Кин Морис. Рыцарство

Подождите немного. Документ загружается.

180

Глава III

искусства (metier d'armes), служившего рыцарю средством для испол-

нения своего сословного христианского долга.®

Неудачные попытки

церкви убедить рыцарей в том, что их взгляды на положение вещей в

данном случае совершенно неадекватны и неправильны, сумели, таким

образом, лишь укрепить веру рыцарства в справедливость избранного

им пути, в славные традиции прошлого, в истинно рыцарский, особый,

независимый способ служения Господу. И тут уже, чувствуя себя «на

своей территории», рыцарство не испытывало ни малейшей потребно-

сти в руководстве со стороны церкви.

То, что очень многие рыцари просто не понимали или же понима-

ли неправильно уроки, которые им следовало извлечь из турниров -

как, впрочем, и из многих других явлений тогдашней жизни - поясне-

ний не требует. Но не будем торопиться и делать чересчур поспеш-

ные выводы о том, что это, дескать, свидетельствует о невежественно-

сти знати и ее стремлении к экстравагантности. Это привело бы к

серьезной недооценке того, какое влияние турниры оказывали на об-

щественные mores (нравы) и на отношения, царившие в рыцарском

мире, а также на развитие этих нравов и отношений.

Поскольку турнир представлял собой как бы публичное испыта-

ние личной отваги рыцаря, в результате чего данный рыцарь мог

обрести не только награды и почести, но и определенную известность,

участие в турнирах весьма помогало - не только в финансовом плане,

но и в плане заслуженного уважения общества, - странствующим

рыцарям, тем бродягам, которые, движимые любовью, собственной пред-

приимчивостью и внутренней тягой к приключениям, таких возможно-

стей искали. Поскольку на турниры собирались не только рыцари и

их дамы, но и великое множество других людей, в частности герольдов,

менестрелей и жонглеров, которые должны были записать и дать свою

оценку увиденному и которые были хорошими знатоками как фолькло-

ра, так и истории рыцарства, и обеспечивали основную связь между

отраженной в литературе рыцарской системой ценностей и реальным

миром. И именно потому, что турниры соединяли людей из разных

городов и стран, они и служили распространению рыцарской культу-

Расцвет турниров

181

phi и рыцарской системы ценностей. 1 ак что вместе с литературой

нтой эпохи, черпавшей краски и различные их отенки в тех пышных

действах, которые сопровождали турниры, эти рыцарские состязания

сыграли исключительно важную роль в плане определения рыцарства

как интернациональной военной и аристократической идеологии, зако-

ны, отношения и ценности которой практически не знали границ. В

атом смысле турниры почти наверняка оказывали даже более сильное

ноздействие на формирование этой идеологии, чем крестовые походы.

11а турниры было куда легче попасть, чем в Святую Землю; риск,

которым сопровождались эти состязания, был хотя и достаточно велик,

но все же бесконечно меньше, чем риск погибнуть на Священной

войне; и, таким образом, куда больше рыцарей - намного, намного

больше - участвовали именно в турнирах, а не в крестовых походах. И

действительно, завоеванная на турнирах репутация постепенно вос-

принималась как даже более важная, чем завоеванная в заморских

странах. И, как это, может быть, ни грустно, но именно поэтому следует

помнить, почему влияние турниров в тогдашней жизни просто не могло

не быть таким мощным и таким всеобъемлющим.

А потому важно помнить также, что турнир, хотя можно ошибочно

считать его просто спортивным состязанием, серьезными и думающи-

ми современниками отнюдь так не воспринимался. Они считали тур-

ниры подготовкой к более значительным свершениям, а приобретае-

мый во время этих состязаний опыт - шагом вперед по стезе рыцарс-

кого самосовершенствования. То есть уроки, получаемые во время

поединков, рассматривались как имеющие - в идеале - гораздо более

широкий смысл. Так, например, хотя безусловно и существовала раз-

ница в правах пленителей по отношению к пленным, захваченным во

время турнира или военных действий, и хотя система выкупов в пер-

вом случае была отрегулирована значительно лучше, подобный опыт в

рамках ристалища явно мог чему-то научить обе стороны в плане тех

цивилизованных (они бы назвали их «рыцарскими») условий, которые

следует соблюдать по отношению друг к другу в случае реальной

войны. Целый перечень подобных условий, которые последующие

182

Глава III

поколения вполне рационально использовали в рамках зарождавшего-

ся международного военного права, практически достиг широчайшего

общественного признания уже в XII-XIII веках и в основном под

эгидой турниров. Действительно, можно даже утверждать, что - в

долгосрочном плане - не такое уж и могущественное воздействие

турниров больше сказалось на развитии норм цивилизованного пове-

дения двух враждующих сторон, чем любые папские запреты, издан-

ные с целью уменьшения произвола и насилия.

