Фрезер Дж.Дж. Золотая ветвь

Подождите немного. Документ загружается.

Глава XXIII

НАШ ДОЛГ ПО ОТНОШЕНИЮ К ПЕРВОБЫТНОМУ

ЧЕЛОВЕКУ

Список табу, распространяющихся на правителей и жрецов, можно без труда

продолжить, но для их иллюстрации достаточно приведенных выше примеров.

В заключение нам остается сформулировать общие выводы, к которым мы

пришли в проведенном исследовании. На стадии дикости и варварства мы

часто сталкиваемся с людьми, которым суеверие их соплеменников

приписывает способность контролировать ход природных явлений. Таким

людям поклоняются как божествам. В данном контексте нас не занимает

вопрос о том, обладают ли эти боги в образе людей исключительно духовной

или также и светской властью над жизнью и состоянием своих почитателей;

другими словами, являются ли они только богами или вдобавок еще и

правителями. Здесь нас интересуют лишь якобы присущие им божественные

атрибуты; благодаря им в глазах верующих они становятся гарантами

непрерывности и упорядоченности природных явлений, от которых зависит

существование человечества. Жизнь и здоровье такого рода богочеловека

являются предметом заботливого внимания со стороны людей, чье

благополучие и само существование неразрывно связано с его благополучием.

Эти люди принуждают его следовать правилам, которые ум первобытного

человека изобрел во избежание опасностей, угрожающих плоти (не исключая

последней из них, смерти). Из предыдущего явствует, что речь здесь идет о

правилах поведения, которым, по мнению первобытного мыслителя, должен

следовать каждый благоразумный человек, если он хочет прожить долгую

жизнь. Однако, если соблюдение этих правил частными лицами является

делом их индивидуального выбора, богочеловеку его навязывают под страхом

смещения с высокого поста и даже смерти. Верующие слишком

заинтересованы в жизни богочеловека, чтобы позволить ему безответственно

обращаться с ней. Отсюда старые как мир, причудливые суеверия,

предписания, освященные веками, поговорки – плод изобретательного ума

первобытного философа, до сих пор передаваемые бабушками, как бесценные

сокровища, собравшимся у семейного очага внукам. В центре этих древних

фантазий – правитель, то есть человекобог. Последний, как муха в паутине,

запутался в сетях запретов и предписаний и едва мог шевельнуться в его

«легких, как воздух, и крепких, как железо», тенетах, которые, переплетаясь

между собой, затягивали человекобога в лабиринт, вывести из которого его

могли только низложение или смерть.

