Ильин В.В. Философия истории

Подождите немного. Документ загружается.

Предисловие

случай, когда, используя оборот Фюстеля де Куланжа, поэзия

(философия) выделяется сама, почти помимо воли историка. Если к

тому же ее (поэзию, философию) рассматривать как сведение счетов

с самой собою в одиночестве.

Преодоление "поэтического" в истории вввду угроз субъективиз-

ма (гносеологическое измерение), окказионализма и фатализма (он-

тологическое измерение), релятивизма (антропологическое измере-

ние) производилось подведением под рассуждения имперсонального

—

то

статистики (Кегле, Бокль, Бурдо, Оден, Гальтон, Кавдолей, Ломб-

розо),

то демографии (Летурно), то землеобразования (Лайель), то

географической среды (Геродот, Фуквдвд, Боден, Монтескье, Гер-

дер,

Ратцель).

По-нашему, суть дела не в подведении под фактуру фундирую-

щих оснований, а в прояснении способов ее изучения. Базис

доказательности истории — принципы, приемы, воплощающие "голос

совести" (Буркхардт) реалистично, критично настроенного историка.

История — не хранитель веры и благочестия, скорее, она —

духовное трезвение, бодрствование.

Каждый раз история пишется заново. Но не вследствие ненауч-

ности, а вследствие требующего обновления аналитических звеньев

богатства материала, вследствие непрерывного, обильного научного

творчества, вследствие изменения, обязывающего расти вместе с

задачей.

Брожение возможностей, открытость эпохам — от трансформа-

ции "значимости" фрагментов прошлого, кропотливой рефлексией

которых озабочены палеография, эпиграфика, сфрагистика, гераль-

дика, нумизматика, дипломатика, генеалогия, хронология, архео-

логия, источниковедение а) вскрывающие специфические и типоло-

гические движения в социально-политической среде, мир-системные

и страновые контакты и связи; б) заставляющие отрекаться от догм,

прощаться с иллюзиями; в) приговаривающие нас к смыслам под-

линности, правдивости, достоверности.

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ СМЫСЛ ИСТОРИИ

gg,

1.1

ПОНЯТИЙНАЯ СЕТКА ПРОБЛЕМЫ

\UopMa истории (социальности)

уникальна, содержание ее универсально. Дело истории — всече-

ловеческое, корпоративное, дело частного человека (лица), уча-

ствующего в творении истории, — партикулярное. Понимание

этого актуализирует

ряд

проблем.

Как два

эти

дела взаимосвязаны?

На чем крепить умопостигание истории как целого? Если саморе-

ализация лица эгоистична, а потому прозрачна, просчитываема,

тогда откуда в качестве деятельностного резюме возникает импер-

сональное, надличностное? Частные науки, анализирующие форму

явлений, ищут "правду текущей жизни". Философски экипиро-

ванные метаисторические, политические, юридические системы

социального профиля осмысливают содержание явлений, "правду

тайного предназначения". Водораздел между двумя "правдами"

проходит по основанию единичной или всеобщей субъектное™.

На уровне "логаи" (специальных наук) выявляется сущность

деятельности, на уровне "софии" (металогия) выявляется сущ-

ность смысла деятельности. В одном случае возникает линия

"правды лица", в другом случае — линия "правды народа, госу-

дарственности". Онтологический срез рассуждений поставляет

дихотомию личностного — сверхличностного, свободного —

предопределенного в творении жизни. Деяния лиц — эгоистичны,

партикулярны, обозримы; совокупный результат деяний лиц —

имперсонален, едва не вынужден. Как правило, получается то,

чего никто не желал. Живем, живем, а в конце жизни — одни

пустяки; ищем, где всем просторно, находим же железную клетку

Человеческий

смысл истории

наличного порядка; стремимся к бытию, захватывающему дух,

имеем мелкие, редкие крохи доброго, бескорыстного, красиво-

го.

Горняя тоска по необыкновенному перебивается дольней

мудростью кротких.

