Исаев Г.Г. (ред.) Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя

Подождите немного. Документ загружается.

181

толком сказать, – и сам себе тотчас отвечал, легонько опираясь пальцами о прилавок и

придумывая для каждого случая особую разновидность улыбки, особый оттенок голо-

са. <…> Драйер умолк, потом тихонько засмеялся»

623

В игру превращается и наблюдение за новым шофером, которого Драйер подоз-

ревает в пьянстве: «…Ему то и дело приходила в голову пресмешная мысль, которую

он как-то не успевал до конца продумать. А нужно действовать осторожно, обходными

путями, как изящный сыщик <…> Умора все-таки…»

624

Шуткой для Драйера становится и авария, о которой он говорит с полицейским

«так, как будто случилось что-то очень смешное».

Именно стремление развеселить себя толкает героя на изготовление манекенов: «Он

[изобретатель] не шарлатан, – подумал он [Драйер], – или, по крайней мере, не знает, что

шарлатан. Пожалуй, можно будет позабавиться. Если он прав, если все так, как он гово-

рит, – то, действительно, может получиться очень курьезно, очень курьезно…»

625

Кроме того, образ шута сопоставим с образом странника, путешественника, скиталь-

ца, способного отрешиться от земных забот и, оставив свой дом, отправиться в странствия

по миру: «Часто ему [Драйеру] рисовалась жизнь, полная приключений и путешествий,

яхта, складная палатка, пробковый шлем, Китай, Египет, экспресс, пожирающий тысячу

километров без передышки, вилла на Ривьере

для Марты, а для него музеи, развалины,

дружба со знаменитым путешественником, охота в тропической чаще»

626

Архетип шута, или дурака, восходит к стихийному, интуитивному началу челове-

ческой личности и воплощает доисторическое состояние Вселенной, погруженной в

хаос. В отличие от Мага, шут является антонимом порядка, поэтому его архетипиче-

ской задачей является внесение хаоса и неразберихи в жизнь. Обратим внимание, что

Драйер также любит оставлять после себя беспорядок: «Драйер улыбался, вспоминая

легкий, таинственный беспорядок, который он оставил за собой, и как-то не думая о

том, что кому-то другому, быть может, придется за это отвечать»

627

Эта двойственность, амбивалентность заложена в трикстере и является его осно-

вополагающим свойством: он то остроумен, активен, находчив, то ленив, невежествен

и глуп. Трикстер – зачинщик распрей и конфликтов, которые навлекают унижения и

побои на него самого

628

. Вспомним, что Драйер чуть не стал жертвой заговора, косвен-

ным зачинщиком которого выступил сам. Действительно, именно шутовская привычка

героя воспринимать окружающую действительность как игру, а людей – как живых иг-

рушек, привела к тому, что Драйер ненамеренно сблизил Франца и Марту. Кроме того,

стоит оговорить одну деталь, связанную с двоякостью образа Драйера. С одной сторо-

ны, персонаж – воплощение творческого, созидательного начала, что воплощается в

архетипе мага, проявляющемся в таких чертах, как проницательность, мастерство, вла-

дение ситуацией, житейская мудрость и высшее знание. С другой стороны, именно без-

заботность и внутренняя «слепота» шута не позволили Драйеру увидеть измену жены и

чуть было не стоили герою жизни.

Таким образом, персонаж романа В.В. Кобокова «Король, дама, валет» Драйер вос-

ходит к архетипу трикстера, что находит свое отражение в модели поведения героя и его

позиции в системе персонажей произведения. Все те маски, которые надевает на себя

623

Набоков Вл. Собрание сочинений : в 4 т. М. : Правда, 1990. Т. 1. С. 137. С. 158–159.

624

Там же. С. 161.

625

Там же. С. 171.

626

Там же. С. 250.

627

Там же. С. 159.

628

Шабалина Т. Трикстер. Он-лайн-энциклопедия «Кругосвет». Режим доступа: http://www.krugosvet.ru,

свободный. Заглавие с экрана. Яз. рус.

182

персонаж Набокова по ходу развития сюжета, представляют собой не что иное, как раз-

ные проявления архетипа трикстера (шут, учитель, или Маг, вор, коммерсант и т.д.).

ХРИСТИАНСКАЯ МИФОЛОГИЯ

В ХУДОЖЕСТВЕННОМ МИРЕ РОМАНА А.Н. И Б.Н. СТРУГАЦКИХ

«ОТЯГОЩЕННЫЕ ЗЛОМ, ИЛИ СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ»

И.В. Неронова

Роман «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» (1989) – итоговое произведе-

ние известнейших отечественных фантастов А.Н. и Б.Н. Стругацких. Роман сложен не

только с точки зрения обсуждаемой в нем проблематики, но, прежде всего, с точки зре-

ния построения художественного мира. Специфически «стругацким» приемом создания

художественного образа мира является монтаж многоуровневой реальности, отсылаю-

щей читателя, наряду с пространственно и хроникально ориентированным жизненным

опытом и исторической фактографией, к условным мирам разновременного и разнона-

ционального самосознания, литературных и мифологических текстов. Рассматривае-

мый роман построен как реальность в нескольких измерениях.

