53
ше, еще в предыдущей сцене, если не говорить о том, что с Германном мы
совсем впервые познакомились намного раньше. В предшествующем при-
мере мы увидели Германна в новом сеттинге и в качестве как бы нового
референта (ОФИЦЕР), еще не определили его, не взяли в фокус на момент
высказывания автора о
его появлении в пределах новой декорации. В по-
следнем же примере ОФИЦЕР/ИНЖЕНЕР неопределенен для Лизаветы, и
мы смотрим, точнее автор хотел, чтобы мы смотрели на данную декора-
цию и на вводимые термы глазами героини.
Можно вспомнить и о нашей РЫБКЕ. В рассказе старика, обращен-
ном к старухе, РЫБКА вновь обретает
неопределенность:
Я сегодня поймал было рыбку, Золотую рыбку, не простую//
англ. Today I netted a strange fish/an extraordinary fish, a golden fish// не-
мецк. Heute hatt ich ein Fischlein gefangen, Ein gar seltenes Fischlein, ein
goldenes// франц. J’ai failli aujourd’hui attraper un poisson/un merveilleux
poisson d’or// испанск. Hoy cogí un pececito entre las redes, pero no como
todos, de oro era// итал. Oggi ho pescato un pesciolino, un pesciolino d’oro,
non comune// венгерск. Egy kis hal akadt ma a hálómba, de nem akármilyen
hal: aranyhal// болгарск. Хванах днес една рибка, не каква да е рибка –
златна.
Для автора, читателя и старика-героя
на этот момент рыба уже опре-
делена. Подключение же нового персонажа, старухи, заставляет говоряще-
го-старика и нас, через ряд опосредований, учитывать и ее информацион-
ный потенциал. Вероятно, такое «снятие определенности» может происхо-
дить в тексте до бесконечности. Старик мог бы рассказать о появлении
рыбки еще кому-либо или же старуха
– кому-либо пятому и т.д. При этом
всякий раз герой Х-ого порядка будет смотреть на новую для него сцену,
что отразится либо в высказывании героя предыдущего порядка, либо в
высказывании самого автора (вероятно, посредством несобственно-прямой
речи) через неопределенно-артиклевую форму имени.
Таким образом, артикль и неопределенный артикль
, в частности, в
рамках текста, в текстовой своей функции предстает как средство выра-
жения относительности точки зрения. Понятие «точки зрения» (point de
vue de l’esprit) было использовано еще дю Марсэ (du Marsais, XVIII век).
По его словам, артикли и полуартикли («метафизические прилагатель-
ные») обозначают не физические качества объектов, но только лишь точки
зрения разума, различные стороны, с
которых разум рассматривает то или
иное слово. Неопределенный артикль вводит новую точку зрения (иногда
на тот же самый реальный объект, представляемый в качестве иного ре-
ферента), это может быть точка зрения автора = говорящего = отправителя
сообщения, либо читателя = слушающего = получателя сообщения, либо
героя = третьего лица.
Как тут вывести «объективные» правила грамматики?!
Как в свое
время по другому поводу сказал Булгаков: разруха не на улицах, а в голо-
вах, – так и правила грамматики, языковые правила следует искать не
столько в «объективных» параметрах предметов реального мира, сколько в