Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер. Философия другого начала

Подождите немного. Документ загружается.

324 •

Приложение

больше, чем сам риск, становится более сущим, чем бытие

сущего.

Но

бытие

— это

основа сущего (das Sein ist der Grund

des Seienden). Тот. кто рискует больше, чем сама основа

(Grund), достигает места, где более нет никакой основы,

т. е. бездны (Ab-grund). Однако, если человек есть то, чем

рискуют, и движется вместе с риском, желая его, люди,

которые рискуют еще больше, должны быть еще более

БО-

ЛЯЩИМИ, желающими. Но может ли воление подняться над

безусловностью преднамеренного самонавязывания? Нет.

Значит, те, кто иногда рискуют больше, могут быть «БОЛЯ-

ЩИМИ больше» только

том смысле, что их воление

своей

сущности является иным. Волить

волить — это не одно и

то же. Те, кто являются более БОЛЯЩИМИ, ИСХОДЯ ИЗ сущно-

сти воления, остаются более соответствующими воле как

бытию сущего. Они больше отвечают бытию, которое про-

являет себя как воля. Они более волящие (wollender) в той

мере, в какой они более согласные (williger). Так

что

же они,

эти более согласные, которые рискуют больше? Кажется,

стихотворение не отвечает прямо на этот вопрос.

Во всяком случае, строки 8-11 говорят кое-что о тех,

кто рискуют больше, — но только через отрицание и до-

вольно смутно. Более рискующие рискуют не из-за интере-

са, не из-за своей личности. Они не стремятся ни обрести

преимущества, ни потешить себялюбие. Они не могут так-

же,

хотя и рискуют больше, считаться просто достигшими

больших результатов. Они рискуют больше совсем на не-

много: они рискуют больше лишь «на один вздох...». Их

«большее» в риске скромно, как вздох, ускользающий и

незаметный. Но и такой намек не позволяет нам понять,

кто же они — те, кто рискуют больше.

Напротив, строки 10-12 говорят

нам,

что несет

собой

риск, который отваживается зайти дальше, чем бытие су-

щего:

Он создает

нам,

по ту сторону

укрытия,

безопасное

бытие,

там,

где действует сила тяготения

чистых

сил.

Как все существа/мы тоже являемся сущими, которыми

рискуют

риске бытия. Однако, будучи БОЛЯЩИМИ,

МЫ

идем

вместе с риском, а значит, нами рискуют больше,

и мы

боль-

/V/.

Хайдеггер.

К чему поэты?

• 325

ше открыты опасности.

той мере, в какой человек укреп-

ляется

преднамеренном самонавязывании

направляется

в безусловном опредмечивании

расставанию с открытым,

он практикует сам собственное бытие без укрытия.

И наоборот, риск, более рискованный, создает нам

безопасность. Это не значит, что он воздвигает бастионы

вокруг неприкрытости, т. к. это означало бы создание

укрепления там, где, по определению, нет укрепления. Это

возможно только

опредмечивании,

но оно

запирает для нас

открытое. Риск, более рискованный,

чем

сам риск, не создает

укрытия. Он создает нам безопасность. Немецкое «sicher»,

латинское «securus», «sine сига» означает буквально: «без

заботы».

Забота означает

здесь вид

преднамеренного самона-

вязывания на путях

посредством необусловленного произ-

водства. Беззаботными

мы

становимся

только

тогда,

когда не

помещаем наше бытие исключительно

сферу производства

и потребления, пользы и защищенности. Мы беззаботны

только тогда, когда не считаемся ни с отсутствием укры-

тия,

ни с наличием искусственного укрытия, выстроенного

внутри воления. Безопасность можно обрести только по ту

сторону опредмечивающего отречения от открытого,

«по

ту

сторону

укрытия»,

по

ту сторону расставания

чистым отно-

шением. Это

и есть

неслыханный центр всякого притяжения,

которое притягивает все вещи в область без ограничений и

воспринимает их в центре. Этот центр находится «там», где

действует сила тяготения чистых сил. Безопасность — это

тайный отдых в тяге чистого отношения (Bezug).

Риск, более рискующий, чем сам риск, еще более

БО-

ЛЯЩИЙ, нежели всякое самонавязывание, будучи более

соглашающимся, «создает» безопасность в открытом. «Со-

здавать» (schaffen) означает здесь «черпать» (schoepfen) в

источнике. Черпать в источнике — значит принимать то,

что бьет (из-под земли), и передавать воспринятое таким

образом. Рискующий больше других риск согласного воле-

ния ничего не приготавливает! Такой риск воспринимает и

передает воспринятое. Он передает так, что воспринятое

развертывается в своей полноте. Рискующий риск все ис-

полняет (осуществляет), но ничего не производит. Только

такой риск, который становится более рискованным через

согласие, может осуществлять, воспринимая.

