Ильин В.В. Философия истории

Подождите немного. Документ загружается.

Человеческий смысл истории

черкнем: культура есть деятельность не по отрешенным (спекуля-

тивным), а по обозримым целям; социально-политическая жизнь

творится заземленно-телеологически. В-третьих, вслед за Фихте

скажем: не прибегая к насилию, нельзя внедрять внешнюю цель

жизни, человеческое бытие как бытие для себя суть бытие само-

цельное.

В силу фиктивности закона Фейхтвангера реален навевае-

мый обстановкой неоднозначный выбор. Даже в казалось бы обеску-

раживающих безнадежностью ситуациях, как ситуация дилеммы

Кандида: 10 тысяч палок или расстрел. И здесь человек выбирает.

Как протекают судьбоносные акты выбора

—

доподлинно не-

известно: теоретически (докгринально) они не подлежат рекон-

струкции. Единственное, на что допустимо уповать, — не на

рациональную, а смысложизненную логику. Рационализация вы-

бора влечет экзистенциальное вырождение типа "брака по расче-

ту". Объективная невозможность просчитать, учесть, взвесить

все до конца — причина не только интригующей виртуальности

бытия, но и самовозвышения, самопреодоления, внутреннего

роста.

Сказанное оттеняет тщету проектов сознательного творения

существования по рациональным схемам. И в варианте Фонтене-

ля,

при виде преступника восклицавшего: "Вот человек, плохо

рассчитавший!" И в варианте Энгельса, пытавшегося уверить,

что,

когда "люди начнут вполне сознательно... творить... исто-

рию,

только тогда приводимые ими в движение общественные

причины будут иметь в преобладающей и все возрастающей мере

и те следствия, которых они желают"

. Подобный скачок из

царства необходимости в царство свободы

—

великий миф, разо-

блаченный жизнью, обильно политой потом и кровью действи-

тельностью. Как знать, что бы сказал о социотехническом кон-

струировании на исходе XX столетия горячий поборник общест-

венного рационализма Фейхтвангер, по меркам времени еще так

недавно утверждавший: "Я неизбежно симпатизировал экспери-

менту закладки фундамента для создания гигантского государства

на базе одного лишь разума"?

Подмечает Вико: "Мир, несомненно, вышел из некоего

ума, часто отличного, а иной раз совершенно противоположно-

го,

и всегда — превосходящего частные цели самих людей, тех

людей, которые ставили себе эти цели"

. Аналогичное высказы-

вает Гегель, вводя понятие "хитрость разума".

Маркс К.,

Энгельс

Ф. Соч. Т. 20. С. 295.

Вико

Д. Основания новой науки об общей природе наций. М., 1937. С. 470.

1.3.

Гуманитарная парадигма

Оба указывают на зазор между целью и результатом. Откуда

же избыточность конечного итога сравнительно с замыслом в

социально-историческом действии?

В качестве рефлексивной тематизации вопроса остановимся

на возможностях:

а)

динамизм:

предустановленность истории; любая произвольная

социально-политическая уникальная манифестация есть выраже-

ние скрытого за ней фундаментального основания. Тот же Напо-

леон. Как исторический деятель он не "лицо", а "функция",

Французская революция в человеческом обличье. Если бы он пал,

рассуждает, к примеру, Барт, на его место заступили бы Гош,

Клебер, Дезэ, Марсо, другие подходящие люди

. Есть, следователь-

но,

закон и его персональное наполнение. Недостаток данной плат-

формы

—

низкая эвристичность: объясняя, социально-политический

динамизм мало что объясняет. Витиеватая жизненная реальность под-

водит к

разумению:

народ говорит устами своих героев, герои

же

имеют

собственные уста.

