Фрезер Дж.Дж. Золотая ветвь
Подождите немного. Документ загружается.
Но на второй вопрос пока нет ответа. Что такое Золотая ветвь и почему, прежде
чем убить Арицийского жреца, кандидат на его титул обязан был ее сорвать?
Попытаюсь на него ответить.
Назовем для начала два предписания, или табу, которые, как мы уже знаем,
регулировали жизнь священных царей и жрецов. Первое из этих предписаний,
к которому я хочу привлечь внимание читателя, запрещает богочеловеку
касаться земли ногами. Это предписание распространялось, в частности, на
верховного жреца сапотеков в Мексике. Любое его прикосновение к земле
было равносильно профанации его святости. Никогда не ступала на землю нога
правителя Мексики Монтесумы: знатные ацтеки постоянно носили его на своих
плечах, а в местах, где их повелитель сходил на землю, подстилали ему под
ноги роскошный ковер. Прикосновение к земле считалось неслыханным
позором для микадо. В XVI веке из-за такого проступка микадо был лишен
трона. Вне пределов дворца слуги носили микадо на плечах, а во дворце
японский монарх расхаживал по циновкам изумительно тонкой работы.
Правителю острова Таити и его жене разрешалось ступать на землю
исключительно в их наследственных владениях, потому что земля после их
прикосновения к ней также становилась «священной», При переезде из одного
дворца в другой их несли на плечах особые священные люди. Их постоянно
сопровождали несколько таких священных слуг, так что, когда носильщикам
была необходима смена, король и королева, не касаясь земли, перебирались
на плечи других. Недобрым предзнаменованием считалось, если к земле
прикасалась нога правителя Досумы; после этого он нуждался в очищении.
Персидский владыка в своем дворце ходил по коврам, по которым не имел
права ступать никто другой, а вне дворца он разъезжал в колеснице или
верхом. Правителя Сиама в древности, чтобы он не ступал ногой на землю,
переносили с места на место на золотом троне. Угандийскне цари, их матери и
жены в прошлом не имели права передвигаться пешком вне пределов своих
обширных обнесенных изгородью угодий. Когда они их покидали, их несли на
плечах мужчины из клана буйвола. В путешествии особ королевской крови
сопровождали несколько таких мужчин, которые по очереди несли их. Царь
садился носильщику на плечи. Когда один царский носильщик уставал, он
передавал свою ношу товарищу так, чтобы царская ступня не коснулась земли.
Благодаря смене носильщиков можно было передвигаться довольно быстро и
покрывать значительные расстояния. Носильщики жили в доме, находящемся
на царских угодьях, чтобы в нужный момент быть под рукой. У бакуба, или
бушонго, – народности. живущей в южной части Конго, до недавнего времени
лицам королевской крови запрещалось ступать по земле: им надлежало сидеть
на шкуре, в кресле или на спине ставшего на четвереньки раба так, чтобы их
ноги обязательно покоились на ногах других людей. Во время путешествий
подданные несли их на себе. В своем доме правитель передвигался по
подвешенной на жердях соломенной подстилке. Жрец земли у народа ибо,
живущего близ Авка в южной части Нигерии, не имеет права сидеть на голой
земле, есть плоды, упавшие на землю; нельзя также бросать в него землей.
Согласно древнему брахманскому ритуалу, при восшествии на престол царь
наступал на шкуру тигра и на золотое блюдо; на ногах у него были туфли из
свиной кожи. С этого момента он на всю остальную часть жизни лишался права
ступать по земле босыми ногами.
Однако кроме лиц, постоянно являющихся священными или
табуированными, – в силу чего им раз и навсегда запрещено касаться земли
ногами – имеется категория людей, которые обладают качеством святости
лишь в отдельных случаях. На них интересующий нас запрет распространяется
поэтому только на время, когда эти лица источают, так сказать, аромат
святости. Так, у кайанов или бахау (центральная часть Борнео) жрецам во
время совершения некоторых обрядов запрещается ступать по земле, и им под
ноги подкладывают доски. В атмосфере табу живут также воины, вступившие
на тропу войны. Например, у некоторых племен североамериканских индейцев
воинам во время похода запрещается садиться на голую землю. В Лаосе
множество табу связано с охотой на слонов. Одно из них запрещает
руководителю охоты прикасаться ногой к земле. Поэтому, когда он спускается
со своего слона, ему под ноги охотники подстилают циновку, сплетенную из
листьев.
