Карлейль Т. История Французской революции

Подождите немного. Документ загружается.

ВАНДЕМЬЕР

541

только спустя полстолетия или около того

начинают ясно понимать, почему он когда-

либо существовал.

И, однако, в нем есть смысл: санкюлотизм

действительно жил как новое порождение

своего времени и даже продолжает жить и

теперь; он не умер, а только видоизменился.

Дух его жив и распространяется вширь и

вдаль, переходя из одного телесного образа в

другой, менее уродливый, как это вообще

делает время с новыми порождениями, пока в

какой-нибудь совершенной форме он не обни-

мет весь мир. Уже и теперь умные люди

повсюду понимают, что они должны опи-

раться на свое человеческое достоинство, а не

на украшения к нему. Кто в эти эпохи в нашей

Европе опирается на украшения, формулы,

кюлотизм какого бы то ни было сорта, тот

рядится в стародавнюю одежду, в овчину, и не

может долго существовать. Но что касается

плоти санкюлотизма, то она умерла и погре-

бена и, надо надеяться, не воскреснет в своей

первоначальной уродливой форме еще

тысячу лет.

Был ли он страшнейшим явлением, когда-

либо порожденным временем? Был по край-

ней мере одним из самых страшных. Этот

Конвент, ныне антиякобинский, с намере-

нием оправдаться и упрочить свое положение

публикует списки преступлений, совершен-

ных царством террора, — списки гильотини-

рованных. «Эти списки неполны», — кричит

желчный аббат Монгайяр. «Сколько же в них

стояло имен?» — думает читатель. Две

тысячи без малого. «Их было свыше четырех

тысяч», — кричит Монгайяр, считая гильоти-

нированных, расстрелянных, потопленных,

преданных жесточайшей смерти, в том числе

900 женщин

. Это ужасная сумма человечес-

ких жизней, господин аббат: такое же число

людей, увеличенное в десять раз, было рас-

стреляно на полях битв и доставило славную

победу с молебствиями. Это почти двухсотая

часть того, сколько погибло во всю Семилет-

нюю войну, а этой Семилетней войной вели-

кий Фридрих отнял Силезию у великой Тере-

зии, и г-жа Помпадур, язвимая жалом эпи-

грамм, убедилась, что она не может быть

Агнессой Сорель! Голова человека — это

странная, пустая и гулкая оболочка, господин

аббат, которой не приносит пользы изучение

петушиных боев.

Но что, если б история услышала о суще-

ствовании где-нибудь на этой планете нации,

третьей части которой не хватает в продол-

жение 30 недель ежегодно третьей части кар-

тофеля, нужного ей для пропитания?

Исто-

рия в таком случае чувствует себя обязанной

признать, что голод есть голод, что голод из

года в год заставляет предполагать многое;

история дерзает утверждать, что француз-

ские санкюлоты 95 года, которые, пробудив-

шись после долгого мертвого сна, могли сразу

устремиться на границы и умирать, сражаясь

за бессмертную надежду и веру в освобожде-

ние для себя и для своих, были несчастней-

шими людьми только второй степени. Разве

ирландский бескартофельник (Sans-Potato)

бесчувствен, бездушен? Горько было и ему

умирать от голода в своем холодном, темном

жилище! Горько было и ему видеть своих

детей голодающими! Горько было сознавать

себя нищим, лжецом и плутом. Мало того,

если это ледяное дыхание беспросветной

нищеты, переходившее долгие годы в наслед-

ство от отца к сыну, довело его до некоторого

рода оцепенения, притупило его чувства

настолько, что он не замечал и не сознавал

его, то было ли это для создания, имеющего

душу, некоторым облегчением или величай-

шим из несчастий?

Таковы были обстоятельства; такими они

и остаются, только в мирном молчании, и сан-

кюлотизм покоряется им. История, огляды-

ваясь на Францию за много лет до описывае-

мых дней, ко временам Тюрго, например,

когда безгласная масса черных рабочих нере-

шительно приблизилась к королевскому

дворцу и среди громадного моря бледных лиц,

грязи и развевающихся лохмотьев подала

свои написанные иероглифами жалобы и вме-

сто ответа была повешена на «новых висели-

542

ГИЛЬОТИНА

цах, 40 футов высотой», — История с грустью

признается, что нельзя найти такого периода,

в который все 25 миллионов французского

народа страдали бы менее, чем в тот период,

который называется царством террора! Но в

ту пору эти страдающие миллионы не были

немы; тысячи, сотни и единицы из них гово-

рили, кричали, печатали свои требования и

заставляли мир отзываться на свое горе, как

они могли и должны были делать, — вот в

чем великая особенность той эпохи. Самыми

страшными порождениями времени бывают

не те, которые громко кричат, — они скоро

умирают, а те, которые молчат; эти могут

жить из века в век. Анархия, ненавистная,

как смерть, противна самой природе человека

и поэтому сама должна скоро умереть.

Поэтому пусть будет известно всем то низ-

кое и возвышенное, которое открывается

еще в человеке, и пусть все со страхом и с

удивлением, со справедливыми симпатией и

антипатией, с ясным взором и открытым сер-

дцем вникают в это и делают свои выводы, а

их может быть бесчисленное множество.

