Карлейль Т. История Французской революции

Подождите немного. Документ загружается.

СМЕРТЬ ЛЮДОВИКА XV 11

остановке сооружают крытую галерею

между ее покоями и покоями короля. Разуме-

ется, едет также поварня и бесчисленная

челядь, едет также актерская труппа со всем

своим реквизитом, с барабанами, скрипками

и с личной поклажей актеров. Актеры, коне-

чно, едут в потрепанных экипажах или кры-

тых двуколках. Все это шумит, гремит и, рас-

тянувшись на целую милю по дороге, едет,

чтобы завоевать Фландрию. Не правда ли,

изумительное зрелище! И такого рода зре-

лища все еще нередки. Хотя какому-нибудь

нелюдимому философу все это и могло бы

показаться довольно странным, но уж никак

не необычным или из ряда вон выходящим.

И все-таки наш с вами мир постоянно

меняется, равно как меняется и человек,

пожалуй, самое пластичное из живых

существ. Меняется в этом непостижимом и

необъятном мире! Вот это-то непостижимое

нечто, что не есть мы, чем мы пользуемся как

рабочим инструментом, посреди чего мы

живем и, что самое потрясающее, модели

чего мы создаем своим каким-то чудом рабо-

тающим сознанием, именно это мы и назы-

ваем миром. И если уж горы и реки, как учит

нас метафизика, всего лишь наши ощущения,

то что тогда говорить о явлениях нашей

духовной жизни, о том, что мы называем

достойным, авторитетным, греховным, свя-

щенным! Причем явления нашего духовного

мира в отличие от наших ощущений обяза-

тельно подвержены изменениям — они рас-

тут, они меняются. Ведь создает же темноко-

жий африканец из палочек, тряпья (быть

может, привезенного когда-то в Африку с

Монмут-стрит) и всего, что под руку попадет-

ся, идола, которого он называет Мамбо-

Юмбо и которому он отныне молится, устре-

мив на него взор, полный почитания и наде-

жды на лучшее. Белый европеец, видя это,

презрительно усмехается, разумеется не поду-

мав о том, что у себя дома он делает почти то

же самое, пожалуй, несколько умнее.

Скажем прямо, именно так все и было

тридцать лет назад, во времена военных опе-

раций во Фландрии. Но теперь все обстоит

совершенно иначе. Увы, теперь болен не

только несчастный Людовик, французский

король, теперь больно все Французское коро-

левство, в котором многое поизорвалось и

поизносилось, в котором вот-вот рухнут и

подпорки. Да и мир вокруг тоже изменился:

то, что выглядело сильным и крепким, поста-

рело и обветшало; появилось много такого,

чего вообще не было! Неужели слабеющий

слух Людовика, короля милостью божией, не

различает этих глухих, но знаменательных

звуков, доносящихся из-за океана? Посмотри-

те, в Бостонской гавани * вода почернела от

брошенной в нее заварки, в Пенсильвании

заседает конгресс, и всего год остается до

того момента, как под Бэнкерс-Хиллом

ружейные залпы, звездно-полосатый флаг и

звуки «Янки-дудль» возвестят о рождении

демократии, которая, подобно смерчу, охва-

тит мир!

Умирают короли и королевства — всему

приходит свой срок, ибо всё ведь только «вре-

менный фантом, пусть даже реально суще-

ствующий»! Вот на парижских улицах появи-

лись запряженные волами повозки длинново-

лосых меровингских королей, медленно про-

ехали по ним — и их навсегда поглотила веч-

ность. Вот и Карл Великий ** спит в

Зальцбурге, сжимая свой жезл, и никто не

верит словам легенды, будто он встанет из

гроба. Карл Мартелл ***, Пипин Корот-

* Имеется в виду освободительная война 13 анг-

лийских колоний в Северной Америке (1775—1783),

которая привела к созданию независимого государ-

ства — Соединенных Штатов Америки. Бэн-

керс-Хилл — место одного из первых сражений

в ходе войны за независимость США (17 июня

1775 г.). Янки-дудль — популярная американская пе-

сенка эпохи войны за независимость.

** Карл Великий (ок. 742—814) — франкский

король с 768 г.; с 800 г. император из династии

Каролингов.

*** Карл Мартелл (ок. 688—741) — фактический

правитель Франкского государства (с 715 г.) при

последних Меровингах, майордом из рода Каролин-

гов.

12 БАСТИЛИЯ

кий *, где вы теперь, куда подевался ваш гроз-

ный взгляд, ваш голос, привыкший повеле-

вать? Рольф Грабитель и его косматые нор-

манны, корабли которых бороздили Сену,

уплыли куда-то далеко-далеко. Волосам

Пеньковой головы (Tête d'étoupes) не нужен

больше гребень, Крушитель железа (Taille-

fer) не разорвет даже паутинки, не слышны

больше ужасные, охрипшие от грубой брани

голоса Фредегонды и Брунгильды ** — они

уснули навеки, замерла бившая ключом

жизнь. С черной Нельской башни *** уже не

бросают в воды Сены глухой ночью мешок с

телом поклонника, потому что графине

Нельской не нужны больше ухаживания, ей

не нужно больше бояться скандала — гра-

финю Нельскую саму поглотила ночь. Все

они ушли и, хотя сильно шумели при жизни,

тихо лежат теперь в земле и не слышат, как

новые поколения, шумя и гремя, проходят

над ними.