Для людей, интересующихся историей, жизнь древних правителей и жрецов

чрезвычайно поучительна. В ней сосредоточилось все, что казалось мудрым во

времена, когда мир был еще молод. По этому совершенному образцу

стремились строить свою жизнь другие люди; они видели в ней безупречную

модель, построенную в полном соответствии с канонами варварской

философии. А философия эта, какой бы грубой и ложной она нам ни казалась,

была логически последовательной. Она берет начало в представлении о

носителе жизни как о крошечном существе, как о душе, пребывающей в живом

существе, но отличной и отделимой от него. Для практического руководства

жизнью эта философия выводит из исходного принципа систему правил,

которые в общем и целом гармонируют друг с другом и составляют связное

целое. Фатальный порок всей системы скрывается не в характерном для нее

способе рассуждения, а в ее посылках, то есть в неверном представлении о

природе жизни. Но с нашей стороны было бы признаком глупости и

неблагодарности клеймить эти предпосылки как смехотворные единственно на

том основании, что их ложность мы можем легко обнаружить. Мы стоим на

фундаменте, заложенном предшествующими поколениями, и с достигнутых

высот смутно ощущаем, что его закладка стоила человечеству длительных,

мучительных усилий. И мы испытываем чувство благодарности по отношению к

безымянным, забытым труженикам, чей терпеливый поиск и кипучая

деятельность сделали нас тем, чем мы ныне являемся. Та или иная конкретная

эпоха, не говоря уже о конкретном человеке, может внести в сокровищницу

знания лишь весьма незначительный вклад. Поэтому пренебрежительно

относиться ко всей сокровищнице, похваляясь несколькими крупицами,

которые внесла в нее наша эпоха, – это значит быть глупым и бесчестным. В

настоящее время мала опасность недооценки вклада, который внесли в общее

развитие человечества классическая древность и новое время. В отношении

других эпох дело обстоит иначе. На долю культуры первобытного общества

слишком часто выпадают только презрение, насмешки и осуждение. Между

тем в числе благодетелей человечества, которых мы обязаны с благодарностью

чтить, многие, если не большинство, были первобытными людьми. В конечном

счете мы не так уж отличаемся от этих людей, и многим из того истинного и

полезного, что так бережно сохраняем, мы обязаны нашим грубым предкам,

накопившим и передавшим нам по наследству фундаментальные

представления, которые мы склонны рассматривать как нечто самобытное и

интуитивно данное. Мы как бы являемся наследниками состояния, которое

переходило из рук в руки столько раз, что изгладилась память о тех, кто

заложил его основание, поэтому нынешние обладатели считают его своим

изначальным и неотъемлемым достоянием. Однако более глубокое

размышление и исследование должны убедить нас в том, что большей частью

этого достояния мы обязаны своим предшественникам. Ошибки последних

были не какими-то преднамеренными нелепостями или приступами безумия –

они были гипотезами, которые в свое время подкреплялись данными опыта, но

не выдержали испытания временем. Истина выявляется только путем

последовательной проверки гипотез и отсеивания тех из них, которые

оказываются ложными. Истинной мы в конце концов называем гипотезу,

которая нашла в опыте наилучшее подтверждение. Поэтому мы поступим

благоразумно, если будем взирать со снисходительностью на мнения и обычаи

менее цивилизованных эпох и народов как на неизбежные ошибки в поисках

истины. Это даст нам право на снисхождение, которым когда-нибудь придется

воспользоваться и нам самим: cum excusatione itaque veteres audiendi sunt.

Глава XXIV

ПРЕДАНИЕ СМЕРТИ

БОЖЕСТВЕННОГО ВЛАСТИТЕЛЯ

Смертные боги. Человек сотворил богов по своему образу и подобию, и,

будучи смертным сам, он, естественно, наделил тем же печальным свойством

и свои творения. Например, аборигены Гренландии полагали, что даже

могущественнейший из богов может погибнуть от ветра и что его ждет верная

смерть, если он прикоснется к собаке. Прослушав проповедь о христианском

боге, эти туземцы осведомились, приходилось ли ему когда-либо умирать.

Получив отрицательный ответ, они очень удивились и сказали, что это, должно

быть, действительно великий бог. Один североамериканский индеец, отвечая

на вопрос полковника Доджа, заявил, что мир сотворил Великий дух. На вопрос

же о том, какого он имел в виду духа – доброго или злого, индеец ответил: «Ни

того и ни другого. Великий дух, сотворивший мир, давно уж мертв. Не мог же

Предков следует выслушивать со снисхождением (лат.). – Прим. пер.

он прожить так долго». Люди одного племени на Филиппинских островах

говорили испанским завоевателям, что могила творца расположена на

вершине Кабунианской горы, Бог готтентотов (или герой божественного

происхождения) по имени Хейтси-эйбиб несколько раз умирал и возвращался к

жизни. Захоронения, которые связывают с его именем, встречаются, как

правило, в узких горных ущельях. Проходя мимо таких захоронений, готтентоты

бросают в них камень на счастье, иногда приговаривая: «Даруй нам побольше

скота». В начале нашей эры путешественникам, посетившим остров Крит,

показывали могилу великого Зевса. Считалось, что тело Диониса было

захоронено в Дельфах, рядом с золотой статуей Аполлона, На его могиле были

высечены слова: «Здесь покоится Дионис, сын Семелы». По одному

свидетельству, в Дельфах был захоронен и сам Аполлон. В надписи,

высеченной на его могиле и приписываемой Пифагору, сообщалось о том, как

бог был растерзан питоном и погребен под треножником.