Первобытные вожди явно понимали святость, магическую способность и
другие таинственные свойства, якобы присущие священным или
табуированным лицам, как какую-то материальную субстанцию, какой-то
флюид, которым священное лицо заряжено, как заряжена электричеством
лейденская банка. И подобно тому как при соприкосновении с проводником
лейденская банка может испустить электрический заряд, священное лицо, по
их убеждению, может выпустить свой заряд святости или магической
способности при соприкосновении с землей, которая рассматривается как
отличный проводник магических флюидов. А для того чтобы этот заряд не был
израсходован вхолостую, первобытные народы тщательно следят за тем, чтобы
такое лицо не касалось ногами земли. Выражаясь языком теории
электричества, такой человек нуждается в изоляции, чтобы не растратить
впустую ценную субстанцию, которой он наполнен до краев, как фиал. Во
многих случаях изоляция табуированного лица рекомендуется не просто как
превентивная мера для его же собственного блага, но и как мера,
направленная на благо других людей. Это и понятно: коль скоро святость и
табуированность рассматриваются наподобие мощной взрывчатки, которая от
малейшего прикосновения может взорваться, в интересах общественной
безопасности их действие необходимо ограничить, чтобы сохранить от
разрушения все то, что придет в соприкосновение с ними.
Не видеть солнца. Второе правило, о котором стоит упомянуть, запрещает
солнцу сиять над головой человекобога. Этот запрет действовал в отношении
японского микадо и в отношения верховного жреца сапотеков. Последний
«считался богом, которого недостойна была носить земля и над головой
которого недостойно было сиять солнце». Японцы не позволяли священной
особе микадо появляться под открытым небом, так как солнце считалось
недостойным бросать на него свои лучи. Индейцы Гранады в Южной Америке
«до семилетнего возраста содержали будущих вождей и их жен в заточении.
Условия заточения были суровыми: им нельзя было видеть солнце в противном
случае они потеряли бы право на звание вождя и питаться им разрешалось
только строго определенной пищей. Время от времени стража входила в
темницу, чтобы задать им жестокую порку». Наследник престола в Боготе –
каковым был не сын правителя, а сын его сестры-с самого раннего детства
подвергался суровому воспитанию: он в полном уединении жил в храме, где не
мог видеть солнце, есть соль, разговаривать с женщиной. Жил он в окружении
стражей, которые внимательно следили за всеми его поступками. Стоило ему
нарушить хоть одно из предписанных правил поведения, его объявляли
нечестивцем и лишали права на престол. Прежде чем вступить на престол,
наследник трона в Согамосо был обязан в течение семи лет поститься в храме,
куда не проникал солнечный свет. Чтобы стать перуанским инкой, наследнику
престола нужно было месяц пропоститься в темноте.
Заточение девушек в период полового созревания. Любопытно, что одно или
оба эти правила (не касаться земли ц не видеть солнца) во многих частях света
выполняют и девушки в период полового созревания. Так, по обычаю
лоангских негров достигших этого возраста девушек заточают в отдельные
хижины и запрещают им прикасаться к земле обнаженными частями тела. У
зулусов и родственных им племен Южной Африки, если первые месячные
начинаются «у девушки во время прогулки, сбора хвороста или работы в поле.
она бежит к реке и весь день скрывается в зарослях тростника, чтобы ее не
заметил кто-нибудь из мужчин. Свою голову она тщательно укутывает
покрывалом, чтобы солнечные лучи не попали на нее и не превратили девушку
в иссохший скелет. С наступлением темноты она возвращается домой, где ее на
некоторое время подвергают заключению в хижине». По обычаю племени
аванконде к северу от озера Ньяса после первой менструации девочку вместе с
несколькими другими женщинами переселяют в затемненную хижину. Пол
хижины покрыт высушенными банановыми листьями, и в этом «доме
Авасунгу» (то есть в доме «девушек, у которых нет сердец») запрещается
раскладывать костер.
В Новой Ирландии девушек на четыре-пять лет подвергают заточению в тесных
клетушках; все это время они проводят в темноте без права ступать на землю.