Неужели ничего не остается? Конечно,

нет! Взгляните хотя бы на эти мощные камен-

ные стены. Грязный пограничный город (Lu-

tetia Parisiorum или Barisiorum) покрылся

мостовыми и широко раскинулся на обоих

берегах Сены, заняв даже острова. Он назы-

вается теперь Парижем и иногда хвастливо

именует себя новыми Афинами или даже сто-

лицей мира. Высокие древние башни мрачно

* Пипин Короткий (714—768) — франкский король

с 751 г., основатель династии Каролингов.

** Фредегонда (543—597) — жена Хильперика I,

короля Нейстрии (Франкония). Известна своей

борьбой с Брунгильдой (год рождения неизвестен

— 613), франконской королевой, фактически пра-

вившей одним из франкских королевств —

Австразией — после смерти своего сына Хильде-

берга II. Эта борьба ознаменовалась многими зло-

действами с обеих сторон.

*** Нельская башня — одна из сторожевых башен

в Париже, сооруженная в XII в. Находилась на

левом берегу Сены, напротив Лувра. Здесь нередко

происходили дуэли. История Нельской башни свя-

зана с именем жены французского короля Людо-

вика X Маргариты Бургундской. Обвиненная в

любовной связи с капитаном Буриданом, Марга-

рита была задушена по приказанию короля.

хмурятся, глядя на вас из глубины тысячеле-

тий. Воздвигнуты на вере (от нее, быть

может, осталась лишь память) соборы, двор-

цы, ну и конечно же закон и государство.

Видите, как все время поднимается к небу не

то дым, не то пар, точно от дыхания живого

существа, слышите, как тысячи молотков

стучат по наковальням? Но самый чудодей-

ственный труд совершается бесшумно — то

работа не рук, а мысли. Хитроумные и искус-

ные труженики всех профессий покорили и

заставили служить себе все четыре стихии —

ветер, например, послушно передвигает мор-

ские колесницы; звезды используются теперь

в качестве морского хронометра; в Королев-

ской библиотеке хранятся написанные ими

книги, и среди них — древняя книга иудеев. И

все это сделано руками людей, этих удиви-

тельных существ, существует только благо-

даря их искусству! Вот почему прошлое,

каким бы оно ни было горьким и ужасным, не

проходит бесследно.

Все-таки, посмотрев внимательно на все

человеческие успехи и достижения, невольно

отметишь благородство созданных челове-

ком символов божества или символов того же

рода. Именно благодаря этим символам чело-

век выходит победителем в жизненной борь-

бе, именно эти символы мы и назовем его осу-

ществленными идеалами. Из них мы рассмо-

трим только два: церковь, или духовное руко-

водство, и институт королевской власти, т. е.

его земное руководство. Церковь! Сколько

заключено в этом слове такого самого доро-

гого, что гораздо дороже Голконды *, доро-

же всех сокровищ мира! Стоит где-нибудь

далеко-далеко в горах маленькая церквушка,

а вокруг нее покоятся под белыми плитами

мертвые, и ждут они своего «блаженного вос-

кресения». О читатель! Никогда я не поверю,

будто ты настолько туп, что ни разу за свою

жизнь (ну хоть в глухую полночь, когда все

* Голконда — государство в Индии, на Декане, в

XVI—XVII вв. Славилось ткацким и другими

ремеслами и добычей алмазов.

СМЕРТЬ ЛЮДОВИКА XV

сущее погружено во мрак и когда увидишь

вдруг в своем воображении такую вот церк-

вушку) ты не обращался к ней и не получил

от нее ответа, который нельзя выразить сло-

вами, который проникает в тайное тайных

души твоей. Какую же силу дает она челове-

ку, когда он опирается на нее! Не боится он

тогда ни беспредельности, ни потока вечно-

сти; мужественно глядит он в глаза богу и

людям, и неведомая, бескрайняя Вселенная

становится знакомым городом или домом, в

котором он живет. Вот какую силу дает Вера,

вот как много заключено в одном искренне

сказанном слове: Верую. И неудивительно,

что люди прославляли свою Веру, воздвигали

в честь нее величественные храмы, создавали

глубоко чтимые иерархии и отдавали ей деся-

тую часть своего имущества. Ради нее стоило

жить, за нее можно было умереть.

Отнюдь не тривиальным был и тот

момент, когда дикари, потрясая оружием,

подняли над собой человека, сидящего на сде-

ланном из щитов троне, и под звон оружия и

стук сердец торжественно поклялись: «Будь

же отныне сильнейшим среди нас!» Этот акт

выбора сильнейшего (как бы его ни называ-

ли: король, Kön-ning, Can-ning, т. е. человек,

который может) был глубоко символичен,

велико было его значение для судеб всего

мира. Это был символ руководства, которому

можно довериться и с любовью повиноваться.

Собственно говоря, это была самая первая

потребность человека, хотя, быть может, он

этого и не сознавал. Весьма возможно, что

символ стали называть священным, по-

скольку нерушимая святость ведь и состоит

в глубоком уважении к тому, что лучше нас.