326 •

Приложение

Строки 12-16 определяют, в чем состоит самый риску-

ющий риск, который рискует по ту сторону всех укрытий и

приводит нас там к беззаботности. Он никоим образом не

отменяет бытие без укрытия, установленное преднамерен-

ным самонавязыванием.

той мере, в какой бытие челове-

ка восходит в опредмечивание сущего, оно остается без

укрытия посреди сущего. Будучи неукрытым

этом смысле,

человек через отсутствие укрытия сопряжен

ним

таким

образом пребывает внутри сферы укрытия. Безопасность

же лежит по ту сторону всех отношений с укрытием: «по

ту сторону» укрытия.

Следовательно, представляется, что для безопасности

и ее обретения необходим такой риск, который отбросил

бы всякую связь

укрытием или отсутствием укрытия. Но

это только представляется. На самом деле, когда мы мыс-

лим, отталкиваясь от закрытости цельного отношения

(Bezug), мы наконец (т. е. изначально) постигаем, что нас

освобождает от озабоченности, порождаемой самонавязы-

ванием в отсутствии укрытия:

То,

что

нас,

конце

концов,

защищает;

Это бытие без

укрытия.

Как бытие без укрытия может нас защитить, если толь-

ко открытое обеспечивает защиту, а бытие без укрытия

протекает в постоянном расставании с открытым? Бытие

без укрытия может защищать только тогда, когда от-вра-

щение (Abkehr) к открытому будет по-вернуто в обратном

направлении, обратившись лицом к открытому и в нем са-

мом. Итак, бытие без укрытия, будучи перевернутым, — вот

что дает прибежище. «Давать прибежище» здесь означает,

с одной стороны, что пере-ворачивание от-вращения осу-

ществляет охранение, а с другой стороны, что каким-то

образом само бытие без укрытия обнаруживается как

безопасность. То, что дает прибежище,

это бытие без укрытия

то,

что мы

так

открытое

вступаем,

видя

угрозу,

нависшую

над ним.

«И» приводит к объяснению, показывающему, каким

образом эта странная вещь возможна, — наше бытие без

укрытия дарит нам безопасность по ту сторону всякого

М.

Хайдеггер.

чему поэты?

• 327

укрытия. Бытие без укрытия, конечно, не дает нам прибе-

жища всякий раз, когда мы обращаемся к нему, почувство-

вав себя в опасности. Бытие без укрытия охраняет нас

только тогда, когда мы уже совершили поворот. Рильке го-

ворит: «мы так в открытое вступаем».

этой повернутости

лежит исключительное свойство поворота.

повернутости

бытие без укрытия внезапно пре-вращается, как целое в

своей сущности. Исключительность поворота состоит

том,

что мы начинаем видеть бытие без укрытия как угрозу.

Только такая увиденность показывает опасность. Она пока-

зывает, что бытие без укрытия как таковое угрожает нашей

сущности потерей принадлежности к открытому. В этой

увиденности покоится повернутость. Бытие без укрытия

поворачивается «в открытое». С увиденностью опасности

как существенной опасности

мы

должны осуществить пере-

ворачивание отвращения к открытому. Это подразумевает:

само открытое должно повернуться к нам таким образом,

чтобы позволить нам повернуть к нему бытие без укрытия;

чтобы,

где-то на широчайшей

окружности;

там,

где нас касается

закон,

сказать ему

да.

Что это за более «широчайшая окружность»? Видимо,

Рильке имеет в виду «открытое, увиденное особым обра-

зом».

Широчайшая окружность охватывает все, что есть.

Окруженное этой окружностью соединяет все сущее так,

что в объединяющем единстве оно есть бытие сущего. Но

что значит «сущее»? Поэт называет сущее в целом «приро-

дой»,

«жизнью», «открытым», «чистым отношением».

И даже иногда, используя язык метафизики, он называет

эту круглую целостность сущего — «бытием». Но какова

суть этого бытия, этого

мы

не узнаем. Но не говорит ли нам

об этом уже то обстоятельство, что Рильке называет бытие

«рискующим риском»? Да, конечно. Мы также пытались

переосмыслить названное таким образом в современном

понимании сути бытия сущего — как волю

воле.

Уже одна

эта речь все объясняет как нельзя более ясно, если мы по-

пытаемся помыслить саму окружность как сущее в целом,

а то, что окружено окружностью, — как бытие сущего.