То, что турниры были способны оказывать столь значительное и

разнообразное влияние на общество, в значительной степени связыва-

лось с их способностью использовать дидактическую базу богатой

квазиисторической мифологии рыцарства - отчасти через театрализо-

ванные пышные зрелища. Это давало возможность гармонично соче-

тать физические упражнения в военном искусстве с уроками иных

«наставников», среди которых была и власть любовной страсти, субли-

мированной в поиск наивысшей добродетели. Развитие рыцарской

мифологии и является предметом нашей следующей главы.

Примечания переводчика

** «Эрек и Энида», ок.1170 г., роман о вымышленном королевстве Арту-

ра, которое никак не локализовано географически, хотя в романе присутству-

ют и отдельные элементы реальной топографии.

* Жан Клопинель (Шопинель) де Мен, ок.1250-ок.1315, французский

писатель, значительно дополнивший, расширивший и завершивший (ок.1280г.)

знаменитый «Роман о Розе», начатый Гийомом де Лоррисом еще до 1240 г.

* «Краткое изложение военного дела» (Epitoma rei militaris), ок.400

г.н.э.; своего рода устав римской армии.

* Имеется в виду роман «Кастелян из Куси», один из очень популярных

французских куртуазных романов в стихах. Он написан примерно в 70-е

годы XIII в. предположительно неким Жакмесом или Жакмоном Саксеном.

Его героем является реально существоваший куртуазный поэт Рено де Маньи,

чьи стихи пользовались популярностью на рубеже ХН-ХШвв.

Расцвет турниров

183

,л

Имеется в виду «Роман о Хеме» (1278) некоего Сарразина, принад-

лежащий к тому типу литературных произведений, которые представляют

собой романизированное стихотворное описание турнира (часто вымышлен-

ного). Сюда же относится и роман «Турнир в Шованси» (1285) Жака

Бретеля.

' Роман Кретьена де Труа «Рыцарь со львом, или Ивейн» написан

примерно в одно время с романом «Рыцарь телеги, или Ланселот», т.е. в

1176-1181 гг.

* По мнению А.Д.Михайлова, Рено носил на щите (а не на шлеме) ее

чолотистый локон. См. А.Д.Михайлов, «Французский рыцарский роман»,

«Наука», 1976, с.ЗОЗ.

Глава VI

ИСТОРИЧЕСКАЯ МИФОЛОГИЯ

РЫЦАРСТВА

сновная тема поэмы «Chanson des Saisnes»(«Песнь о сак-

сах»)

* - война Карла Великого с саксами, и автор, в частно-

сти, утверждает, что в литературе существуют три основополагающих

темы, о которых должен знать каждый писатель: тема Франции, тема

Британии и тема Великого Рима.

Эти три темы - вокруг которых

циклизуются истории о Карле Великом и его паладинах, о короле

Артуре и Круглом Столе, и классические (античные) истории о Трое

и Фивах и об Александре и Цезаре - действительно являются основ-

ными для лучших произведений рыцарской литературы. Мало того, в

то время они значили для самого рыцарства куда больше, ибо эта

эпоха как бы инстинктивно оглядывалась на героическое прошлое в

поисках примеров мудрости и добродетельной жизни, и литература,

пересказывавшая и распространявшая эти традиционные (фольклор-

ные) истории, тем самым поддерживала рыцарскую систему ценностей,

«обеспечивая» ей безупречное античное происхождение. Именно по-

этому развитие литературных циклов, связанных с указанными тремя

темами, является важной вехой в становлении рыцарской культуры.

Тема Франции первой из трех великих «тем», названных в поэме

«Саксы», привлекла внимание рыцарского мира. Самые ранние со-

хранившиеся манускрипты каролингского эпоса относятся примерно к

1100-1130 гг., но возможно, что указанный сюжет стал популярен и

несколько раньше.

После ИЗО г., то есть в середине XII века, мода на

него несколько уменьшилась из-за появления поэм, связанных в ос-

Историческая мифология рыцарства

185

новном с римской тематикой, которые были особенно широко распро-

странены в Северной и Западной Франции, а также при дворе Ан-

жуйских королей, где интерес к истории всегда был достаточно

силен. В конце XII века, то есть во времена Кретьена де Труа, писа-

тели буквально помешались на теме артуровой Британии. Однако все

три темы по-прежнему оставались достаточно популярными; мало того,

вплоть до конца средневековья они были излюбленными светскими

темами произведений, написанных специально для рыцарской аудито-

рии. Относительное смещение акцентов в моде на ту или иную из этих

трех тем в литературе раннего средневековья к XII веку стало, похоже,

вполне объяснимым с точки зрения различных литературных корней

данных сюжетов - впрочем, этот предмет нас особенно занимать не

будет. Стоит лишь помнить, что если истории о Карле Великом и

Артуре носили традиционный (фольклорный) характер и, по всей ви-

димости, имели некую устную предысторию, прежде чем появились их

письменные варианты, то истории на «римскую» тему черпались не-

посредственно из книг, созданных античными авторами, и популярность

их явно связана с возрождением интереса к классической литературе

в университетах XII века. Нас, однако, будет интересовать главным

образом не то, откуда взялись эти истории, а то, как в их версиях XII-

XIII веков отражалась реальная жизнь и как они с помощью этого

приема должны были поведать рыцарскому миру о нем самом, о его

происхождении и системе ценностей - иными словами, как им удалось

в итоге создать собственно рыцарскую, непохожую на все остальные

мифологию.