В свою очередь акт выбора сильнейшего

повлек за собой так называемое божествен-

ное право; разумеется, тут многое зависело

от самого сильного (не важно, избранного

или нет), от его личных качеств. И вот в

обстановке смут и неслыханных беспорядков

(именно так все новое и появляется) возникла

и росла королевская власть. Поддерживаемая

верными людьми, действуя где силой, а где

убеждением, так, как подсказывала жизнь,

она стала наконец фактом мирового значе-

ния, одним из главных факторов современно-

сти. Потому-то так характерен ответ Людо-

вика XIV * подавшему жалобу чиновнику:

«L'État c'est moi» (Государство? Я и есть госу-

дарство) **, после которого ничего не остава-

лось, как потупить взор и замолчать. То слу-

чай, то явная преднамеренность — вспомним

хотя бы королей вроде Людовика XI ***,

носившего на шляпе отлитую из свинца

фигурку богородицы и спокойно смотрев-

шего на распятых на колесе, замурованных

заживо; вспомним людей, поедавших от

голода друг друга; вспомним и таких королей,

как Генрих IV ****, обещавших, что наступит

счастливая и зажиточная жизнь, «когда

каждый крестьянин будет есть суп из кури-

цы», — вообще все, что так богато произрас-

тает на этой богатейшей почве (на почве

добра и зла, конечно), все вносило свою леп-

ту, помогало развитию и усилению королев-

ской власти. Но вот что самое потрясающее!

Не правда ли, когда мы видим, как катится и

растет эта огромная масса зла, нам невольно

приходит мысль, что где-то внутри этой мас-

сы, запертая в ней, как в темнице, обяза-

тельно есть крупица добра, стремящаяся вы-

свободиться и победить.

Как такого рода идеалы осуществляются,

как они каким-то чудесным образом появля-

ются в этом вечно флюктуирующем хаосе

действительности — в том-то и состоит миро-

вая история, этому она и учит нас, если она

вообще чему-нибудь учит. Посмотрите, как,

возникнув, эти идеалы начинают бурно раз-

виваться, достигнув зрелости, распускаются

пышным цветом и (пора цветения кратка)

* Людовик XIV Солнце (1638—1715) — француз-

ский король с 1643 г.

** Перевод Карлейля французской цитаты.

*** Людовик XI Валуа (1423—1483) — француз-

ский король с 1461 г.

**** Генрих IV Великий (1553—1610) — француз-

ский король с 1589 г., первый король из династии

Бурбонов.

14 БАСТИЛИЯ

быстро приходят в упадок — сохнут, увядают

и превращаются в прах! Так приходится

целый век ждать, когда кактус распустится и,

покрасовавшись всего несколько часов, опа-

дет. Точно так же с того дня, когда волосатый

Хлодвиг * на глазах всего своего войска,

собравшегося на Марсовых полях, размахнув-

шись, рассек секирой голову другому волоса-

тому франку, злорадно прибавив: «Вот так

ты разбил священный сосуд (св. Реми и мой) в

Суассоне», до дней Людовика Великого **,

заявившего: «L'État c'est moi», прошло

тысяча двести лет, и вот в лице следующего

за ним Людовика умирает не просто чело-

век — умирает нечто гораздо большее! Точно

так же в нашей английской истории эпоха

феодализма и католицизма (они были то

союзники, то враги) подготовила эпоху Шекс-

пира, после которой пышный цветок католи-

цизма увял.

Но как нам быть с эпохами упадка, когда

пора развития и цветения миновала и место

исчезнувших преданности и веры заняла лжи-

вая фразеология, когда торжества сменили

пышные спектакли, а принцип доверия к вла-

сти превратился в тупое равнодушие или же

макиавеллизм? Увы! Такие эпохи не пред-

ставляют для мировой истории интереса, в

анналах человечества записи о них будут все

короче и короче, пока не будут вычеркнуты

совсем, как лживые и ненужные. Какое же

несчастье родиться в такую эпоху! Родиться

только для того, чтобы на собственном при-

мере узнать, что миром правит не Бог, а ложь

и Сатана и что на верху общественной лест-

ницы сидит Верховный Шарлатан! Вы только

представьте себе, как безотрадно-мрачно

мировоззрение нескольких (двух, иногда

трех) живущих в такую эпоху поколений, с их

точки зрения живущих, на самом же деле в

сущности уничтожающих себя и при этом соз-

нающих, что второй жизни для них не будет.

Вот в такую-то эпоху и родился наш бед-

ный Людовик. Надо сказать, что если уж

Французскому королевству (по самой при-

роде вещей) недолго оставалось жить, то наш

Людовик был именно тем человеком, кото-

рый мог только ускорить естественный ход

событий. Когда он родился, пора расцвета

королевской власти во Франции, подобно

кактусу, была в самом разгаре. Например, в

дни Меца еще ни один лепесток не упал из

цветка, хотя, конечно, регентство герцога

Орлеанского * и развратные министры и кар-

диналы много способствовали его увяданию,

но вот к 1774 году все лепестки уже опали, и

цветок почти что засох.