Вот как описывает этот обычай очевидец: «Я слышал о существовании
диковинного обычая, относящегося к некоторым совсем молоденьким
девушкам, от местного учителя и обратился к вождю с просьбой отвести меня к
их хижине. Хижина эта имела около восьми метров в длину и была обнесена
оградой из бамбука и тростника. Над входом в знак того, что хижина находится
под строгим табу, был повешен пучок сухой травы. Внутри хижины находились
три сооружения конической формы, приблизительно 7-8 футов высотой и 10-12
футов в окружности у основания. Сделаны эти клети были из широких листьев
пандануса, пригнанных друг к другу так плотно, что через них почти не
проникал воздух и свет. Сбоку в каждом таком сооружении имелось отверстие,
прикрытое двойной дверью из сплетенных листьев кокосовой пальмы и
пандануса. На высоте около трех футов над землей вместо пола был настлан
бамбуковый помост, Нам сообщили, что в каждой из этих клетей было
заключено по девушке: узницы оставались там не меньше четырех-пяти лет, не
имея права выходить из хижины. Слыша все это, я не верил своим ушам, –
рассказанное казалось слишком ужасным, чтобы быть правдой. Я обратился к
вождю и сказал, что мне бы хотелось заглянуть внутрь клеток, а заодно увидеть
девушек, чтобы иметь возможность подарить им бусы. Он ответил, что
смотреть на них – табу для любого мужчины, за исключением их
родственников. Но, видно, прельстившись обещанными бусами, он послал за
старухой, которая присматривала за узницами и одна имела право отворять
двери клеток. Пока мы ждала, девушки недовольным тоном разговаривали с
вождем, как будто были с ним в чем-то не согласны и выражали какие-то
опасения. Наконец пришла старуха, и выражение лица у нее было, надо
сказать, далеко не дружелюбным. Она, по-видимому, неодобрительно
отнеслась к просьбе вождя разрешить взглянуть на девушек. Впрочем, ей
пришлось подчиниться вождю и открыть дверь. Девушки стали с любопытством
рассматривать нас и, получив приказание, протянули руки за бусами. Я, однако,
намеренно присел в некотором отдалении от них и вынул приготовленные
бусы, так как хотел, чтобы они вышли из клеток и дали мне возможность
осмотреть их изнутри. Мое желание создало дополнительную трудность:
девушкам во все время заточения не разрешалось касаться ногами земли. Но
им очень хотелось заполучить бусы, так что старухе пришлось выйти наружу и
набрать хвороста. Она разложила его на земле, после чего подошла к одной из
девушек и помогла ей выйти из клети. Старуха поддерживала ее за руку, когда
та переступала с одного полена на другое, пока не приблизилась ко мне
настолько, чтобы взять протянутые бусы. Я пошел осмотреть внутренность
покинутой ею клетки, но едва мог просунуть в нее голову – такой спертый там
был воздух. Клеть была вычищена, и за исключением нескольких коротких
стволов бамбука для хранения воды, в ней не было ничего. Пространства
девушке хватает лишь на то, чтобы сидеть на бамбуковой платформе на
корточках или лежать поджав ноги. Если прикрыть дверь, то в клетке, пожалуй,
не видно ни зги. Выходить из клети девушкам позволяется всего один раз в
день для того, чтобы обмыться в деревянной лохани или тазе, стоявшем рядом
с каждой клетью: они, говорят, сильно потеют. Сажают девушек в эти душные
клетушки в совсем юном возрасте и держат до тех пор, пока они не достигают
брачного возраста. Затем их выпускают на свободу, где их ждет роскошный
свадебный пир. Одной из девушек было лет четырнадцать-пятнадцать, она, по
словам вождя, провела в своей клети пять лет и скоро должна была выйти на
волю. Двум другим было приблизительно восемь и десять лет, и им предстояло
высидеть там еще несколько лет»,
В одном из округов Британской Новой Гвинеи (Кабади) «дочерей вождя в
возрасте приблизительно двенадцати-тринадцати лет два или три года держат
взаперти. Им ни под каким видом не разрешается выходить из дома, в который
не проникает солнечный свет». У двух граничащих друг с другом родственных
племен с побережья Новой Гвинеи, ябим и букауа, достигшую полового
созревания девушку примерно на пять или шесть недель подвергают
заточению во внутренней части дома. Ей запрещается сидеть на полу, чтобы ее
нечистота не прилипла к нему; присаживается она на специально принесенное