Но как мыслящие существа, мы не должны забывать,

что изначально бытие сущего мыслилось как то, что окру-

328 •

Приложение

жено окружностью. Но эта сферичность бытия мыслится

слишком небрежно и всегда со стороны поверхности, если

мы предварительно не задаемся вопросом

не познаем, как

в своей сущности есть бытие сущего, ov, сущее, сущие в

целом, ovra называется ev, единящее единство. Но что это

за округляющее единое как фундаментальная черта бытия?

Что значит бытие? eov, сущее, означает: при-сутствующее,

присутствующее в несокрытом. Но в присутствии скрыто

следующее: выведение перед несокрытостью, которое сущ-

ностно позволяет быть присутствующему. Но подлинно

присутствующим является только само присутствие, кото-

рое всегда

везде тождественно в своей собственной сере-

дине и как таковое всегда сферично. Сферичность основы-

вается не на окружении, которое нечто охватывает, но на

раскрывающейся середине, обнаруживающей светящееся

присутствие. Сферичность единого и само единое имеют

свойство обнаруживающегося просвета, чье присутствую-

щее может таким образом присутствовать. Вот почему

Парменид называет (фрагмент VIII) eov, присутствие при-

сутствующего бОюлЛос; ocpaTpri («сферой благокруглой»).

Этот благокруглый шар следует мыслить как бытие сущего

в смысле открывающего-освещающего единого. Это повсю-

ду наличествующее единящее дает повод назвать его сия-

ющей оболочкой, которая как раскрывающее не охватыва-

ет собой внутреннее, но выпускает, сияя, себя самое в

присутствие. Этот шар бытия и его сферичность никогда

не следует представлять предметно. Но тогда как? Не пред-

метно? Нет. Это была бы отговорка. Сферичность следует

мыслить, отталкиваясь от сути изначального бытия

смыс-

ле раскрывающего присутствия.

Эту ли сферичность бытия имеют в виду слова Рильке

о широчайшей окружности? Думать так у нас нет никаких

оснований, но само определение бытия сущего как риска

(воли) идет вразрез с такой гипотезой. Однако сам Рильке

однажды говорил о «шаре бытия»,

в контексте, непосред-

ственно имеющем отношение к истолкованию более широ-

кой окружности. В письме от б января 1923 года Рильке

пишет: «Жизнь, как луна, имеет лик, который постоянно

отворачивает от нас, — лик, который является не ее про-

тивоположностью, но ее дополнением, довершающим ее

М.

Хайдеггер.

чему поэты?

• 329

совершенство как подлинной

спасительной полноты сфе-

ры и шара бытия». Хотя не следует слишком настаивать

на упомянутом здесь предметно представленном небесном

теле,

ясно, что Рильке мыслит сферичность не как взгляд

на бытие в смысле единяще-освящающего присутствия, но

отталкиваясь

от

сущего как полной совокупности

его

ликов.

Шар бытия, о котором здесь идет речь, т. е. сущее в це-

лом, — это открытое как сплошное безгранично друг в

друга перетекающих

друг на друга действующих чистых

сил. Широчайший круг

—

это совокупность цельного отно-

шения притяжения. Этому широчайшему кругу соответ-

ствует как сильнейшая середина «неслыханный центр»

чистой силы тяготения.

Повернуть бытие без укрытия к открытому означает

утвердить («сказать да») это бытие без укрытия внутри

более широкой окружности. Такое «говорение

да»

возмож-

но только там, где целое окружности обсчитано не только

полностью, но и в этом процессе установлено равенство, а

значит, мы имеем дело с пред-лежащим, положительным

(positium). Этому может соответствовать только опера-

ция положения, утверждения положения, а не отрицания

(negatio). Даже те стороны жизни, которые повернуты к

нам спиной (abgekehrt),

той мере, в какой они суть (sind),

должны быть взяты положительно. В уже цитированном

письме от

ноября 1925 года Рильке говорит: «Смерть

—

это сторона жизни, которая отвернута от нас, которая

нами не освещена» (Письма из Мюзо). Смерть и царство

мертвых принадлежат целостности сущего как другой ее

лик. Эта область и есть «иное отношение», т. е. другой

лик целостного отношения открытости. В более широкой

окружности шара сущего имеются области и места, ко-

торые, будучи повернутыми от нас, кажутся нам чем-то

отрицательным, но, на самом деле, они не таковы, если мы

переосмыслим их в горизонте более широкой окружности

сущего.

Из открытого кажется, что бытие без укрытия, как

расставание с чистым отношением, есть нечто отрицатель-

ное.