Посмотрите, как ужасно, уверяю вас,

ужасно обстоит дело с теми самыми «осу-

ществленными идеалами», причем всеми до

единого! Церковь, которая семьсот лет тому

назад была на вершине своего могущества и

могла позволить себе, чтобы сам император

три дня простоял на снегу босиком в одной

рубашке, каясь и вымаливая себе прощение,

вот уже несколько веков чувствует себя

неважно и вынуждена, забыв прежние планы

и распри, объединиться с более молодым и

сильным организмом — королевской вла-

стью, надеясь тем самым задержать процесс

старения, — теперь они поддерживают друг

друга и если падут, то падут вместе. Увы, но

и несвязное, свидетельствующее о старчес-

ком маразме бормотание Сорбонны **, по-

прежнему занимающей свой старинный особ-

няк, никак нельзя принять за идеи, направля-

ющие сознание людей. Отнюдь не Сорбонна,

* Герцог Орлеанский — титул младшей ветви коро-

левского дома Валуа — Бурбонов. Эпоха регент-

ства — время правления Филиппа Орлеанского,

который с 1715 по 1723 г. был регентом при несо-

вершеннолетнем Людовике XV.

** Здесь — теологический факультет Парижского

университета. Сорбонна — первоначально бого-

словская школа, основанная в 1253 г. Робером де

Сорбонной. В 1808 г. указом Наполеона I была

слита с университетом, которому и передала свое

имя.

* Хлодвиг (ок. 466—541) — король салических

франков с 481 г., из рода Меровингов. Объединил

почти всю Галлию под властью франков, в 496 г.

принял христианство.

** Т. е. Людовика XIV.

СМЕРТЬ ЛЮДОВИКА XV

а Энциклопедия *, философия, бесчислен-

ное (никто не знает, сколько их) множест-

во готовых на все писателей, антирелиги-

озных куплетистов, романистов, актеров,

спорщиков и памфлетистов приняли на се-

бя духовное руководство обществом. Что

же касается практического управления об-

ществом, то его больше нет, точнее, оно

перешло в руки довольно пестрой группы лю-

дей. Кто же те люди, с помощью которых

король (человек, который может, именуе-

мый также roi, rex, т. е. руководитель) управ-

ляет? Да это те, с кем он выезжает на охо-

ту, его доезжачие. Ведь говорят же, когда

нет охоты, то «Le Roi ne fera rien» (Его Вели-

чество сегодня ничего не делает)

. Медли-

тельно-лениво влачатся его дни, и жизнь про-

должается только потому, что никто не дога-

дался оборвать ее.

Дворянство, подобно своему повелителю,

не то чтобы управляет, скорее уклоняется от

управления и так же, как и он, служит, пожа-

луй, лишь декоративным целям. Давно это

было, когда дворяне резали друг друга или

даже покушались на жизнь своего короля.

Работники, получив защиту, ободряемые

королевской властью, выстроили несколько

сот лет назад обнесенные каменной стеной

города и усердно занимаются в них своими

ремеслами. Они не позволят больше какому-

нибудь барону-грабителю делать на них набе-

ги, теперь они просто вздернут его на висели-

цу. Да и не принято теперь, после Фронды **,

носить тяжелую боевую саблю — все при

дворе обходятся легкой рапирой. Превратив-

шись в льстивого прислужника, дворянин не

делит больше с королем награбленное с

помощью крови и насилия, довольствуясь

попрошайничеством или жульничеством. И

эти люди зовут себя опорой трона, да они

всего лишь позолоченные картонные кариа-

тиды в картонном здании! Кроме того, их

привилегии теперь сильно урезаны. Так,

например, депутат Лапуль требовал отмены

закона

, позволявшего сеньору при возвраще-

нии с охоты убить не более двух крепостных,

чтобы омыть их теплой кровью уставшие

ноги. Хотя трудно поверить в существование

такого закона, весьма очевидно, что он давно

не применяется. И не было за последние пять-

десят лет случая, чтобы новый Шаролуа про-

верял свое искусство стрельбы на кровельщи-

ках, смотря, как они падают после выстрела с

крыши

, — дворяне стреляют теперь только в

куропаток и другую дичь. Если же посмо-

треть попристальнее, окажется, что они

только тем и занимаются, только в том и пре-

успели, как бы хорошо поесть да приодеться.

Что же касается распутства и разврата, то тут

они превзошли самого Тиберия * или Ком-

мода **. И тем не менее кое-кто все еще

питает к ним чувство, которое хорошо выра-

зила супруга маршала: «Имейте в виду, сэр,

что даже Богу надо дважды подумать, прежде

чем проклясть человека нашего круга»

. Бес-

спорно, когда-то эти люди были необходимы

и полезны, иначе бы их просто не было.

Впрочем, одно необходимо и непременно тре-

буется от дворянина (заметим, что каждому

смертному необходима совесть) — он должен

быть готов принять вызов и драться на дуэли.

Вот каковы пастыри. Ну а что стадо?

Ясно, что дела его плохи и с каждым днем все

хуже и хуже. Пастыри о нем не заботятся, но

стричь, конечно, не забывают. Стадо обязано

трудиться, платить налоги, обязано участво-

вать в чуждых ему распрях, чтобы жирела

земля на полях сражений (так называемых

* Тиберий (42 г. до н. э. — 37 г. н. э.) — римский

император с 14 г.

** Коммод (161—192) — римский император со

180 г.

* Французские просветители, участвовавшие во

главе с Дени Дидро в создании Энциклопедии, или

Толкового словаря наук, искусств и ремесел, издан-

ной в 1751—1780 гг. Энциклопедия представляла

собой свод положительных знаний, освещенных с

точки зрения передовых для того времени взглядов.

