«Например, однажды во время второго интервью я говорил с 19-летней дочерью, когда отец-социопат
прервал наше личное взаимодействие. В этот момент я взорвался и сказал ему, чтобы он никогда не
смел мешать мне, когда я включен в личное взаимодействие с кем-нибудь. Если психотерапевт
окажется в слабой позиции — по телефону, в первом, во втором или даже в любом последующем
интервью, — психотерапевтический процесс серьезно пострадает. Ни один пани-
ент не будет доверять психотерапевту, если он не чувствует себя безопасно и комфортно в роли
родителя или не принадлежит к старшему поколению. Эта ситация возникает при работе почти с
каждой семьей. Она начинается с первого телефонного контакта и может некоторое время
продолжаться. Кажется, что семьи активно исследуют, насколько силен психотерапевт. Если я проиграл
первую битву, я должен удвоить свой потенциал для последующей борьбы и быть уверенным в победе.
Если бы я позволил отцу перебить меня, весь процесс семейной психотерапии был бы в опасности,
потому что я стал бы «простофилей» для отца».
Позиция психотерапевта «снизу», действительно, наименее эффективна. Не случайно, описывая первую
фазу психотерапевтического процесса, К. Витикер и А. Напир пользуются терминологией, относящейся
к боевым действиям. Наш опыт полностью совпадает с опытом этих психотерапевтов.
В. Битва за инициативу.
В начальную фазу, кроме структурирования лечения, входит и то, что я называю битвой за инициативу.
Установив свою собственную интегрированность, определив границы здесь, на своей территории, я
считаю важным определить интегрированность семьи. Вы можете называть это Я-позицией семьи. Я
требую, чтобы их жизнь и их решения принадлежали только им. Например, мать говорит во втором
интервью: «Вы думаете, нужно развестись с этим человеком?», и я отвечаю: «Со мною все в порядке: я
женат и не собираюсь разводиться со своей женой, и вы свободны иметь те же возможности — жить с
ним или разводиться. Однако, если ваш развод означает, что вы больше не придете, тогда нам лучше
остановиться сейчас». В битву за инициативу включается следующий шаг: когда мы заканчиваем с
начальной историей, действительно необходим вопрос «Куда мы идем?». Я хочу участвовать, но я не
хочу, чтобы они были пассивны. Мяч в их рунах и, хотя я могу ловить его, я не хозяин их жизни и их
усилий сделать эту жизнь более успешной. Дело не в том, что я не хочу принимать решения. Я стараюсь
добиваться ясности, чтобы они поняли, что я не заинтересован ни в том, чтобы они развелись, ни в том,
чтобы нет; меня не интересует, звонят ли они в полицию, когда их сын плохо себя ведет. Это их мир, и
они должны жить в нем в своем собственном стиле. Я не думаю, что мой жизненный паттерн более
обоснованный и более важный, чем их. Они не смогут изменить свое поведение, если каждый из них в
первую очередь не будет самим собой.
Бегство в здоровье: уход или выздоровление?
Если члены семьи продвинулись в направлении определения проблемы и борьбы с каким-то из своих
дезадаптивных паттернов взаимодействия (таким, как борьба матери с отцом, управление наглым
Джимми или Мэ"ри, отдаляющейся Дочерью, или ревность между двумя мальчишками), если они
ощущают, что в этой стрессовой ситуации что-то могут изменить, они могут продолжать сами. Психо-
терапевту следует понимать, что их уход может быть вызван стремлением самойсемьи к объединению
через попытку самостоятельно разрешить семейный стресс. Они говорят: «Все стало лучше», или: «Мы
очень заняты», или: «Это дорого», или «Мэри («козел отпущения») ведет себя очень мило». Я
рассматриваю все подобные заявления как знак, что они хотели бы прекратить лечение и пробовать
дальше сами. Я принимаю его очень серьезно, стараюсь не блокировать это стремление, считая, что оно
может быть успешным, но разъясняю, что приму их, если они захотят вернуться, в любое время: завтра,
на следующей неделе, через пять лет. Я стараюсь не связывать их, хотя это естественная реакция для
всех нас, «матерей», когда мы боимся, что дети потерпят неудачу.
Этот подход отличается от кризисного психотерапевтического вмешательства. Я не занимаюсь
определением причин кризиса, вмешательством в него и инициированием его окончания. Я делаю
очевидным стремление членов семьи развиваться самостоятельно и принимаю их импульс порвать со
мной как здоровое движение, в которое я верю. Я допускаю, что они будут продолжать развиваться. Я
уверен, что бегство семьи в здоровье — это не только защита, но еще и завуалированная попытка
совместно разрешить свои стрессы, которая может быть выражена разными способами. Например, они
могут описать, какими хорошими помощниками были на этой неделе дети. Психотерапевт может
интерпретировать это сообщение таким образом, что семья ощутит его готовность закончить лечение.
Тогда они могут спросить, не собирается ли психотерапевт выкинуть их, Может быть, они ему
наскучили? Необходимо подбодрить их, так как в попытке действовать самостоятельно они могут