Не миновали общей участи и великие боги Египта – они также старели и

умирали. Позднее, когда открытие искусства бальзамирования дало

возможность предохранять тела от разложения на неопределенно долгое

время и пробудило в человеческих душах надежду на бессмертие, плодами

этого изобретения на равных правах с людьми воспользовались боги. Каждая

область располагала гробницей с мумией покойного бога, Мумию Осириса

можно было видеть в городе Мендес, город Тинис славился мумией Ангури, а

Гелиополь удостоился чести обладать мумией бога Туму. Великих богов

вавилонян хотя они являлись своим почитателям только в снах и виде""-тоже

изображали в образах людей и с человеческими страстями. Подобно людям,

они рождались в мир, подобно людям, любили, сражались и умирали.

Умерщвление правителей по причине их одряхления. Если даже великие

боги, живущие вдали от земной суеты, и те в конце концов умирают, то как

может избежать этой участи бог, вселившийся в бренную оболочку

человеческого тела! До нас, впрочем, дошли сведения об африканских царьках,

которые воображали, что благодаря искусству магии они стали бессмертными.

Мы уже выяснили, что первобытные народы нередко пребывают в убеждении,

что и сохранность мира, и их собственная безопасность находятся в

зависимости от таких боголюдей, воплощений божества. Поэтому они крайне

заинтересованы в том, чтобы ревностно заботиться о таких людях. Но никакая

забота и никакие предосторожности не могут оградить богочеловека от

старости и смерти. Верующие должны считаться с этой печальной

необходимостью и как можно лучше к ней приспосабливаться. Но им угрожает

воистину ужасная опасность. Если от жизни человекобога зависит ход

природных явлений, то каких только бедствий не может принести его

одряхление, а тем более его смерть? Существует единственный способ

предотвратить эту опасность. При появлении первых признаков упадка сил

богочеловека следует предать смерти, перенести его душу в тело сильного

преемника. Преимущества такого образа действий представляются

первобытному человеку очевидными. Если богочеловек умрет естественной

смертью, на взгляд дикаря, это означает либо то, что душа его добровольно

покинула тело и отказывается вернуться, либо, проще, то, что ее изъял демон

или колдун, который мешает ей вернуться, Душа богочеловека в обоих случаях

потеряна для верующих, что ставит под угрозу их благоденствие и само

существование. Даже если бы им удалось поймать душу умирающего бога,

когда она выходит из тела через губы или ноздри, и передать ее преемнику,

операция не достигла бы своей цели. Дух умирающего от болезни

богочеловека, несомненно, покидает его тело на последней стадии дряхлости и

бессилия: в таком ослабленном состоянии он и в новой телесной оболочке

сможет влачить лишь жалкое существование. Предавая богочеловека смерти,

верующие выигрывали в двух отношениях. Во-первых, они перехватывали его

душу и передавали ее подходящему преемнику. Во-вторых, ко времени

умерщвления крепость его тела – а вместе с ним и всего окружающего мира –

еще .не пришла в упадок. Таким образом, убивая человекобога в расцвете сил

и передавая его дух могучему преемнику, первобытный человек предупреждал

все опасности.

Закон запрещал Царям Огня и Воды в Камбодже умирать естественной

смертью. Если кто-нибудь из них серьезно заболевал и старейшинам казалось,

что он не выживет, его закалывали ударом кинжала. Народности Конго

придерживались того мнения, что, если верховный жрец Читоме умрет своей

смертью, это приведет к гибели весь окружающий мир и земля,

поддерживаемая единственно его мощью, тут же обратится в прах. Поэтому в

дом верховного жреца, находящегося при смерти, приходил его преемник с

веревкой или дубиной и с их помощью предавал его смерти. Царей Эфиопии в

Мероэ почитали как богов, но жрецы, когда это представлялось им

необходимым, могли послать к правителю гонца с приказом умереть. В

обоснование приказа они ссылались на пророчество, полученное от бога. До

правления Эргамена – современника египетского царя Птолемея II – эфиопские

владыки подчинялись этому приказу. Однако Эргамен, которого греческое

воспитание освободило от предрассудков его соотечественников, решил

пренебречь приказанием: с отрядом солдат он вошел в Золотой храм и предал

смерти жрецов.