•к к -к

В ранних эпических поэмах доминируют две очень различные

темы, связанные, однако, с общей «французской» темой: первая - это

войны Каролингов с язычниками, а вторая - мятежи и случаи кровной

мести среди каролингской знати. Тем не менее сходство точек зрения

186

Глава III

авторов на эти явления, отраженное в их произведениях, поражает куда

больше, чем любые противоречия, и несомненно потому, что рассказчи-

ки в обоих случаях как бы приспосабливают свое повествование к

условиям того мира, который им знаком. Портрет Рауля де Камбре в

« « о 7*

одной из самых знаменитых истории о кровной мести и портрет

Ганелона-предателя в «Песни о Роланде» дают нам, правда, различ-

ные представления о том, в чем XI век видел дурные качества рыца-

ря - точно так же, как «мудрый и доблестный» Карл Великий из

цикла, посвященного Роланду, и несправедливый и неблагодарный Пипин

из «Garin le Loherain» («Гарена Лотарингца»)

* демонстрируют хоро-

шие и плохие свойства царственных особ. Но это связано лишь с тем,

что в различных поэмах затронуты различные проявления чести и

бесчестия, а в целом восприятие этих проблем остается тем же самым.

Мир, в котором мы оказываемся благодаря этим эпическим по-

эмам - мир жестокий, мужской, и интересы его сосредоточены в ос-

новном вокруг военного лагеря, а не королевского двора. Его герои -

всадники, владеющие новым искусством конного сражения с копьем

«в упор»; их мечи и боевые кони - это настоящие сокровища, персо-

нифицированные подобно мечу Роланда Дюрендалю или боевому коню

Ожье Датчанина Бьерефорту. Вне поля брани это люди, хорошо раз-

бирающиеся и интересующиеся тонкостями обычного права, которое

регулирует их отношения друг с другом, зачастую связанные с откро-

венным насилием; они также остро чувствуют необходимость блюсти

непростой долг чести по отношению к своему сеньору и своему роду.

Долг чести и обязательства перед законом для них действительно по

сути своей почти идентичны, во всяком случае однотипны. Зачастую

именно благодаря этому в поэмах ощущается столь сильный правовой

привкус, особенно отчетливо проявляющийся в тех из них, которые

повествуют о войнах с язычниками или о феодальных междоусобицах

и мятежах (свидетельством тому, например, является сцена суда над

Ганело ном в «Песни о Роланде»).

Профессиональный интерес к

юриспруденции, который демонстрируют эти поэмы, достоин века, по-

родившего своды светского права, а составленные Эйке фон Репкго-

Историческая мифология рыцарства

187

вым

* и автором «Законов Генриха I» (Leges Henrici Primi); интерес

этот является также признаком растущей искушенности светской уче-

ной мысли как таковой. Но чаще всего в подобных поэмах слышен

отзвук мрачной тревожной радости битвы. Рыцарские культы войны

и чести соединены здесь неразрывными узами и воспеты как нечто

единое.

Если же попытаться извлечь из этих поэм то, что имеет отношение

непосредственно ко времени и месту их создания - способы ведения

боя, детали обычной судебной процедуры, уже знакомая нам география

северной Франции и границы между Францией и Империей, а также

испанские границы, где встречались войска франков и сарацин, -

то, честно говоря, перед нами предстанет система ценностей, не слиш-

ком отличающаяся от той, что воспета в более ранней героической

поэзии. Военная доблесть, щедрость, гордость, связанная с верным

служением господину, - вот отличительные свойства героя не только

в эпосе времен Каролингов, но и в более древней германской эпичес-

кой традиции, то есть в «Беовульфе» и «Песни о Хильдебранде».