** Фронда (франц. fronde — букв. праща) — обще-

ственное движение 1648—1653 гг. во Франции про-

тив абсолютизма, представленного правительством

Мазарини.

БАСТИЛИЯ

«ложах чести») от пролитой крови и мертвых

тел, обязано обеспечивать все общество изде-

лиями своего труда, а само пусть обходится

лишь самым необходимым, ну а лучше

всего — ничем. Жить в невежестве и голоде,

жить в самых нечеловеческих условиях — вот

удел миллионов людей, peuple taillable et cor-

véable à merci et miséricorde *.

В Бретани однажды стадо взбунтовалось,

думая, что появление башенных часов приве-

дет к повышению соляного налога. Париж

необходимо периодически чистить от навод-

няющих его бродячих орд — истощенные от

голода бродяги разбегаются от полиции кто

куда. «В мае 1750 года, — говорит Лакре-

тель, — полиция, проводя очередную чистку,

решила заодно забрать и детей некоторых

уважаемых лиц, надеясь получить за них

выкуп. На площади стали собираться возбу-

жденные толпы народа, слышались дикие

крики обезумевших матерей. Многие тогда

поверили отвратительной и нелепой басне,

будто доктора прописали одной важной особе

принимать ванны из детской крови, чтобы

восстановить собственную, испорченную раз-

вратом. Некоторые из нарушителей спокой-

ствия, — заканчивает Лакретель, — были

затем повешены». Полиция, естественно,

действовала, как и прежде

. О, несчастные,

нагие и нищие! Как бессловесное животное

кричит под пыткой, не так ли и вы вопиете к

небу, не умея даже выразить словами всю глу-

бину вашей боли и оскорбления. Неужели

ослепительно голубые небеса, этот мертвый

кристальный свод, ответят на ваш вопль

одним только эхом? Неужели ответ на этот

вопрос так прост: «...были затем повешены»?

Да нет же, так не может продолжаться вечно!

Вас услышали на небесах. Придет и ответ, а с

ним — ужас вечной тьмы и потрясения всего

нашего мира, близка чаша страданий, кото-

рую придется испить всем народам.

* Народ, платящий подати и работающий на бар-

щине по усмотрению и милости владельца (франц.). —

Примеч. авт.

И все-таки отметим, что в этой обста-

новке всеобщего распада и крушения появи-

лись новые силы, более подготовленные к

новому времени и его задачам. Кроме старого

дворянства, связанного с войной, теперь име-

ется также новое, всеми уважаемое дворян-

ство, связанное с законом и находящееся в

расцвете сил и энергии. Есть также люди тор-

говые, кошелек которых туго набит, но кото-

рые не являются дворянами. И есть наконец

далеко не всеми уважаемая литературная ари-

стократия, не имеющая ни шпаги, ни золота в

кармане, наделенная, однако, «великой, чудо-

творной способностью мыслить». Появилась

на свет французская философия. Если б вы

знали, как много заключено в этих двух сло-

вах! В самом деле, ими можно выразить глав-

ный симптом весьма распростра-

ненной болезни — долой веру, да здравствует

скептицизм! Зло растет и ширится, но у

людей нет веры, чтобы противостоять ему и

освободиться от него, начав с победы над ним

в самом себе. Скажите, чем руководствовать-

ся, что является несомненным, когда без-

делье и пустота — удел высших, нужда и

голод — низших, когда несомненно одно

только всеобщее отчаяние? А вот чем: нельзя

верить в ложь! Это ответ философии, другая

главная мысль которой — недопустима вера в

то, что называют духовным, сверхчувствен-

ным. Какое печальное заблуждение! Хотя

само по себе несогласие с ложью можно в

какой-то мере назвать верой, но что оста-

нется, когда ложь будет сметена? Останутся

пять требующих удовлетворения чувств,

останется также шестое, никогда не получа-

ющее удовлетворения чувство (чувство тще-

славия), т. е. останется демоническая, дикая

сама по себе природа человека, которая в сле-

пой, бешеной злобе вырвется наружу во всео-

ружии изобретений и средств нападения, пре-

доставленных цивилизацией, — невиданное

зрелище в истории.

Вот в такой, похожей на пороховую баш-

ню, к которой подбирается непогашенный

(теперь уже нечего и думать о том, чтобы

СМЕРТЬ ЛЮДОВИКА XV

погасить его) огонь, все застилающий клу-

бами дыма, вот в такой Франции лежит на

смертном одре король Людовик XV. Благо-

даря разным Помпадур и Дюбарри королев-

ский флаг с лилиями * постыдно повержен на

суше и на море; откупщики налогов, как ни

стараются, уже ничего не могут больше

выжать, и бедность не миновала даже коро-

левской казны; вот уже двадцать пять лет

тянется распря с парламентом — повсюду

нужда, бесчестье, неверие, и только одни

горячие, всезнающие головы знают, как

излечить больное государство. Да, это злове-

щий час.

Вот в каком свете увидел бы все современ-

ный историк, окажись он в спальне умира-

ющего Людовика, и вот чего не дано увидеть

находящимся там придворным. Вот что писал

в частном, отосланном по почте письме двад-

цать лет назад, на Рождество, лорд Честер-

филд **, подводя итоги всему, что он увидел

во Франции, и давайте обратим внимание на

эти слова: «Буду краток: все признаки, кото-

рые я когда-либо встречал в истории и кото-

рые обычно предшествуют государственному

перевороту и революции, существуют теперь

во Франции и умножаются с каждым днем»

Глава третья

VIATICUM ***

Вот какой главный вопрос занимает сейчас

правящие круги Франции: надо ли соборовать

(конечно, Людовика, не Францию)?

