Деркач А.А. Политическая психология
Подождите немного. Документ загружается.
обращать внимание не только на утверждение собственной позиции в научном
мире, но и на конструктивное сотворчество в интересах интеграции
продуктивных научных решений и политической практики.
1.2. Теоретико-методологические и прикладные основы политической
психологии
На формирование теоретико-методологических и прикладных основ
политической психологии оказали влияние многие идеи, научные положения и
выводы, из разных областей обществознания – истории, философии,
социологии, политологии, психологии, составившие классику земной
цивилизации, а также многомерно развивающаяся социально-психологическая
практика.
Разнообразие психологических подходов к исследованию политических
феноменов вызвано преобладанием той или иной психологической доминанты
у исследователей. При этом существующие классификации, подходы к их
анализу неравноценны как по выбору типологических оснований сравнения,
так и по объему представляемой информации. Для полноты психологической
характеристики различных сторон политики наиболее плодотворной будет та
модель, которая сумеет вобрать в себя как можно больше качественных и
количественных характеристик изучаемого явления. Ее создание возможно
лишь при применении всей совокупности конструктивных подходов
современной психологии, которая в сотворчестве с другими отраслями науки
дает возможность интегрировать востребованные знания для изучения и
решения актуальных проблем политики.
В данном контексте заметную роль играли и играют прежде всего работы
исторического и историографического плана, посвященные анализу роли
выдающихся личностей в историко-политическом процессе. В их числе
жизнеописания великих людей от Геродота, фукидита, Тацита, Плутарха до
деятелей новейшей истории – Петра Первого, Наполеона, Ленина, Рузвельта и
других.
Во-вторых, неизгладимое влияние оказывали и оказывают политико-
философские труды, начиная от диалогов Платона и Аристотеля, трудов
Макиавелли, Гоббса, Канта, Гегеля, других философов и исследователей
политических процессов. В них раскрываются различные аспекты политики,
обеспечивая познание сущности, механизмов и функций политической и
государственной власти, взаимоотношений политики и общества, государства и
личности и др.
В-третьих, важнейшее значение имеют основополагающие работы по
социологии и психологии Т. Адор-но, Н.А. Бердяева, А.А. Бодалева, М. Вебера,
М.М. Ковалевского, Г. Лассуэлла, Г. Лебона, А.Н. Леонтьева, Н.К.
Михайловского, Р. Михельса, М. Острогорского, Г.В. Плеханова, С.Л.
Рубинштейна, П.А. Сорокина, Г. Тар-да, 3. Фрейда, Э. Фрома и др.,
раскрывающие социально-психологические характеристики лидерства,
политической активности и др.
Если исходить из общепризнанного факта, что политическая психология
институализировалась лишь в 1968 году (организовано отделение политической
психологии при Американской ассоциации политических наук), то следует
отметить в деле развития ее фундаметальных и прикладных основ особую роль
американских ученых последних лет: С. Хай-мана, Дж. Барбера, Э. Харгроува,
К. Дойча, Г. Ал-монда, Г.Е. Киссинджера, В. Одайника, Р. Таккера, Л. Эдингера
и др., а также отечественных исследователей С.А. Анисимова, Г.К. Ашина, Н.И.
Бирюкова, Ф.М. Бурлацкого, СИ. Васильцева, П.П. Гайденко, А. Галкина, Ю.Н.
Давыдова, Г.Г. Дилигенского, Е.В. Егоровой, В.Г. Зазыкина, А.Н. Жмырикова,
Н.М. Кейзеро-ва, А.Г. Ковалева, А.А. Кокорева, B.C. Комаровского,
О.В. Крыштановской, Е.С. Кузьмина, Д.В. Ольшанского, Э.Н. Ожиганова,
Б.Д. Парыгина, А.Ю. Панасюка, Н.П. Пищулина, СВ. Рогачева, К.Х.
Шахназарова, Е.Б. Шестопал, А.И. Юрьева и др.