Подобного рода обычаи до последнего времени сохраняли свою силу в

Северной Африке. Вождь племени фазокль обязан был ежедневно вершить

правосудие под определенным деревом. Если по болезни или по какой-то

другой причине вождь три дня кряду оказывался не в силах исполнять эту

обязанность, на шею ему надевали петлю с двумя прикрепленными к ней

лезвиями и вешали на дереве; под тяжестью тела вождя петля стягивалась, и

лезвия вонзались ему в горло.

До недавнего времени обычай предавать смерти божественных правителей

при первых признаках наступления старости или болезни соблюдали шиллуки,

племя, проживающее в районе Белого Нила. Этот обычай детально исследовал

этнограф Селигмен. Благоговение, с которым шиллуки относятся к своему

царьку, вызвано прежде всего их верой в то, что в нем воплотилась душа

полубога Ниаканга (героя, основавшего династию и расселившего племя по

берегам Белого Нила) и что в силу этого он причастен к божественному началу.

Шиллуки окружают своих вождей беспредельным, воистину религиозным

почитанием и принимают все необходимые меры предосторожности для того,

чтобы предотвратить их смерть от какого-нибудь несчастного случая. Тем не

менее они «убеждены, что не следует допускать, чтобы вождь старился и

болел: ведь вместе с его одряхлением начнет болеть и перестанет давать

потомство скот, на полях сгниет урожай и все больше людей будет умирать от

болезней». Для предотвращения этих бедствий у шиллуков и существовал

обычай при первых признаках недомогания предавать царька смерти.

Признаком неотвратимого упадка считалась, в частности, неспособность вождя

удовлетворять своих многочисленных жен, расселенных во многих домах

Фашоды. При первых симптомах появления зловещей слабости жены

сообщали об этом подчиненным вождям, а они согласно местному обычаю

ставили верховного вождя в известность об ожидающей его участи тем, что

покрывали его лицо и колени куском белой ткани, когда он отдыхал в жаркий

полдень. Казнь следовала вскоре за объявлением приговора. Специально для

такого случая строили хижину. Царька вводили в нее и укладывали головой на

передник девственницы, достигшей брачного возраста. Затем дверь в хижину

замуровывали и обрекали вождя с девушкой на смерть от голода и духоты.

Таков был древний обычай, который был отменен по причине чрезмерных

страданий одного из казнимых за пять поколений до наших дней. Теперь

вожди объявляют своему повелителю его участь и в особой хижине предают

его казни через повешение.

Из исследований Селигмена явствует, что правителя шиллуков при соблюдении

должных обрядов можно было предать смерти при первых признаках

одряхления. Но это еще не все, Соперник мог напасть и на вождя,

находящегося в расцвете сил. В таком случае последнему пришлось бы

отстаивать корону в смертельном единоборстве. По обычаям шиллуков сын

правящего монарха имел право вызвать отца на поединок и в случае победы

занять его трон. А так как у каждого шиллукского царька был большой гарем и

множество сыновей, то число возможных претендентов на трон всегда было

довольно значительным, и правящий властитель должен был крепко

полагаться на силу своей длани. Но успешно напасть на властителя шиллуков

можно было только ночью; в дневное время он был окружен друзьями и

телохранителями, так что кандидат на трон не мог рассчитывать пробиться

через их толпу и нанести решающий удар. Ночью же картина менялась. Вождь

отпускал охрану и оставался один с любимыми женами в обнесенном стеной

доме; вступиться за него мог только кто-нибудь из живших поблизости

пастухов. С наступлением темноты для вождя начиналось опасное время.

Говорят, что ночь он проводил в непрерывном бдении, крадучись обходил свои

хижины в полном вооружении, вглядывался в глубокую тьму или замирал в

каком-нибудь темном углу, безмолвный и настороженный, как часовой на

посту. Когда наконец появлялся соперник, поединок проходил в зловещем

молчании, прерываемом лишь стуком копий и щитов, потому что для вождя

считалось делом чести не звать на помощь соседей-пастухов.