полено. Девушка не имеет права касаться ногами земли. Если ей нужно на
короткое время выйти из дома, она обертывается циновками и надевает на
ноги две половинки кокосового ореха, которые, наподобие сандалий,
прикрепляются к ее ногам при помощи лиан. У отданомов Борнео девочек в
возрасте восьми или десяти лет заточают в маленькую комнату или келью и на
долгое время лишают всякой связи с внешним миром. Дома отданомов
строятся на сваях и освещаются через одно-единственное окошечко,
выходящее на пустынное место, так что девочка находится почти в полной
темноте. Даже в случае крайней необходимости ей не разрешается покидать
комнату, В продолжение всего срока заточения ее не имеет права посещать ни
один из членов семьи. Для ухода к ней приставлена рабыня. Время своего
одиночного заключения, которое нередко растягивается лет на семь, девочка
коротает за плетением циновок или за каким-нибудь другим рукоделием. По
причине неподвижного образа жизни ее рост задерживается, и, когда по
достижении половой зрелости ее наконец выпускают на волю, лицо ее бывает
бледно как воск. Девочке вновь показывают солнце, землю, воду, деревья и
цветы, как если бы она только что родилась на свет. На грандиозном пиру в ее
честь убивают раба и обмазывают девочку его кровью. В прошлом в Сераме
девушек по достижении половой зрелости в одиночестве запирали в темную
хижину.
На острове Мабуйаг в Торресовом проливе, когда у девочки впервые наступают
месячные, в темном углу дома из веток кустарника делается загородка круглой
формы. Девочка – на нее надевают ручные и ножные браслеты, перевязи,
венок, а также ушные, нагрудные и спинные украшения из раковин садится на
корточки посреди этой загородки, так что видна лишь ее голова. Здесь ей
надлежит оставаться в заключении три месяца. Все это время над ее головой
не должно сиять солнце, хотя ночью ей разрешается выходить из хижины (в это
время меняют ветки кустарника, за которыми она скрывается). Девочка не
имеет права касаться руками пищи: ее кормят одна или две пожилые
женщины, ее тетки по материнской линии, приставленные для ухода за ней.
Одна из этих женщин в лесу готовит для нее пищу на особом огне. Девушке
запрещено употреблять в пищу мясо черепахи и черепашьи яйца, но в
растительной пище ее не ограничивают. Во время заключения ни один
мужчина, включая ее собственного отца, не имеет права входить в дом. По
истечении трехмесячного срока служанки на своих плечах относят девочку к
пресноводной лагуне, чтобы она не касалась ногами земли. При этом
соплеменницы, окружив девочку, сопровождают ее до самого берега. На
берегу с нее снимают украшения, после чего носильщицы вносят ее в воду и
окунают, а все остальные женщины обрызгивают девочку водой. Выйдя из
воды, одна из служанок накладывает для своей подопечной кучу травы. Другая
бежит к подводной скале, ловит небольшого краба, отрывает ему клешни и
спешит назад к лагуне. За это время там успевают разжечь юогонь, на котором
поджаривают клешни краба. Служанки кормят девочку жареными клешнями.
После этого на нее вновь надевают украшения, и вся компания гуськом
шествует обратно в селение: девушка идет между своими старыми тетками,
которые держат ее за запястья. Тетки передают ее своим мужьям, один из
которых ведет ее к себе домой, где для всех устраивается угощение, и девочке
разрешается есть пищу своими руками. На следующих за угощением танцах
девочка отплясывает под руку с мужьями теток, которые ухаживали за ней во
время заточения.
Аборигены племени яраиканна на полуострове Кейп-йорк в северной части
Квинсленда, по имеющимся сведениям, в течение месяца или шести недель
содержат достигшую половой зрелости девушку в одиночестве, доступ к ней
разрешен только женщинам. Проводит она это время в специально
выстроенной для нее хижине, лежа на полу на спине. Из-за того, что ей
воспрещается смотреть на солнце, до заката она лежит с закрытыми глазами (в
противном случае ей не избежать болезни носа). В течение всего периода
заточения, чтобы ее не укусила змея, девочке запрещено есть то, что живет в
соленой воде. Ухаживающая за ней пожилая женщина кормит ее кореньями,
ямсом и поит водой. У других австралийских племен в таких случаях был
обычай по пояс или выше зарывать девушек в землю, вероятно для того, чтобы
укрыть их от солнечного света.