Особый интерес представляют работы К.А. Абуль-хановой-Славской,
О.С. Анисимова, А.А. Бодалева, А.А. Деркача, Е.А. Климова, И.С. Кона, И.Т.
Левыкина, Б.Д. Парыгина, Б.Ф. Поршнева, А.К. Уледова, Е.А. Ябло-ковой и др.,
посвященные методологическим проблемам изучения общественной
психологии и акмеологии.
В отмеченных и других трудах содержатся конструктивные положения,
которые актуальны для создания системной теоретико-методологической базы
политической психологии. В частности, в основу принципиальных теоретико-
методологических положений политической психологии положены: деятельно-
стный подход, разработанный С.Л. Рубинштейном, А.Н. Леонтьевым и др.
отечественными психологами; разработки Е.А. Климова о наличии особой
«картины мира профессиональной общности» и положения А.А. Бодалева и
А.А. Деркача о роли субъективных факторов, способствующих или
препятствующих достижению субъектом вершин профессионального
мастерства; психологическая концепция общения и ее социальной перцепции,
разработанная Г.М. Андреевой, А.А. Бодалевым, В.Н. Куницыной, Л.А.
Петровской; положение К.А. Абульхановой-Славской, А.Я. Гуревича, Л. Февра
о наличии общих для представителей одной общности способов восприятия и
особенностей образа мыслей, выражающихся в специфических для данной
общности способах поведения; положение А.К. Уледова о
мифологизированности и политизированности современного общественного
сознания и др.
Для научного осмысления политических феноменов учитывается то, что
еще мыслители древности обратили внимание на особые свойства
политических деятелей, позволяющие им занимать высокие посты, влиять на
политические процессы в государстве, оказывать сильное воздействие на
граждан. Первые системные концепции понимания различных сторон политики
были сформулированы в конце XIX – начале XX веков. К изучению
психологической детерминированности лидерства одним из первых обратился
Н.К. Михайловский. В числе главных социально-психологических механизмов
взаимодействия масс (толпы) со своим лидером (героем) Н.К. Михайловский
выделял механизмы подражания, внушения, заражения, противопоставления.
Традиции психологического анализа закономерностей формирования и
функционирования лидерства заложены в работах Г. Тарда, Г. Лебона. Г. Тард
сформулировал один из основных законов социальной жизни, заключающийся
в подражании последователей лидеру. Лидерство понимается им как способ
передачи от одного индивидуума к другим самых ценных знаний и условий
жизни, обеспечения преемственности поколений. Социально-политическое
движение, согласно Г. Тарду, осуществляется по схеме: борьба лидера с
косностью толпы; увлечение толпы нововведением; следование, подражание
толпы действиям лидера. По мнению Г. Лебона, «толпа ниспровергает действия
законных лидеров и идет за теми, кто обещает ей новую иллюзию» [72, с. 87].
К классике политической психологии вполне можно отнести труды М.
Острогорского, Р. Михельса, Дж. Брайса, М. Вебера, 3. Фрейда. В них
раскрываются закономерности и механизмы завоевания политического
господства элитарных групп, использующих в этих целях государственные и
политические институты.
Изучение политических феноменов с точки зрения личностного фактора,
анализа глубинных мотиваций поведения субъектов политики связано с
исследованиями 3. Фрейда, Э. Фрома, К. Юнга и др. Их психоаналитические
подходы позволили по-новому подойти к познанию закономерностей
самореализации и особенностей поведения и взаимоотношений субъектов
политики. Закономерности и механизмы политической активности ими
рассматривались главным образом как результат процессов на глубинных
уровнях бессознательного.