Роман «Отягощенные злом…» строится по схеме «роман в романе» и состоят из

двух частей: «Дневник» и «Рукопись». Первая часть повествует о событиях начала

XXI в. в городе Ташлинске, где учитель педагогического лицея Г.А. Носов пытается

спасти от расправы представителей молодежной субкультуры, так называемой Флоры,

вызывающей ненависть горожан. «Рукопись» же рассказывает о пришествии в Таш-

линск в конце XX в. Демиурга, который ищет Человека. Именно с этой частью романа

связаны рассматриваемые ниже мифологемы. Цель нашей работы – определить функ-

цию использования христианской мифологии в художественном мире романа.

Одним из принципов конструирования художественного мира в романе является

трансформация прецедентных текстов: репрезентируемая романом реальность соотно-

сится с несколькими текстами, основными из которых являются роман М.А. Булгакова

«Мастер и Маргарита», статья

В. Бартольда «Мусейлима» и такой «текст» (в семиоти-

ческом понимании), как концепция мира и общества хиппи, явленная в ритуалах и

коммуникативных текстах на языке «системы». Особое место среди этих трансформи-

руемых источников занимает «текст» христианской мифологии.

Стругацкие используют комплекс христианских мифов как на уровне персонажей,

так и на уровне сюжетов. Центр мифологического контекста романа – фигура Демиур-

га, чье появление в провинциальном городке дает начало развитию событий, описан-

ных в «Рукописи». Квартира Демиурга становится метамиром, в котором появляются

персонажи из различных времен и пространств, среди них – Иуда и Муджжа ибн-

Мурара, с чьим появлением в роман вводится «арабская» сюжетная линия. Спутником

помощником Демиурга является Агасфер Лукич, скупающий человеческие души.

Фигура Агасфера Лукича Стругацкими строится на совмещении персонажей двух биб-

лейских текстов – Агасфера, Вечного Жида, и апостола Иоанна. Обратимся к рассмот-

рению образа центрального персонажа «Рукописи» – Демиурга.

«Нет ни малейших сомнений, что названный в романе Демиургом есть Иисус

Христос 2000 лет спустя. Для

авторов было чрезвычайно важно подчеркнуть, что они

пишут, по сути, историю Второго Пришествия, что за истекшие 2000 лет называвший

себя Христом побывал еще в десятках и сотнях миров, везде пытался искоренить Зло

(имманентно присущее той материи, которую он сам же в свое время создал), пережил

183

массу страданий и мук (в сравнении с коими крестные муки были отнюдь не из страш-

нейших), что он нигде не преуспел и вернулся на Землю скорее по обязанности, нежели

по необходимости – без надежд, без перспективы, даже без идей. Он ищет Человека.

Великого Терапевта. Учителя. Потому что понимает, что БОЛЕЕ надеяться не на ко-

го»

629

, – объясняет Б.Н. Стругацкий. Если в позднейшей христианской традиции боже-

ственность Иисуса сомнений не вызывает, а символ веры отстаивает его двоякую сущ-

ность богочеловека, то в произведении Стругацких об этом не говорится ни слова.

Трансцендентным существом Иисус предстает перед нами уже как Демиург.

Мы считаем, что образ Демиурга у Стругацких выстроен сложнее, чем та версия,

которую предлагает читателям один из авторов романа. Во-первых, перед нами, оче-

видно, то высшее существо, которое христианская традиция называет Господом или

Богом (в единственном числе). Во-вторых, тот же символ веры трактует нам Бога как

Троицу, единую в трех своих ипостасях: Бог-отец (творец всего

сущего, Демиург, вет-

хозаветный Яхве), Бог-сын (воплощение Бога в человеческой плоти, Иисус Назаретя-

нин), Бог-дух (божественная благодать, ниспосылаемая Богом праведникам, творческая

сила Бога, мистическое свойство его природы). В-третьих, трактовка Бога Стругацкими

учитывает арианско-манихейскую проблему, сформулированную в первые века хри-

стианства: может ли быть Добро без Зла,

дух без материального если не воплощения,

то хотя бы материального проявления, несет ли на себе персть земная власть своей

земности, будучи даже преображенной духовно (отсюда эпиграф из Гете у Булгакова и

рассуждения об «ограниченном [законами созданного Тобою же мироздания] всемогу-

ществе» божества у Стругацких. Наконец, в-четвертых, эпиграф к роману у Стругацких

(«…У гностиков ДЕМИУРГ – творческое начало, производящее материю, отягощен-

ную злом»

630

) отсылает нас еще к одной формуле, ставшей названием произведения и

почерпнутой из учений гностиков, – к умозрительно выстроенной «небесной» иерархии

«чинов» и «производителей», в чреде которых собственно Творец мира сущего, Деми-

ург оказывается всего лишь одной из низших надмирных инстанций, но как раз тою,

которая озабочена взращиванием расы духовных существ, могущих преодолеть свою

земность и «отягощенность злом».