Одним из первых выводов может быть,

например, тот, что «если боги этого подлун-

ного мира будут восседать на своих блиста-

ющих тронах, беспечные, как боги Эпикура,

не обращая внимания на живой хаос невеже-

ства и голода, валяющийся в грязи у их ног, и

гладить по голове паразитов, проповеду-

ющих: «Мир, мир», когда мира нет, то тем-

ный хаос может подняться, как уже и подни-

мался. Не из ваших ли кож — о Боже! — он

делал себе брюки? Для того чтобы не было

на Земле второго санкюлотизма в продолже-

ние тысячи лет, нам надо хорошо понять, чем

был первый, и постараться, чтобы бедные и

богатые из нас жили и поступали иначе. Но

вернемся к нашему повествованию.

Секция щеголей в радости; на балах

дочери Кабаррюса кружатся; разве мы не

разрешили почти неразрешимую задачу —

республика без анархии? Закон «братства или

смерти» исчез; химерное «получай, кто

нуждается» превратилось в практическое

«держи, кто имеет». Анархическая респуб-

лика бедности сменилась упорядоченной

республикой роскоши, которая будет продол-

жаться так долго, как только может.

На Банковском мосту и на Гревской пло-

щади под длинными навесами Мерсье видел в

эти летние вечера ужинающих рабочих.

Отмериваемая ежедневная порция хлеба

уменьшилась до полутора унций. «На каждой

тарелке лежало по три жареных селедки,

посыпанных рубленым луком и политых

уксусом; к этому было прибавлено несколько

штук вареного чернослива и чечевиц, плава-

ющих в жидком соусе; за столами с этим скуд-

ным ужином, с шипящей возле решеткой для

жарения и с кипящим на огне котелком,

подвешенным между двух камней, я видел

сотни рабочих, истреблявших свое скудное

кушанье, слишком умеренное для их аппетита

и пустых желудков»

. Вода Сены, в изобилии

струящаяся под рукою, пополняла недоста-

ющее.

Стало быть, тебе, труженик, твоя борьба

и отвага в продолжение этих долгих шести

лет восстаний и бедствий не принесли ника-

кой пользы? Ты по-прежнему ешь свою

селедку и запиваешь водой в благословенный

золотисто-багряный вечер. О, зачем Земля

так прекрасна, облитая румянцем заката в

сгущающиеся сумерки, если взаимные отно-

шения между людьми делают ее юдолью

нужды, слез, и даже не тихих слез? Разруше-

ние Бастилии, поражение герцога Браунш-

вейгского, смелое выступление против коро-

лей и князей, против земли и ада, все, на что

ты дерзал и что претерпел, — неужели все

это делалось только для республики салонов

Кабаррюс? Терпение! Ты должен иметь тер-

пение: конец еще не наступил.

Глава седьмая

ЗАЛП КАРТЕЧИ

В сущности, какое положение могло бы быть

естественнее этого и даже неизбежнее, как не

ВАНДЕМЬЕР

543

переходное после санкюлотства? Беспоря-

дочное разрушение Республики бедности,

окончившейся царством террора, улеглось в

такую форму, в какую только могло улечься.

Евангелие Жан Жака и большинство других

учений потеряли доверие людей, и что же

еще оставалось им, как не вернуться к ста-

рому евангелию Маммоны? Общественный

договор не то правда, не то нет; «братство

есть братство или смерть», а на деньги всегда

можно купить стоящее денег; в хаосе челове-

ческих сомнений одно осталось несомнен-

ным — это то, что удовольствие приятно.

Аристократия феодальных грамот рухнула с

треском, и теперь в силу естественного хо-

да вещей мы пришли к аристократии денеж-

ного мешка. Это путь, которым идут в этот

час все европейские общества. Значит, это

более низкий сорт аристократии? Бесконеч-

но более низкий, самый низкий из всех извес-

тных.

В ней, однако, есть то преимущество, что,

подобно самой анархии, она не может продол-

жаться. Замечал ли ты, насколько мысль

сильнее артиллерийских парков и как она (че-

рез полвека ли после смерти и мученичества

или через две тысячи лет) пишет и переписы-

вает парламентские акты, сдвигает горы,

преобразует мир, как мягкую глину? И заме-

чал ли ты, что началом всякой мысли,

достойной этого имени, бывает любовь и что

никогда еще не существовало мудрой головы

без благородного сердца? Небо не перестает

изливать свои благости, оно посылает нам

великодушные сердца в каждом поколении. А

какое великодушное сердце может притво-

ряться или обманываться, будто оно верит,

что приверженность к денежному мешку —

чувство благородное? Маммона, кричит вели-

кодушное сердце во все века и во всех стра-

нах, самый презренный из известных богов и

даже из известных демонов. Какое в нем

достоинство, перед которым можно было бы

преклониться? Никакого. Он не внушает

даже страха, а, самое большее, внушает

омерзение, соединенное с презрением! Вели-

кодушные сердца, замечая, с одной стороны,

широко распространившуюся нищету, тем-

ную снаружи и внутри, смачивающую свои

полторы унции хлеба слезами, а с другой —

только балы в телесного цвета шароварах,

пустоту и бесплодие блеска этого сорта,

могут только восклицать: «Слишком много, о

божественный Маммона, уж слишком мно-

го!» И голос их, раз раздавшись, влечет за

собой fiat и pereat для всего земного.

