Хобсбаум Эрик. Эпоха крайностей: Короткий двадцатый век (1914-1991)

Подождите немного. Документ загружается.

являлся вовсе не ядерный баланс сил в бессмысленной гонке вооружений. Он мечтал о мире без

ядерного оружия. Точно такого же мнения придерживался и новый Генеральный секретарь

Коммунистической партии Советского Союза Михаил Сергеевич Горбачев, что выяснилось во

время их довольно необычной взволнованной встречи, проходившей в 1986 году в арктическом

сумраке осенней Исландии.-------

«Холодная война» закончилась, когда одна из сверхдержав (а может быть, и обе) осознала

зловещую абсурдность гонки ядерных вооружений и когда каждая признала искренность желания

противника положить ей конец. Возможно, советскому лидеру было проще взять на себя эту

инициативу, чем американскому, поскольку «холодная война» никогда не рассматривалась

Москвой как крестовый поход, какой ее видели в Вашингтоне, где должны были считаться с

активным общественным мнением. С другой стороны, именно эта причина мешала советскому

лидеру убедить Запад в том, что он действительно собирается сделать то, что говорит. Поэтому

мир столь многим обязан Михаилу Горбачеву, который не только взял эту инициативу на себя, но

смог в одиночку убедить американское правительство и остальной Запад в твердости своих

намерений. Однако не стоит недооценивать и вклад президента Рейгана, простодушный идеализм

которого преодолел мощное противодействие идеологов, фанатиков, карьеристов и

профессиональных военных. Практическое прекращение «холодной войны» было оформлено на

двух встречах на высшем уровне—в Рейкьявике (1986) и Вашингтоне (1987).

Стало ли окончание «холодной войны» причиной распада советской системы? Два этих события

исторически отделены друг от друга, хотя, безусловно, связаны между собой. Советский тип

социализма претендовал на то, чтобы стать мировой альтернативой капиталистической системе.

Поскольку капитализм так и не рухнул и не выказывал никаких признаков разрушения (хотя кто

знает, что могло бы случиться, если бы все социалистические страны и должники из числа стран

третьего мира в 1981 году одновременно пере-

«Холодная война»

стали платить свои долги Западу), перспективы социализма в качестве мировой альтернативы

зависели исключительно (,'т ,?го способности конкурировать с мировой капиталистической

экономикой, реформированной после Великой депрессии и Второй мировой войны и сделавшей

большой шаг вперед в 1970-е годы в результате постиндустриальной революции в сфере коммуни-

каций и информационных технологий. То, что социализм все больше проигрывает эту гонку, стало

очевидно уже после 1960 года. Он перестал быть конкурентоспособным. Поскольку соревнование

двух политических, военных и идеологических сверхдержав приняло форму конфронтации, это

отставание стало разрушительным для СССР.

СССР и США подвергали свои экономические системы слишком большим перегрузкам и

деформациям в результате масштабной и крайне дорогостоящей гонки вооружений, однако

мировая капиталистическая система смогла справиться с тремя триллионами долларов долгов—

главным образом на военные расходы, которые в 1980-6 годы наделали США, до этого

являвшиеся самым большим государством-кредитором. В то же время ни в СССР, ни за рубежом

не нашлось никого, кто взял бы на себя расходы по столь же огромной перегрузке советской

экономики, составлявшие гораздо большую долю в производстве (почти 25%) по сравнению с 7%

от огромного валового национального продукта США, шедшими на военные расходы в середине

198о-х годов. Благодаря историческому везению и проводимой Соединенными Штатами политике

экономика зависимых от них стран постепенно стала столь процветающей, что начала

превосходить их собственную. К концу 1970-х годов производство в странах Европейского

сообщества и Японии, вместе взятых, на 6о % превышало производство в США. И наоборот,

союзники Советского Союза и зависимые от него государства никогда не стояли на собственных

ногах. Они оставались источником постоянной ежегодной утечки десятков миллиардов из

советского бюджета. Москва надеялась, что отсталые страны мира, в географическом и

демографическом отношении составлявшие 8о % земного шара, после того как в них произойдут

революции, перевесят мировое господство капитализма. Однако они не имели развитой

экономики. В технической области, где превосходство Запада стремительно увеличивалось, они

вообще не выдерживали никакого сравнения. Одним словом, «холодная война» с самого начала

была войной противников с неравными возможностями.

Но социализм погубило не противостояние капитализму и олицетворявшей его сверхдержаве.

Скорее всего, причиной этого стало сочетание все более очевидных и разрушительных дефектов

социалистической экономики и все расширяющегося вторжения в нее гораздо более передовой,

влиятельной и динамичной мировой капиталистической экономики. Идеологи «холодной войны»

считали капитализм и социализм, т. е. «свободный мир» и «тоталита-

«Золотая эпоха»

ризм», двумя краями непреодолимой пропасти и отвергали любую попытку преодолеть эту

пропасть, но если не брать в расчет взаимного самоубийства ядерной войны, именно эта пропасть

и гарантировала выживание слабейшего соперника. Скрытая за железным занавесом, даже

малоэффективная и ослабленная, планируемая сверху, командная экономика все же была жизне-

способной (может быть, она постепенно ослабевала, однако не выказывала никаких признаков

скорого коллапса) *. Именно взаимодействие экономических систем социалистического типа с

мировой капиталистической экономикой, начавшееся в тдбо-е годы, расшатало социализм. Когда

в igyo-e годы социалистические лидеры решили воспользоваться открывшимися перед ними

возможностями мирового рынка (высокими ценами на нефть, доступными внешними займами и т.