Местом поклонения любому шиллукскому царьку, как и основателю династии

Ниакангу, служит гробница, воздвигаемая над его могилой; захоронение же

всегда производится в родной деревне царька. Надгробие составляют

несколько хижин, обнесенных оградой; одна из хижин возвышается над

могилой царька, а в других обитают стражи гробницы. Гробницу Ниаканга не

отличить от гробницы царька. Но отправляемые на них обряды, сходные по

форме, разнятся в деталях, поскольку гробницам Ниаканга приписывается куда

большая святость. За гробницами царьков ухаживают пожилые мужчины и

женщины, соответствующие стражам гробниц Ниаканга. Как правило, это

вдовы или старые слуги покойного царька; после их смерти обязанность

следить за гробницей переходит к их потомкам. На могилах царьков шиллуки

приносят в жертву скот, причем процедура жертвоприношения такая же, как на

могиле Ниаканга.

Главным компонентом религии шиллуков является, как видно, культ

священных царьков (живых и мертвых). Царьки эти якобы одержимы

божественным духом, который переходит к преемникам от полумифической

(но, вероятно, исторически существовавшей) личности, основателя династии.

Шиллуки почитают своих царьков воплощением божества, окружают их

величайшими почестями и всячески о них заботятся, поскольку от них зависит

благополучие людей, скота и посевов. И обычай умерщвления властителя, как

только тот обнаруживает признаки одряхления, сколь бы странным это нам ни

казалось, коренится в глубоком преклонении перед ним, в стремлении

сохранить в полном расцвете сил его божественный дух. Шиллуки уверены, что

жизнь и душа царя симпатическими узами связана с благосостоянием всей

страны, что в случае его заболевания или старения заболеет и перестанет

размножаться скот, урожай сгниет в полях, а эпидемия унесет людские жизни.

Предотвратить эти стихийные бедствия можно, по мнению шиллуков, только

предав царька смерти, пока тот еще крепок и бодр, чтобы божественный дух,

унаследованный им от предков, мог в свою очередь перейти к преемнику

молодым и здоровым. Весьма симптоматичен в этой связи тот признак

одряхления, который решает участь правителя, а именно его неспособность

сексуально удовлетворять своих многочисленных жен, другими словами,

продолжать род. По мнению шиллуков, это означает, что царьку пришло время

умереть и уступить место преемнику. Эта и другие причины, по которым

правителя предают смерти, указывают на то, что плодородие людей, скота и

посевов считалось находящимся в симпатической связи со способностью

властителя производить на свет потомство. Упадок этой способности в нем

влечет за собой такой же упадок производящей способности у других людей,

животных и растений и в непродолжительный период может привести к

полному исчезновению людей, а также животной и растительной жизни.

Поэтому не приходится удивляться, что шиллуки делают все от них зависящее

для того, чтобы их вождь не умер естественной смертью – от старости или от

болезни. Любопытно, что они не называют смерть вождя смертью. Они не

говорят о правителе «он умер», а просто «он ушел». То же относится и к

первым двум представителям местной династии Ниакангу и Дагу, относительно

которых известно, что они не умерли своей смертью, а пропали без вести. На

существование сходного обычая указывают и другие, например римские и

угандийские, предания о таинственном исчезновении царей.

В целом способ рассуждения и действия шиллуков в отношении своих царьков

весьма напоминают теорию и практику немийских жрецов, Царей Леса. В

обоих случаях мы видим божественных царей, от жизни которых, как полагают,

зависит плодородие людей, животных и растений и которые находят свою

смерть в единоборстве или как-то иначе для того, чтобы передать преемникам

свой божественный дух в полном расцвете сил, то есть не подточенным

старостью или болезнью. По убеждению соплеменников, любой признак

вырождения у царя повлечет за собой аналогичные симптомы у людей,

животных и злаков. Способы передачи души божественного царя его

преемнику мы подробнее разберем в дальнейшем. Теперь же приведем

другие примеры этою обычая.