Специальные исследования в области политической психологии
начинаются с выхода в 1930 году в свет работы Г. Лассуэлла «Психопатология
и политика», которая определила характер программных статей американских
психологов Дж. Шэннона и Л. Селигмэ-на. Г. Лассуэлл выдвинул требование о
необходимости применения психологических методов анализа политической
ситуации и особенностей поведения в них субъектов политики. Г. Лассуэлл и
его последователи исходили из того, что только поверхностный слой поведения
можно объяснить собственно политическими Целями и ценностями. Глубинное
же его значение определяется интенсивными, иррациональными по своей
природе психическими образованиями. По мнению Г. Лассуэлла, власть
призвана компенсировать психическую неполноценность (неадекватность),
заложенную в детском возрасте. В свете этого борьба за власть – это
компенсация чувства неадекватности, сформировавшегося в детстве.
Попытки особого осмысления политического феномена можно встретить
у К. Ясперса, А. Камю, Э. Фромма. Так, К. Ясперс видит в политике выражение
некой обобщенной воли, характеризующейся «устойчивой тенденцией
неуклонности». Он выделяет: лидеров – выразителей ситуации или минутного
веления многих, с изменением которой они исчезают; лидеров-демагогов;
лидеров силового плана, обладающих фактической властью.
Отмеченные и другие реализуемые в политической психологии идеи,
положения и выводы указывают на то, что в настоящее время в ней находят
признание и востребованность многие научные достижения. Они дают
возможность успешно изучать отдельные стороны политической реальности.
Вместе с тем для реализации современного системного психологического
подхода к познанию и активному воздействию на политические явления
политической психологии необходимо использовать собственную исследова-
тельско-развивающую теоретико-методологическую и прикладную основу. С
одной стороны, она синтезирует такие признанные в психологии подходы, как
описательный, психоаналитический, необихевиористский и др. С другой
стороны, для политической психологии важно обеспечить гармоничное
взаимодействие и сотворчество исследовательского основания с гуманитарно-
технологическими компонентами, обеспечивающими развитие, коррекцию и
консультирование б сфере политики.
Эта комплексная научно-практическая задача политической психологии
может быть решена в рамках системного подхода в интересах выстраивания ее
целостного теоретико-методологического и прикладного основания.
Выделим содержательные характеристики всех отмеченных теоретико-
методологических и прикладных оснований политической психологии. В
частности, описательный подход базируется на фиксации данных тестирования,
эксперимента или наблюдения с помощью определенных систем обозначений,
принятых в психологии. Психоаналитическое направление, продолжая
традицию 3. Фрейда, К. Юнга и их последователей, концентрирует свое
внимание на анализе внутренней активности политика. В психоаналитических
трактовках политического лидерства обозначились два основных понимания
данного феномена: первый – развитие политической активности как средство
преодоления некоего внутреннего конфликта «вполне нормальной личности»,
политика; второй – развитие политической активности в связи с очевидными
психопатологическими характеристиками личности, которые и обеспечивают
политику его успех. Применение бихевиористской методологии обусловлено
попыткой анализа феномена политической активности посредством
исследования наблюдаемого поведения людей. Оно определяется как системой
воздействующих на поведение политика стимулов, так и возникающими в
результате такого воздействия мотивами этого поведения.
Для понимания данных положений целесообразно раскрыть их основные
содержательные характеристики, получение которых стало возможным на
основе последовательного генезиса всех взаимосвязанных компонентов
системного теоретико-методологического и прикладного основания
политической психологии. Поэтому представляется актуальным проследить их
развитие.
Справедливо отмечает Е.Б. Шестопал, что с конца 50-х – начала 60-х
годов XX века, когда начинались первые политико-психологические
исследования, у ученых практически не было выбора теоретических моделей:
структурный функционализм и его разновидность – системный анализ
политики – были монополистами в области методологии [36].
В этот период признается одной из наиболее приемлемых политико-
психологических концепций теория «политической поддержки». Она была
разработана в американской политолого-психологичской науке Д. Истоком и
Дж. Деннисом как составная часть общей теории системного анализа политики.