д.) вместо того, чтобы решать трудную проблему реформирования своей экономической системы,

они сами вырыли себе яму (см. главу i6). Парадокс «холодной войны» заключался в том, что

Советский Союз был побежден и в конце концов уничтожен не конфронтацией, а разрядкой.

Тем не менее в одном вашингтонские апологеты «холодной войны» не ошибались. Реальная

«холодная война», что мы легко можем-видеть в ретроспективе, закончилась вашингтонской

встречей на высшем уровне в 1987 году. Однако в мировом масштабе ее нельзя было признать

законченной, пока СССР не перестал быть сверхдержавой или державой вообще. Не так просто

отменить сорокалетний период страхов, подозрений и выращивания военно-промышленных

монстров. Колеса военной машины продолжали крутиться с обеих сторон. Подверженные

профессиональной паранойе, секретные службы продолжали считать каждое действие

противоположной стороны коварным ходом, направленным на усыпление бдительности

противника. И лишь после крушения советской империи в 1989 году, распада и исчезновения са-

мого СССР в 1989—199

годах стало невозможно притворяться и верить в то, что ничего не

изменилось.

Но что же произошло на самом деле? «Холодная война» изменила международную сцену в трех

отношениях. Во-первых, она отодвинула на второй план или вообще ликвидировала все прочие

виды конфликтов и противостояний, формировавших мировую политику до Второй мировой

войны. Некоторые из

* Возьмем крайний случай — маленькую горную коммунистическую республику Албанию, бедную и отсталую, но

жизнеспособную в течение примерно тридцати лет, когда она фактически изолировала себя от остального мира. Лишь

после того, как стены, ограждавшие ее от мировой экономики, были снесены, она рухнула, превратившись в груду

экономического мусора.

«Холодная война

них ушли в прошлое с «эпохи империи», а вместе с ней и соперничества между колониальными

державами за контроль над зависимыми территориями. Другие конфликты прекратились потому,

что все «великие державы», кроме двух, переместились во второй или третий эшелон

международной политики, и их взаимоотношения имели теперь сугубо локальное значение. Фран-

ция и Западная Германия после 1947 года зарыли топор войны не потому, что отпала вероятность

нового франко-германского столкновения (французское правительство думало о нем постоянно) ,

а потому, что их совместная принадлежность к лагерю США и гегемония Вашингтона в Западной

Европе не давали возможности Германии выйти из-под контроля. Но даже при таких условиях

удивительно, как скоро исчезла из виду глазная забота государств после больших войн — забота

победителей о восстановлении побежденных и забота побежденных о том, как преодолеть

последствия своего поражения. Мало кто на Западе был всерьез озабочен скорым возвращением

статуса великих держав Западной Германии и Японии, перевооруженных, хотя и не обладавших

еще ядерным оружием, поскольку обе они фактически являлись послушными членами альянса, в

котором главенствовали Соединенные Штаты. Даже Советский Союз и его сателлиты, хотя и

предупреждали о германской опасности, горький опыт столкновения с которой у них имелся,

делали это скорее из пропагандистских целей, чем вследствие реального страха. Москва опасалась

не вооруженных сил Германии, а ракет НАТО, размещенных на ее территории. Однако после

«холодной войны» могли возникнуть и другие конфликты между государствами.

Во-вторых, «холодная война» заморозила соотношение сил в мире, стабилизировав обстановку,

которая по сути являлась временной и неустойчивой. Наиболее ярким примером этого стала

Германия. В течение сорока шести лет она оставалась разделенной de facto, если не dejure, на

несколько секторов: западный, который в 1949 году стал Федеративной Республикой Германии,

средний, ставший Германской Демократической Республикой в 1954 году, и восточный, лежащий

за Одером и НеЙссе. Этот сектор, выслав из него большую часть немецкого населения, поделили

между собой Польша и Советский Союз. Благодаря окончанию «холодной войны» и распаду

СССР два западных сектора вновь объединились, а аннексированная СССР территория Восточной

Пруссии оказалась отрезанной от остальной России Литвой, которая теперь стала независимым

государством. Польше же пришлось довольствоваться обещаниями Германии признать границы

1945 года, которым она не верила. На стабилизация еще не означала мира. За исключением

Европы, во времена «холодной войны» в остальных частях света продолжали воевать. В период с

1948 по 1989 годы едва ли можно найти хотя бы год, прошедший без серьезного вооруженного

конфликта в мире. Эти конфликты контролировались и подавлялись из страха, что они могут

спровоцировать ядерную войну

2 74 «Золотая эпоха»

между сверхдержавами. Ирак издавна регулярно покушался на Кувейт—маленький богатый

нефтью британский протекторат на северном побережье Персидского залива, получивший

независимость в 1961 году. Эги притязания не приводили к войне, пока Персидский залив являлся

горячей точкой в конфронтации двух сверхдержав. До 1989 года было ясно, что СССР—главный

поставщик оружия Ираку—мог предотвратить любые региональные авантюры Багдада.

Разумеется, развитие внутренней политики государств нельзя было заморозить подобным же

образом (за исключением тех случаев, когда это развитие могло привести к прекращению

лояльности государства по отношению к сверхдержаве, союзником которой оно являлось). США

не были склонны тер петь коммунистов и их сторонников у власти в Италии, Чили или Гватемале,

так же как и СССР не был готов отказаться от своего права посылать войска в «братские»

государства, которые пытались выйти из-под контроля (Венгрия и Чехословакия). Советский

Союз более болезненно, чем Соединенные Штаты, относился к разнообразию зависимых от него

режимов, хотя имел гораздо меньше возможностей оказывать на них влияние. Еще до 1970 года

СССР утратил контроль, который раньше имел над Югосл авией

Албанией и Китаем. Он

вынужден был терпеть индивидуализм лидеров Кубы и Румынии; что же касается стран третьего