Расстающееся самонавязывание опредмечивания

стремится установить повсюду постоянство произведенных

предметов и только их возводит в ранг сущего и положи-

330 •

Приложение

тельного. Самонавязывание технического опредмечивания

есть постоянное отрицание смерти. Через это отрицание

сама смерть становится чем-то отрицательным, непостоян-

ным и ничтожным. Однако, если мы повернем бытие без

укрытия

открытое, мы введем его

более широкую окруж-

ность

сущего,

котором само бытие без укрытия

мы

сможем

только утверждать, говорить ему «да». Повернуться в от-

крытое означает отказ прочитывать что бы то ни было из

того,

что есть, как нечто отрицательное. Но что есть более

сущее или, на языке Нового времени, более «очевидное»,

чем смерть? Приведенное письмо от 6 января 1923 года

говорит: «Надо научиться читать слово „смерть" без отри-

цания».

Если мы повернем бытие без укрытия как таковое к

открытому, мы перевернем его в его сути, т. е. в качестве

отвращения

от

чистого отношения,

возвратим его на более

широкую окружность. И нам останется только сказать та-

ким образом перевернутому «да». Но это говорение «да»

означает не превращение «нет» в «да», но восприятие как

положительного (позитивного) уже наличествующего и

присутствующего. Это происходит, когда мы внутри более

широкой окружности позволяем перевернутому бытию без

укрытия принадлежать

области, где «нас касается закон».

Рильке не говорит: «какой-то конкретный закон». Он не

хочет тем самым сказать «правило». Он мыслит о том, что

нас касается. Кто мы? Мы «есмы» те волящие, которые

через преднамеренное самонавязывание воздвигают мир

как предмет. Если мы затронуты более широкой окружно-

стью,

это касается того, кто делает нас нами в нашей сущ-

ности. «Трогать» означает: «приводить в движение», «за-

ставлять трогаться». Сама наша сущность приводится в

движение. В этом касании наше воление потрясается до

основания так, что сущность воления выходит на свет и

приводится в движение. Только тогда воление становится

добровольным волением.

Но что нас непосредственно затрагивает в более широ-

кой окружности? Что в обычном волении опредмечивания

мира закрыто нами самими для нас самих

остается закры-

тым?

Другое

отношение:

смерть. Это она касается смертных

в их сущности, ставит их на пути другой стороны жизни и

М.

Хайдеггер.

чему поэты?

• 331

помещает их в целостность чистого отношения. Смерть

собирает таким образом в цельность уже положенного, в

positium (положенность) цельного отношения. Будучи та-

ким собором положений, смерть и есть закон (Als diese

Versammlung des Setzens ist er /der Tod I das Ge-setz),

как горный хребет есть собор отдельных гор в целом их со-

отношения. Там, где этот закон нас затрагивает, мы прибы-

ваем к точке внутри более широкой окружности, где мы

можем позволить войти перевернутому бытию без укрытия

цельность

сущего.

Бытие без укрытия, перевернутое таким

образом, наконец-то нас оберегает, по ту сторону всякого

укрытия,

открытом.

Как возможен, однако, такой поворот?

Как может произойти переворот расстающегося отвраще-

ния

открытому? Видимо, только если переворот развернет

нас лицом к более широкой окружности и заставит нас в

нашей сущности войти в него. Область безопасности долж-

на быть вначале нам показана, стать для нас доступной как

свободное пространство для переворачивания. Но тем, что

дает нам безопасное бытие

тем самым измерение безопа-

сности

, является тот риск, который рискует больше, чем

сама жизнь.

Но этот риск, который рискует больше других, нельзя

обрести то там, то тут в нашем бытии без укрытия. Он не

пытается изменить то один, то другой аспект опредмечива-

ния мира. Он переворачивает все бытие без укрытия как

таковое. Риск, более рискованный, чем сам риск, возводит

бытие без укрытия в область, которая является его собст-

венной.

Какова суть бытия без укрытия, если оно состоит в

опредмечивании, которое,

в свою

очередь, коренится

пред-

намеренном самонавязывании? Предметность мира стано-

вится по-стоянной в пред-ставляющем про-изводстве. Это

пред-ставление — пред-ставляет (ставит перед, делает на-

стоящим). Но это на-стоящее на-стает в пред-ставлении,

которое есть расчет. Это пред-ставление не знает ничего

образного. Зримость вида вещей, образ, который они сооб-

щают непосредственному чувственному видению, ему не-

доступны. Расчетливое производство техники — это «де-

лание без образа» (Девятая элегия). Перед видимым обра-

зом вещей преднамеренное самонавязывание в своем

332 •

Приложение

наброске (проекте) помещает пред-ложение схемы, которая

есть исчисленная структура. Когда мир вступает

предмет-

ность исчисленных структур, он устанавливается в нечув-

ственном

невидимом. Постоянство предметности обязано

своим наличием состоянию,

чья

деятельность принадлежит

к «мыслящей вещи», res cogitans, т. е. сознанию. Сфера

предметности предметов остается внутри сознания. Неви-

димость предметного принадлежит внутреннему, имманент-

ности сознания.