Вопрос, несомненно, глубокий. Если, до-

пустим, соборовать, то не поставить ли пред-

варительным условием исчезновение ведьмы

Дюбарри, причем без права на возвращение

даже в случае выздоровления Людовика?

* Лилии — геральдический цветок в гербе француз-

ских королей. Эмблема монархии.

** Филипп Дормер Стенхоп, граф Честерфилд (1694—

1773) — английский государственный деятель и писа-

тель.

*** Соборование (лат., церковн.).

Вместе с ней исчезнет и герцог д'Эгийон с

компанией, исчезнет дворец Армиды, и, как

уже было сказано, хаос поглотит их всех, и

ничего после них не останется, кроме запаха

серы. Но с другой стороны, что скажут сто-

ронники дофина* и Шуазеля? Что, наконец,

скажет сам коронованный страдалец, если он

будет отходить в твердом уме, без всяких

признаков бреда? Сейчас он, например,

целует руки Дюбарри (это мы видим из при-

хожей), но как дела пойдут дальше? Ведь

говорится же во врачебных бюллетенях, как

и положено выпускаемых регулярно, что бо-

лезнь «протекает в форме ветряной оспы» —

кстати, говорят, разумеется, шепотком, что

той же болезнью болеет и полногрудая дочь

привратника, — да и Людовик XV не такой

человек, чтобы умереть без причастия. Разве

не он любил беседовать по вопросам веры с

девицами, жившими в Оленьем парке (Parc-

aux-cerfs) **, молиться вместе с ними и за них,

чтобы каждая из них сохраняла... верность

святой церкви?

Не правда ли, звучит

довольно странно. Но ведь бывает же такое,

тем более с таким странным животным, как

человек.

В данный момент было бы неплохо, если

бы архиепископ Бомон хоть подмигнул одним

глазом. Догадался бы кто-нибудь убедить его,

что это очень нужно. Впрочем, Бомон сде-

лает это с удовольствием, потому что,

подчеркнем это, и церковь и иезуиты висят на

волоске, зацепившемся за фартучек той

самой женщины, имя которой не принято

упоминать. А как быть с «общественным

мнением»? Как может строгий Кристоф де

Бомон, всю жизнь преследовавший янсени-

стов*-истериков и безбожных противников

* Дофин — титул старшего сына короля как наслед-

ника престола.

** Олений парк — так назывался принадлежавший

Людовику XV дом в Версале, где жили его любов-

ницы незнатного происхождения. Существование

Оленьего парка было обстоятельством, весьма

компрометирующим абсолютистский режим.

*** Во Франции в XVII в. возникло религиозное

течение янсенизма (по имени голландского бого-

БАСТИЛИЯ

исповеди (если не их самих, то их мертвые

тела обязательно), как может он открыть

сейчас райские врата и дать отпущение гре-

хов, когда corpus delicti * у него под самым

носом? Вот, например, раздающий мило-

стыню священник Рош-Эмон не стал бы тор-

говаться и не пустил бы коронованного греш-

ника в рай, но кроме него есть ведь и другие

священники? Например, духовник короля,

глупейший аббат Мудон — ведь фанатизм и

понятия о приличии в добром здравии и не

думают умирать. Ну а вообще, что же все-

таки делать? Пока надо хорошенько охранять

двери, исправлять врачебные бюллетени, а

самое главное, как это всегда бывает, наде-

яться на время и случай.

Двери действительно хорошо охраняются,

и кто попало сюда не войдет. Да, собственно,

никто и не стремится, тем более что эта

вонючая зараза добралась даже до Oeil de

Boeuf ** — уже «заболело пятьдесят человек

и десять умерло». Движимые естественным

дочерним чувством жалости, у всеми покину-

той и всеми презираемой постели умира-

ющего дежурят принцессы Graille, Chiffe,

Coche (Тряпка, Дешевка, Свинья — клички,

которые он им дал). Четвертая, Loque (Пу-

стышка), как вы, наверно, догадались, уже в

монастыре и воссылает к небу молитвы за его

здоровье. Бедная Graille, бедные сестры, вы

никогда не знали отца — да, дорогой ценой

достается величие. Вам разрешено было

появляться лишь при Débotter (церемонии

снятия королевских сапог) в шесть часов

вечера.

В огромных кринолинах, с длиннейшими

шлейфами, в черных шелковых мантиях до

самого подбородка, вы подходили к отцу и,

получив поцелуй в лоб, возвращались в свои

покои — к вышиванию, мелким ссорам,

молитвам и праздности. Ну а если его величе-

ству было угодно заглянуть к вам как-нибудь

утром на то время, пока собак спускают со

своры, и торопливо выпить с вами чашку

кофе, специально для его величества приго-

товленного, это был праздник, милость

Божия

. Бедные, преждевременно отцвет-

шие женщины давно забытых лет! Судьба

готовила вам ужасную встряску, хотела сло-

мать и разрушить ваше хрупкое существова-

ние. И во всех испытаниях, во время бегства

через чужие враждебные страны или по раз-

бушевавшемуся морю, когда вы едва не ока-

зались в руках турок; во время санкюлот-

ского землетрясения *, когда не поймешь, где

право, где лево, хранили вы в ваших душах

дорогие воспоминания, полны были милосер-

дия и любви! Нам кажется, что вы едва ли не

единственный слабый лучик света в ужасной,

завывающей тьме.

