ехала в Ривердейл, город с населением в 300 тысяч жителей, рас
положенный в получасе езды от Дир-Крика. Она надеялась, что
переезд поможет ей стряхнуть с себя парализующее горе и под-
толкнет к действию, чтобы она смогла сосредоточенно подгото-
виться к предстоящим судебным баталиям. Однако вскоре обна-
ружила, что к горю добавилась еще и злоба.
Ее горький желудь негодования, обиды и унижения вырос в
хмогучий дуб. Новых подруг она не завела, старых тоже не жало
вала, редко встречаясь даже с Саммер и Кортни. Мужчины ею не
интересовались. Исключение составлял лишь Джереми, но когда
он как-то раз пригласил ее куда-то, она ответила так грубо, что
второй попытки не последовало.
Дельфин была одним из немногих человеческих существ, если
не единственным, чье присутствие Мишель могла вытерпеть. Мо-
жет быть, это было связано с тем, какие трудности Дельфин пере-
живала с дочерью. Главной причиной, однако, почему Мишель жила
в одной квартире с Дельфин, было желание сократить расходы.
Мишель хотела нанять другого адвоката, но для этого нужны были
деньги. Даже платя только треть квартплаты, поскольку ютилась
на диване, откладывать что-либо было очень трудно. Из зарплаты
так много вычитали. Отель отказался перестать вычитать сред-
ства на страхование жизни, хотя она готова была рискнуть здоро-;
вьем ради лишней суммы наличности.
...Мишель обошла стол, за которым ужинали члены КПМ.
— Еще вина, сэр? — спросила она мужчину со светлыми
усами.
—Нет, благодарю вас, — он накрыл бокал рукой.
До Мишель доносились какие-то обрывки разговоров о «На-
сдак» и «Никкей», соотношении цены и доходности, первичном раз-
мещении акций. Богачи. Она вспомнила Энтони Эриксена, и бу-
тылка с вином затряслась в ее руке.
На одном конце стола сидела ослепительная негритянка в пла-
тье африканского стиля, синем с золотыми полосами, почему-то
вызвавшем у Мишель ассоциацию с одеянием колдунов. Ее на ряд
обращал на себя внимание и потому, что остальные участники ужина
были одеты во вполне консервативные, хотя и дорогие, темные ко-
стюмы — лишь золотые украшения поблескивали в свете
камина.
Мишель протянула руку к тарелке женщины. Та механически
кивнула. Мишель взяла тарелку, но отошла не сразу. От негритянки
пахло апельсинами и сандаловым деревом.
Подойдя к двери в кухню, Мишель развернулась, чтобы толк-
нуть ее спиной, так как руки были заняты. В это мгновение подня-
лась со своего места бледная, очень худая женщина, сидевшая на
противоположном от негритянки конце стола.
171