Калифорнийские индейцы верили, что во время своей первой менструации
девочка «в особой степени наделена сверхъестественной силой, которая
далеко не всегда является чем-то вредным и оскверняющим. Часто, однако,
они были склонны полагать, что с этим состоянием связаны неблагоприятные
последствия. Индейцы не ограничивались тем, что изолировали девочку от
семьи и общины, -они пытались напрочь отрезать ее от внешнего мира. Ей,
например, строжайшим образом запрещалось оглядываться вокруг себя.
Поэтому ходила она с опущенной головой, не глядя на окружающий мир и на
солнце. В отдельных племенах девочку закутывали одеялом. Многие из этих
обычаев, например запрет прикасаться к собственной голове и чесать ее
руками (для этого надо было пользоваться особым орудием), очень сходны с
соответствующими обычаями племен северного побережья Тихого океана. В
одних случаях девочку кормили женщины, в других она обязана была
поститься».
Индейцы-чинуки, обитатели побережья штата Вашингтон, по достижении
дочерью вождя половой зрелости в течение пяти дней укрывали ее от взоров
соплеменников. Ей запрещалось смотреть на других людей и на небо, а также
собирать ягоды. Существовало поверье, что стоит ей взглянуть на небо, как
наступит плохая погода; что, если она вздумает собирать ягоды, пойдет дождь;
что, если она повесит свое полотенце из кедровой коры на ель, дерево тут же
засохнет. Девочка выходила из дому через особую дверь и купалась о бухте в
отдалении от селения. В течение нескольких дней она постилась, после чего в
течение длительного времени ей запрещалось есть свежую пищу.
Когда у индейцев-ахт, или нутка, на острове Ванкувер девочки достигают
половой зрелости, их переселяют на крытую веранду «и со всех сторон
окружают циновками, так что им не видно ни солнца, ни огня. В этой клети они
остаются на одной воде несколько дней. Чем дольше девочка остается в
заточении, тем большую честь это делает ее родителям. Но если становится
известно, что во время этого тяжкого испытания она видела солнце или огонь,
она обесчещена на всю жизнь». На ширмах, за которыми скрываются девушки,
нарисованы мифические птицы грома. В течение восьми месяцев по
достижении половой зрелости ей не разрешается есть свежую пищу, особенно
лососей. Кроме того, она должна есть в одиночестве и пользоваться при этом
собственной чашкой и блюдом.
Достигшая половой зрелости девочка из племени тсетсаут (Британская
Колумбия) носит широкополую кожаную шляпу, которая заслоняет ее лицо от
солнца. Считается, что если на ее лицо попадет солнечный свет или она
посмотрит на небо, то пойдет дождь. Кроме того, шляпа защищает ее от огня.
который не должен касаться ее кожи. В течение двух лет она живет в
отдельной хижине, хотя видеть других людей ей не возбраняется. По истечении
этого срока какой-нибудь мужчина снимает с ее головы шляпу и выбрасывает
ее. По обычаю бил-кула, или бела-кула (Британская Колумбия), девочка по
достижении половой зрелости должна спать в сарае с отдельным очагом.
Спускаться в основную часть дома и сидеть у семейного очага ей запрещено. В
течение четырех дней она должна недвижимо пребывать в сидячем
положении. Днем она постится, но ранним утром ей дают немного пищи и
питья. По истечении четырех дней заточения она получает право покидать
свою комнату, но только через особое отверстие в полу (бела-кула строят дома
на сваях). Ей, однако, еще воспрещается входить в главную комнату. Выходя из
дому, она надевает широкополую шляпу, которая защищает ее лицо от
солнечных лучей. Считается, что, если свет солнца попадет ей на лицо, это
плохо отразится на ее глазах. Она может собирать ягоды на холмах, но еще
целый год не имеет права приближаться к реке или к морю. Стоит ей съесть
свежего лосося, и она лишится чувств или ее рот превратится в длинный клюв.