б) окказионализм: спорадичность, иррегулярность истории;

случайность

—

ткань социально-политического. Эту концептуальную

программу заявляли Паскаль, Бурдо. В несколько ироничной

форме проводил Вольтер, передававший происшествие с индусом,

который доказывал, что его левая нога

—

причина гибели убитого

в 1610 г. Генриха IV. (В 1550 г. индус во время прогулки непред-

намеренно столкнул в воду персидского купца. Его осиротевшая

дочь вышла замуж за армянина и родила девочку, связавшую судьбу

с греком. Их дочь переселилась в Париж, воспитав убийцу короля

Франции — Равальяка.) И, наконец, горячо отстаивал Ясперс,

убеждавший: "То, что составляет

истории лишь физическую основу,

что возвращается, сохраняя свою идентичность, что есть регуляр-

но повторяющаяся каузальность,

—

все это неисторическое в ис-

тории"

Сомнительность окказионализма в исходном "историческое —

эпизодическое". С прецедента Гераклита между тем очевидно: образ

"потока", непрестанного "становления" во всех отношениях неин-

спирирующий. Неизбежными пороками окказионализма высту-

пают:

См.:

Барт П. Философия истории как социология. СПб., 1902. С. 183.

Ясперс

К. Истоки истории и ее цель. Вып. 2. М., 1978. С. 135.

Человеческий

смысл истории

—

нигилизм: схожий с кратиловским онтологическим реляти-

визмом "в одну и ту же реку нельзя войти и один раз"

экзистенциальный релятивизм "таких, как я, и одного

нет" (Хлебников);

— беллетризм: превращение CT в антологию анекдотов типа

жизнеописаний какого-нибудь Растиньяка, вблизи столи-

цы заявляющего: "Ну, теперь дело между нами"; последнее

дает повод квалифицировать CT либо как атеоретичную

хронику (вслед за Сен-Симоном), либо как откровенный

вздор (вслед за Г. Фордом).

в)

статистизм:

положение в истории родственно совокупнос-

ти обстоятельств в статистической физике; история — результи-

рующее массового столкновения индивидуальных воль — описы-

вается как поведение ансамбля. Характерно в этой связи суждение

Энгельса: "То, чего хочет один, встречает противодействие со

стороны... другого, и в конечном результате появляется нечто

такое, чего никто не хотел. Таким образом, история... протекает

подобно природному процессу и подчинена... тем же самым

законам движения"

. История — броуново движение? Такая кар-

тина если и отличает, то архаичную социальность с равноценно-

равноправными агентами действия. В развитой социально-поли-

тической организации практикуются сравнительно жесткие техно-

логии, векторизующие обмен деятельностью и не оставляющие

простора для статистического подытоживания спонтанных инди-

видуальных воль. Для прошлых эпох справедлива позиция Арис-

тотеля, разводившего амплуа историка и поэта: первый трактует о

действительно случившемся, второй — о том, что могло бы

случиться

. Для современной эпохи ригидных социально-полити-

ческих технологий, превративших историю в искусственно на-

правляемый процесс, подобие абсурда, где, используя слог

Камю, репликами на просцениуме жизни беспорядочно обмени-

ваются надежда и смерть, различение Аристотеля не проходит. Или

проходит с точностью до наоборот: историк трактует о том, что

могло случиться, поэт (лучше — трагик) — о действительно

случившемся.

г)

флуктуирующее

воление:

история есть нечто, существующее

в виде не "чего-то", а "для чего-то"; история не следствие

сцепления множества переменных, равнодействующая необозри-

мых, трудно просчитываемых многоразличных параметров, резю-

Маркс

К.,

Энгельс

Ф. Соч. Т. 37

'С.

396.

См.: Аристотель. Поэтика.

М., 1957. С.

67—68.

1.3. Гуманитарная парадигма

ме игры стихийных сил, она — итог уникальной способности к

самодействию, самоутверждению, проявлению свободной воли,

поиску решения; история не постав, не вовлечение, а персональ-

ное самодействующее становление. История — не мы в про-

шлом, а прошлое в нас, проявляемое в особом типе пассионар-

ного причинения: не от обстоятельств, а от напряжения внутренних

сил,

самоиндукции, самочинности, своевольности. Взять ситуа-

цию "Иван Грозный убивает сына". Событие стихийное, катас-

трофическое, общими причинами недетерминированное. Имен-

но из таких флуктуации соткана поливариантная ткань истории.