Она исходила из понимания политики как системы, где на «входе» граждане
предъявляют властям определенные требования, но одновременно обязуются
добровольно подчиняться правилам, предложенным им элитой. На «выходе» –
власти принимают решения, выполнять которые будут граждане. И на «входе»,
и на «выходе» политологи обнаружили, что им приходится иметь дело с
психологическими реальностями: и готовность граждан оказывать поддержку
политикам, и решения самих политиков подчиняются определенным
психологическим закономерностям. Соответственно, сбои в работе
политической системы во многом объясняются этим человеческим фактором,
учет которого поможет систему наладить.
Примечательно, что личность как таковая теоретиков «политической
поддержки» практически не интересовала, так как они искали причины,
определяющие эффективность непосредственно политической системы. Но,
поскольку человек оказался в числе факторов, порождающих стресс системы,
надлежало с ним разобраться. Найденный Д. Истоном и Дж. Деннисом ответ
заключался в том, что стресс системы уменьшается, если граждане принимают
предложенные им системой правила игры без сопротивления и добровольно.
Это возможно, если требования системы впитываются ими по мере
социализации, с раннего возраста. Тогда сами запросы граждан становятся
более предсказуемыми и менее разнообразными. Конечно, можно добиться
того же эффекта и силой. Но такой путь чреват ростом политической
нестабильности и в современных обществах не выгоден экономически.
Следует объективно отметить, что в данном подходе были применены
возможности таких течений психологии, как психоанализ и бихевиоризм. В
частности, политические установки политиков рассматривались как конечный
продукт предыдущей подготовки, которая, в свою очередь, определяла их
поведение и деятельность. При этом утверждалось, что базовые детские
чувства труднее вытесняются и изменяются, чем те, что приобретались позже.
В моменты кризисов вероятно возвращение личности к своим базовым
представлениям, которые существенно влияют на их жизненные позиции и
установки. Совокупность установок и активности граждан в свою очередь
оказывает воздействие на правительство и политическую жизнь страны,
определяя ее характер.
Центральная идея этой концепции – психологическая поддержка власти
со стороны рядовых граждан, которая может быть осуществлена человеком
зрелого возраста, если его отношение к политической системе было еще в
детстве негативным. Сформированные у него базовые ценности поддержки
остаются, видоизменяются и проявляются в лояльности к власти, в доверии к
государству, в симпатии к национальному флагу, в патриотическом отношении
к своей стране.
С позиции данных выводов исключительную опасность для российской
социально-политической перспективы и обеспечения стабильного развития
общества представляет пассивная государственная молодежная политика. Тот
тотальный негатив, с которым самостоятельно приходится сталкиваться
подрастающему поколению, не может не проявиться в ближайшем будущем и в
последующие годы в самых разных неприемлемых для цивилизованного
общества формах.
Для современной политической психологии актуальна трансформируемая
из 60–80-х годов ролевая теория политики. В центр объяснения политического
процесса (как международного, так и внутреннего) она поставила понятие роли.
Появление новой теоретической модели было вызвано самим политическим
процессом. Отмеченный исторический период характеризуется модернизацией
политических систем многих стран. Для нее характерно более активное
массовое привлечение в политику различных слоев населения, ранее
отчужденных от нее. Необходимость расширения состава политических партий,
общественных объединений и организаций, привлечение граждан к
электоральному процессу потребовали и новых теоретических подходов. Такой
ответ на актуальный запрос был найден в ролевом подходе к анализу политики.
Несмотря на то, что введение в оборот политической теории
психологической категории «роли» оказалось очень плодотворным, ее
функционалистская трактовка породила и определенные возражения. Во-
первых, ряд исследований показал, что роль участника политического процесса
не сводится к тому, как это понимают функционалисты (простая адаптация
гражданина к политической системе, к пассивному усвоению им навязываемых
идей, ценностей, позиций, действий). Не дают здесь эффектов силовые или
нормативные ролевые предписания. Ориентация на человека как на объекта
политики оказалась неприемлемой. Это проявляется в создании и активном
участии в политическом процессе новых, нередко оппозицио-нарных
объединений. Все чаще человек как исполнитель в политике не соглашается со
своей ролью, а претендует на признание его как полноценного и полноправного
субъекта современной политики.