То, что эти ценности к моменту создания данных поэм стали уже

традиционными, ничуть не умаляет, впрочем, нашего интереса к ос-

новной цели исследования. Мы видим, что теперь они как бы пе-

ренесены в новый контекст, в общественную среду, которая в XI-

XII веках являлась уже рыцарской, и очевидно, что в процессе этого

переноса они успели приобрести некие новые оттенки и более четкие

очертания. Теперь это уже составляющие рыцарской системы ценно-

стей, а в мире шевалье обладание боевым конем и умение с ним

управляться являются основным мерилом общественного соответст-

вия; интерес же к юриспруденции придает борьбе за справедливость,

с точки зрения рыцарства, лишь большую остроту. Но самое важное -

это постоянное повторение в них таких эпитетов, как preux (доблест-

ный, отважный), hardi (храбрый), loial (верный) и franc (искренний,

честный), с помощью которых явно мостится путь для создания опре-

деленной системы рыцарских ценностей, поддающихся систематиза-

ции и символизации - двух основных способов для средневекового

188

Глава III

общества как-то упорядочить и прояснить свое отношение к окружа-

ющему миру.

Эпические поэмы также помогали, благодаря детализированности

своего повествования, определить - с точки зрения места в системе

ценностей - тот набор шаблонных реакций на шаблонные ситуации,

который имелся в их распоряжении: например, на правовые требова-

ния родичей, на несправедливое лишение имущества и несправедливое

обвинение, а также на различные требования, касавшиеся ведения той

или иной войны. И настолько сильным было в этом отношении вли-

яние конкретных литературных произведений, что когда впоследствии

авторы желали «по-рыцарски» описать некие сходные ситуации, имев-

шие, впрочем, совершенно иной временной и местный контекст, они

просто переносили в этот новый контекст старые «литературные» ре-

акции и суждения, которые привычно с подобными ситуациями ассо-

циировались, лишь чуть-чуть эти реакции и суждения адаптировав.

Так, в «Романе об Александре» эпизод об отказе соратников Эвмени-

да, царя Аркадии, призвать Александра на помощь, когда на них вне-

запно нападают несметные полчища врагов , пересказывается в манере,

весьма напоминающей историю о том, как Роланд отказался протру-

бить в свой рог и призвать на помощь Карла Великого в начале

битвы в Ронсевальском ущелье; исход описываемых событий, правда,

совершенно различен (Александр, когда его все-таки в итоге призы-

вают, успевает вовремя, а Карл Великий, увы, нет), но тональность опи-

сания и его подтекст одинаковы. Сходным образом в артуровом цик-

ле сцены испытания боем кажутся эхом похожих ситуаций, описанных

в более ранних поэмах, и великая «вендетта» между родичами Лансе-

лота и родичами Гавейна наводит нас на мысль о мире, который куда

ближе Гарену Лотарингцу с его титаническими сражениями против

Фромона Фландрского и его родичей, чем изящному и благопристой-

ному куртуазному миру героев Кретьена де Труа. Таким образом, еще

долгое время после XII века оставалась популярной не только основ-

ная тема каролингского эпоса, но и свойственная ему точка зрения на

военную и общественную жизнь. Действительно, для конца средневе-

Историческая мифология рыцарства

189

ковья примечательно пробуждение особого интереса к этой точке зрения

при дворе бургундских правителей, где такие авторы, как Давид Обер

и Жан Воклен пересказывали в прозе истории эпических героев Жиля

Шинского, Жирара Руссильонского и Гарена Лотарингца.

Им даже

не приходилось особенно сильно перестраивать эти истории или же

вносить изменения в ту систему ценностей, которая в них описывалась,

чтобы как-то адаптировать их к эпохе Карла Смелого и Людовика

XI. Ставшие традиционными, истории эти, как и отраженная в них

система ценностей, даже в конце XV века казались столь же испол-

ненными смысла, как и в XII веке.

По мере того как популярность этих эпических поэм - с самого

начала XII века - стала расти и за пределами родной им французской

почвы, получил развитие процесс, благодаря которому рыцарство в итоге

получило свой собственный пантеон героев, представителями которого

были, в частности, Карл Великий, законный правитель и защитник

христианского мира, храбрец Роланд, мудрец Оливье, герой Ожье.

Появились и признаки того, что может быть названо только культом.

Дотошность, с которой в псевдо-турпиновой

*»Хронике» деяний Кар-

ла Великого перечисляются места, где похоронены герои Ронсеваля,

также указывает на это.

Церкви вскоре начинают соперничать друг

с другом, претендуя на обладание теми или иными реликвиями, связан-

ными с героями Ронсеваля.

А также признаком развития культа

этих героев является начало иконографического изложения каролинг-

ских легенд; мы, например, можем увидеть историю Роланда, запечат-

ленную в камне, в кафедральном соборе Вероны (XII век) и замеча-

тельную сцену, когда острия копий чудесным образом превратились в

листву, шуршащую за стенами палаток героев, накануне великой битвы

Карла Великого в Испании, запечателенную в цветных витражах со-

бора Шартра

(давшие ростки и листья копья принадлежали тем

рыцарям, которые готовы были принять мученическую смерть в гря-

дущем сражении).

Здесь представляется важным, что основой для иконографии каро-

лингских легенд очень часто служат не сами эпические поэмы, а псев-