мира, которые он снабжал оружием и которые разделяли его враждебность к американскому

империализму, преследуя подчас совсем иные цели, то СССР совсем не имел реальной власти над

ними. Почти ни одно из этих государств не допускало легального существования местных

коммунистических партий. Тем не менее сочетание власти, политического влияния, подкупов и

логики биполярности и антиимпериализма поддерживало более или менее стабильное разделение

мира. За исключением Китая, ни одно значительное государство не переходило из одного лагеря в

другой, разве только в случае внутренней революции, которую сверхдержавы не могли ни

инициировать, ни предотвратить, в чем Соединенные Штаты убедились в 197о-е годы. Даже те

союзники США, которые обнаружили, что их собственная политика все более подавляется

альянсом (как поняла :-»то Германия после 1969 года в вопросе Ostpolitik), не вышли из

создающего им все большие трудности блока. Политически бессильные, нестабильные и неза-

щищенные государства, неспособные выжить в международных джунглях (особенно много их

было в регионе между Красным морем и Персидским заливом), кое-как продолжали существовать.

Тень ядерного облака гарантировала выживание не столько либеральным демократиям Западной

Европы, сколько режимам наподобие Саудовской Аравии и Кувейта. «Холодная война» была

лучшим временем для карликовых государств—лишь после ее окончания стала очевидна разница

между решенными проблемами и теми, которые были отложены в долгий ящик.

«Холодная война»

В-третьих, «холодная война» наводнила мир оружием в количествах, превосходящих всякое

воображение. Это явилось хтественным результатом сорока лет постоянного наращивания

вооружений в индустриальных государствах для защиты от войны, которая могла разразиться

каждую минуту, сорока лет состязания сверхдержав за приобретение друзей и влияния путем

распространения оружия по всему земному шару, не говоря уже о сорока годах постоянных

военных действий «малой интенсивности» с происходящими время от времени вспышками

крупных конфликтов. Милитаризованная в значительной степени экономика и огромный

влиятельный военно-промышленный комплекс были заинтересованы в продаже своей продукции

за рубеж, хотя бы для того, чтобы доказать своим правительствам, что они не только поглощают

астрономические и экономически не обоснованные бюджетные средства для поддержания своей

бесперебойной работы, но и на что-то пригодны. Беспрецедентная мода в мире на военные

режимы (см. главу 12) породила перспективный рынок, питавшийся не только от щедрот

сверхдержав, но и (после резкого взлета цен на нефть) из местных источников—доходов султанов

и шейхов стран третьего мира, увеличивавшихся с невероятной быстротой. Экспортом оружия-

занимались все. Социалистические страны и некоторые переживавшие упадок капиталистические

государства, как, например, Великобритания, кроме оружия, мало что могли предложить

мировому рынку из конкурентоспособных товаров. В торговый оборот вовлекались не только

тяжелые виды оружия, которые могли использовать лишь правительства. Эпоха повстанческих

войн и терроризма породила массовый спрос на легкие, портативные, но не менее разрушительные

и смертоносные виды оружия. Преступный мир больших городов в конце двадцатого века

обеспечивал этой продукцией появившийся гражданский рынок. В этой обстановке названия

израильского пистолета-пулемета «узи», русского автомата Калашникова и чешской взрывчатки

«семтекс» стали словами повседневного обихода.

Так увековечивала себя «холодная война». Малые войны между государствами-клиентами обеих

сверхдержав продолжались и после прекращения прежних локальных конфликтов, вопреки

желаниям тех, кто некогда их начал и теперь хотел закончить. Повстанцы движения УНИТА в

Анголе продолжали воевать против своего правительства и после того, как ЮАР и Куба вывели

свои войска из несчастной страны, а США и ООН отказали им в поддержке, признав легитимность

противоположной стороны. У них не было перебоев с оружием. Республика Сомали, сначала

получавшая оружие от русских, когда император Эфиопии поддерживал Соединенные Штаты, а

затем от американцев, когда революционная Эфиопия перешла на сторону Москвы, после

окончания «холодной войны» представляла собой охваченную голодом территорию. На ней

ожесточенно воевали друг с другом враждующие кланы, у которых не было ничего, кроме

неограниченного запаса винтовок, амуни-

276

«Золотая эпоха»

ции, мин и военной техники. Когда США и ООН начали поставлять туда продовольствие и

предприняли попытки прекратить войну, это оказалось гораздо труднее, чем наводнить страну

огнестрельным оружием. В Афганистане США в массовом масштабе поставляли

антикоммунистически настроенным повстанцам переносные зенитные комплексы «стрингер» и

гранатометы, рассчитывая поколебать советское господство в воздухе. Когда русские вывели

войска из Афганистана, война продолжалась, как будто ничего не произошло, за исключением

того, что в отсутствие самолетов племена могли теперь использовать в своих интересах

«стрингеры», которые они продавали с выгодой на международном рынке оружия. В отчаянии

США предлагали выкупить их обратно по гоо тысяч долларов за штуку, однако не преуспели в

этом («International Gerald Tribune», p. 24, 5/7/93," «Repubblica» 6/4/94). Как воскликнул ученик

гетевского чародея, «Die ich riefdie Geister, werd' ich nun nicht los» *.

