Кин Морис. Рыцарство

Подождите немного. Документ загружается.

200

Глава III

терпретации - для рыцарства. Так, например, вывод из мифа о спасении

Андромеды Персеем таков: «Все рыцари должны оказывать помощь

женщинам, если те в их помощи нуждаются»; а крылатый конь Пегас

означает, «что его (рыцаря) доброе имя должно быть известно во всех

странах». Церера, «дававшая богатый урожай, ничего ни у кого при

этом не отнимая», выполняла в этой системе, по всей вероятности,

функцию largesse (рыцарской щедрости):»точно так же и доброму

рыцарю следует быть щедрым по отношению ко всем и всем оказы-

вать помощь и утешение по мере сил своих», и т.п.

С помощью примеров из истории античности и из таких работ, как

трактаты Вегеция, рыцарям преподавались уроки, каких ни эпос, ни

романы, ни - в данном случае - мифология столь эффективно им

преподать не могли. Здесь как бы обретали новый смысл военная

дисциплина, постоянные тренировки и учения, а также обязанность

воина-новичка (tiro) всегда поддерживать соответствующую физичес-

кую форму, а на поле брани - беспрекословно подчиняться приказам

своего командира. Так что перед нами открывается как бы еще одно

измерение рыцарской системы ценностей, некий новый побег, приви-

тый на древо рыцарской этики. В качестве иллюстрации к результа-

там такой «прививки» неплохим примером может послужить, скажем,

исполненное восхищения перечисление достоинств своего героя, зна-

менитого французского маршала Жана де Бусико, автором его жизне-

описания (созданного в начале XV века, когда обилие переводов уже

оставило в литературном процессе свой неизгладимый след)

'". Как

рыцарь, вдохновленный любовью к своей даме, Бусико, по доброй ста-

рой традиции, сравнивается с Тристаном и Аанселотом. Затем нам

представляется совсем иная сторона его натуры - страстная увлечен-

ность всевозможными физическими упражнениями, и в этом ощуща-

ется сильное влияние трактатов Вегеция. Бусико регулярно тренирует

свое тело (особое внимание уделяя дыхательным упражнениям), же-

лая всегда быть в хорошей форме. В жизнеописании также приво-

дится весьма примечательный список подвигов маршала, совершенных

во время штурмов различных военных объектов: он, например, был

Историческая мифология рыцарства

201

способен перекувырнуться через голову в полном боевом облачении,

мог в доспехах и с оружием самостоятельно вскочить на коня, мог

взобраться по обратной стороне наклонно стоящей приставной лест-

ницы (опять же в полном боевом облачении), перебирая перекладины

руками и не касаясь их ногами. Став военачальником, говорит автор

биографии, Бусико являлся сторонником строжайшей военной дисцип-

лины, в точности следуя римскому образцу; следуя примеру знамени-

тых древнеримских полководцев Сципионов, он без конкретной надоб-

ности не допускал в лагерь и его окрестности ни одной женщины,

сурово осуждал пьянство и был готов, если понадобится, наказать даже

собственных детей за нарушение установленного порядка. Зная кое-

что о Демосфене (довольно смутно, я полагаю), он понимал необходи-

мость для командира владеть ораторским искусством и уметь с помо-

щью слова поднять свое войско в атаку и продолжить сражение, а

также - знать различные языки и наречия, чтобы иметь возможность

объясняться с народами завоеванных стран.

I акой Бусико вряд ли

покажется современному читателю очень уж привлекательной личнос-

тью. 1 ем не менее этот его портрет действительно весьма живо сви-

детельствует о тех новых взглядах на обязанности рыцарства, которые

явились следствием бесконечных примеров из римских военных трак-

татов с их особым вниманием к военной дисциплине, к постоянным

физическим тренировкам, к полной профессиональной самоотдаче и

тому высочайшему мастерству, которых следует ожидать от любого во-

еначальника. Подобные акценты могут показаться чужеродными в

индивидуалистической концепции странствующего рыцаря; и тем не

менее они стали составляющей, и весьма важной, того образа, которому

на самом высшем этапе своего развития должен был соответствовать

представитель истинного рыцарства.