Поскольку есть апокриф, доносящий, что во время Великой

французской революции во многих местах Парижа останавлива-

лись башенные часы, постольку прав Мерло-Понти, утверждая:

первоисточный принцип субъект-объектных (и, добавим, субъ-

ект-субъектных) отношений

—

своеволящее, "дикое бытие". Ди-

кость бытия как исходная онтология жизни

—

от дерзания, охоты

"пожить по одной свободной воле своей", а не от статистики.

В результате фатальной заброшенности, безопорности чело-

век осужден быть свободным (Сартр). Оттого в одних случаях он

действует как волк, в других

—

как Бог.

Воспользуемся сказанным для критики представленной

линии. Во-первых, в силу политической сущности людей, того,

что они получают не самые вещи, а мнения о вещах (Эпиктет),

зависает аутентичность действий — следствий автономной свобо-

ды.

Во-вторых, остаются проблемы овладения персональным по-

тенциалом: актив

—

самопонимания: показательно итожащее творческий путь

Гегеля, его сетование: "Только один из моих учеников

понял меня, да и тот меня не понял";

—

самовосприятия: далеко не обязательная для каждого необ-

ходимость поднять глаза, чтоб видеть, видят ли его и как

именно

;

—

самосознания: в диалоге Оливера Венделла Холмса участву-

ют: личность как она есть; личность, как она представляет-

ся себе самой; личность, как она представляется другой

личности. Унамуно дополняет этот перечень модусов лич-

ностью, какой она хотела бы быть. Дело усугубляется тем,

что кто такие мы по совести, объясняем не мы, а те, кто

перед нами и за нами (М. Поздняев), что снижает порог

См.: Данте

Л.

Малые произведения.

М., 1968. С. 46.

/. Человеческий смысл истории

рациональности персональной самооценки, а значит,

самореализации;

—

самополагания: какая может быть цель жизни, если из нее

исчезли свежие желания юности, чувство неудовлетворен-

ного любопытства;

—

самоосуществления: неочевидность дифференцировок между

mala in se и mala prohibita, т.е. действиями собственно

дурными и нарушающими (справедливые или несправедли-

вые) условности.

Довод гносеологический

Условие возможности CT составляет пресуппозиция рацио-

нальной самотождественности человечества: творят и исследуют

историю идентичные лица. Она охватывает, однако, лишь стан-

дартные случаи самопроявлений, распространяющиеся на обстоя-

ния "всегда-везде". Потому CT а) оказываются измышлениями —

искусственными, предвзятыми конструкциями, комбинирующи-

ми логическими диспозициями, изощрениями наподобие "Ухро-

нии"

Ренувье, где отслеживаются интригующие возможности

равноправия ветвлений истории в альтернативном моделировании

отрезков прошлого не такими, какими они были, а такими,

какими они могли бы быть

; б) не схватывают позитивную,

непредвзятую, безусловную реальность жизни в "здесь-теперь".

Пресуппозиция "рациональности " ориентирует на задание аб-

страктно-универсальных "чистых" мысленных контекстов, не-

пригодных для артикуляции гносеологического деиксиса

—

"исто-

рического в истории", "политического в политике" — многооб-

разных интриг, козней, подвохов, вывертов, гримас "фона лич-

ности", без которых нет ни истории, ни политики.

Имея в виду искусственность феномена традиционных CT,

нельзя отказать в правоте Риккерту, советующему каждый раз

создавать CT (ту же историю) заново. Однако тайну нельзя

превращать в басню. От духа релятивизации соотнесения вымыс-

ла и действительности в границах CT недалеко до печальной

болезни Фроуда, имевшего слабость никогда не писать правды

(как говорили, он был constitutionally inaccurate), и, более того,

до полного разочарования в науке. Вероятно, по этой причине

пальму первенства

адекватной

формы человеческого самопознания

(рефлективные, предельно широкие типы CT, объемлющие част-

ности) Шеллинг и Кроче отдавали искусству (тут, правда, свои

Renouvier Ch. Uchronie. P., 1876.