Окончание «холодной войны» внезапно уничтожило опоры, поддерживавшие весь

международный порядок, а также в определенной степени (которая до сих пор неясна) и

внутренние политические системы государств земного шара. После ее окончания в мире

воцарился беспорядок и частичный развал, поскольку нечем было заменить эти опоры. Недолгое

время-тешившая умы американских политиков идея о том, что прежняя биполярная мировая сис-

тема может быть заменена новым мировым порядком, опирающимся на единственную

оставшуюся сверхдержаву, которая теперь выглядела сильней, чем когда-либо раньше, очень

скоро обнаружила свою несостоятельность. К миру, существовавшему до эпохи «холодной

войны», не могло быть возврата— слишком многое изменилось и слишком многое исчезло. Все

межевые столбы рухнули, все карты должны были быть составлены заново. Политикам и

экономистам, привыкшим к мировому порядку определенного типа, было трудно или даже

невозможно понять природу проблем другого, изменившегося мира. В 1947 году США признали

необходимость незамедлительной всеобъемлющей программы по восстановлению экономики

стран Западной Европы, поскольку предполагаемые враги европейцев—коммунизм и СССР —

были легко определимы. Экономические и политические последствия распада Советского Союза и

социалистического блока в Восточной Европе оказались гораздо более драматичны, чем

трудности, переживаемые Западной Европой, и могли быть чреваты еще более серьезными

последствиями. Они были достаточно предсказуемы и даже очевидны в конце 198о-х годов, но ни

одна из процветающих экономик капитализма не осознала, что приближающийся кризис

коммунистического блока несет мировую опасность и требует срочного и масштабного

реагирования, поскольку его политические последствия были неясны. За исключением, возможно,

Западной Германии, осталь-

* «Я не могу избавиться от вызванных мною духов» (нем.).

«Холодная война»

ные страны реагировали на ситуацию очень вяло, однако и Германия недооценивала и вряд ли

понимала природу новых проблем, что продемонстрировали трудности, возникшие во время

присоединения бывшей ГДР.

Последствия окончания «холодной войны» в любом случае были бы огромны, даже если бы они

не совпали с серьезным кризисом мировой капиталистической экономики и распадом Советского

Союза и его блока. Поскольку история изучает то, что произошло, а не то, что могло произойти,

если бы обстоятельства сложились иначе, нам нет необходимости рассматривать возможность

другого сценария. Оказалось, что окончание «холодной войны» завершило не конкретный

международный конфликт, а целую эпоху, и не только для Восточной Европы, но и для всего

мира. Есть исторические моменты, которые даже их современники могут признать вехами,

обозначающими конец эпохи. 199о-е годы, безусловно, стали такой поворотной точкой. Однако,

хотя всем было очевидно, что прежняя эра закончилась, перспективы на будущее были

совершенно непредсказуемы.

Лишь одно обстоятельство казалось бесспорным в череде этих неопределенностей:

исключительные, беспрецедентные, фундаментальные изменения, которым мировая экономика к,

следовательно, человечество подверглись в период с начала «холодной войны». Они, возможно,

займут гораздо более важное место в исторических книгах, написанных в третьем тысячелетии,

чем корейская война, берлинский и кубинский кризисы, а также размещение «крылатых» ракет в

Европе. К этим изменениям мы теперь обратимся.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Золотые годы

Именно за последние сорок лет в Модеме произошел резкий скачок вперед. Эпоха после

объединения Италии стала долгими годами ожидания или медленных и временных изменений,

прежде чем преобразования начали происходить с молниеносной скоростью. Теперь люди обрели

жизненный уровень,, ранее доступный только немногочисленной элите.

Дж. Муцциоли (G. Muzzioli, 1993, Р- ЗДЗ)

Голодного, но здравомыслящего человека нельзя убедить потратить свой последний доллар ни на

что, кроме еды. Но сытого, хорошо одетого, имеющего хорошее жилище и благополучного в

других отношениях человека можно склонить к покупке электробритвы или электрической зубной

щетки. Наряду с ценами и затратами предметом менеджмента становится и потребительский

спрос.

Дж. Гэлбрейт (J. К. Galbraith, The New Industrial State, 1967, p. 24)

Большинство людей поступает так же, как поступают историки: лишь по прошествии некоторого

времени они начинают осознавать характер собственного опыта. В течение i95O-x годов многие

люди, преимущественно жители все более процветающих развитых стран, убедились в том, что

условия их жизни действительно резко улучшились, особенно по сравнению с периодом до начала

Второй мировой войны. Британские консерваторы победили на выборах 1959

°Д

°Д лозунгом

«Никогда еще мы не жили так хорошо», что, кстати, вполне соответствовало действительности.

Но только в тревожные 1970-е годы, когда быстрый рост благосостояния закончился, в

преддверии еще более тревожных rgSo-x специалисты (сначала в основном экономисты) стали

понимать, что мир, в частности мир развитого капитализма, пережил исключительный период в

своей истории, возможно единственный в своем

Золотые годы

роде. Они стали искать термины для его описания: французы назвали этот период «тридцать

славных лет» (les trente glor leases annees), англичане и американцы—«четвертьвековая золотая

эпоха» (quarter-century Golden Age) (Marg-lin and Shor, 1990). Блеск ее золота казался еще более

ярким на фоне последовавших затем унылых и мрачных кризисных десятилетий.

Существовало несколько причин, почему на осознание исключительной природы «золотой эпохи»

понадобилось так много времени. В США, после Второй мировой войны доминировавших в

мировой экономике, революционность «золотой эпохи» не была особенно заметна. Здесь просто

продолжился экономический подъем военных лет, ставшие, о чем мы уже говорили, на редкость

благоприятными для этой страны. Ей не было нанесено никакого ущерба, ее валовой

национальный продукт увеличился на две трети (Van der Wee, 1987, p. 30), так что к концу войны

объем производства в США составлял почти две трети мирового промышленного производства.