Четко фиксируемый разрыв цели и результата нашей (истори-

ческой, политической, государственной) деятельности питает

стратегию "хитрости" мирового

разума:

некая высшая интеллиген-

ция "хитрит", разбалансируя намерения, интенции и плоды тща-

ний.

Врожденным и неустранимым пороком данной, заявленной

Вико и развитой Гегелем идейной культуры, выступает, однако,

подрыв естественности. Наука кредитует лишь опирающиеся на

понятия собственной динамики, исключающие скрытые парамет-

ры,

каузально фундированные модели. С этих позиций конструк-

ция "хитрости разума", очевидно, неадекватна.

Как строить историософию, проводя глубокую концептуали-

зацию объемных явлений историческою, политического, государ-

ственного? В русле вопроса зададимся проблемой причин трагедии

лиц у власти. Так, Карамзин, подхватывающий его взгляд

А.К. Толстой усматривают корни коллизий

возмездии за преступ-

ления: отчаявшийся народ поворачивается телесным тылом

тира-

нам — историческим (политическим, государственным) лицедеям.

Возникает контрастная оппозиция деспотов-властолюбцев (Иван IV,

Борис Годунов и т.д.) — просвещенных монархов (Екатерина II,

Александр I и т.д.). "Нет зверя свирепее человека, если к страстям

его присоединить

власть",

—

говорит Плутарх, высказывая истину

почти абсолютную. Изуверившись в самовластии, несении тягос-

тей правления, Иван IV убеждает Федора "царствовать благочес-

тиво,

с любовию и милостию"

. Но как диссонирует наставление

с фактическим опытом управления державой. Личное дело не со-

впадает с делом государственным. Гений и злодейство не единятся

в сфере духа, но идут рука об руку в сфере власти. Генрих IV,

Ричард III

—

престолозахватчики-интриганы. Екатерина Медичи

—

отравительница

родственников.

Иван IV,

Петр I

—

палачи сыновей.

Екатерина II

—

сообщница убийц мужа. Ленин, Троцкий, Сталин

—

народоненавистники. Примеры, конечно, легко множатся.

Пушкин, сторонники историко-юридической школы (Каве-

лин,

С. Соловьев) разводят перипетии персональной судьбы и

логики государственного устроения. Характер эпохи — производ-

Карамзин

ff.M

История государства Российского.

СПб.,

1821.

Т. 9. С. 434.

1.1.

Понятийная сетка проблемы

жем,

Смутное время на Руси порождено не особенностями царя

Бориса как тронодержателя. Оно

—

дериват борьбы сил, интере-

сов.

Годунов, полагает Пушкин, обречен: безотносительно пси-

хологической предрасположенности к тирании, восстанавливавшей

против него народ, он не отвечал назначению. Такой нестан-

дартный ход мысли чреват накатом вопросов: что есть историчес-

кое,

политическое, государственное назначение? Какие неявные

пружины величия (силы, интересы) и как проступают в явной

личностной деятельности? Есть ли история (политика, государст-

венность) результирующая взаимодействия лиц или манифеста-

ция сверхличностного (Провидения)? Если первое, то почему

содержание истории (политики, государственности) рассогласо-

вано с ее формой? Если второе, то в чем корень предопределения?

Поставленные вопросы в конце концов как к исходному

пункту стягиваются к одному: если "назначение" в истории,

политике, государственности не вымысел, то в чем высший

умысел, промысел, кем он установлен, как он проявим в жизни?

Резонные чувства растерянности, недоуменности ввиду пос-

леднего усугубляются многозначительной сентенцией Дизраэли:

"Миром управляют совсем не те, кого считают правителями люди,

незнающие,

что

творится

за

кулисами".