Из всех литературных тенденций, оказавших воздействие на ры-

царство, наиболее мощной и долговечной была та, которая использова-

ла примеры античности для создания идеальных образцов рыцарства,

то есть описывала Гектора или Александра, Сципиона или Цезаря как

культовые фигуры рыцарского пантеона. Средневековая читательская

202

Глава III

аудитория в целом ждала от авторов подобных произведений не столько

творческой оригинальности, сколько мастерства изложения, искусной,

точнее декоративной, обработки той или иной традиционной темы.

Как только циклы историй о каролингской эпохе и Артуре обрели

устойчивую форму, оказалось, что у них есть и определенный предел в

плане предоставления новых примеров для подражания или выработ-

ки новых концепций. А вот с «римской» тематикой этого не происхо-

дило - по той простой причине, что она разрабатывала куда более

богатую литературную и историческую жилу, немыслимые богатства

которой были пока что использованы весьма ограниченно, и появля-

лись все новые переводы и пересказы работ античных авторов и ан-

тичной мифологии. История ее развития, более того, была связана с

основными юридическими, этическими и философскими взглядами

древних авторов, высказанными в произведениях неповествователь-

ных жанров, и это богатство тоже было лишь слегка затронуто пред-

ставителями образованной части средневекового общества, которое в

переводах на местные языки постепенно передавало теперь эти зна-

ния светскому аристократическому обществу. Античная этика, антич-

ная юриспруденция и античная философия, которые никоим образом

не являлись такими уж несовместимыми с христианским мышлением

и оказывали на него мощнейшее воздействие, принадлежали все же к

дохристианской традиции. И таким образом рыцарству вновь весьма

убедительно напоминали, что корни его основных институтов отнюдь

не связаны с институтами церковными, а исходная независимость его

(рыцарства) общественных функций - в широких рамках божествен-

ного Провидения, разумеется, - совершенно не имеет отношения к

функциям священнослужителей.

* * *

Мало кто в средние века сомневался в реально-исторической ос-

нове сказаний о короле Артуре, центральном персонаже третьей темы

Историческая мифология рыцарства

203

в «Песни о саксах» - «британской». Те, кто писал об Артуре и его

рыцарях Круглого Стола, точно так же стремились доказать, что их

истории опираются на реальные и пользующиеся безупречной репу-

тацией источники, как это делал Бенуа де Сент-Мор, когда писал о

Троянской войне. Гальфред Монмутский утверждал, например, что,

работая над своей «Историей королей Британии», имел перед собой

одну «очень древнюю» книгу на языке бриттов.

Наболее распрост-

раненная версия цикла историй о Святом Граале была, предположи-

тельно, собрана из разрозненных сказаний и оформлена как единое

целое Уолтером (Вальтером) Мапом на основе рассказов, записанных

придворными писцами короля Артура со слов «засвидетельствован-

ных самим сэром Богортом».

В 1191 г. отыскалось и более матери-

альное свидетельство того, что Артур - это действительно реальная

историческая фигура: была «открыта» могила его и королевы I иньев-

ры в Гластонбери, а их останки извлечены из земли и перезахоронены

(похоже, вся эта затея была вопиющей фальсификацией, организован-

ной монахами Гластонбери из желания побудить прихожан делать бо-

лее щедрые пожертвования, но все сошло им с рук, и «находку» сочли

подлинной).

С течением времени, после того как цикл историй об

Артуре в определенном смысле оформился, мы видим, что его детали-

ровка, можно сказать, в полном смысле слова подчинена исторической

правде. Образованные клирики XV века, проявив должное усердие,

извлекли из ставших к этому времени многочисленными романов об

Артуре полный список рыцарей Круглого Стола и гербовые эмблемы

каждого из них, а также каждого из них «снабдили» биографией.

Этими романами они воспользовались и для установления тех правил

проведения турнира, согласно которым, с их точки зрения, проводились

турниры в эпоху короля Утера Пендрагона, отца Артура, а также для

выяснения тех клятв, которые новоиспеченные рыцари Круглого Сто-

ла обязаны были давать во время обряда посвящения. Некоторые из

деталей этого обряда, правда, представляются почти комическими -

например, упоминание в скобках о том, что в эпоху Артура в королев-

стве Аогр (т.е.Британии) «водилось немало великанов», или обещание,

204 Глава III

которое обязан был дать каждый из рыцарей, что если некая дама или

девица во время войны случайно попадется ему в руки, он не станет ее

бесчестить (букв.»дефлорировать»), «если только это не доставит удо-

« 47

вольствия ей самой и она не выразит сама своего на то согласия»/'

Подобные, хотя и довольно абсурдные подробности свидетельствуют

о том, что к сказаниям об Артуре историки относились со всей серьез-

ностью; ведь именно серьезное и торжественное отношение к самым

порой абсурдным подробностям и является - и даже чересчур часто! -

свидетельством доктринерской эрудиции.