Между тем мы ненавидим анархию, как

смерть, каковой она и является, а все, что

еще хуже анархии, должно быть ненавидимо

еще сильнее. Поистине плодотворен только

мир. Анархия — это разрушение, сжигание

всего ложного и нестерпимого, но сжигание,

оставляющее после себя пустоту. Знай так-

же, что из мира безрассудства ничего не

может выйти, кроме безрассудства. Приведи

его в порядок, построй из него конституцию,

просей через баллотировочные ящики, если

хочешь, — оно есть и останется безрассуд-

ством — новая добыча новых шарлатанов и

нечистых рук, и конец его будет едва ли

лучше начала. Кто может получить что-

нибудь разумное от неразумных людей? Ник-

то. Для Франции наступили пустота и всеоб-

щее упразднение, и что может прибавить к

этому анархия? Пусть будет порядок, хотя бы

под солдатскими саблями, пусть будет мир,

чтобы благость неба не пропала даром;

чтобы та доля мудрости, которую оно посы-

лает нам, принесла нам плоды в урочный час!

Остается посмотреть, как усмирители санкю-

лотизма были сами усмирены и священное

право восстания было взорвано ружейным

порохом, чем и кончается эта странная, пол-

ная событий история, называемая Француз-

ской революцией.

Конвенту, подгоняемому в его деятельно-

сти в эти три года таким бурным ветром и

противоположными течениями, то с корм-

чим, то без кормчего, наскучило свое соб-

ственное существование; он видит, что оно и

всем наскучило, и сердечно желает разой-

544

ГИЛЬОТИНА

тись. До самого конца он должен был

бороться с противоречиями и не знает покоя

даже теперь, когда конституция почти выра-

ботана. Как уже говорилось, Сиейес состав-

ляет конституцию еще раз, и она почти гото-

ва. Наученный опытом, великий архитектор

многое изменяет и многое прибавляет. В

результате получаются: различие между

активными и пассивными гражданами, т. е.

денежный ценз для избирателей; две

палаты — Совет старейшин, а также Совет

пятисот. В подобном же духе, избегая роко-

вого самоотрицающего постановления ста-

рого Учредительного собрания, мы постанов-

ляем, что настоящие члены Конвента не

только могут быть избираемы вновь, но и две

трети из них должны быть вновь избираемы.

Активные граждане-избиратели могут теперь

выбирать только одну треть Национального

собрания. Включив это постановление об

обязательном переизбрании двух третей, мы

представляем нашу конституцию на рассмо-

трение всем округам Франции и говорим: при-

мите то и другое или отвергните то и другое.

Как ни неприятно такое добавление, однако

округа подавляющим большинством прини-

мают и утверждают его. С Директорией из

пяти членов, с двумя палатами, в каждой из

которых две трети членов назначаются нами

самими, можно надеяться, что эта конститу-

ция будет последней. Она пойдет, ведь ногами

ей будут служить переизбираемые две трети,

а они уже налицо и способны ходить. Сиейес

смотрит на свое бумажное производство со

справедливой гордостью.

Но теперь посмотрите, как несговорчивые

секции, и секция Лепелетье прежде всех,

натыкаются на шипы! Разве не нарушение

избирательных прав человека и верховного

народа это добавление о переизбираемых

двух третях? Алчные тираны, вы хотите уве-

ковечить себя! Действительно, эти люди

зазнались от своей победы над Сент-Антуа-

ном и над священным правом восстания!

Мало того, эта победа повредила всем. Ведь

подумайте: прежде всякий мог надеяться

получить то, чего он желает, а теперь не

должно быть такой надежды; теперь каждый

должен пользоваться, и пользоваться, и поль-

зоваться именно этим.

Какое неясное брожение поднимется в

людях, испорченных продолжительным пра-

вом восстания, раз зашевелятся языки! Жур-

налисты — Лакретели, Лагарпы — за рабо-

той; ораторы изливаются в красноречии, в

котором слышится и роялизм, и якобинизм.

На западной границе Пишегрю, рискнув

положиться на свою армию, ведет в глубокой

тайне переговоры с Конде, а в парижских сек-

циях разглагольствуют волки в овечьих шку-

рах, замаскированные эмигранты и рояли-

сты

. Каждый, как мы сказали, надеялся, что

выборы сделают что-нибудь для него лично, а

теперь нет более выборов или есть только

третья часть их. Черные соединились с

белыми против этой оговорки о двух третях,

и к ним присоединились все непокорные эле-

менты, которые видят свое дело почти проиг-

ранным благодаря этой статье конституции.

Секция Лепелетье после многих адресов

находит, что такая статья есть явное посяга-

тельство на свободу, и просто-напросто отка-

зывается подчиниться ей и приглашает все

другие свободные секции соединиться с нею в

«центральный комитет» для борьбы с притес-

нениями

. Секции присоединяются к ней

почти все, опираясь на свои 40 тысяч борцов.

Теперь будь осторожен, Конвент! Секция

Лепелетье заседает в этот день, 12-го ван-

демьера, 4 октября 1795 года, с заряженными

ружьями, в открытом возмущении в своем

монастыре Filles-Sain-Thomas на улице Вивь-

ен. У Конвента под рукой около пяти тысяч

регулярных войск, изобилие генералов и пол-

торы тысячи преследуемых ультраякобинцев

разного сорта, которых по такому критичес-

кому случаю поспешно собрали и вооружили

под именем патриотов восемьдесят девятого

года. Конвент, сильный тем, что закон на его

стороне, посылает генерала Мену разору-

жить секцию Лепелетье.