1.3. Гуманитарная парадигма

трудности, связанные с привнесением "видения", "идеала".

Скажем, художник, которому поручили изобразить переход евре-

ев через Красное море, написал полотно, закрашенное в одно-

тонно красный цвет, и пояснил: евреи перешли, египтяне утону-

ли...).

Пресуппозиция рациональности, что, очевидно, в специ-

фически теоретико-познавательном ключе пытается снять барьер

между сущностью и существованием. Парадоксальность человека

в двойственности: он — конструирующий мир субъект и сущест-

вующий в мире объект. В силу закона гомогенности: хорошая

теория исходит из минимума унитарных объяснительных принци-

пов (прибегая к мысли Гегеля, можно сказать: опасение и боязнь

односторонности есть признак теоретической беспомощности,

способной на разностороннюю непоследовательность) — гипер-

болизируется то одна, то другая сторона человечности.

Гипертрофия субъективности субъекта (связь "субъект — мир"

относительно субъекта) обрекает на бессодержательный нарцис-

сический самоаналитизм

—

крах феноменологической самосозерца-

тельности. Гипертрофия объективности субъекта (связь "мир —

субъект" относительно мира) чревата тупиками натурализма,

элементарного антропологизма, объективизма, техницизма, ут-

ратой смыслоотнесенности человека к действительности.

Постулат "вещи в себе" препятствует постижению сущности;

постулат "феномена" (сущноданности) препятствует постижению

существования. Парадокс сущности — существования в пределах

"рационально" выполненных односторонних CT не преодолевает-

ся:

в одном случае субъективность элиминирует объективность в

гносеологическом смысле; в другом случае субъективность элими-

нирует объективность в онтологическом смысле.

Пресуппозиция "рациональности", навевая фиксацию не-

исторического в истории, неполитического в политике, учит о

нечеловеческом в человеке. Как возможно, что невзирая на

свободу воли, девиации есть закономерный исторический про-

цесс? Сие возможно благодаря введению трансцендентных скры-

тых параметров. Метасознание захватывает гердерско-гегелевская

установка, выводящая законы мира из курирующих социальную

интеракцию предвечных факторов. Геропизмы, разумеется,

могут внедряться в дискурс, но только подрывают общегносеоло-

гические понятия желательности, оптимальности, импозантности

устоев вершения теории, канонов отправления поисковых актов.

В качестве обоснованного резюме из изложенного выведем,

что есть избыточный рационализм в допущении рациональности

тока исторической жизни, которому всецело сопротивляется есте-

Человеческий

смысл истории

ственная стихия существования. Реалистичный предел мыслимого

мира — жизненный мир, последовательно отвергающий эвристи-

ческие издержки традиционных CT, являющихся построениями

слишком отрешенного плана. Искомый удел CT

—

избегать:

—

схематизма обезличенных, бессубъектных "моделей";

—

многозначительных ad hoc вкраплений в виде апелляций к

побочным инстанциям, влияющим на якобы свободные

поступки людей;

—

престабилированности образа "героизма отчаяния", amor

fati.

Принципиальный изъян традиционных CT — некритическое

подстраивание под общенаучную практику. Будучи наукой, ис-

пользуя стандарты науки, гуманитарное знание все же должно

отвечать своему назначению. Назначение же его таково, чтобы в

отличие от прочих наук выступать человеконесущим, личностно-

ориентированным, субъектсодержащим знанием. Как это воз-

можно?

Как утверждалось, оперируя типажами, теория выдворяет из

рассмотрений неповторимую, уникальную личность. В той же

политэкономии не предпринимается изучение конкретных капи-

талистов. Их персональность гасится логикой процесса возраста-

ния стоимости, который, будучи субъективной целью, через

растущее присвоение абстрактного богатства, выступающего

единственным движущим мотивом капиталистических действий,

подпадает под идентификацию и вырождается в "капитал", пото-

му капитал есть полномочный и объективно-логический замени-

тель и представитель капиталиста. Аналогично метаморфозе рабо-

тодателя партикулярный работополучатель превращается в

"товар".