Однако что все-таки в этих, так сказать,

деликатных обстоятельствах предпринять

осторожному, беспристрастному придворно-

му? Тут (а речь ведь идет не только о жизни и

смерти, речь ведь идет о совершении или

несовершении таинства), тут ведь и самого

умного легко сбить с толку. Не все ведь могут

позволить себе, как герцог Орлеанский или

принц Конде, сидеть, запасшись летучими

солями, в прихожей короля, послав в то же

время сыновей (герцога Шартрского, впо-

* Здесь имеется в виду Великая французская рево-

люция XVIII в. Санкюлоты — название трудовых

масс города (ремесленников, подмастерьев, рабочих

лавочников) во время Великой французской рево-

люции XVIII в., носивших длинные штаны из гру-

бой материи в отличие от дворян и буржуа, но-

сивших короткие бархатные, отороченные круже-

вами штаны.

слова Корнелия Янсения), направленное против

папства, церковной иерархии и клерикализма. Оча-

гом янсенизма было аббатство Пор-Руаяль, превра-

тившееся в XVII в. в своеобразную общину воль-

номыслия и борьбы с иезуитами.

* Юридический термин (лат.), здесь состав престу-

пления.

** Oeil de Boeuf — фактически это передняя перед

спальней короля в Версальском дворце. У Кар-

лейля это означает разное в разных случаях: прид-

ворная аристократия, близкий круг людей, прислу-

живающих королю, окружение дофина. Ср.: «Chro-

nique de l'Oeil de Boeuf» (Хроника увиденного

сквозь дверной глазок) неизвестного автора, напи-

санная в 30-е годы XIX в.

СМЕРТЬ ЛЮДОВИКА XV

следствии Egalité *, и герцога Бурбонского **,

впоследствии Конде, известного своим слабо-

умием) обхаживать дофина. Кое-кто, коне-

чно, уже принял решение: Jacta est alea ***.

Старик Ришелье ****, когда архиепископ

Бомон все-таки решился под давлением обще-

ственности войти в спальню короля, хватает

его за рукав рясы, тащит в угол и с елейной

улыбкой на обвисшем, бульдожьем лице

предлагает (а судя по изменившемуся цвету

лица Бомона, даже настаивает) «не убивать

короля напоминанием о примирении с

Богом»! Герцог Фронсак, сын Ришелье, сле-

дует примеру отца: когда версальский кюре

пискнул что-то о святых дарах, он грозится

«вышвырнуть его в окно, если он услышит от

него что-либо подобное».

Вот они, всё решившие счастливчики, но

каково остальным, мучительно раздумыва-

ющим, да так и не пришедшим к какому-либо

решению? Тому, кто захотел бы понять то

состояние, в котором оказался католицизм,

да и многое другое — состояние, при котором

священные символы стали игральными

костями в руках бесчестных людей, надо про-

читать описание событий у Безанваля *****, у

Сулави ****** и у других придворных хрони-

керов того времени. Он увидит, что версаль-

* Луи Филипп Жозеф Орлеанский (1747—1793) —

представитель младшей ветви королевской дина-

стии Валуа. В 1791 г. вступил в Якобинский клуб и

изменил фамилию на Эгалите (франц. Равенство).

Вел сложные политические интриги, пытаясь про-

ложить себе путь к власти. Гильотинирован в

1793 г.

** Принц Конде (Луи Жозеф де Бурбон) (1736—

1818) — один из руководителей дворянской эмигра-

ции в Кобленце, сражавшейся против Французской

революции.

*** Жребий брошен (лат.).

**** Ришелье Луи Франсуа Арман Дюплесси

(1696—1788) — внучатый племянник кардинала

Ришелье (1585—1642), министра Людовика XIII.

***** Барон Пьер Виктор де Безанваль (1752—

1791) — полковник швейцарской гвардии, военный

комендант Парижа, автор «Мемуаров». Швейцар-

ская гвардия — французские наемные войска, вер-

буемые в Швейцарии.

****** Сулави Жан Луи Жиро (1752—1813) — свя-

ская галактика рассыпалась, разбилась на

группы новых, вечно меняющихся созвездий.

Они обмениваются кивками и многозначи-

тельными взглядами; между ними как посред-

ники скользят одетые в шелка вдовы —

улыбка одному созвездию, вздох другому. И

живет в сердцах одних трепет надежды, в сер-

дцах других — трепет отчаяния. И всюду

виден бледный, ухмыляющийся призрак

смерти, впереди которой, точно слуга, вводя-

щий гостя в зал, идет, ухмыляясь, этикет. И

все покрывает своего рода механическая

молитва, рокот органа, в жутком, похожем на

адский хохот реве которого слышится: суета

сует и прочая суета!

Глава четвертая

ЛЮДОВИК НЕЗАБВЕННЫЙ

Бедный Людовик! Для тех, о ком мы только

что говорили, все это пустая фантасмагория,

в которой нанятые за деньги мимы плачут,

кривляются и произносят лживые слова, но

для тебя — в этом-то и весь ужас — все проис-

ходит всерьез.