Генерал Мену отправляется с подоба-

ВАНДЕМЬЕР

545

ющими требованиями и демонстрациями, но

они остаются без всякого результата. Около

восьми часов вечера Мену, все еще предъяв-

ляющий свои требования, выстроившись на

улице Вивьен, перед заряженными ружьями,

направленными в него из всех окон, убе-

ждается, что ему не обезоружить секцию

Лепелетье. Он принужден возвратиться с

целой шкурой, но без успеха и подвергнуться

аресту, как «изменник». После этого все 40

тысяч вооруженных борцов присоединяются

к секции Лепелетье в уверенности, что она

непобедима. К кому-то обратится теперь

колеблющийся Конвент, этот бедный Кон-

вент, который, войдя только что в гавань

после такого трудного путешествия, уже

наскочил на рифы? Он борется отчаянно с

ревущим вокруг него прибоем 40 тысяч бор-

цов, готовых захлестнуть его вместе с грузом

Сиейеса и всем будущим Франции! Близкий к

гибели, он в последний раз напрягает силы.

Некоторые предлагают назначить главно-

командующим Барраса: он победил в терми-

доре. Другие, более разумные, напоминают о

гражданине Бонапарте, артиллерийском офи-

цере не у дел, взявшем Тулон. Это человек с

головой, человек дела. Баррас назначен глав-

нокомандующим только по имени, а молодой

артиллерийский офицер — действительным.

Он находился на галерее в этот момент и слы-

шал о назначении. Он удалился на полчаса,

чтобы подумать, и через полчаса напряжен-

ного размышления, быть или не быть, отве-

тил «да».

Теперь, когда в центре дела стоит человек

с головой, оно оживляется. Скорее в Саблон-

ский лагерь защитить артиллерию: ее охра-

няют не более 20 человек! Проворный адъ-

ютант по имени Мюрат скачет туда и поспе-

вает как раз вовремя: секция Лепелетье уже

шла в том же направлении — пушки наши.

Теперь занимайте посты здесь и там быстро и

твердо: в воротах Лувра, в тупике Дофина, на

улице Сент-Оноре, от Пон-Нёф вдоль всех

северных набережных, к югу до моста, быв-

шего Королевского, выстройтесь вокруг свя-

тилища Тюильри кольцом железной дисци-

плины; у каждого канонира должен быть в

руках зажженный фитиль, и все — к оружию!

Конвент проводит ночь в непрерывном

заседании и с восходом солнца еще раз видит

священное право восстания в полном дей-

ствии: государственный корабль находится на

мели; бурное море все выше вздымается

вокруг него, бьет сбор, вооружается и гудит;

набата не слышно, так как все колокола

велено снять, за исключением нашего соб-

ственного, в павильоне Единения. Корабле-

крушение кажется неизбежным всему миру,

смотрящему на это. Отчаянно работает бед-

ный корабль на расстоянии всего 100 саженей

от гавани; велика опасность для него! Однако

у него есть рулевой. Принимаются и не при-

нимаются делегации от мятежников; вводится

посланный с завязанными глазами; череду-

ются советы и контрсоветы: бедный корабль

работает! Замечательно, что этот день, 13

вандемьера IV года, есть в то же время 5 октя-

бря, годовщина бунта менад шесть лет назад:

вот как далеко мы подвинулись со священным

правом восстания!

Секция Лепелетье захватила церковь Сен-

Рок, заняла Пон-Нёф; наш пикет, стоявший

там, отступил, не стреляя. Шальные пули вос-

ставших залетают в Тюильри, стучат по

каменной лестнице. С другой стороны приб-

лижаются женщины с распущенными воло-

сами и кричат: «Мир!» Борцы Лепелетье,

позади них, машут шляпами в знак своей

готовности побрататься с войсками. Твер-

дость! Артиллерийский офицер тверд, как

бронза, а при надобности быстр, как молния.

Он посылает самому Конвенту 800 мушкетов

с запасом патронов; почтенные члены могут

действовать ими в крайнем случае, на что они

смотрят довольно серьезно. Бьет четыре часа

пополудни

; секция Лепелетье, ничего не

добившись через своих делегатов и призывы

к братанию, рассыпается вдоль южной набе-

режной Вольтера, вдоль улицы и проходов, с

утроенной быстротой и приступает к насто-

ящему штурму! Тогда из бронзовых уст

546 ГИЛЬОТИНА

артиллерийского офицера вылетает: «Пли!»,

и начинается непрерывный, перекатыва-

ющийся гром пушек, подобный извержению

вулкана. Стреляет его большая пушка в

тупике Дофина против церкви Сен-Рок, стре-

ляют его большие пушки на Королевском

мосту; стреляют все его большие пушки,

взрывая на воздух до 200 человек, главным

образом около церкви Сен-Рок! Секция Лепе-

летье не может выдержать такой игры; ни

один секционер не может устоять, 40 тысяч

отступают со всех сторон и бегут, ища при-

крытия. «Около сотни из них засели в Театре

Республики, но несколько гранат вытеснили

их оттуда. К шести часам все было кончено».

Корабль сошел с мели и свободно плывет

к берегу среди криков и виватов. Гражданин

Бонапарт «выбран единогласно командиром

военных сил внутренней Франции»; усмирен-

ные секции волей-неволей должны разору-

житься: священное право восстания отменено

навеки! Конституция Сиейеса может выса-

диться и пойти. Чудесный корабль Конвента

достиг берега и превратился, говоря образно,

как корабли эпических поэм, в своего рода

морскую нимфу, чтобы никогда более не пла-

вать и представлять собой чудо истории.