Проводя параллели, по сути, те же вариации внедрения

субъекта теорию (под видом "наблюдателя", "экспериментато-

ра") можно отслеживать в релятивистской и квантовой физике.

Теоретизации субъекта в гуманитаристике и натуралистке,

следовательно, идут сходно по накатанной колее весьма жесткой,

выхолащивающей личностное абстракции отождествления. Но

если в негуманитарных отраслях знания удовлетвориться подоб-

ными приемами позволительно, этого нельзя сказать о социаль-

но-гуманитарном знании, использование индивидовыхолащиваю-

щих процедур в котором рано или поздно дисквалифицирует его

гуманитарность. Возвратимся к эпизоду "Иван Грозный убивает

сына". Дополним его эпизодами "Петр I — царевич Алексей",

"Франц I Фердинанд — Гаврила Принцип". Это реальные лице-

1.3, Гуманитарная парадигма

деи социально-политической жизни, из усилий которых сама эта

жизнь и складывается.

Научная теория представляет субъекта (комплексы субъектив-

ности) лишь во всеобщей форме

—

утверждает не субъективность

индивида, а ее структурные свойства — субъективность как тако-

вую.

Последнее, однако, совершенно недостаточно для полно-

ценного отображения реально-жизненных эпизодов. Если в

жизни есть индивид

—

Иван, Петр, Гаврила,

—

общими сентен-

циями о субъективности не обойтись; в рассуждениях должны

фигурировать личности с контекстами их присутствия в бытии.

Отработка путей включения субъекта в теорию в рамках

метасознания предпринималась в операционализме и ультраин-

туиционизме. Однако, говоря: "Моя наука операционально отли-

чается от вашей науки, как и моя боль — от вашей боли",

Бриджмен разваливает каноны науки. В фарватере эпатирующих

бриджменовских откровений "существует столько наук, сколько

индивидов"

идет и Есенин-Вольпин, умножающий количество

рядов натуральных чисел в зависимости от субъектов счета. Для

положительной математики, естествознания это немыслимо, по-

тому и ультраинтуиционизм и операционализм остаются методо-

логическими ухищрениями, осязаемо не влияющими на разработ-

ческие мероприятия.

Извлекая мораль из подобных показательных опытов, пра-

вильно признать: на уровне как техники, так и семантики ни

математика, ни естествознание не располагают инструментарием

освоения жизнесубъективности. При гносеологической рекон-

струкции состава точных наук обнажаются массивы собственно

знания и истории знания. Первый

—

позитивный корпус науки в

виде множества обезличенных деперсонифицированных положений.

Второй — корпус истории науки в ввде хроник, биографий с

деталями исканий, девиациями. Поскольку бывают теории типа-

жей и не бывает теорий индивидов, индивид может быть включен

в теорию лишь в результате соответствующего изъятия из теории.

Практически сие означает привлечение нетеоретических хрони-

кально-биографических соображений в лице антропологических

повествований с "пуантой". Они сосредоточиваются в корпусе

истории науки, где вводятся описания с экзальтациями об "осо-

бом характере" субъекта применительно к случаю. К примеру,

здесь разъясняется, почему Фарадей отрицал атомизм, Лоренц

—

теорию относительности и т.д.

Brigman

P. The

Intelligent Individual

and

Society.

N.Y., 1938. P. 157.

Человеческий смысл истории

Двусоставность онтологии точной науки — концентрация

универсалий в корпусе знания, а уникалии в корпусе истории

знания — в силу правила обратной зависимости теоретического и

личностного в сознании: чем значительнее удельный вес первого,

тем незначительнее удельный вес второго, существенно поднима-

ет планку ее (точной науки) теоретичности, позволяет функцио-

нировать ей преимущественно как объектный тип рефлексии с

фактическим исключением описаний индивидов.