Рассматривая Демиурга как воплощение триединого Бога, констатируем, что в его

облике явно доминируют черты Бога Отца. Во-первых, недаром он назван Демиургом,

то есть творцом. Акт творения описан еще в Ветхом Завете, и одно из имен Демиурга,

упоминающихся в «Рукописи» – Яхве, то есть Бог

Отец в ветхозаветной традиции. Во-

вторых, Муджжа ибн-Мурара, требуя, чтобы его допустили к Демиургу, называет по-

следнего Рахманом, а у Бартольда мы находим: «Рахманом иногда называли бога евреи

талмудического периода; в Йемене слово рахман встречается и в христианских надпи-

сях, в формуле св. троицы, для обозначения бога-отца»

631

. В-третьих, даже поведение и

характер Демиурга напоминают традицию скорее ветхозаветную, где по сравнению с

Иисусом Бог Отец карающ и не исполнен к отступникам любви и милосердия, а пра-

ведников он не «любит», а «возвышает».

Другой ипостасью божества в художественном мире романа Стругацких является

Иисус, и с ним связаны введенные

в роман евангельские сюжеты. С какой стороны рас-

сматривать его образ в романе? Уже постоянное употребление в качестве Его имен

слов «Учитель» и «Рабби» (что одно и то же) наводит на мысль, что Назаретянин Стру-

гацких – прежде всего, Учитель, идеолог. При сохранении общей сюжетной канвы

629

Off-line интервью с Борисом Стругацким / ред. В. Борисов. Режим доступа: http://www.rusf.ru/abs/int_t11.htm,

свободный. Заглавие с экрана. Яз. рус.

630

Стругацкий А. Н., Стругацкий Б. Н. Отягощенные злом, или Сорок лет спустя // Собрание сочинений :

в 11 т. 1985–1990 гг. 2-е изд., испр. Донецк : Сталкер, 2004. Т. 9. С. 9.

631

Бартольд В. В. Мусейлима // Сочинения : в 9 т. М. : Наука, 1966. Т. 6. С. 561.

184

евангельских текстов авторы романа меняют мотивы, движущие действиями героев.

Например, как о причинах распятия Назаретянина говорит Агасфер Лукич: «Он все

знал заранее. Не предчувствовал, не ясновидел, а просто знал. Он же сам все это орга-

низовал. Вынужден был организовать.

«"Осанна". Какая могла быть там "осанна", когда на носу Пасха, и в город пона-

ехало десять тысяч проповедников, и каждый проповедует свое. Чистый Гайд-парк.

Никто никого не слушает, шум, карманники, шлюхи, стража сбилась с ног… Какая

могла быть там проповедь добра и мира, когда все зубами готовы были рвать оккупан-

тов и если кого и слушали вообще, то разве что антиримских агитаторов. Иначе для че-

го бы Он, по-вашему, решился на крест? Это же был для Него единственный шанс вы-

сказаться так, чтобы Его услышали многие! Странный поступок и страшный поступок,

не спорю. Но не оставалось Ему иной трибуны, кроме креста. Хоть из обыкновенного

любопытства должны же были они собраться,

хотя бы для того, чтобы просто погла-

зеть, – и Он сказал бы им, как надо жить дальше. Не получилось. Не собралось почти

народу, да и потом невозможно это, оказывается, – проповедовать с креста. Потому что

больно. Невыносимо больно. Неописуемо»

632

Христианская традиция дает нам совершенно иную трактовку распятия. Оно стано-

вится символическим действием, принесением в жертву Сына Божьего во искупление гре-

хов человечества. Именно распятие становится конечной целью Иисуса на земле, и конеч-

но, он не мог не знать об этом (вспомним его моление Отцу в Гефсиманском саду). Для

Назаретянина же распятие становится не целью, а средством проповеди добра и мира,

средством рассказать людям, как нужно жить, средством заставить задуматься.

Мысль о том, что распятие спланировано Назаретянином, повторяется в рассказе

Иуды. Заметим, что этот эпизод находится близко к последнему эпизоду романа, когда

учитель Носов сознательно жертвует своей жизнью, чтобы «заставить задуматься де-

сять человек»

633

. История Иуды опровергает, сложившуюся в христианстве традицию.