Кроме того, в ролевой теории политики не нашла подтверждения идея о
том, что эффективное включение человека в роль происходит через
идентификацию личности с политической системой в целом и с отдельными
политическими институтами (прежде всего, с партиями и организациями) в
частности. Если раньше партийная принадлежность или поддержка той или
иной партии на выборах была семейной традицией, переходящей из поколения
в поколение, то к исходу XX столетия идея идентификации оказалась
малопродуктивной, и даже в наиболее устойчивых политических системах она
проявляется лишь в виде исключения из правила.
Все это определило в 80-х – начале 90-х годов актуальность
существенной модификации ролевой теории политики, которая пошла по пути
поиска тех ролевых рамок, за которые человек осознанно и мотивированно не
будет стремиться выходить. Это было связано с тем, что этап мобилизации
закончился и правящие элиты искали средства и технологии для обеспечения
политического участия масс в политических процессах без принципиальных
конфликтов. Решение этой проблемы предполагалось на основе политического
консенсуса. Его доминирующее влияние было признано и в России, что
определило популярность отмеченной ориентации в российской политике
последних десятилетий. Причем во внутренних и внешнеполитических делах
консенсус по многим вопросам не только обеспечил достижение желаемых
целей, но и определил латентный характер презентации интересов и позиций
доминирующих участников политических процессов и отношений.
Вступление в третье тысячелетие христианской цивилизации показывает,
что в подавляющем числе стран следует искать согласия на более
конструктивной основе, когда представляется возможность достичь своих
интересов всем участникам политического процесса. В частности на повестке
дня стоит проблема «погасить» затянувшиеся и новейшие военные конфликты
и их причины, разрешить экономические, этнонациональные, религиозные и
другие противоречия, а также цивилизованно решать другие, не менее
актуальные проблемы современности на основе наиболее приемлемого
консенсуса. Ролевая теория политики в адекватном к складывающейся
политической ситуации и условиям состоянии явится эффективной для
решения многих современных задач. Для этого валено привлечь продуктивный
потенциал современный науки и практики, а также возможности
организационно-управленческого, социально-психологического,
информационного, мате-матико-моделирующего и другого обеспечения.
Политическая практика последних десятилетий показала, что на
современное понимание поведения человека в политике оказали немалое
влияние идеи и разработанные в соответствии с ними функциона-листские
модели политики. В рамках данной концепции в основном анализируются и
учитываются макрофакторы. Применяемые методы исследования и
практические рекомендации практически неприемлемы для решения более
частных политических задач. Для этого понадобились более
психологизированные теории политики, обеспечивающие раскрытие
закономерностей, механизмов и условий поведения и самореализации в
политике конкретного человека. Предпосылкой для такой теоретической
ориентации стал политический бихевиоризм. Основной его задачей следует
признать изучение индивидуального поведения в политике. Для этого были
привлечены собственно психологические методы, которые явились основой
политических психотехнологий.
Из классического бихевиоризма была трансформирована идея
непосредственного влияния среды на поведение конкретного человека в
соответствии с формулой: S – R (стимул – реакция). В соответствии с ней
политические бихевиористы феномен политического отчуждения объясняют:
приемлемые социально-экономические условия – требуемое политическое
поведение человека. Исследователям остается замерить первый и второй
показатели и найти корреляцию между ними. При этом подходе значение
ситуационных факторов явно превалирует над внутренней активностью
индивида.