Мы не должны, разумеется, исходя из подобного исторического

интереса к королю Артуру и его Кругому Столу, делать вывод о том,

что люди готовы были поверить и в правдивость всего хитросплетения

фантастических сюжетов, в основном и являвшихся составляющими

этого цикла. Автор «Песни о саксах», рекомендовавший читать исто-

рии о Карле Великом, потому что они истинны, и о римлянах, потому

что они познавательны, отзывался о «британской» теме в литературе

как о «тешащей тщеславие и весьма забавной», явно давая понять, что

с ней связано немало вымысла.

® Филипп де Мезьер

', давая в конце

XIV века советы молодому Карлу VI в области чтения, выражался

даже более ясно. Он говорил: читай о великих подвигах христианских

императоров и особенно о «твоем великом предшественнике, благо-

словенном Карле Великом», но будь осторожен и не придавай особого

значения историям об Артуре, «как бы велика ни была его мирская

слава», ибо истории эти полны пустых сказок.

Никто, похоже, и не

собирался опровергать подобные утверждения де Мезьера, и совер-

шенно ясно, что в этом аспекте - то есть в уважении средневекового

читателя к историчности и достоверности - наблюдается отчетливое

противопоставление «римской» и «британской» тем. В первом случае

все усиливавшийся интерес к античному прошлому был, так сказать,

прогрессивен и вел к лучшему пониманию прошлого, а во втором слу-

чае этого просто быть не могло, поскольку не существовало вообще

никаких критериев сопоставления фактов, изложенных в историях

на «британскую» тему, с реальными событиями, лежавшими в основе

Историческая мифология рыцарства

205

этих историй. Но если в так называемом бретонском (артуровском)

цикле и было меньше историзма - а на самом деле его там и не было

повсе - то это значило всего лишь, что авторам, которые обращались

к этой тематике, было приятнее (или удобнее) хотя бы какое-то время

пользоваться полной свободой и развивать избранную ими тему так,

как им заблагорассудится, без особых ограничений, налагаемых исто-

рическими источниками. Эти писатели обнаружили, что способны

изменять и искусно перерабатывать старинные предания, привнося

в них новые сюжеты и стараясь неизведанными еще способами до-

ставить удовольствие и одновременно заинтересовать и просветить

своего читателя.

Разумеется, лишь немногие решались создавать совершенно новые

сюжеты, да от них этого и не ждали. Как мы уже отмечали, писателям

этой эпохи приятно было считать, что у них в распоряжении отличные

исторические источники, ну а какие-то источники действительно почти

всегда находились, хотя, возможно, и не настолько хорошие, как утвер-

ждали они. Исторические исследования Гальфреда Монмутского, ко-

торые, в общем, давали возможность узнать об основных событиях

жизни короля Артура, никак нельзя отнести к университетским шту-

диям, хотя Гальфред и пользовался многими вполне достойными ис-

точниками, такими, как труды Беды Достопочтенного, Гильда и Нен-

ния

*; а вот для своей книги об Артуре, если указанные авторитеты

его подводили, он полными пригоршнями черпал «историческую» ин-

формацию в старинных легендах Уэльса; некоторые из них он, воз-

можно, знал и по письменным текстам. Кельтская мифология вообще

была богатейшим источником для произведений художественной ли-

тературы; предания кельтов переделывались согласно моде и вставля-

лись в структуру того или иного романа об артуровой эпохе. Бретонс-

кие версии этих легенд служили, вероятно, основным источником для

французских авторов. Они безусловно легли в основу двух знамени-

тых лэ, написанных Марией Французской

201

", в которых рассказыва-

лось о любви Тристана и Изольды и о волшебнице, возлюбленной

одного из рыцарей Круглого Стола. Р.Вас замечает (его коммента-

206

Глава III

рии - это одно из немногих добавлений к истории, написанной Гальф-

редом Монмутским), что и бретонцы рассказывали о короле Артуре и

его рыцарях немало легенд.