Итак, закулиса. Рефлексия

ее статуса упирается в общем случае в экспозицию баланса лич-

ностного

—

государственного, человеческого

—

властного, инди-

видуального

—

державного в синкретизме историко-политаческой де-

ятельности. Метафизика роли лица в истории снимается, следова-

тельно, метафизикой государственности — фундаментальной гу-

манитарной наукой, полноценное оформление которой принадлежит

будущему.

Бог имеет дело с конечным (ultimate), человек с ближайшим

(proximate). Объяснение причин необычайных событий истории

вязнет в кругу отличающихся поспешностью формы, темнотой

содержания мнений. Спросим: каковы причины войны 1812 г. —

качества государственных лиц? Происки Англии? Недостатки

континентальной системы? Ошибки устремленных к единству

союзников? Указанные факторы не иллюзорны. Герцог Ольден-

бургский обижен, Наполеон властолюбив, Александр тверд,

континентальная система негодна, союз России с Австрией не

замаскирован. Все так. Но для обозревающих случившееся с

высот времени причины громадности произошедшего недоста-

точны.

Почему миллионы убивали, мучили друг друга (вследствие

того,

что Наполеон властолюбив, Александр тверд, политика

Человеческий смысл истории

Англии хитра, герцог Ольденбургский обижен?); почему состоя-

лось "воинственное движение масс европейских народов с запада

на восток и потом с востока на запад"?

(вследствие традиции,

согласно которой колонизация идет с запада на восток, а варвары

с востока на запад?). В чем непреложность осуществленных

действий, свершившегося? Что вообще означает непреложность?

Отстаивать фатализм: субъекты истории — рабы Провидения,

заложники промысла — несерьезно. Проводить волюнтаризм:

субъекты истории

—

гении, действующие случайно,

—

несерьез-

но не менее. Персонификации, как и деперсонификации исто-

рии,

означая отказ от жизнеподобия, комбинируют отвлеченно-

условными конструкциями. Акцентуация бытия (надындивиду-

альное) в рассуждениях навевает вполне обезличенную, безы-

мянную образность типа выведенной Л. Андреевым в "Жизни

человека", где в качестве персонажей фигурируют "человек",

"жена человека", "друзья", "враги человека". Акцентуация быта

(индивидуальное) навевает образность точек стресса, срыва вы-

бившихся из обоймы людских сцеплений парий. Такова, если

искать прототипы в творчестве того же автора, система героев

повести "Красный смех", вне места и времени изображающей

коллизию недопустимо необузданного индивидуализма (проти-

воестественные человеческие состояния на грани массового бе-

зумия).

Действия исторических лиц и не произвольны, и не предвеч-

ны;

они и реальны, и символичны; будучи частными, они нахо-

дятся в общей связи со всем ходом истории. Концептуальной

проработкой этой связи и занята философия истории, озабочи-

вающаяся установлением общих основных черт определенных

времен, проявляющихся личностно, субъективно. Философия

истории

—

не умозрительная дедукция тайных пружин историчес-

кого процесса, а его осмысление, приуроченное к временным

(цивилизационным) сдвигам, смене склонных к авторефлексии

поколений.

Существуют мысль в истории, мысль для истории, мысль об

истории. Первые два прецедента — фиксация эпизодов устрое-

ния,

преодоления жизни индивидуальной волей (история для

себя),

когда, по словам Плутарха, существование "зависит от

одного... человека", — стезя истории. Третий прецедент —

реалистичное изображение малореалистичных (на поверхности

нередко неразумно нереалистичных) явлений человеческой

Толстой

Л.Н. Собр. соч.: В 12 т. М., 1958. Т. 7. С. 252.

1.1.