Все мы испытываем ужас при мысли о

смерти, издревле известной под именем Цар-

ствующего Ужаса. А как же иначе, если наш

маленький, замкнутый, удобный мирок, по

поводу которого мы иногда плачемся и выра-

жаем недовольство, наше существование

заканчиваются мрачной агонией, уходят неиз-

вестно куда, в какие-то чуждые дали, в вели-

кое, не терпящее отговорок «может быть».

Вот языческий император обращается к

своей душе: «Куда уходишь ты, зачем меня

покидаешь?» На что король-католик должен

ответить: «На суд Всевышнего!» Да, в такой

момент подводятся жизненные итоги, ведь

ничего уже не исправишь, не изменишь в «от-

чете о деяниях, совершенных тобой», и плоды

этих деяний будут существовать вечно.

щенник, литератор, участник Французской револю-

ции.

БАСТИЛИЯ

Людовик XV как истинный самодержец и

презирал смерть, и боялся ее. Конечно, не в

такой степени, как, например, набожный гер-

цог Орлеанский, дед Egalité *, — заметим, что

некоторые члены этой фамилии были не в

своем уме, — который искренне верил, что

смерти вообще не существует! Если правда

то, что пишет придворный хроникер, он

совершенно опешил, услышав от своего бед-

ного секретаря слова: «Feu roi d'Espagne» (по-

койный король Испании). «Feu roi, Monsi-

eur?» — весь побагровев от гнева и возмуще-

ния, спросил он. «Monseigneur, — затрясся от

страха, но быстро нашелся секретарь, — c'est

un titre qu'ils prennent» (Монсеньор, такой

титул у них принят)

. Как мы уже сказали,

Людовик не обладал такой счастливой чертой

характера, по крайней мере он старался не

замечать, что есть смерть. Он запретил вся-

кие разговоры о смерти, терпеть не мог клад-

бищ, надгробных памятников — всего, что

напоминает о ней. Как это похоже на страуса,

сунувшего свою глупую голову в песок и

думающего, что если он не видит охотников,

то и охотники не заметят глупого страуса. У

всякой медали есть оборотная сторона, вот

поэтому-то и на него накатывало иногда

нечто вроде спазма, и тогда он приказывал

остановить карету возле кладбища и посылал

кого-нибудь (иногда шел сам) узнать, сколько

сегодня было похорон. Бедная мадам Помпа-

дур страдала в этих случаях ужасно — у нее к

горлу подступала тошнота. Представьте себе,

что подумал разодетый, едущий на охоту

Людовик, когда вдруг из-за поворота на лес-

ной тропинке показался оборванный крестья-

нин, несущий гроб. «Кому гроб?» — «Бед-

ному брату во Христе, рабу, трудившемуся на

своем участке, на которого его величество,

быть может, случайно бросил взор». — «От

чего он умер?» — «От голода». — Король

пришпорил коня

Представим себе, что теперь думает он,

* Жак Батист Гастон, герцог Орлеанский (1621—

1686).

когда безжалостная, неумолимая смерть

вдруг стиснула ему сердце. Да, бедный Людо-

вик, ты теперь во власти смерти! И ни двор-

цовые стены, ни стража, ни пышность, ни

строгий церемониал не помешают ей войти.

Да, она уже здесь — следит за твоим дыха-

нием и ждет, когда можно будет оборвать

его. Все твое существование прошло как

пышное театральное представление, как

химерический сон, но вот пришло время, раз-

дался страшный грохот — нет больше рос-

коши Версаля, рухнуло все, на что опиралась

твоя душа, и ты летишь куда-то, нагой, как

все люди, и не король уже больше, летишь в

чудовищную пустоту, в отверзнутое царство

бледного призрака, не в силах противиться

тому, что предназначено тебе! Несчастный, о

чем ты думаешь сейчас, ворочаясь на смерт-

ном одре? Что ждет тебя — ад, чистилище?

Весьма возможно. А что в прошлом? Сделал

ли ты хоть раз что-нибудь доброе, что

зачтется тебе? Может быть, щедро помог

какому-нибудь смертному? Может быть,

милостиво облегчил чью-нибудь горькую

участь? Или вокруг тебя в этот час одни

только духи, пятьсот тысяч духов-призраков

тех, кто позорно погиб на полях сражений от

Росбаха до Квебека * только за то, чтобы твоя

наложница могла отомстить за эпиграмму?

Вспомни же свой гнусный гарем, проклятие

матерей, слезы и бесчестье дочерей! През-

ренный! Ты «совершил столько зла, сколько

было в твоих силах». Совершенно непонятно,

зачем ты пришел в этот мир, какую принес

пользу — все твое существование кажется

какой-то ошибкой природы, отвратительным

выкидышем. Не был ли ты мифическим гри-

фоном, пожирающим все, что создано рукой

человека, которому каждый день нужна была

девственница в его пещере. Чешую этого гри-

* Речь идет об англо-французском соперничестве в

Канаде, которое завершилось победой Англии.

Результаты Семилетней войны в Северной Аме-

рике были закреплены Парижским мирным догово-

ром 1763 г. С французским колониальным госпо-

дством в Канаде было покончено.