Именно благодаря росту и развитию американской экономики ее подъем в «золотые годы» был не

так заметен, как в других странах, начинавших с гораздо более скромных показателей. В период

между 1950 и 1973 годами экономика США развивалась гораздо медленнее, чем экономика любой

другой промышленно развитой страны, и что более важно, ее рост не превышал значения самых

динамичных лет предыдущего периода ее развития. Во всех других промышленно развитых

странах, включая даже медлительную Великобританию, «золотая эпоха» побила все предыдущие

рекорда (Maddison, 1987, р- 650). Фактически в экономическом и технологическом отношении для

США это был период скорее отступления, чем движения вперед. Разрыв в производительности

труда между ними и другими странами сокращался, и если в ^950 году США имели валовой

внутренний продукт на душу населения вдвое больший, чем Франция Германия, в пять раз

больший, чем Япония, и более чем в два раза превышавший показатели Великобритании,

впоследствии другие государства начали быстро их догонять, что продолжалось в 197о-е и 1980-6

годы.

Восстановление после войны стало главной задачей для европейских стран и Японии, и в первые

годы после окончания войны они измеряли свой успех лишь тем, насколько смогли приблизиться

к своей цели, сравнивая результаты с прошлым, а не устремляясь в будущее. В

некоммунистических государствах восстановление, кроме того, означало избавление от страха со-

циальной революции и прихода коммунистов, имевших за плечами опыт Сопротивления. И хотя

большинство стран (за исключением Германии и Японии) к 195° году возвратились к своему

довоенному уровню, эйфории мешало начало «холодной войны» и наличие влиятельных

коммунистических партий во Франции и Италии. Во всяком случае, потребовалось определенное

время, чтобы повышение материального благосостояния стало ощутимо. В Великобритании это

произошло только в середине IQSO-X годов. До этого ни

280

«Золотая эпоха»

один политик не мог выиграть выборы под теми лозунгами, которые принесли победу Гарольду

Макмиллану. Даже в столь процветающем регионе, как итальянская Эмилия-Романья,

преимущества «общества изобилия» приобрели всеобщий характер только в начале гдбо-х годов

(Francia, Muzzioli, 1984, p. 327—329)- Кроме того, основное благо «общества изобилия», а именно

отсутствие безработицы, стало всеобщим только в 19бо-е годы, когда средний уровень

безработицы в Западной Европе снизился до 1,5%. В 195О-е годы в Италии безработица все еще

составляла почти 8%. Одним словом, только Е 19бо-е годы Европа стала воспринимать

достигнутое процветание как нечто само собой разумеющееся. К тому времени авторитетные

специалисты начали предполагать, что экономика теперь постоянно будет наращивать темпы.

«Нет никаких причин сомневаться в том, что основные тенденции роста, обнаружившиеся в 1960-

6 годы, сохранятся также в начале и середине i9?o-x годов,—говорилось в отчете ООН за 1972

год,— не предвидится никаких факторов и влияний, которые смогли бы кардинально изменить

внешние условия развития европейской экономики». Организация экономического сотрудни-

чества и развития (ОЭСР) —клуб передовых капиталистических стран—в начале 19бо-х годов

сделала прогноз будущего экономического роста. К началу 1970-х годов ожидалось, что в

среднесрочной перспективе он превысит 5% (Glyn, Hughes, Lipietz, Singh, 1990, p. 39}- Однако

этим предсказаниям не суждено было сбыться.

Теперь уже очевидно, что «золотая эпоха» имела место в основном в развитых капиталистических

странах, доля которых в мировом производстве в эти десятилетия составляла около трех

четвертей, а доля промышленного экспорта—более 8о % (ОЕСД Impact, 1979, Р-18—19} • Еще

одной причиной такого длительного непонимания специфики этих десятилетий являлось то, что в

195о-е годы быстрый экономический подъем, казалось, происходил во всем мире и не зависел от

экономических условий. Поначалу даже создалось впечатление, что недавно увеличившийся

социалистический лагерь имеет преимущества. СССР в 195о-е годы развивался более быстрыми

темпами, чем любое западное государство, а развитие экономики стран Восточной Европы

происходило почти с такой же скоростью (быстрее в ранее отсталых странах, медленнее в более

промышленно развитых странах). Однако коммунистическая Восточная Германия по темпам

развития отставала от некоммунистической Западной Германии. Несмотря на то что развитие

стран восточного блока в 19бо-е годы замедлилось, ВВП на душу населения в течение всей

«золотой эпохи» здесь рос несколько быстрее (в СССР не так быстро), чем з развитых

капиталистических странах (IMF, 1990, р .65). И все же в гдбо-е годы уже было ясно, что

капитализм постепенно опережает социализм.

Тем не менее «золотая эпоха» стала всемирным явлением, хотя большая часть населения земного

шара никогда не знала, что такое изобилие. Это бы-

Золотые годы 2ol

ли жители стран, о бедности и отсталости которых эксперты ООН дипломатично говорили с

помощью различных эвфемизмов. Несмотря на это, темпы роста населения стран третьего мира

были впечатляющи: число жителей Африки, Восточной и Южной Азии с 1950 по 1980 год

выросло более чем в два раза, а в Латинской Америке этот показатель был еще выше (World

Resources, 1986, р. п). В 19/о-е и 1980-6 годы мир опять столкнулся с массовым голодом,

классический образ которого—детей, умирающих от истощения в экзотических странах,—можно

было после ужина наблюдать по любому каналу западного телевидения. В «золотую эпоху»

массового голода не было, кроме тех случаев, когда он становился следствием войн или

политической глупости, как, например, произошло в Китае (см. ниже). По мере роста населения

ожидаемая продолжительность жизни увеличилась в среднем на семь лет (а если сравнивать конец

тдбо-х годов с концом 1930-х, то даже на семнадцать) (Мо-rawetz, 1977, Р- 4#). Это означает, что

производство продуктов питания росло быстрее, чем численность населения. Это имело место не

только в развитых странах, но и во всех основных регионах неиндустриального мира. В 195о-е го-

ды его ежегодный прирост составлял более i % на душу населения во всех регионах

развивающегося мира,-за-исключением Латинской Америки, где этот рост тоже имел место, хотя и

был более медленным. В1960-6 годы все еще наблюдался рост производства во всех частях

неиндустриального мира (опять за исключением стран Латинской Америки), хотя темпы его

снизились. Тем не менее увеличение совокупного производства продуктов питания в отсталых

странах как в 1950-е, так и в ig6o-e годы происходило быстрее, чем в развитых странах.