Понятийная

сетка проблемы

жизни со ставкой не на неведомые законы воображения (спекуля-

ция),

не на повторяющиеся факты (эмпиризм), а на факты,

создающие последовательность. Говоря об этом предмете, со-

шлемся на К. Леонтьева, отмечающего: "Государство держится

не одной свободой и не одними стеснениями и строгостью, а

неуловимой пока еще для социальной науки гармонией между

дисциплиной веры, власти, законов, преданий... обычаев, с

одной стороны, а с другой — той реальной свободой лица,

которая возможна даже при существовании пытки"

Рефлексия подобной "гармонии" и есть стезя философии

истории, претендующей на итоговую выработку не слепых свя-

зей,

а структурного понимания с последующим осмысленным

переносом "человеческого" на "историческое", между которыми

"такое глубокое, такое таинственное в своей первооснове сраще-

ние, такая конкретная взаимность, что разрыв их невозможен"

Сказанное подводит к заключению: вникнуть в судьбу истори-

ческого, его назначения предполагает выработать серьезную вер-

сию самостановления Homo sapiens. Приступая к эскизу такой

версии (связывающей "гонию" и "софию"), оттолкнемся от сле-

дующего.

В понимании явлений социосферы невозможно использовать

метод, выработанный для изучения неодушевленной природы.

Требуется иной тип исследовательской культуры, ориентирован-

ный на "рассмотрение людей в процессе их

деятельности"

(Тойнби).

Как высказать "живое слово о живых"? — разработкой этого

занята социальная рефлексия — критико-аналитическая, углуб-

ленно-мыслительная деятельность, противостоящая мелководным

традициям исповедальности, пророчества, натурализма, нарра-

тивизма.

ИСПОВЕДАЛЫЮСТЬ:

конструирование отрешенных состояний

социального существования с позиций исторической вненаходи-

мости (утопизм, ухронизм).

ПРОРОЧЕСТВО,

представление социальности в свете идеальной

перспективы освобождения человечества от груза прошлого (аван-

гардизм).

НАТУРАЛИЗМ:

толкование

социальности в терминах не положи-

тельно жизненной, но текстовой реальности (герменевтика).

Текст (источник) и жизнь (существование) не равноценны.

Жизнь выступает не экспонатным (памятниковым), а личност-

Леонтьев

К. Записки отшельника. М., 1992. С. 335—336.

Бердяев

НА. Смысл истории. М., 1990. С. 14.

Человеческий

смысл истории

ным (гуманитарным) явлением, реставрируемым арсеналом не

объективного, но субъективного (антропологического) духа.

НАРРАТИВИЗМ:

социальность умещается в показания протоко-

лов хроник. Социальный теоретик

—

не регистратор, он передат-

чик духа времени плюс фиксатор магистралей социальной эволю-

ции.

В мыслительных воссозданиях социальная реальность не

укладывается в факгограммы (Т. Моммзей, И. Дройзен, Ф. Са-

виньи, Н. Фюстель де Куланж):

Порой нет источников, удовлетворяющих стандартным

требованиям критичности, аналитичности. К примеру, основ-

ной текст по истории Древней Руси "Повесть временных лет" —

апокрифичен.

Зачастую не имеется доступа к источникам. В силу отсут-

ствия в отечественном законодательстве статьи о периодическом

рассекречивании документов эмпирическая база деятельности

российских обществоведов сужена, если не подрублена.

Подчас источники изъяты либо фальсифицированы — ла-

кировка истории со стороны власть предержащих.

Требует решения колоссальной сложности и остроты про-

блема интерпретации источников. Тот же пакт Молотова —

Риббентропа. Как к нему относиться? С нашей точки зрения,

пакт этот

—

решение политически вынужденное, свидетельствую-

щее не об агрессивности СССР, а о его миролюбии. Способом

поддержания мира в той обстановке оказывалось: а) сближение с

Германией; б) создание системы коллективной европейской без-

опасности.

последним не получилось по причине обструкцио-

нистской позиции Англии и Франции. Исчерпав возможности

действий во втором направлении, СССР обратился к первому.