В отличие от гуманистически ориентированных представителей
бихевиоризма, его радикалисты используют формулу «стимул – реакция»
прежде всего для контроля и управления поведением индивида или, по их
терминологии, для «модификации поведения». Для достижения
всеобъемлющего контроля в политике ее элитные субъекты принимают
программы насильственного контроля над поведением граждан, добиваются его
осуществления всеми возможными и запретными средствами и технологиями,
опираясь на новейшие достижения науки и техники.
Крайности радикального политического бихевиоризма как
политического, так и методологического свойства не разделяются не только
представителями гуманистической психологии, но и большинством
политических психологов. Представители школы социального научения
смягчили жесткую модель поведения, включив в нее ряд промежуточных
переменных (установки, мнения и даже личность в целом). Шагом вперед было
и включение в анализ политического поведения его содержательных
компонентов: ценностей, которые усваивает индивид в процессе получения
жизненного опыта.
Наряду с выделенными предпосылками современной целостной
теоретико-методологической и прикладной основы политической психологии
следует признать также полезность антипозитивистских концепций. В
европейской политической психологии этот поворот шел под влиянием идей
феноменологов, экзистенциалистов и других теоретических школ, поставивших
под сомнение позитивистские трактовки проблемы личности. В США и
Великобритании критика позитивистских концепций исходила не столько от
теоретиков, сколько от практиков, нуждавшихся в более эффективных моделях
управления поведением человека. Будучи разочарованными методами
воздействия непосредственно на поведение, эти специалисты обратились к
изучению сознания (когнитивизм и гуманистическая психология) и
бессознательных структур психики (психоанализ).
Когнитивистское направление политической психологии прежде всего
исследует процесс политического мышления. Согласно общим взглядам
психологов этой школы, выбор модели политического поведения опосредуется
теми взглядами и ценностями, которые составляют содержание сознания
человека. Одни исследователи основное внимание здесь уделяют процессу
становления политического сознания, других больше интересует его структура.
В рамках когнитивистского направления показано, что в странах со
стабильной политической системой, где у избирателей действительно есть
привычка голосовать за определенную партию, политическое сознание граждан
заполняется определенными «пакетами идей». На уровне индивидуальной
психологии идеология, ставшая частью сознания человека, предстает в виде
связки идей. Так, установки англичан по вопросам атомного оружия
коррелировали с их отношением к национализации общественного транспорта
и системы здравоохранения, иммиграции и смертной казни.
Среди антипозитивистских ориентации важное место принадлежит
представителям гуманистической психологии, выступающим за учет
эмоционально-мо-тивационной сферы личности при анализе политики.
Большое влияние на политических психологов данной школы оказали идеи А.
Маслоу об иерархии потребностей и ненаправленная психотерапия К.
Роджерса. Их идеи были реакцией на бихевиористскую трактовку личности как
пассивного объекта воздействия среды и подчеркивают самостоятельную
ценность активности личности. Движущей силы личностного развития
выступают потребности.
Для политической психологии является конструктивной идея о
возможности проникнуть вглубь личностных механизмов формирования
политического сознания и поведения через систему потребностей. Ученые
исходили из того, что важнейшим мотивом политического участия является не
простая выгода или политическая сделка, а глубинные потребности личности,
образующие основу ее убеждений. Эти базовые потребности служат в свою
очередь фундаментом собственно политических установок.
Американский политический психолог С. Реншон успешно использовал
теорию потребностей А. Маслоу для исследования проблемы демократии. Он
исходил из того, что только та система, которая удовлетворяет базовые
человеческие потребности, может эффективно вовлекать в политическую
активность своих граждан и рассчитывать на их поддержку. Одной из таких
потребностей, важных для становления демократии, является потребность
человека в участии, которая на психологическом уровне выражается в
установлении личного контроля над ситуацией. С. Реншон был одним из
первых политических психологов, предложивших включить в исследование
политических проблем, в частности демократии, психологические индикаторы.