«Неправда, — говорит Наполеон, — что

мы стреляли сначала холостыми зарядами;

это было бы напрасной тратой времени». Да,

это неправда: пальба производилась самыми

разрушительными снарядами; для всех было

ясно, что это не шутка. До сих пор видны раз-

битые ими в щепы желоба и плинтусы церкви

Сен-Рок. Странно: прежде, во времена

Брольи, шесть лет назад, такими залпами

картечи грозили, но не могли исполнить угро-

зу, да это и не помогло бы тогда. Только

теперь настало для этого время и явился нуж-

ный человек. Вот он пришел к вам, и явле-

ние, которое мы обозначаем словами «Фран-

цузская революция», развеяно им в прах и

стало делом прошлого!

Глава восьмая

FINIS

Эпос Гомера, как замечено, подобен барель-

ефу скульптуры: он не имеет заключения, а

просто обрывается. Таков на самом деле и

эпос самой всеобщей истории. Во Франции

директория, консульство, империя, реставра-

ция, буржуазное королевство чередуются

одно за другим, вытекают одно из другого.

Однако прародительница их всех, можно ска-

зать, рассеялась в воздух тем путем, который

мы описали. Восстание Бабёфа в следующем

году умрет при рождении, задушенное солда-

тами. Сенат, если он получит роялистский

оттенок, может быть очищен солдатами, и

18-го фрюктидора он уступает при одном

появлении штыков

. Мало того, солдатские

штыки могут быть применены к сенату à

posteriori, могут заставить его прыгать в

окно, даже без кровопролития, и вызвать 18-е

брюмера

. Нужные перемены должны прои-

зойти, но они подготовляются интригами,

кознями, а затем и правильными приказами,

почти как обыкновенные перемены мини-

стерства. Не благодаря священному праву

восстания вообще, а все более и более мяг-

кими способами будут отныне совершаться

события французской истории.

Признано, что эта директория, обладав-

шая вначале только тремя вещами: «старым

столом, листом бумаги и банкой чернил», без

всяких признаков денег или денежных сде-

лок

совершила чудеса. Франция, пребывав-

шая в мире со времени царства террора, стала

новой Францией, очнувшейся, подобно вели-

кану, от оцепенения, и продолжала свою вну-

треннюю жизнь, непрерывно развиваясь. Что

касается внешнего образа и форм жизни, то

что же мы можем еще сказать, кроме того,

что от питания получается сила, а от безрас-

судства не может получиться мудрости?

Обманчивое сожжено; мало того, — что

также является особенностью Франции —

самые названия обманчивого уничтожены.

Новые реальности еще не явились. Ах, нет,

ВАНДЕМЬЕР

547

пока имеются только призраки, бумажные

образцы, соблазнительные прототипы их! Во

Франции теперь четыре миллиона земельных

держаний; известный мрачный прообраз

аграрного закона как бы осуществлен. Еще

более странно то, что все французы имеют

«право дуэли»: извозчик может вызвать на

дуэль пэра, если тот нанесет ему оскорбле-

ние; таков закон общественного мнения.

Равенство по крайней мере в смерти! Форма

правления — мещанский король, в которого

не раз уже стреляли, но еще не попали.

Итак, в общем, не исполнилось ли то, что

было предсказано, ex postfactum правда,

архишарлатаном Калиостро или каким-

нибудь другим? Он, дивясь на все происходя-

щее, в экстатическом прозрении сказал

«Xа; что это? Ангелы, Уриель, Анахиель и

вы, другие, пятеро; пятиугольник омоложе-

ния, сила, уничтожающая первородный грех;

земля, небо и ты, внешняя темница, которую

люди называют адом! Не царство ли обмана

колеблется, вспыхивает там в сверкающем

блеске, рассыпая лучи света из своего тем-

ного лона; как оно корчится, не в родовых, а

в смертных муках! Да, лучи света, пронизыва-

ющие, яркие, приветствующие небо, — вот

они зажигают это царство лжи; их сияние ста-

новится ярким, словно адский огонь!

Обман в пламени, обман сгорел; одно

красное море огня, дико вздымающееся,

покрывает мир, своими огненными языками

лижет самые звезды. Троны низвергнуты в

него, и митры Дюбуа, и пребендные скамей-

ки, с которых капает жир, и — что вижу я? —

все кабриолеты на свете: все! все! Горе мне!

Никогда со времени колесниц фараона в

Красном море не было еще подобного этому

уничтожения повозок в море огня. Уничто-

женные, как пепел, как газы, будут они

носиться по ветру.

Все выше и выше разгорается огненное

море, треща свежими, вывороченными

деревьями, обжигая глаза и кожу. Металли-

ческие образа расплавились; мраморные

изображения превратились в известку; камен-

ные горы угрюмо разверзаются. Благопри-

стойность со всеми кабриолетами, зажжен-

ными для погребального костра, рыдая, поки-

дает землю, не с тем, чтобы возвратиться

невредимой при новом Аватаре. Горит обман

в продолжение поколений; сгорел он, уничто-

жен на время. Мир черен, как зола; когда, о

когда он зазеленеет? Все образа превращены

в бесформенную коринфскую медь; все

жилища людей уничтожены; самые горы

обнажены и расщеплены; долины мрачны и

мертвы: это пустой мир! Горе тем, кто будет

рожден тогда! Король, королева (о горе!)