23 августа 1939 г. между ним и Германией подписан пакт о

ненападении. В дополнительном секретном протоколе обознача-

лись сферы влияния: для Германии — Польша (исключая восточ-

ные области), для СССР

—

Восточная Польша (Западная Украи-

на и Западная Белоруссия), Финляндия, Бессарабия, Северная

Буковина. Ревизия прошлого

—

занятие неблагодарное: на всяко-

го интерпретатора найдется посрамляющий его более радикаль-

ный переинтерпретатор. Удержаться на плаву здравомыслия по-

зволяет реализм, верность правде истории. В соответствии с

этим условием, подходя к рассматриваемому фрагменту прошло-

го,

мы считаем его не подлежащим переоценке. В ту конкретную

эпоху действовать иначе, руководствуясь национальными интере-

сами,

возможным не представлялось. К выгоде для себя СССР

оттягивал войну, изменял геополитический баланс в свою поль-

зу, Воссоединял родственные народы, возвращал бездарно сдан-

1.1.

Понятийная сетка проблемы

ные большевиками территории. Масштаб государства, как и

человека, — масштаб его возможностей. В этом случае Россия

(СССР) доказала свою сопричастность великому масштабу. Она

выиграла. Изощренно интригующие на европейском театре дей-

ствий Англия и Франция проиграли.

5. Есть нечто (трансфактичное, внеисточниковое), в источ-

нике не фиксируемое, из него не выводимое. Так, можно в

деталях описывать эпопею Александра Македонского, однако

оставлять в тени, что собственно он сделал как исторический

актант, социально-политический деятель. Выскажемся простран-

нее,

для чего не согласимся с Лотреамоном, говорящим: "Поэт

полезнее любого гражданина своего времени. Его творчество —

кодекс для дипломатов, законодателей, наставников молодежи".

Суть в том, что поэт начинается там, где кончается человек.

Оттого полезнее поэта правитель, личным примером задающий

кодекс. Поэт пребывает в идеальном; предводитель отечества же —

конкретный человек

—

реально вменяет образцы подданным.

Александр Македонский прожил без малого 33 года. Нахо-

дился у власти

лет (336—323 гг. до н.э.).

года из них ушло на

стабилизацию собственного правления на родине, 10 лет — на

ведение восточной завоевательной кампании. Для лакея нет

героя.

В обыденно-житейском смысле судьба Александра не-

взрачна: к каким высотам приобщился он, кроме тягот, лишений

в общем элементарного ратного существования, скрашиваемого

безысходными солдатскими попойками и тривиальными походны-

ми оргиями?! Научная точка зрения, однако, располагает к

иному ракурсу видения. Она обязывает подойти к феномену

Александра не как к казусу, отдающему случайную дань происхо-

дящему, а как к единичности, поднятой до уровня явления.

Равнодостоинство людей перед ликом Вечности неоспоримо.

Между тем в нашем обозримом локале все мы друг другу не

равны. Покой и воля

—

не атрибуты исторической призванности;

не каждый способен реализовать соответствие вызову времени,

некое высшее, если угодно, метафизическое назначение. Верно,

Александр воплотил версию человека, не чуждого частной

жизни, но и нечто большее: нащупав, отработав правила склады-

вания империй, он открыл в мировой истории эпоху обмирщения

великих социальных проектов.

Перипетии державного опыта Александра во многих смыслах

примечательны. Самого пристального внимания заслуживает тех-

ника созидания им организма империи. Чисто опытно Александр

нащупал, выявил здесь свои зависимости, которые в мировой

практике использовались в последующем вполне сознательно.

Человеческий

смысл истории

Цивилизация, эксплуатирующая, но не культивирующая, не

имеет будущего. В отличие, от своих советников это отлично

понимал Александр, поставивший на обихожение аннексируемых

пространств, подключение покоряемых аборигенных народов к

высотам цивилизации. Цивилизация противостоит варварству

жизневоспроизводственным отрывом — более высоким уровнем

культурных, индустриальных, гражданских, земледельческих тех-

нологий. "Империя" в наиболее широком смысле, подчеркивает

Бицилли, есть отношение "властвование — подчинение", отно-

шение господствующего народа и подвластных

. Подобное отно-

шение реализуется через кратократическое потестарное начало,

государственную опеку, силовое давление. Империя в начале

своей повышательной фазы наращивает территориальную громаду,

расширяя масштабы исключительно применением силы. Далее,

однако, о себе заявляет логика гарантийного воспроизводственно-

го процесса. Завоевать территорию, народ можно, но держать их

в подчинении одной силой продолжительное время достаточно

трудно. Трудно по причине затратности — рано ли, поздно ли,

силы тают, воевать с народом на его территории невозможно.