Если представители гуманистической психологии и когнитивисты
исследовали потребности, эмоции, мотивы, механизмы политического
мышления, которые Дают человеку программу рациональных действий, то
политический психоанализ основной акцент делает на бессознательных
структурах психики. В настоящее время это направление находит все большее
признание среди отечественных психологов и активно разрабатывается в
политической психологии. Задача политического психоанализа состоит в
изучении политических структур личности, в классификации типов личности, в
создании психобиографий политических деятелей, выявлении механизмов и
условий продуктивной самореализации субъектов политики.
Основой представлений о политическом поведении в этом направлении
является учение 3. Фрейда о бессознательном [123]. Личность в целом, и
особенно ее стремление к власти трактуются психоанализом как
иррациональные, инстинктивные феномены. В политическую психологию эта
школа внесла важную идею о том, что человек является не полностью
сознательным существом и в своем поведении в немалой степени
руководствуется инстинктивными импульсами. Последователи 3. Фрейда и Г.
Лассуэл-ла, который впервые системно применил психоанализ в политике,
руководствуются тем, что подлинные мотивы поступков обычно скрыты
внешними поведением и действиями, адекватными окружающей социальной
реальности. При этом политические психоаналитики считают, что стиль речи,
межличностных отношений, деятельности и индивидуальных особенности
лидеров связаны с общими личностными характеристиками, мотивами и
другими неосознаваемыми потребностями. Все это актуально для разработки
концептуальных и прикладных основ политической психологии.
Для формирования собственных теоретико-методологических и
прикладных основ политической психологии наряду с возможностью
воспользоваться отмеченными достижениями современного наукознания
необходимо решить и другую, не менее актуальную проблему. Она состоит в
том, что в политической психологии, как и в целом в отечественной науке, по
многим направлениям очень отчетливо дает о себе знать отсутствие
сопряжения между академической и практической сторонами.
Такое положение имеет место потому, что в психологии результаты,
полученные в течение многих десятилетий при изучении психических
процессов, состояний и свойств личности и факторов, определяющих их
основные характеристики, не были проинтегрированы в целостную систему и
не были последовательно раскрыты все взаимосвязи между общим, особенным
и единичным, когда исследовались феномены, закономерности и механизмы
психики. И, естественно, из-за этого политической психологии бывает
необычайно трудно привязывать «общее» к «отдельному» и эффективно
использовать научно не состыкованные друг с другом элементы
общепсихологического знания, решая конкретные задачи, входящие в ее
компетенцию и имеющие в каждом случае свою, единственную в своем роде,
специфику.
Не меньшие трудности политическая психология испытывает, разрешая
встающие перед ней микропроблемы прикладного характера, в своих попытках
опираясь прежде всего на знания, накопленные в отраслевых областях
психологической науки. При этом нестыковки между результатами
исследований, проводимых политической психологией в ключе академической
науки, использовавшимся концептуальным аппаратом и фондом
экспериментально полученных фактов, которые на практике оптимально
работали бы на решение политических задач, достаточно очевидны и без
создания интегративного научно-прикладного основания не могут быть
устранены.
Эта проблема может решаться более продуктивно, если в политической
психологии не только использовать традиционно выработанные научные
данные, но и ориентироваться на нестандартные, но конструктивные
достижения. Здесь, наряду с выделенными ранее достижениями, актуальна
новая психологическая отрасль – акмеология.
Проблему можно поставить так: акмеология в сотворчестве с
политической психологией объективно годится для внимательного изучения
сложившейся ситуации в самореализации субъектов политики и последующей
ее коррекции, поскольку высшие достижения человека и соответствующая им
мотивация находятся именно в их ведении. Тогда как общественное сознание в
целом пока пребывает в растерянности перед лицом глобальных проблем и
проблем модернизации, либо впадает в эйфорию под воздействием научно-
технических и культурных инноваций. А тем временем жизнеспособность
человека и цивилизации падает, в том числе по причине серьезных проблем в
политической сфере, которая выступает объектом для познания и воздействия и
для акмеологии, и для политической психологии.