Неравенство между различными регионами отсталого мира в 19?о-е годы сделало бесполезными

подобные глобальные подсчеты. К тому времени некоторые регионы, такие как Дальний Восток и

Латинская Америка, с успехом обеспечивали пищей свое растущее население, тогда как Африка

каждый год отставала более чем на i%. В1980-6 годы производство продуктов питания на душу

населения в отсталых странах вообще не увеличивалось. Исключение составляли Южная и

Восточная Азия, хотя даже здесь имелись страны, в которых по сравнению с 197о-ми годами

производство продуктов питания на душу населения сократилось (Бангладеш, Шри Ланка,

Филиппины). В некоторых районах мира их производство упало гораздо ниже уровня igyo-x годов

и продолжало падать, особенно в Африке, Центральной Америке и на Ближнем Востоке (Wan der

Wee, 1987, р- юб; РАО, The State of food, 1989, Annex, Table 2,

p. 113—115).

Между тем проблема развитых стран мира заключалась в том, что они производили слишком

много продовольствия и не знали, что делать с излишками. В i98o-e годы они решили значительно

сократить производство или продавать (как это сделало Европейское сообщество) свои горы масла

и мо-

282

«Золотая эпоха»

лочные реки по демпинговым ценам, подрывая тем самым производство в отсталых странах. На

островах Карибского моря голландский сыр стал дешьь-ле, чем в Нидерландах. Как ни странно,

контраст между колоссальным избытком пищи, с одной стороны, и множеством голодающих—с

другой, который так возмущал мир во время Великой депрессии i93ox годов, не вызывал никакого

протеста в конце двадцатого века. Таково было одно из последствий углубляющегося

размежевания между миром богатых и миром бедных, которое становилось все более явным

начиная с трбо-х годов.

Индустриализация утверждалась повсюду—и в капиталистическом обществе, и в

социалистическом, и в странах третьего мира. На Западе имелись яркие примеры промышленной

революции — Испания и Финляндия. В лагере «реального социализма» (см. главу гз) в таких

прежде аграрных странах, как Болгария и Румыния, появилась крупная промышленность. Среди

государств третьего мира наиболее значительных достижений уже после окончания «золотой

эпохи» добились так называемые «новые индустриальные страны». Число стран, занимающихся

преимущественно сельским хозяйством, резко сократилось. К концу igSo-x годов не более

пятнадцати государств оплачивали половину или более собственного импорта из средств,-

полученных от экспорта сельскохозяйственной продукции. За одним исключением (Новая Зе-

ландия), все они находились в тропической Африке и Латинской Америке (МО, The State of Food,

1989, Annex, Table 11, p. 149—151).

Итак, мировая экономика бурно развивалась. Уже в конце igso-x годов стало ясно, что ничего

подобного раньше не происходило. С начала IQSO-X по начало igyo-x годов мировой выпуск

товарной продукции увеличился в четыре раза и, что гораздо более впечатляюще, в десять раз

выросли объемы мировой торговли. Как мы видели, рост мирового сельскохозяйственного про-

изводства также происходил довольно быстро, хотя и не так впечатляюще. Он осуществлялся не

столько за счет освоения новых земель (как в основном было раньше), сколько благодаря подъему

производительности. Между 1950— I95

1980—1982 годами урожайность зерновых с ^ектара

увеличилась почти в два раза, а в Северной Америке, Западной Европе и Восточной Азии более

чем удвоилась. За это же время мировой рыбный промысел утроился, однако затем снова

сократился (World Resources, 1986, p. 47,142).

Один побочный результат этого небывало бурного роста производства пока еще был мало заметен,

хотя в ретроспективе выглядел угрожающе — загрязнение окружающей среды и ухудшение

экологии. Во время «золотой эпохи» ему уделяли мало внимания, оно интересовало только

защитников дикой природы и других людских и природных ресурсов, поскольку преобладающая

прогрессистская идеология считала само собой разумеющимся, что следствием прогресса являлась

растущая власть человека над природой. Индустриализация в социалистических странах по этой

причине была особенно слепа к

Золотые годы 2 О 3

экологическим последствиям создания довольно архаичной промышленной системы, основанной

на железе и дыме. Даже н-.-< Западе афоризм коммерсантов девятнадцатого века «где грязь, там и

деньги» (т. е. загрязнение окружающей среды означает прибыль) по-прежнему звучал

убедительно, особенно для строителей дорог и торговцев недвижимостью, которые вновь

обнаружили, какие небывалые прибыли можно в период бума получать от беспроигрышной

спекуляции. Все, что нужно было делать,— это ждать, когда стоимость правильно выбранной

площадки для строительства взлетит до заоблачных высот. Одно удобно расположенное здание

теперь делало человека мультимиллионером фактически без всяких затрат, поскольку он мог взять

ссуду под залог своего будущего строительства и еще одну, если его стоимость (достроенного или

нет, занятого или пустующего) продолжала расти. В конечном итоге, как обычно, все закончилось

крахом — «золотая эпоха» завершилась так же, как и любой предыдущий бум,— крахом в сфере

банковских операций с недвижимостью, но до этого столичные центры, большие и малые,

разрастались по всему миру, нарушая архитектуру средневековых городов (как произошло,

например, в Ворчестере в Великобритании и в испанских колониальных столицах—в Лиме-в

Перу). Поскольку правительства Востока и Запада, поняв, что поточными методами можно

осуществлять строительство быстро и дешево, наводнили городские окраины монстрами

многоэтажных зданий, гдбо-е годы запомнятся как самые разрушительные десятилетия в истории

урбанизации человечества.