были ввергнуты туда, зашелестели и с трес-

ком взлетели вверх, подобно свертку бумаги.

Искариот-Эгалите также был ввергнут; и ты,

жестокий Делонэ со своей жестокой Бастили-

ей; целые семьи с их близкими; пять миллио-

нов истребляющих друг друга людей. И это

потому, что настал конец царства обмана (ко-

торый есть мрак и густой дым). И сжигаются

неугасимым огнем все кабриолеты на свете».

Разве не исполнилось и не исполняется это

пророчество? — спрашиваем мы.

Теперь, читатель, пришло время нам рас-

статься. Утомительным было наше совмест-

ное путешествие, и не без неприятностей, но

оно закончено. Для меня ты был как бы

любимой тенью, бестелесным или еще не

воплощенным духом брата. А я для тебя был

только голосом. И однако, наши взаимные

отношения были в некотором роде священ-

ны, верь мне! Ибо каким бы пустым звуком

ни сделалось все священное, но, когда голос

человека говорит с человеком, разве он для

тебя не живой источник, из которого исте-

кает и будет истекать все священное? Чело-

век по природе своей может быть определен

как «воплощенное слово». Не делает мне

чести, если я сказал тебе какую-нибудь ложь;

но и тебе следовало понимать меня верно.

Прощай.

Примечания

БАСТИЛИЯ

Книга I

Arbégé Chronologique de l'Histoire de France. P..

1775. P. 701.

Mémoires de M. le Baron Besenval (далее: Be-

senval). P., 1805. T. I—III. P. 59-90.

Young A. Travels during the Years 1787-88-89.

Bury St. Edmunds, 1792. T. I. P. 44.

La Vie et les Mémoires du Général Dumouriez.

P., 1822. T. I. P. 141.

Besenval. T. II. P. 21.

Dulaure. Histoires de Paris. P., 1824. T. VII.

P. 328.

Mémoires sur la Vie privée de Marie-Antoi-

nette, par Madame Campan (далее: Campan). P.,

1826. T. I. P. 12.

Histoire de la Revolution Française par Deux

Amis de la Liberté (далее: Deux Amis de la Liberté).

P., 1792. T. II. P. 212.

Lacretelle. Histoire de France pendant le XVIIIe

siècle. P., 1819. T. I. P. 271.

Dulaure. Op. cit. T. VII. P. 261.

Lacretelle. Op. cit. T. III. P. 175.

Chesterfield's Letters. 1753. 25. XII.

Dulaure. Op. cit. T. VIII. P. 217; Besenval.

Campan. T. I, II P. 36.

Besenval. T. I. P. 199.

Campan. T. III. P. 39.

Journal de Madame de Hausset. P. 293.

Campan. T. I. P. 197.

Gregorius Turonensis. Histor. lib. IV. cap.

21.

Besenval. T. I. P. 159-172. Genlis; Duc de Levis

etc.

Weber. Mémoires concernant Marie-Antoinet-

te. L., 1809. T. I. P. 22.

Книга II

Письмо Тюрго от 24 августа 1774 г. Condorcet, Vie

de Turgot (Oeuvres de Condorcet. T. V). P. 67.

Campan. T. I. P. 125.

Ibid. P. 100-151; Weber. Op. cit. T. I. P. 11-50.

Besenval. T. II. P. 282-330.

Mercier. Nouveau Paris. T. III. P. 147.

A. D. 1834.

Lacretelle. Op. cit. T. II. P. 455. Biographie Uni-

verselle. § Turgot (par Durozior).

Mémoires de Mirabeau, écrits par lui-même, par

son Père, son Oncle et son Fils Adoptif (1834-1835)

(далее: Fils Adoptif). T. II. P. 186.

Boissy d'Anglas. Vie de Malesherbes. T. I.

P. 15-22.

Oeuvres de Beaumarchais, где они приведены

и рассказана история.

Annual Register (Dodsley's). 1782. IX-X. Vol.

XXV. P. 258-267.

Mercier. Tableau de Paris. T. II. P. 51; Louvet.

Roman de Faublas.

Аделунг. История человеческой глупости.

§ Додд.

Dulaure. Op. cit. T. VIII. P. 423.

Lacretelle. Op. cit. T. III. P. 258.

Fils Adoptif. T. IV. Pt 3. P. 25; Carlyle's Bio-

graphical Essays, § Diamond Necklace. § Count Ca-

gliostro.

Книга III

Besenval. T. III. P. 255-258.

Ibid. P. 216.

Fils Adoptif. T. IV. Pt 4. P. 5.

Biographie universelle. § Calonne (by Guizot).

Lacretelle. Op. cit. T. III. P. 286; Montgaillard.

Histoire de France. T. I. P. 347.

Dumont. Souvenirs sur Mirabeau. P., 1832.

P. 20.

Besenval. T. III. P. 196.

Ibid. P. 203.

Перепечатано в: Musée de la Caricature. P.,

1834.

Besenval. T. III. P. 209.

Ibid. P. 211.

Ibid. P. 224.

ПРИМЕЧАНИЯ

549

Montgaillard. Op. cit. T. 1. P. 410-417.

Besenval. T. III. P. 220.

Montgaillard. Op. cit. T. I. P. 360.