Однако, если бытие без укрытия есть отвращение к

открытому, а отвращение, в свою очередь, состоит в опред-

мечивании, которое основывается в невидимой и внутрен-

ней сфере сознания и его расчетов, тогда сущностная

сфера бытия без укрытия есть невидимость

внутренность

сознания.

Раз бытие без укрытия есть расставание с открытым,

покоящееся в опредмечивании, которое, в свою очередь,

принадлежит к области невидимого и внутреннего исчис-

ляющего сознания, то сущностная область бытия без укры-

тия также есть невидимое и внутреннее сознания.

Но в той мере, в какой переворот бытия без укрытия в

открытое затрагивает суть бытия без укрытия, этот пере-

ворот бытия без укрытия есть переворот сознания, и поэ-

тому он происходит внутри сферы сознания. Сфера неви-

димого и внутреннего определяет суть бытия без укрытия;

она определяет также характер

его

переворачивания

более

широкой окружности. Итак, то,

чему сущностно внутрен-

нее и невидимое должно повернуться, чтобы найти свое

собственное бытие, может быть только еще более невиди-

мым, чем все невидимое, более внутренним, чем все внут-

реннее. В Метафизике Нового времени сфера невидимого

внутреннего определяется как область наличия исчислен-

ных предметов. Эту сферу Декарт характеризует как созна-

ние мыслящего я, ego cogito.

Почти в то же самое время, как и Декарт, Паскаль от-

крыл как антитезу логике исчисляющего разума логику

сердца. Внутреннее

невидимое измерение сердца не толь-

ко более внутреннее, чем внутреннее исчисляющего пред-

ставления, и значит, еще более невидимое, но оно в то же

время распространяется еще дальше, чем область произво-

М.

Хайдеггер.

чему поэты?

• 333

димых предметов. Именно там, в глубине сердца, человек

впервые влеком к тому, что он по-настоящему любит: к

предкам, к мертвым, детству, к тем, кто придет позже

(Kommenden).

принадлежит более широкой окружности,

что показывает себя как сфера наличия цельного спаситель-

ного отношения. Это наличие, как и наличие обычного со-

знания — сознания исчисляющего производства, — есть

имманентность. Но внутри необычного сознания имеется

еще более внутреннее пространство, где все вещи превоз-

могают цифровое исчисление, и освободившись от ограни-

чений, растекаются во все стороны в безграничной целости

открытого. Такое сверхчисленное изобилие возникает во

внутреннейшем (Innenraum)

(30)

невидимом пространстве

сердца. Последние слова Девятой элегии Рильке, воспева-

ющей принадлежность людей к открытому, звучат так:

«В сердце у меня возникает сверхчисленное существова-

ние».

Более широкая окружность сущего становится нали-

чествующей во внутреннейшем пространстве сердца.

Цельность мира во всех его отношениях (Bezugen) дости-

гает здесь равносущностного наличия. На языке метафизи-

ки Рильке называет это «вот-бытием» (Dasein). Цельное

наличие мира есть в широком смысле «мировое вот-бытие,

существование» (weltischer Dasein). Это другое имя для

открытого: другое — потому, что отталкивается от иного

называния, которое на сей раз мыслит открытое по мере

того,

как пред-ставляющее и производящее отвращение к

открытому переворачивается во внутреннейшем простран-

стве сердца, расставаясь

имманентностью исчисляющего

сознания. Итак, внутреннее пространство сердца для ми-

рового существования именуется «внутренним простран-

ством мира». Мир означает здесь цельность сущего.

В письме из Мюзо, датируемом 11 августа 1924 года,

Рильке пишет: «Каким бы протяженным ни было внешнее,

оно не выдерживает сравнения

—

несмотря на все звездные

расстояния — с измерением глубины нашего внутреннего,

которое для того, чтобы быть почти нескончаемым в самом

себе,

вовсе не нуждается в объеме Вселенной. Если мерт-

вые,

а также те, кому еще только предстоит прийти в мир,

будут нуждаться

месте пребывания, какое убежище будет