Однако, если не принимать во внимание вред, наносимый окружающей среде, казалось, имелись

основания для самоуспокоенности, поскольку загрязнения девятнадцатого века отступили перед

технологиями двадцатого века и экологической сознательностью. Разве простой запрет угольных

каминов в Лондоне в igss году мгновенно не рассеял густой туман, столь знакомый по романам

Чарлза Диккенса, постоянно создававший непроницаемую завесу над городом? Разве несколько

лет спустя не начал снова обитать лосось в некогда непригодной для рыбы Темзе? На смену

громадным дымящим заводам, прежде олицетворявшим развитие промышленности, пришли

гораздо более экологически чистые, миниатюрные по размерам и менее шумные фабрики,

располагавшиеся за городом. Аэропорты заменили железнодорожные станции в качестве

символов основных транспортных средств. По мере того как пустела сельская местность,

представители среднего класса, переселяясь в покинутые деревни и усадьбы, чувствовали себя

ближе к природе, чем когда-либо раньше.

Однако нельзя отрицать, что воздействие человеческой деятельности на природу не только в

промышленных городах, но и в сельской местности резко усилилось начиная с середины

двадцатого века. В большой степени это произошло*из-за многократного увеличения

использования ископаемого то-

284

«Золотая эпоха»

плива (каменного угля, нефти, природного газа и т. д.), перспективы истощения которого заботили

специалистов уже с середины девятнадцатого веке!. Новые месторождения находили быстрее, чем

использовали. То, что общее потребление энергии стремительно росло, не вызывает удивления (в

США оно фактически утроилось с 1950 по 1973 год) (Rostow, 1978, р. 256; Table III, p. 58). Одна из

причин, почему «золотая эпоха» стала по-настоящему золотой, состояла в том, что в 1950—1973

годах цена барреля саудовской нефти в среднем была меньше 2 долларов, что делало

энергоносители до смешного дешевыми, причем стоимость их постоянно снижалась. По иронии

судьбы, лишь после 1973 года, когда картель стран — экспортеров нефти резко ограничил

использование автомобильного транспорта, экологи обратили серьезное внимание на последствия

бурного роста числа транспортных средств, работающих на бензине, от которых небо больших

городов в тех частях света, где использовалось большое количество транспорта, в частности в

Америке, заволакивали темные .тучи. Основным источником тревоги по понятным причинам

являлся смог. Вызывало тревогу также и то, что количество выбросов двуокиси углерода,

повышающих температуру атмосферы, в период с 1950 по 1973 год выросло почти втрое, т. е.

концентрация этого газа к атмосфере увеличивалась почти на i % в год (World Resources, Table

11.1, p. 318; 11.4, p. 319; Smil, 1990, P- 4, Fig- 2). Кривая производства хлорфторуглеродов —

соединений, влияющих на озоновый слой,—росла почти вертикально. В конце войны они

использовались в очень небольших количествах, однако к 1074 году в атмосферу выбрасывалось

более зоо тысяч тонн двуокиси углерода и более 400 тысяч тонн хлорфторуглеродов (World

Resources, Table 11.3, p. 319). Естественно, львиная доля этих загрязнений приходилась на богатые

западные страны, однако в ходе необычайно грязной индустриализации в СССР выбросы двуоки-

си углерода были почти такими же, как и в США, причем их количество в 1985 году почти в пять

раз превышало уровень 1950 года. (США по этим показателям на душу населения далеко

опережали остальные страны.) Только Великобритания в этот период реально снизила количество

вредных выбросов, приходящееся на одного жителя (Smil, 1990, Table I, p. 15).

Поначалу этот поразительно бурный рост экономики казался просто повторением в гигантских

масштабах того, что имело место и раньше. Это напоминало распространение на весь мир

благополучного состояния Соединенных Штатов образца до 1945 года. До некоторой степени так

оно и было. Автомобильная эпоха в Северной Америке наступила уже давно, после Второй миро-

вой войны она пришла и в Европу, а еще позже в более скромных масштабах

Золотые годы

проникла в социалистический лагерь и в средние классы стран Латинской Америки. Дешевое

топливо сделало грузовик -л автобус самыми распространенными средствами передвижения

большей части населения земного шара. Если считать критерием расцвета западного «общества

изобилия» прирост парка частных машин (в Италии, например, он вырос с 469 тысяч в 1938 до 15

миллионов в 1975 году (Rostow, 1978, р. 212); UN Statistical Yearbook, 1982, Table i?5, p. 960) —

экономическое развитие многих стран третьего мира можно определить по тому, насколько

увеличилось там число автотранспорта.

Так что мощный мировой бум во многом следовал прежним направлениям. Модель массового

автомобильного производства Генри Форда распространилась через океаны в новую

автомобильную промышленность, в то время как в самих Соединенных Штатах фордистские

принципы поточного производства внедрялись в новые отрасли, от строительства жилья до

производства готовой кулинарной продукции (вспомним послевоенный триумф закусочных

«Макдоналдс»). Товары и услуги, которые раньше могли себе позволить лишь немногие, теперь

производились для массового рынка; то же самое происходило и в области туризма—ранее

малодоступные путешествия на солнечные южные побережья стали массовыми. До войны на

отдых в Центральную Америку и на острова Карибского моря ездило не более 150 тысяч жителей

США, однако с 1950 по 1970 годы их число увеличилось с зоо тысяч до j миллионов (US Historical

Statistics I, p. 403). В Европе эти цифры были еще более впечатляющими, что неудивительно.