Влияние полузабытых бретонских conteurs

(сказителей) почти наверняка сказалось также на достаточно ранней

популярности легенд об Артуре и в тех странах, где сражались норман-

ны. Замечательные статуи короля Артура и его рыцарей (в том числе

Гавейна и Кея) на архивольте собора в Мадене

, спешащих на по-

мощь королеве Гиньевре, почти наверняка несколько старше, чем кни-

га Гальфреда Монмутского. Устные версиии легенды об Артуре - а

возможно и письменные, которые, к сожалению, не сохранились, - были

в начале XII века уже весьма широко известны, и авторам романов на

эту тему было откуда черпать сюжеты вне зависимости от того, на-

сколько далеко или близко от земель кельтов они жили.

Вопрос о том, какие именно кельтские мифы лежат в основе каж-

дой из историй о короле Артуре, чрезвычайно сложен: немало чернил

было истрачено на выяснение, например, того, связана ли история о

короле Рыболове с уэльской историей о Брануине, или о том, насколь-

ко история волшебного Грааля связана с ирландской легендой о чаше,

которую некая девушка подала королю Конну во дворце всадника-

призрака Луга.

Для наших целей решение подобных вопросов, хотя

сами по себе они, безусловно, весьма интересны, не имеет особого зна-

чения. А вот способ, с помощью которого авторы романов в XII и

XIII веках переделывали эти древние предания на новый лад, для нас

очень важен. Стоит только взглянуть на эти произведения с данной

точки зрения, и становится ясно, что нужно быть очень осторожным и

ни в коем случае не переоценивать значение кельтской составляющей

в этих историях (хотя эта составляющая чрезвычайно важна для оп-

ределения их в географическом и временном отношении - т.е. это

Британия VI века). Гораздо более существенно для нас в данном

случае то, что мы уже узнали о «перекраивании» средневековыми

авторами на современный лад «римской» тематики, поскольку и у раз-

работчиков «британской» темы мы снова видим античных героев в

доспехах XII века и явно позаимствованными из кельтской мифологии,

Историческая мифология рыцарства

207

хотя окружающий их мир насквозь пропитан магией и волшебством.

Но особое очарование этому вымышленному миру придают те яркие

детали, которые авторы XII века считали характерными для богатого

и пышного Востока и античных государств. В книге Гальфреда Мон-

мутского слышится эхо творений Вергилия, и уж этот-то автор дей-

ствительно постарался связать «британскую» тему с «римской», пред-

ставив Брута, первого короля Британии, где впоследствии стал править

король Артур, как внучатного племянника Энея! Столица артурова

королевства, Карлеон, для Гальфреда - Город Легионеров, и он особо

подчеркивает, что во время самых больших праздников бритты даже

во времена Артура все еще следуют обычаям Трои.

Кретьен де

Груа для своего романа «Клижес»

* избрал византийский сюжет:

главный его герой - сын императора Греции (точнее, он сын импера-

тора Константинопольского - И.Т.). Восток, где более чем двумя

третями земель правит Барух Багдадский, выбран Вольфрамом фон

Эшенбахом также как прекрасная сцена для экстравагантных при-

ключений, любовных и военных, Гамурета, отца Парцифаля, в первой

части знаменитого романа; и читатель узнает, что Гамурет завоевал на

Востоке столь немыслимые богатства, что мог «расточать дары и на-

грады так щедро, будто золото росло на деревьях».

Все это велико-

лепие вплетено в истории, постоянной и повторяющейся темой кото-

рых является «славная битва», и манера описания такой битвы (как и

в произведениях с «римской» тематикой) многим обязана эпическим

chansons каролингского цикла. Античные блеск и роскошь, а также

вполне современное для средневекового общества рыцарское упоение

битвой образуют в произведениях об Артуре некий внешний слой, под

которым таится основа, состоящая из кельтских мифов и реальной

истории Темных веков, которые под воздействием этого внешнего слоя

превращаются в нечто совершенно отличное от того, чем они являлись

исходно - т.е. в повествование, неизбежно приковывающее к себе

внимание рыцарской аудитории, ибо в нем уловлена, видимо, самая суть

мировоззрения рыцарства, поскольку ему предлагается увидеть себя и

окружающий его мир, но не совсем такими, каковы они на самом деле,

208

Глава III

а такими, какими рыцарство хотело бы все это видеть - то есть от-

важных и богатых воинов в мире, исполненном великолепия и волшеб-

ства, - что, безусловно, с точки зрения рыцарской аудитории, лишь

придает сюжету дополнительную увлекательность.