Dumont. Op. cit. P. 21.

Toulongeon. Histoire de France depuis la Révo-

lution de 1789. P., 1803. T. I. App. 4.

Lameth A. Histoire de l'Assemblée Constituan-

te (Intr. 73).

Abrégé Chronologique... P. 975.

Biographie universelle. § Lally.

Montgaillard. Op. cit. P. 369; Besenval.

Montgaillard. Op. cit. T. I. P. 373.

Fils Adoptif. T. IV. Pt 1. P. 5.

Montgaillard. Op. cit. T. I. P. 374; Besenval.

T. III. P. 283.

Dulaure. Op. cit. T. VI. P. 306.

Besenval. T. III. P. 309.

Weber. Op. cit. P. 266.

Besenval. T. III. P. 264.

Mémoires justificatifs de la Comtesse de Lamet-

te. L., 1788. Vie de Jeanne de St. Remi, Comtesse de

Lamotte.

Lacretelle. Op. cit. T. III. P. 343; Montgaillard.

Op. cit. T. I.

Besenval. T. III. P. 317.

Montgaillard. Op. cit. T. I. P. 405.

Weber. Op. cit. T. I. P. 276.

Ibid. P. 283.

Besenval. T. III. P. 355.

Montgaillard. Op. cit. P. 404.

Weber. Op. cit. T. I. P. 299-303.

A. F. de Bertrand-Moleville. Mémoires particu-

liers (далее: Bertrand-Moleville). P., 1816. T. I. Ch. 1;

Marmontel. Mémoires. L., 1805. Vol. IV. P. 27.

Montgaillard. Op. cit. T. I. P. 308.

Besenval. T. III. P. 348.

La Cour plénière, héroi-tragicomédie en trois

actes et en prose; jouée le 14 Juillet 1788, par une so-

ciété d'amateurs dans un Château aux environs de Ver-

sailles, par M. l'Abbé de Vermond, Lecteur de la Rei-

ne: A Bâville (Lamoignon's Country-house) et se trou-

ve à Paris, chez la veuve Liberté, à l'enseigne de la Ré-

volution, 1788. — La passion, la Mort et la Résurrec-

tion du peuple. Imprimé à Jerusalem; Montgaillard.

Op. cit. T. I. P. 407.

Weber. Op. cit. T. I. P. 275.

Lameth A. Op. cit. P. 87.

Montgaillard. Op. cit. T. I. P. 424.

Mémoires de Morellet.

Marmontel. Op. cit. T. IV. P. 30.

Campan. T. III. P. 104, 111.

Besenval. T. III. P. 360.

Weber. Op. cit. T. I. P. 339.

Ibid. P. 341.

Besenval. T. III. P. 366.

Weber. Op. cit. T. I. P. 342.

Histoire Parlementaire de la Révolution Fran-

çaise; ou Journal des Assemblées Nationales depuis

1789. P., 1833. T. I. P. 253; Lameth A. Op. cit. P. 89.

Histoire de la Révolution // Deux Amis de la Li-

berté. T. I. P. 50.

Ibid. P. 58.

Книга IV

Montgaillard. Op. cit. T. I. P. 461.

Weber. Op. cit. T. I. P. 347.

Mémoire sur les Etats-Généraux.

Délibérations à prendre pour les Assemblées des

Bailliages.

Mémoire présenté au Roi, par Monseigneur

Comte d'Artois, M. le Prince de Condé. M. le Duc de

Bourbon, M. le Duc d'Enghien, et M. le Prince de

Conti // Histoire Parlementaire. T. I. P. 256.

Marmontel. Op. cit. T. IV. P. 33; Histoire Parle-

mentaire.

Rapport fait au Roi dans son Conseil, le 27 Dé-

cembre 1788.

Règlement du Roi // Histoire Parlementaire.

T. I. P. 267-307.

Bailly. Mémoires (Collection de Bereille et Bar-

rière). T. I. P. 336.

Histoire Parlementaire. T. I. P. 287; Deux de la

liberté. T. I. P. 105-128.

Fils Adoptif. T. V. P. 256.

Deux Amis de la Liberté. T. I. P. 141.

Lacretelle. Op. cit. T. II. P. 155.

Besenval. T. III. P. 385-388.

Evénements, qui se sont passés sous mes yeux

pendant la Révolution Française, par A. H. Dampmar-

tin. В., 1799. T. I. P. 25-27.

Besenval. T. III. P. 389.

De Staël. Considérations sur la Révolution

Française. L., 1818. T. I. P. 114-191.

Founders of the French République. L., 1798. §

Valadi.

De Staël. Considérations... T. II. P. 142; Mé-

moires de Barbaroux. P., 1822.

Histoire Parlementaire. T. I. P. 335.

Actes des Apôtres; Almanach du Père Gérard.

Moniteur. 1789. I. XII (Histoire Parlementai-

re).

Dumont. Op. cit. P. 64.

A. D. 1834.

Histoire Parlementaire. T. I. P. 322-27.

Mercier. Nouveau Paris.

Histoire Parlementaire. T. I. P. 356; Mercier.

Nouveau Paris.

Книга V

Reported Debates of 6th May to 1st June 1789 // Hi-

stoire Parlementaire. T. I. P. 379-422.

Moniteur (Histoire Parlementaire. T. I. P. 405).

550

ПРИМЕЧАНИЯ

Histoire Parlementaire. T. I. P. 429.