Испания, массовый туризм в которой фактически не развивался до конца 195°'

годов, к концу

ipSo-x принимала более 54 миллионов иностранцев в год, лишь немного уступая Италии, прини-

мавшей 55 миллионов туристов (Stat. Jahrbuch, 1990, p. 262). То, что некогда считалось роскошью,

теперь стало привычным стандартом в странах с высоким уровнем жизни: холодильник,

посудомоечная машина, телефон. К1971 году в мире было более 270 миллионов телефонов,

главным образом в Северной Америке и Западной Европе, и диапазон их распространения все

расширялся. За последующее десятилетие их число увеличилось почти вдвое. В странах с

развитой экономикой на каждых двух жителей приходилось более одного телефона (UN World

Situation, 1985, Table 19, p. 63). Одним словом, теперь среднестатистический житель этих стран

мог позволить себе такой уровень жизни, какой во времена их отцов был доступен лишь очень

состоятельным людям (кроме, конечно, слуг, которых теперь заменили всевозможные агрегаты).

Но что более всего поражает в этот период, так это резко усилившееся влияние технической

революции на экономические процессы. Благодаря ей произошло не только совершенствование

прежней продукции, но началось производство ранее неизвестных товаров, включая те, которые

до войны нельзя было и вообразить. Некоторые революционные изобретения, например

синтетические материалы (нейлон, пенопласт и полиэтилен), были созда-

286

«Золотая эпоха»

ны в период между Первой и Второй мировыми войнами, и тогда же началось их коммерческое

производство. Другие изобретения, такие как телевидение и магнитофон, в то время находились

еще в стадии эксперимента. Война с ее потребностями в высоких технологиях инициировала ряд

революционных новшеств, в дальнейшем нашедших мирное применение. В большей степени в

этой области преуспели англичане (почин которых подхватили американцы), а не известные своей

склонностью к изобретательству немцы. Именно они начали разрабатывать радар, воздушно-

реактивный двигатель и различные идеи и технологии, подготовившие почву для развития

послевоенной электроники и информационной техники. Без них транзистор (изобретенный в 1947

году) и первые цифровые вычислительные машины (1946) появились бы значительно позже. К

счастью, ядерная энергия, впервые нашедшая применение во время войны для разрушительных

целей, почти не употреблялась в гражданской экономике, за исключением незначительного

использования в качестве источника электроэнергии (около 5% в 1975 году). Ее применение

невелико до сих пор. Вопрос о том, базировались все эти новшества (среди которых

разработанные в 195о-е годы микросхемы, лазеры, появившиеся в гдбо-е годы, или побочные

продукты космического ракетостроения) на научных достижениях довоенного времени или стали

результатом мощного послевоенного подъема, вряд ли имеет отношение к предмету наших ис-

следований, кроме одного аспекта. Производство в «золотую эпоху» в значительно большей

степени, чем в любой предыдущий перис/r, базировалось на самых передовых и зачастую

секретных научных исследованиях, которые теперь в течение нескольких лет нашли практическое

применение. Промышленность и даже сельское хозяйство впервые вышли далеко за рамки техно-

логий девятнадцатого века (см. главу i8).

Три аспекта этого прорыва в области технологий наиболее впечатляют специалистов. Во-первых,

он полностью изменил повседневную жизнь в странах с высоким уровнем жизни и, правда в

меньшей степени, в бедных странах, где даже в самых отдаленных деревнях благодаря

транзисторам и миниатюрным батарейкам длительного действия появилось радио, где «зеленая

революция» модернизировала возделывание риса и пшеницы, а босые ноги жителей украсились

пластиковыми сандалиями. Любой европейский читатель этой книги, взглянув на предметы своего

повседневного обихода, может это подтвердить. Многие продукты, лежащие в холодильнике или

морозильнике (до 1945 года отсутствовавших в большинстве семей), раньше вообще не были

известны: пища, полученная в результате сублимационной сушки, изделия из домашней птицы,

выращенной на больших птицефабриках, начиненное ферментами и различными химикатами

мясо, изменившее свой вкус, не говоря уже о продуктах, доставляемых свежими по воздуху почти

в любую точку земного шара, что раньше было невозможно.''

Золотые годы

По сравнению с 1950 годом доля природных и традиционных материалов—дерева, металла,

обработанного старыми способами, натуральных волокон, даже керамики — в домашней

обстановке и одежде резко пошла на убыль. Правда, беззастенчивая реклама, окружающая все, что

производит индустрия средств личной гигиены и косметики, мешала (из-за систематических

преувеличений) разобраться в степени новизны ее невероятно расширившегося ассортимента.

Техническая революция настолько внедрилась в сознание потребителя, что новизна товаров стала

главной притягательной силой, начиная от синтетических моющих средств, получивших

признание в 195°-

годы, до портативных компьютеров. Считалось, что «новое» являлось не

только лучшим, но к тому же и революционным.

Что касается изделий, реально ставших техническими новшествами, то их список бесконечен и не

требует комментариев: телевидение, виниловые пластинки (долгоиграющие пластинки появились

в 1948 году), впоследствии замененные магнитофонными пленками (кассеты для записи

появились в 19бо-х годах) и компакт-дисками; портативные транзисторные радиоприемники

(автор получил свой первый приемник в подарок от японского друга в конце i95°-

годов),

электронные-часы, карманные калькуляторы на обычных, а затем на солнечных батарейках,