Для удержания завоеваний в отношении покоренных окраин тре-

буется программа приемлемого (по крайней море достаточного для

срыва немедленного выступления) существования. Если вырабо-

тать ее удается, империя, пребывая в повышательной фазе, само-

стабилизируется. В противном случае внутренние антагонизмы

обостряются, освободительная борьба нарастает, удерживать целое

в исходном порядке становится все затруднительнее, империя

входит в понижательную фазу развития, характеризующуюся дер-

жавным деградансом вплоть до распада и краха. В отношении

первого Александр преуспел. С державной (аннексионистской)

миссией он справился. В отношении второго Александр не

успел. Между тем империя его целеустремленно начала выпол-

нять культуротворческую, устроительную миссию — примени-

тельно к покоренной провинции проводилась дальновидная стра-

тегия цивилизационного обихоживания, состоящая из глубоких

шагов:

— экспорт этноса из метрополии (подкрепляющая экспансию

торгово-промышленная колонизация земель);

— экспорт бюрократии (привлечение к управлению местами

ставленников из центра);

—

инкорпорация аборигенной знати во власть;

См.:

Бицилли

П.

Наследие империи

Рубежи.

1996.

Jsfe

8. С. 83.

1.1.

Понятийная сетка проблемы

—

урбанизация (закладка нескольких десятков стратегически

ответственных опорных пунктов, городских центров);

—

централизация финансовой политики (введение для Греции

и Передней Азии единой монетной системы);

—

интернационализация армии (создание контингентов из

эпигонов

—

обучаемых по-македонски аборигенных народов);

—

либеральное, избирательное отношение к обычаям покорен-

ных народов (сакрализация власти

—

для Востока, поддер-

жание демократических традиций властвования — для За-

пада);

— активное наступление на эндогамию (поощрение межнацио-

нальных

браков,

создание энергичной,

буферной

диаспоры,

—

"чтобы путем... родственных уз установить между величай-

шими материками согласие и дружбу, какая существует

между родственниками").

Все эти безусловно перспективные слагаемые имперострое-

ния,

начавшие материализоваться Алексавдром, не смогли за его

короткий век проявить себя полномочно и представительно. Как

следствие — отсутствие единой экономической, хозяйственной,

культурной, административной основы державности, без которой

последняя выступала не органической целостностью, а хаотичным

конгломератом непереваренных плавильным котлом местных ук-

ладов. Не решил Александр проблемы регламента власти. Это

касается моментов как отправления, так и передачи властных

функций. Отправление власти во многом опиралось не на леги-

тимный правоустановленный порядок, а на импульсивную импро-

визацию первых лиц.

Аналогичное справедливо и касательно вопроса передачи

власти. Самый опасный, тревожный момент государственности —

послевластие, обостряющее борьбу за трон. Державу Александра

Македонского разорила война диадохов. Кризис государства Се-

левкидов после смерти Антиоха IV целиком и полностью вызван

династической враждой (с участием членов царской семьи, вре-

менщиков, узурпаторов), по выделении Вавилонии, Персии,

Мидии царства не стало. Для предотвращения паралича деятель-

ности аппарата государственности смена власти должна протекать

в четко очерченном легитимном, правовом поле. Никаких актов,

процедур, инструкций, задающих канву, контур подобного

поля,

империя не имела.

В результате борьбы вокруг вопроса о престолонаследии Гре-

цию и Македонию получил Антипатр; Египет — Птолемей; Кап-