Предательство становится исполнением воли любимого Рабби. Повествование о «пре-

дательстве» недаром принадлежит самому Иуде. Кому же знать, как не ему, о том, что

произошло пасхальным вечером? «Стругацкие не оставляют от этого мифа камня на

камне именно путем "дегероизации" Иуды. При сохранении общей фабулы все знаки

заменены на противоположные – предательства как такового нет, есть лишь лживая

версия. Даже пресловутые серебряники отбирает у Иуды весь из себя "положительный"

Петр, что уж вовсе несообразно ни с какими канонами христианского мифа»

634

– отме-

чает В. Казаков.

Христианская традиция опровергается и в образах других апостолов. Ученики

изображены в подчеркнуто бытовом плане, во многом они неприятны, особенно в рас-

сказе слабоумного Иуды: «Опасный Иоанн со своим вечным страшным кинжалом бро-

сает ему сандалии – чтобы к утру починил! Ядовитый, как тухлая рыба, Фома для раз-

влечения своего загадывает ему дурацкие загадки, а если не отгадаешь – "показывает

Иерусалим". Спесивый и нудный Петр ежеутренне пристает с нравоучениями, понять

которые так же невозможно, как речи Рабби, но только Рабби не сердится никогда, а

Петр только и делает, что сердится да нудит»

635

632

Стругацкий А. Н., Стругацкий Б. Н. Отягощенные злом, или Сорок лет спустя // Собрание сочинений :

в 11 т. 1985–1990 гг. 2-е изд., испр. Донецк : Сталкер, 2004. Т. 9. С. 57.

633

Стругацкий А. Н., Стругацкий Б. Н. Отягощенные злом, или Сорок лет спустя // Собрание сочинений :

в 11 т. 1985–1990 гг. 2-е изд., испр. Донецк : Сталкер, 2004. Т. 9. С. 143.

634

Снегирев Ф. (Казаков В.) Время учителей // Советская библиография. 1989. № 2. С. 125.

635

Стругацкий А. Н., Стругацкий Б. Н. Отягощенные злом, или Сорок лет спустя // Собрание сочинений :

в 11 т. 1985–1990 гг. 2-е изд., испр. Донецк : Сталкер, 2004. Т. 9. С. 185.

185

Еще одним сюжетом романа, переосмысляющим христианский миф, является

рассказ о судьбе Иоанна-Агасфера и истории создания Апокалипсиса, Откровения Ио-

анна Богослова. Этот текст в версии Стругацких теряет свою религиозность, боговдох-

новленность. История его получает рациональное и этико-психологическое, «гумани-

тарное» объяснение: «Иоанн-Агасфер говорил, бредил и рассказывал, естественно, по-

арамейски. На арамейском Прохор был способен объясниться на рынке, и не более то-

го. Писал же он и думал, естественно, по-гречески, а точнее – на классическом койне.

<…> Прохор был великий писатель и, как все великие писатели, прирожденный мифо-

творец. Воображение у него было развито превосходно, и он с наслаждением и без ка-

ких-либо колебаний заполнял по своему разумению все зияющие дыры в рассказах и

объяснениях пророка.

Далее. Прохор изначально убежден был в том, что перед ним действующий про-

рок во плоти. Иоанн-Агасфер делился знанием, Прохор же записывал пророчества»

636

Итак, Стругацкие в своем итоговом романе, используя персонажей и сюжеты хри-

стианских мифов, выстраивают свою версию событий. С какой же целью авторы

трансформируют миф? Две части романа связывает единая тема – воспитание человека.

«Дневник» – это история Учителя, как и рассказы Агасфера Лукича о евангельских со-

бытиях. «Рукопись» – повествование о том, как

Учитель ищет Человека. «Значит, Г.А.

пытается воспитать Человека, Демиург стремится Человека найти. При его всемогуще-

стве нет большой разницы между «отыскать» и «создать» – по сути, Ткач занят тем же,

что и ташлинский учитель. Они повторяют и как бы продолжают друг друга»

637

Христианский миф о божественном искуплении грехов человеческих переосмыс-

ливается Стругацкими прежде всего как история об Учителе: «Для нас Иисус – это

прежде всего замечательный человек и «носитель великой идеи», отдать которую чело-

вечеству было для него задачей номер один – ради этого можно было и на крест, если

иначе не получается»

638

. И эта вечная история повторяется в романе спустя две тысячи

лет в провинциальном Ташлинске с учителем Носовым. Можно говорить о том, что ре-

лигиозный, мифологический текст Евангелий в трактовке Стругацких теряет сакраль-

но-легендарный характер, чтобы приобрести «философско-реалистическое» значение.

Писателей вдохновляет не приобщение современного читателя к сакральной «лично-

сти» Бога во всем могуществе его возможностей творения, всеведения и всеблагодати,

а трагико-символическая и «парадигматически» продуктивная фигура Учителя, дейст-

вующего в поле этического выбора и поступка человеческого бытия.