Произведения бретонского цикла как бы окончательно оформля-

ют идеальный портрет странствующего рыцаря, отводя турниру как

испытанию доблести законное место в образцовом произведении ры-

царской литературы. Отсутствие каких бы то ни было запретов, воз-

никающих при необходимости держаться как можно ближе к истори-

ческим источникам, давало тем, кто писал о короле Артуре, возмож-

ность расширять выбранную тему за счет других, еще более важных

тем. Мы уже видели, как авторы «римских» романов сумели настоль-

ко переработать любовные эпизоды, имевшиеся в используемых ими

источниках, что те приобрели искомую куртуазную окраску. В древ-

них кельтских легендах, как и в античных мифах, женщинам, например,

отводилась роль куда более значительная, чем в историях о Карле

Великом или (насколько мы можем судить по уцелевшим фрагмен-

там) в германском героическом эпосе. Писатели артурова цикла ис-

пользовали и эту возможность и подняли свое повествовательное ис-

кусство, насыщенное эротизмом лирики трубадуров, на небывало вы-

сокий уровень. Тон здесь задавал Кретьен де Труа, хорошо знавший

как провансальскую литературу, так и произведения Овидия

(един-

ственного из античных авторов, кого средневековые писатели беспре-

кословно считали наивысшим для себя авторитетом, и, по сути дела,

единственного, кто действительно оказал огромное влияние на средне-

вековое восприятие любви). Кретьен в полной мере обладал индиви-

дуальной манерой творчества и был действительно великим мастером

своего дела; следует отметить также, что мало кто из его последовате-

лей обладал столь же острым интересом к внутреннему миру человека

и такой способностью проникновеняи в этот мир, как он - особенно в

том, что касалось любви и других душевных переживаний его героев и

героинь. Однако же авторы этой эпохи вполне способны были понять

и действительно прекрасно понимали: есть нечто такое, что обладает

Историческая мифология рыцарства

209

даже большими возможностями воздействия на современный им и

очень активный мир рыцарства, ибо любовь - это сила, всегда побуж-

давшая и заставлявшая мужчину искать способы испытать себя, дока-

зать собственную состоятельность, а также то, что он своей возлюб-

ленной достоин. Именно обожание возлюбленной, беззаветное пре-

клонение перед нею и то вдохновение, которое рыцари черпали в

подобном обожании и преклонении, служили у трубадуров отправными

точками в описании идеала куртуазной любви, но отнюдь не сама по

себе страсть и плотская любовь. В таком контексте, следует отметить,

не существовало особых различий между адюльтером, «преступной»

любовью, связывавшей Тристана и Изольду или Ланселота и Гиньевру

(описывая трагические перипетии такой любви, и сам Кретьен, похоже,

особого счастья не испытывал), и любовью добропорядочной, стремив-

шейся исключительно к одной цели: сделать обожаемую возлюблен-

ную своей невестой. Оба варианта любовных отношений в равной

степени способны были стать источником вдохновения и свершения

немыслимых ратных подвигов. А потому рассказ об обоих в одинако-

вой степени позволял вплетать в ткань произведения две идущие па-

раллельно темы - военных приключений и преданности любимой; и

эти две, по сути дела, родственные темы действительно фактически

доминируют в подавляющем большинстве литературных произведе-

ний на «британскую» тему.

Вследствие этого романы бретонского цикла, посвященные коро-

лю Артуру, стали основным средством выражения и распространения

теории, как бы сопрягающей эротический накал плотской любви с

рыцарскими приключениями, в которых именно любовь побуждает

рыцарственного героя совершать подвиги. В этих романах можно

было встретить бесчисленное множество примеров в поддержку того

утверждения Жоффруа де Шарни, что воину хорошо быть влюблен-

ным страстно (par amours), ибо только такая любовь научит его стре-

миться к еще большим победам и почестям во славу его дамы серд-

ца.

Мы уже видели, сколь мощное влияние оказывала в реальной

жизни подобная комбинация представлений на участников турниров,