Народность динка, живущая в долине Белого Нила, представляет собой

конгломерат самостоятельных племен. Занимаются динка преимущественно

скотоводством, главным образом уходом за многочисленными стадами

крупного рогатого скота, хотя разводят также овец и коз; женщины

обрабатывают небольшие поля проса и кунжута. Рост посевов и прежде всего

выпас скота зависят от регулярного выпадения осадков. При длительной засухе

динка испытывают великую нужду. Поэтому вызыватель дождя до сих пор

является у них важной фигурой, Большинство носителей власти у динка,

которых путешественники окрестили шейхами и вождями, на самом деле

являются племенными заклинателями дождя. Каждый из них якобы одержим

духом какого-нибудь из великих заклинателей дождя, который дошел до него

через посредство других шаманов. Удачливый заклинатель дождя благодаря

своему вдохновителю пользуется очень большой властью и является

консультантом по всем важным вопросам. Однако, несмотря на почести,

воздаваемые вызывателям дождя (вернее, из-за них), ни одному из них не

дано умереть от старости или от болезни. если бы это несчастье произошло, на

племя обрушились бы эпидемия и голод, резко снизился бы прирост скота.

Предчувствуя приближение старости или болезни, заклинатель дождя

сообщает детям о своем желании умереть. В таком случае, например, члены

племени агар динка вырывают большую могилу, и заклинатель дождя

спускается в нее в сопровождении друзей и родственников. Время от времени

он обращает свою речь к народу, воскрешает в памяти присутствующих

историю племени, напоминает о том времени, когда он правил, и дает

соплеменникам советы на будущее. По окончании речи он отдаёт приказ

закопать могилу. На заклинателя дождя начинают падать комья земли, и он

умирает в ней от удушья. С незначительными вариациями так заканчивают

свое благородное поприще вызыватели дождя во всех племенах динка. Так, по

сообщению Селигмена, в племени хор-агар динка вызывателя дождя душат в

его собственном доме после того, как подготовят могилу. Заклинателями

дождя были отец и дядя по отцовской линии одного из информаторов

Селигмена: они были умерщвлены этим традиционным способом. Смерть ждет

даже самого молодого заклинателя дождя, если ему угрожает болезнь,

кажущаяся смертельной. Кроме того, принимаются меры предосторожности,

необходимые для того, чтобы заклинатель дождя не погиб от несчастного

случая: хотя такая смерть не столь нежелательна, как смерть от старости или

болезни, она, вне всякого сомнения, навлечет на племя болезни. Динка

пребывают в убеждении, что после убийства заклинателя дождя его бесценный

дух переходит к наследнику, то есть к сыну или другому близкому кровному

родственнику.

До недавнего времени обычай племени буньоро в Центральной Африке

требовал, чтобы вождь, как только он серьезно заболеет или начнет сгибаться

под тяжестью лет, кончал жизнь самоубийством. Согласно древнему

пророчеству, династия потеряет трон, если кто-нибудь из ее представителей

умрет естественной смертью. Умирал вождь, осушив чашу с ядом. Если он

проявлял нерешительность или был слишком слаб для того, чтобы попросить

чашу, обязанность дать ему яд выпадала на долю жены. Когда при смерти

находится глава племени кибанга на Верхнем Конго, колдуны накидывают ему

на шею веревку и затягивают ее до тех пор, пока тот не испустит дух. Если

царьку племени джинджиро случится получить рану на войне, как бы он ни

просил проявить милосердие, его умерщвляют его же воины, а если они не

решаются, то родственники. Делается это для того, чтобы вождь не пал от руки

врага. Языческое племя джуко обитает в районе реки Бенуэ – могучего притока

реки Нигер. В этой области, в городе Гатри, правит местный царек, которого

влиятельные лица убирают следующим образом. Когда им кажется, что царек

уже достаточно долго просидел на троне, они объявляют, что «правитель

болен». Смысл этой формулы был известен всем: царька собираются убить,

хотя намерение это никогда не высказывается явно. Затем принимают решение

относительно наследника престола. Срок царствования следующего правителя

также устанавливается собранием влиятельных лиц: каждый участник собрания