики служения прекрасной даме, и

этика эта по сути своей была вполне сопоставима с этикой верного

рыцарского служения своему господину; и действительно, даже ее лек-

сический ряд отличается немалыми заимствованиями из рыцарского

словаря, характеризовавшего отношения господина и его вассала и

верную службу последнего первому. Однако же существовали и весь-

ма серьезные отличия этих двух служений - любовного и феодально-

го - причем отличий было не меньше, чем сходных черт. Лирика

трубадуров, исходно интроспективная, как бы направленная в глубь

человеческой души, стремилась отразить всю сокрушительную силу

греховной страсти, порожденной любовью к женщине, и интерпретиро-

вала эту силу как источник самых высоких качеств и самых благород-

ных устремлений того, кто навеки обещал служить своей госпоже. По

мнению Андрея Капеллана, «давно решено, что все прекрасное в мире,

как и всякая куртуазность, проистекает только из любви».

Таким

образом, при куртуазных любовных отношениях одобрение со сторо-

ны благородной дамы выглядело и воспринималось как совершенно

новая и весьма могущественная поддержка - как светская, так и пси-

хологическая, - требований рыцарского кодекса куртуазной доброде-

тели и боевой чести. Как заявил Виллехам, герой Вольфрама фон

Эшенбаха, в своей замечательной речи, обращенной к рыцарям нака-

нуне битвы, «нас ожидают две награды: рай и признательность благородной дамы.»

Эта любовная этика накладывала свой отпечаток социальной ис-

ключительности и на особую куртуазную форму любовных отноше-

ний. То, что бедный рыцарь прекрасно сознавал, сколь необходимо,