Ничего подобного не просматривается при реконструкции тела

социально-гуманитарного знания, из композиции которого невоз-

можно выдворить антропологизмы. Понимание атрибутивности

гуманитарному дискурсу суждений об "особом характере" субъекта

подводит к проекту антропологической гуманитаристики: всякая

нетривиальная CT должна быть ивдивидоцентричной. Непосред-

ственное воплощение этого императива обслуживает такая версия

поэтики CT:

1) фундаментальная теория (теории социального бытия, со-

циального действия и т.д.);

2) антропоцентричная квазитеория двух уровней:

а) описание типов

—

ареалы субъективности;

б) описание лиц

—

деяния индивидов.

Раздел "Фундаментальная теория" по своему гносеологичес-

кому статусу дублирует аналогичные разделы негуманитарных

наук. В нем ассоциируются универсалии, обусловленные естест-

венной необходимостью. Так, есть геополитика, определяющая

мировую конъюнктуру по части добычи, переработки, транспор-

тировки, поставки энергоносителей.

Раздел "Антропоцентричная квазитеория" включает два сег-

мента. Первый — формулировки о структурных отношениях,

схемах типов, формально-динамических характеристиках поведе-

ния,

идентичности в границах устойчивых континуумов призна-

ков.

В нашем случае есть представляющий средостение геополи-

тических силовых линий в мировой энергополитике ближневос-

точный регион, где должен (!) воплотиться заказ на поддержание

желательной энергетической конъюнктуры. Это требует культива-

ции социально-политического одиоза (девианта), потенциальная

борьба с которым гарантирует обеспечение неких высших интере-

сов.

Второй — суждения о персональном локале, экзистенциаль-

ной конкретике, обслуживающие ситуационное присутствие лич-

ностного начала. Подразумевается Саддам Хусейн, играющий

роль инспирирующего одиоза.

1.3. Гуманитарная парадигма

Идейными предтечами представляемой версии поэтики CT

выступают Геродот, Фукидид, Полибий, Тацит, уделявшие по-

добающее внимание антропологическим плоскостям регистрируе-

мых событий. К числу упомянутых предтеч, несомненно, дол-

жен быть отнесен Тит Ливии, ставящий задачу — проникнуть в

душу описываемых им исторических лиц.

Баланс теоретическою и антропологического (экзистенциаль-

ного),

к несчастью, не был вьщержан ни в методологии, ни в

практике вершения социально-политического знания. В разные

времена, в разных обстоятельствах верх одерживал то объекти-

визм (географизм, космизм, техницизм — Гиппократ, Монтескье,

Ратцель, Леруа-Гуран), то субъективизм (Верморель, Лампрехт,

толкующие социально-политическую интеракцию в терминах

процесса личностей, истории героев). Дело же заключается в

том,

чтобы в рефлективной теории социальности обезопасить

себя как от трансцендентного, так и беллетристического. Этому

благоприятствует развертываемый проект социального знания,

дающий простор непредвзятой теории, которая органично вклю-

чает обнаруживаемое в истории активно, автономно самоутверж-

дающееся "Я".

Первый уровень антропологической квазитеории (префикс

"квази" — для обозначения неточности, нестрогости, неаподик-

тичности суждений в формальном смысле) предполагает задание

ареалов субъективности. В общем случае (минуя оценку частных

исполнений вроде теорий психологических, сексуальных, поли-

тических, культурных и т.п. типов) выполнение этой задачи

связано с последовательным возвышением мысли от содержатель-

но бедных фиксаций неких поверхностных проявлений субъектив-

ности до развернутого понимания ее сущностного назначения.

Здесь обосабливаются фазисы:

— "графия" — артикуляция субъективности в феноменологи-

ческих теориях, полуэмпирических констатациях наподо-

бие веберовских, фрейдовских, юнговских типологизаций;

— "логия" — отличающая деятельность в рамках Б

(теорети-

ческий базис) сущностная проработка природы субъектив-

ных типов

—

движение от атрибутивных Б

(эмпирический

базис) и Б

(операционный базис) регистрации, фиксаций

в сторону процессуальных моделей (веберовская модель

социальной динамики от традиционной к рациональной

организации);

— "гония" — концептуализация генезиса, возникновения,

становления субъективности. Применительно к "гонии"