636

Стругацкий А. Н., Стругацкий Б. Н. Отягощенные злом, или Сорок лет спустя // Собрание сочинений :

в 11 т. 1985–1990 гг. 2-е изд., испр. Донецк : Сталкер, 2004. Т. 9. С. 129–148.

637

Переслегин С. Скованные одной цепью: Предисловие к роману Аркадия и Бориса Стругацких «Отя-

гощенные злом, или Сорок лет спустя». Режим доступа: http://www.rusf.ru/abs/rec/rec03.htm, свободный.

Заглавие с экрана. Яз. рус.

638

Off-line интервью с Борисом Стругацким / ред. В. Борисов. Режим доступа: http://www.rusf.ru/abs/int_t11.htm,

свободный. Заглавие с экрана. Яз. рус.

186

АРХЕТИПИЧЕСКАЯ ОСНОВА ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХХ в.: К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ

С.Г. Барышева

Известно, что взаимодействие философии экзистенциализма и литературы в каж-

дой национальной культуре имело свои специфические черты. Если в Германии после-

дователей экзистенциализма в чистом виде было очень мало (например, в творчестве

Г. Гессе экзистенциальные мотивы сочетаются с идеями буддизма), то в России, Фран-

ции, Англии развиваются традиции «экзистенциального романа» вплоть до сегодняш-

него дня.

Обращение на рубеже тысячелетий к экзистенциализму связано с переломным ха-

рактером эпохи, с возросшим сомнением к любого рода научным открытиям, с поиска-

ми смысла жизни и новыми средствами выразительности. Этой задаче подчинено слия-

ние различных жанров, форм, приемов изображения.

В русле этих поисков развивается и творчество современных западноевропейских

и русских писателей, много размышлявших над вопросами литературной теории, ху-

дожников, в своем творчестве своеобразно преломившим опыт экзистенциализма и об-

ращавшимся к различным средствам и формам художественного воплощения действи-

тельности.

Взаимосвязь литературы и философии в новейшей прозе особенно органична. На-

пример, у современных русских и французских писателей, пожалуй, нет ни одного

крупного произведения, где бы не звучала «экзистенциальная» тема. Философский

текст в художественном произведении часто используется писателями для передачи

психологического состояния героя, описания его мыслей, и, как правило, выражает их

чувства самым общим образом. Для писателей-экзистенциалистов конца ХIХ – начала

ХХ в. (Ф.М. Достоевский, Ж.П. Сартр, Ф. Кафка, А. Камю) характерно использование

философских вставок прежде всего для характеристики психологического состояния

героя. Философские размышления на фоне общего текста намечают общий эмоцио-

нальный рисунок состояния героя, а проза углубляет, проясняет полуосознанные чув-

ства персонажа.

Герои

современной литературы заброшены в экзистенцию и мыслят экзистенци-

ально, то есть немеханически, нестереотипно, неоднообразно. Так, в экзистенции живут

и Марина Алексеева, героиня романа «Тридцатая любовь Марины», и Петр Пустота из

романа В. Пелевина «Чапаев и Пустота», и Ирина Тараканова из романа В. Ерофеева

«Русская красавица». Экзистенциализм как бы является прямой

формой воплощения

мыслей и чувств героев. Экзистенциальные мотивы и образы развивают основные темы

современной русской прозы, являются лейтмотивами определенных ситуаций, положе-

ний: например, архетип Пустоты. «До сих пор предательство наполняло ее возбужде-

нием и радостью оттого, что перед нею расстилается новая дорога и в конце ее – новый

вираж предательства. Но что если однажды эта дорога кончится? Можно предать роди-

телей, мужа, любовь, родину, но когда уже нет ни родителей, ни мужа, ни любви, ни

родины, что еще остается предать?

Сабина ощущает вокруг себя пустоту. А что если именно эта пустота была целью

всех ее предательств?»

639

Не ограничиваясь подчиненной ролью в отдельных эпизодах,

экзистенциальные архетипы определяют сюжетную линию романа в целом. Нередко

мы можем обнаружить сходство архетипов с темами романов (Пустота, Тошнота). Если

в основе романов писателей-экзистенциалистов начала ХХ в. лежит материал действи-

639

Кундера М. Невыносимая легкость бытия. СПб., 2002. С. 139.

187

тельности ужасов и болезней предвоенной эпохи, то для русских современных писате-

лей это уже материал, который во многом строится на архетипах и отсылает к класси-

ческому экзистенциальному роману («Тошнота» Ж.П. Сартра).