Young A. Op. cit. T. I. P. 104.

Bailly. Op. cit. T. I. P. 114.

Histoire Parlementaire. T. I. P. 413.

Compte rendu des débats du 1er au 17 juin 1789

// Histoire Parlementaire. T. I. P. 422-478.

Bailly. Op. cit. T. I. P. 185-206.

Young A. Op. cit. T. I. P. 115-118; Lameth A.

Op. cit.

Dumont. Op. cit. P. 4.

Histoire Parlementaire. T. I. P. 13.

Moniteur (Histoire Parlementaire. T. II. P. 22).

Montgaillard. Op. cit. T. II. P. 38.

Histoire Parlementaire. T. II. P. 26.

Bailly. Op. cit. T. I. P. 217.

Histoire Parlementaire. T. II. P. 23.

Montgaillard. Op. cit. T. II. P. 47.

Young A. Op. cit. T. I. P. 119.

Lameth A. Op. cit. T. I. P. 41.

Besenval. T. III. P. 398.

Mercier. Tableau de Paris. T. VI. P. 22.

Histoire Parlementaire.

Dictionnaire des Hommes Marquans. L.; P.,

1800. T. II. P. 193.

Besenval. T. II. P. 394-396.

Histoire Parlementaire. T. II. P. 32.

Dusaulx. Prise de la Bastille. Collection des

Mémoires par Berville et Barrière. P., 1821. P. 269.

Avis au peuple, ou les Ministres dévoilés, 1st

July 1789 (Histoire Parlementaire. T. II. P. 37).

Besenval. T. III. P. 411.

Histoire Parlementaire. T. II. P. 81.

Ibidem.

Weber. Op. cit. T. II. P. 75-91.

Histoire Parlementaire. T. II. P. 96.

Dusaulx. Op. cit. P. 290.

Lameth A. Ferneres.

Deux Amis de la Liberté. T. I. P. 312.

Fils Adoptif. T. VI. Pt 1. P. 1.

Besenval. T. III. P. 414.

Tableaux de la Révolution, Prise de la Bastille.

Deux Amis de la Liberté. T. I. P. 302.

Besenval. T. III. P. 416.

Fauchet's Narrative // Deux Amis de la Liberté.

T. I. P. 324.

Deux Amis de la Liberté. T. I. P. 319; Dusaulx.

Op. cit.

Deux Amis de la Liberté. T. I. P. 267-306; Be-

senval. T. III. P. 410-434; Dusaulx. Op. cit. P. 291-301;

Bailly. Op. cit. T. I. P. 322.

Помечено: à la Bastille 7 octobre 1752; подпи-

сано: Quéret — Démery. Bastille Dévoilée; (Linguet)

Mémoires sur la Bastille. P., 1821. P. 199.

Dusaulx. Op. cit.

Biographie Universelle. Moreau Saint-Méry.

Weber. Op. cit. T. II. P. 126.

Campan. T. II. P. 46-64.

Toulougeon. Op. cit. T. I. P. 95; Weber. Op.

cit.

Histoire Parlementaire. T. II. P. 146-149.

Deux Amis de la Liberté. T. II. P. 60-66.

Dumont. Op. cit. P. 305.

Dulaure. Op. cit. T. VIII. P. 434.

Moniteur. Séance du Samedi 18 juillet 1789 //

Histoire Parlementaire. T. II P. 137.

Dusaulx. Op. cit. P. 447.

Книга VI

Young A. Op. cit. T. I. P. III.

Biographie Universelle. § D'Espréménil (Beau-

lieu).

Dictionnaire des Hommes Marquans. T. II. P.

519.

Moniteur. N 67 (Histoire Parlementaire).

Dumont. Op. cit. P. 255.

Ibid. P. 159-167; Young A. Op. cit.

Besenval. T. III. P. 419.

Young A. T. I. P. 165.

A. D. 1835.

Montgaillard. Op. cit. T. II. P. 108.

Young A. Op. cit. T. I. P. 129.

Ibid. P. 137, 150.

Ibid. P. 134.

Histoire Parlementaire. T. II. P. 243-246.

Young A. Op. cit. T. I. P. 149.

Ibid. P. 12, 48, 84.

Histoire Parlementaire. T. II. P. 161.

Young A. Op. cit. T. I. P. 141; Dampmartin.

Evénements qui se sont passés sous mes yeux. T. I. P.

105-127.

Biographie Universelle. § Necker (Lally-Tollen-

dal).

Письма Гиббона.

Young A. Op. cit. T. I. P. 176.

Histoire Parlementaire. T. III. P. 20; Mercier.

Nouveau Paris.

Bailly. Op. cit. T. II. P. 137-409.

Histoire Parlementaire. T. II. P. 421.

Ibid. P. 359, 417, 423.

Книга VII

Histoire Parlementaire. T. II. P. 427.

Dumont. Op. cit. P. 156.

Révolutions de Paris Newspaper // Histoire Par-

lementaire. T. II. P. 357.

Brouillon de Lettre de M. d'Estaing à la Rei-

ne // Histoire Parlementaire. T. III. P. 24.

Moniteur (Histoire Parlementaire. T. III. P. 59);

Deux Amis de la Liberté. T. III. P. 128-141; Campan.

T. II. P. 70-85.

Газета Камиля Демулена — Révolutions de

Paris et de Brabant (Histoire Parlementaire. T. III. P.