При появлении у девочки первых признаков половой зрелости
индейцы-тлинкиты (колоши) запирали ее в маленькую хижину или в клетку, в
которой, кроме небольшой отдушины, не было другого отверстия. В этом
темном и грязном убежище ей предстояло провести год без огня, без
движения, без общения с людьми. Приносить ей еду разрешалось только
матери и рабыне. Пищу они передавали ей через отдушину, а пить она должна
была из кости крыла белоголового орла. Позднее время заточения девушек
кое-где было сокращено до полугода, трех месяцев и даже до еще меньшего
срока. Чтобы не осквернить своим взглядом небеса, девочка обязана была
носить шляпу с широкими полями. Девушка считалась недостойной того, чтобы
над ее головой сияло солнце, тлинкиты воображали, что одним своим
взглядом она способна принести несчастье охотнику, рыбаку или игроку,
обратить предметы в камни и т.д. По истечении срока заточения ее старую
одежду сжигали и вместо нее шили новую. Устраивался пир, во время которого
в верхней губе девочки, параллельно рту, делался узкий надрез, в который
вставляли щепку или раковину. Коняги – эскимосская народность на Аляске –
помещают девушку по достижении половой зрелости в маленькую хижину, где
ей предстоит шесть месяцев простоять на четвереньках. После этого хижину
несколько расширяют, чтобы девушка могла выпрямить спину и оставаться в
этой позе еще шесть месяцев. В течение всего этого времени девушка
считалась нечистой и была полностью лишена общения с соплеменниками.
Когда у девочки появлялись первые признаки половой зрелости, гуарани
Южной Бразилии на границе с Парагваем зашивали ее в гамаке, оставляя в нем
одно маленькое отверстие для дыхания. Завернутая в гамаке, как труп, она
пребывала в таком положении два или три дня, пока длились месячные. Все
это время ей было строго-настрого наказано соблюдать пост. После этого ее
вверяли заботам замужней женщины, которая остригала ей волосы и
приказывала воздерживаться от употребления в пищу мяса до тех пор, пока
они не отрастут настолько, что скроют уши.
У матако-матагуай (Гран-Чако) при аналогичных обстоятельствах девушка
некоторое время проводит в заточении. Она лежит в углу хижины, прикрытая
ветвями, ни на кого не глядя и ни с кем не разговаривая; она не имеет права
употреблять в пищу мясо и рыбу. Тем временем стоящий перед домом
мужчина колотит в барабан. У живущего в Восточной Боливии индейского
племени юракаре при появлении у девушки первых признаков половой
зрелости ее отец строит рядом со своим домом небольшую хижину из
пальмовых листьев. В эту совершенно темную хижину он заточает свою дочь;
там она проводит четыре дня, не притрагиваясь к пище.
Когда у девушки из племени макуши (Британская Гвиана) впервые начинаются
месячные, ее подвешивают к самому высокому месту в хижине в гамаке. В
течение первых нескольких дней ей запрещается выбираться из гамака днем.
Зато ночью, чтобы ее шея и другие части тела не покрылись язвами, она
должна спуститься разжечь огонь и провести около него всю ночь. Во время
месячных она должна поститься. Когда же они пойдут на спад, девушка может
спуститься и занять отведенное ей место в самом темном углу хижины. Утром
ей разрешается на особом огне и в специальном сосуде приготовить себе
пищу. Дней через десять приходит колдун, который, бормоча заклинания и дуя
на девушку и на наиболее ценные предметы, к которым она прикасалась,
рассеивает чары. Горшки и сосуды для питья, которыми она пользовалась,
разбивают, а их осколки зарывают. После первого купания девушка должна
дать матери высечь себя тонкими прутьями, не издавая ни единого стона. В
конце второго периода ей вновь – но это уже в последний раз – задают порку.
Теперь она «чиста» и может снова общаться с людьми.
Когда зрелости достигает молодая индуска, ее на четыре дня заключают в
темную комнату и запрещают смотреть на солнце. Она считается нечистой, так
что никто не смеет к ней прикасаться. Меню девушки ограничивается вареным
рисом, молоком, сахаром, творогом и несолеными плодами индийского
финика. На пятый день утром она в сопровождении пяти замужних женщин
направляется к соседнему водоему. Они купаются, натершись соком куркумы,
и, возвратившись, выбрасывают из комнаты, где находилась девушка, циновку
и другую утварь. Брахманы-рархи (Бенгалия) заставляют девушку во время