Повествовательная техника современных писателей, видимо, тоже испытала на

себе воздействие экзистенциальных традиций, и прежде всего это связано с обращени-

ем писателей к архетипам. Движение стиля строится на подвижности ассоциативного

восприятия. Они внимательны к живописной выразительности слова. Язык современ-

ной прозы сохраняет особую образную насыщенность и может достигать такой стили-

зации, что «даже уравновешенное сознание не выдерживает»

640

Архетипы издавна играли в истории литературы огромную роль. Писатели часто

вдохновляются теми или иными образами, темами, заимствованными из легенд, сказок,

мифов. Миф в той или иной форме «живет»

641

, как мы видим, в каждом романе русских

современных писателей – то в виде архетипов, то в структуре самого романа, постро-

енного по экзистенциальной сюжетной схеме.

На протяжении многих веков архетипы использовались писателями в их произве-

дениях. Но архетипы не стали «общим» местом в художественном творчестве, поэтому

до сегодняшнего дня сохранили чистоту, свежесть и непосредственность образного ос-

воения мира.

Постепенно, когда философия и литература сближаются, становится возможным

говорить о рождении экзистенциальных архетипов. Они являются плодом органическо-

го усвоения традиции философского романа, вызванным потребностью выразить идей-

но-эстетические взгляды нового времени.

В изображении героев, их жизни, в описании их мыслей и поступков писатели от-

дают предпочтение экзистенциальным архетипам, которые оставляют за автором право

на свободу размышлений, при этом указывая на определенное значение.

Экзистенциальная архетипика представляет собой одновременно вполне опреде-

ленную разновидность художественной культуры и форму, сконцентрировавшую в се-

бе черты национального эстетического сознания.

То, что получило название «экзистенциальные архетипы», – понятие широкое и

неоднозначное. Оно нуждается в ряде предварительных замечаний. Когда речь идет о

прозаических жанрах, нельзя не учитывать их философскую природу. Если на уровне

философских размышлений сплав экзистенциализма и литературы был предопределен,

то в философском романе они взаимодействуют уже иначе: это сказалось на появлении

различных литературных разновидностей экзистенциальной прозы.

Природа архетипов не могла не оказать влияния на развитие всей мировой лите-

ратуры, а затем уже, через их посредство, не могла не породить структурного и темати-

ческого разнообразия в экзистенциальной литературе. При этом немаловажно то, что

промежуточным звеном в развитии экзистенциальной архетипики явился французский

роман середина ХХ в. и прежде всего творчество Жан-Поля Сартра. В 1938 г. публику-

ется роман Сартра «Тошнота», который сразу же приносит автору мировую славу.

Именно в этом произведении автор формулирует свои основные философские и эсте-

тические взгляды. Здесь он дает определение экзистенциализма, раскрывает его сущ-

ность. Сартр первым закрепил теоретические положения самого массового философ-

ского течения ХХ в. в литературе

642

. В начале ХХ в. происходит соединение профес-

640

Померанц Г. После модернизма, или искусство ХХI века // Литературная газета. 1996. № 27. С. 2.

641

Лосев А. Ф. Проблемы символа и реалистическое искусство. М., 1976. С. 163.

642

Божович В. И. Традиции и взаимодействие искусств. Франция, конец ХIХ – начало ХХ века. М., 1987. С. 178.

188

сиональной философии с профессиональным творчеством; это намечается в экзистен-

циальном романе, который не случайно появляется именно во Франции

643

Экзистенциальная архетипика постепенно становится фактом литературной про-

фессиональной культуры. В ХХ в. набирает силу экзистенциальный роман; именно в

это время плодотворно взаимодействуют три направления: экзистенциализм, постмо-

дернизм, постструктурализм. Например, в конце ХХ в. появляются новые типы экзи-

стенциального романа: наивный экзистенциализм – интерпретация традиционных идей

экзистенциализма непрофессионально мыслящими философами (Э. Лу. «Наивно. Су-

пер», «Мулей»; В. Ерофеев. «Ватка»; В. Пелевин. «Девятый сон Веры Павловны»;

В. Сорокин. «Сердечная просьба»); депримизм – образец слияния постэкзистенциаль-

ных и постмодернистских идей (М. Уэльбек. «Элементарные частицы»; Ф. Бегбедер

«Любовь живет три года»; В. Ерофеев. «Жизнь с идиотом»; В. Пелевин. «Встроенный

напоминатель»; В. Сорокин. «Месяц в Дахау»).

Экзистенциальная архетипика тесно связана с экзистенциальным мировидением,

умонастроением, нестереотипным мышлением. Неизуродованный, связанный повсе-

дневностью, инстинктивно действующий человек мыслит экзистенциально, то есть он

не мыслит абстрактно, шаблонно, систематически. Экзистенциальное мышление – это

такое мышление, «в котором по мере надобности участвует физически-душевно-

духовный человек целиком, вместе со своими предчувствиями, опасениями, своими за-

ботами и нуждами. Только такому "мыслителю" открывается истина, существенное в

вещах»

644

Экзистенциальные архетипы, как мы видим, синтезируют в себе эпическое, лири-

ческое и драматическое начала. Этот синтез подкрепляется сплавом философских раз-

мышлений и поэтических вставок в прозаический текст, живописной яркостью и ори-

гинальностью образов. Экзистенциалисты нашли в архетипах средство, помогающее

избежать однозначности, овеянное ореолом таинственности, недосказанности, стремя-

щееся запечатлеть мысли героев, рефлексию поступков и сложность мира в скачкооб-

разной и фрагментарной композиции, через язык метафор, сравнений и символов.

Ранние образцы экзистенциального романа («Тошнота», «Посторонний», «Чума»,

«Распад атома») свидетельствуют о напряженном поиске новых тем, образов, форм.

Один из сборников рассказов Сартра «Стена» (1939) в самом названии определил ду-

ховную ситуацию своего времени. Эти

новеллы – «иллюстрации экзистенциалистских

идей»

645

– представляют собой философские этюды, зарисовки об одиноких героях, ко-

торые пытаются сделать выбор в этом отталкивающем, безобразном мире.

Природа архетипов, их специфические особенности дают возможность писателям

обращаться к ним и проводить различного рода содержательные эксперименты.

Поистине уникальна философская емкость архетипов: отражая внутренние кон-

фликты и психологические противоречия героев, они высвечивают главные проблемы

современного общества. Современные русские писатели сохраняют за экзистенциаль-

ными архетипами возможности мистических углублений, многомерный ряд символов,

дающий право на синтезирующие обобщения о духовном бытии человечества.

Н.Э. Кейв запечатлел трагизм жизни через осмысление разобщенности людей, поте-

рянности и одиночества человека; Пелевин высвечивает через архетипы колорит про-

шедшего времени философские

конфликты настоящего. Устремленность к культу веч-

ной красоты и гармонии отличает архетипы Э. Лу.

643

Марсель Г. Быть и иметь. Ч. 1. Метафизический дневник. Режим доступа:

http://hpsy.ru/script/golink.php?id=2520, свободный. Заглавие с экрана. Яз. рус.

644

Философский энциклопедический словарь / ред.-сост. Е. Ф. Губский [и др.]. М., 2003. С. 533 .

645

Моруа А. Жан-Поль Сартр // Моруа, А. От Монтеня до Арагона : сборник / пер. с фр., вступ. ст.

Ф. Неркирьева. М., 1983. С. 559.

189

Влияние экзистенциальной архетипики сказалось и на современной русской прозе

в целом, причем на уровне не только сюжетов и образов, но и стилистики. Архетипы

Пустоты, Тошноты, Хаоса, Отчуждения создают атмосферу мрачности и забытости в

романах Ф. Бегбедера, И. Стогоffа и т.д. Обращение современных писателей-

экзистенциалистов к архетипам поначалу определялось их интересами к мифам, к тра-

дициям, а концепция экзистенциальной архетипики, которая выкристаллизовывалась

постепенно, складывалась под влиянием этих традиций и самостоятельного художест-

венного творчества. Они рассматривают экзистенциальные архетипы как своеобразный

психологический ключ. Архетипы помогают проникнуть в психологию людей далекой

поры. Сама по себе «обособленность, оставленность»

646

героя также может рассматри-

ваться как архетип. Наконец, в наше время появляются произведения, в которых паро-

дируются экзистенциальные архетипы, правда, этот процесс идет опосредованно через

отрицание стилистики экзистенциального романа (Х. Мураками. «Рвота»; С. Сергеев.

«Чапаев и простота»).

В постмодернистскую эпоху экзистенциальная архетипика существует в произве-

дениях депримизма. В современном романе широко распространены мотивы, родст-

венные экзистенциальной архетипике (М. Паж, Л. Сальвейр, В. Депант). Это связано, с

одной стороны, с интересом писателей-реалистов к фольклорным истокам, с другой, – с

сильным влиянием экзистенциализма, наложившим отпечаток на мировую литературу

ХХ в. Это, прежде всего, сказалось на содержании прозаических произведений.

Во второй половине ХХ в., когда усиливаются драматические начала литературе,

экзистенциальная архетипика в прозе приобретает новые черты. Архетипы становятся

более интеллектуальными и психологизированными, в них усиливаются трагическое и

ироническое начала. От постмодернизма новый экзистенциальный роман позаимство-

вал эскизность, недосказанность. Во многом это возникает из стремления автора быть

максимально объективным, не навязывать свою оценку читателю, держать его в интел-

лектуальном напряжении. Художники обращаются к экзистенциальным архетипам как

к средству, которое помогает что-то скрыть, утаить, намекнуть, но не сказать прямо.

В эпоху, когда один век сменяет другой, обостряется индивидуальное восприятие.

На первое место в это время в литературе выходят вечные темы; попытки создать уни-

версальную картину мира обращают писателей к миру, истории; возрождается интерес

к традиционным фольклорным формам, глубоким и неоднозначным, вобравшим в себя

мудрость веков. Архетип как синкретичная форма освоения действительности, которой

свойственен широкий диапазон в выражении чувств и мыслей – от философских раз-

думий о судьбах мира и человечества до интереса к отдельной личности, – входит в ху-

дожественное творчество каждого писателя.

Как бы не были различны художественные миры писателей, каждый из них, как и

раньше, находит в архетипах форму, адекватную своему мировосприятию, и каждый из

них через сюжеты своих романов старается осмыслить и запечатлеть конфликты, про-

блемы, болезни своего времени.

На тематическом развитии этих групп архетипов, безусловно, сказывается влия-

ние экзистенциализма. В произведениях, в которых присутствуют экзистенциальные

архетипы, преобладают темы: любовь, одиночество, отчуждение, поиски героями

смысла жизни, надежда. Тематически эти произведения связаны с экзистенциальными

произведениями писателей других стран (М. Уэльбек, Ф. Бегбедер, Ч. Паланик, Х. Му-

раками).

Экзистенциальные архетипы вплетены в ткань романа очень ненавязчиво, там, где

писатели обращаются к вечным категориям: жизнь/смерть, добро/зло, вера/безверие,

646

Мелетинский Е. М. О литературных архетипах. М., 1994. С. 77.

190

которые вырастают до образов-символов

647

. Экзистенциальные архетипы отражают

мировоззрение художников, их устремления, представления о моральных ценностях,

согласно которым выше всего ставится Человек, его личность, стремление познать са-

мого себя, упорство в борьбе с самим собой.

Рассмотрение специфики экзистенциальных архетипов в произведениях совре-

менных русских писателей позволяет заметить, что все они имеют ярко выраженную

общую особенность – трагический характер. Трагическое начало своеобразно проявля-

ется в произведениях, способствуя раскрытию их идейно-эстетических целей: оно зави-

сит и от характера персонажей, и от обстоятельств, вызванных неустроенностью бытия.

Мастерство писателей раскрывается и в умении с большим эмоциональным напряже-

нием передать трагизм «вещной жизни» в художественно обобщенной форме

648

. Соче-

тание экзистенциализма и драматизма усиливает эмоционально-эстетическое воздейст-

вие трагического начала в творчестве русских писателей.

Важное значение для раскрытия трагического противопоставления жизни и смер-

ти (оно является ведущим в произведениях современных писателей-экзистенциалистов)

имеет искусство развивать действие, которое сконцентрировано на одном или несколь-

ких наиболее значительных конфликтах. Так, в основе романа М. Уэльбека «Элемен-

тарные частицы» лежит конфликт между любовью и невозможностью осуществления

любви, в романе В. Ерофеева «Русская красавица» – между личностью и обществом.

Таким образом, конфликт между жизнью и смертью находит образное выражение

в каждом произведении в так называемых пограничных ситуациях. Познать самого се-

бя человеку дано в тех пограничных ситуациях, через которые придется пройти чело-

веку в своей реальности. Эти пограничные ситуации (смерть, борьба, революция и др.)

требуют от личности какого-то действия, выбора. В экзистенциализме выбор определя-

ет бытие человека. Постигая себя, человек стремится сделать правильный выбор, бла-

годаря поискам своего «Я», он становится свободным. Конфликт между свободой и не-

обходимостью, правом и желанием, жизнью и смертью находит выражение во всех

произведениях современных писателей. Именно поэтому основа проблематики произ-

ведения выражается через экзистенциальные архетипы, которые очень часто встреча-

ются в творчестве как западноевропейских, так и русских писателей.

АРХЕТИПЫ В РОМАНЕ Л.М. ЛЕОНОВА «ПИРАМИДА»

И.А. Жукова

Ни один из элементов пирамиды не может быть лишним. Для того чтобы пирами-

да оставалась самой собой, ей необходима стабильность в наличии всех ее элементов –

блоков. Роман Л. Леонова «Пирамида» представляет собой структуру аналогичную,

только в качестве строительного материала роман использует элементы текстовой ин-

формации, которые формируют художественную картину мира, один из элементов ко-

торой – архетипы. Проанализировав роман, мы пришли к выводу, что из его текста

можно реконструировать следующие архетипы:

• шута, дурака, юродивого – в образе ангела Дымкова;

• блудного сына – в образе Вадима и отчасти Дымкова;

• ведьмы, матери – Юлия Бамбалски;

647

Михайлова Л. О. О художественной условности. М., 1970. С. 62.

648

Баталов Э. Я. Философия бунта (критика идеологии левого радикализма). М. : Политиздат, 1973. С. 9.