■ совокупность действий, сознательно предпринимаемых для
формирования психологического склада нации. Это воспитательная,
идеологическая деятельность государства, других общественно-политических
сил, а также воспитательное воздействие в рамках малых общественных групп
(семья, соседи, товарищи, коллеги и т. д.) [30, с. 255].
В-пятых, необходимо учитывать относительность любых
этнопсихологических характеристик. Те или иные суждения относительно
национальных особенностей, высказанные в форме абстрактных мнений
вообще, без указаний того, с кем сравнивается данный национальный характер,
порождают только недоразумения. Скажем, такое качество русских, как
максимализм. По сравнению с кем русские выглядят максималистами?
Правильно ли такое утверждение? И да, и нет. Если считать, что абсолютно все
русские максималисты, то это утверждение неверно. Однако в нем содержится
доля истины в том смысле, что среди русских максималистов гораздо больше,
чем, скажем, среди американцев. Ниже мы проведем сравнительный анализ
русского национального характера с западноевропейским, поскольку «вся ткань
русской природы иная, чем ткань природы западной» (Н. Бердяев). При этом
необходимо помнить о том, что сами европейцы, в отличие от нашего видения
Запада, не считают западноевропейский характер «монистическим» и проводят
различие между англоамериканской и континентально-европейской,
католической и протестантской его разновидностями. Ясно, что одних только
этнопсихологических характеристик не достаточно для объяснения
политических тенденций, традиций из-за шаткости, ненадежности опытной
базы, значительности элемента подразумеваемое™. Вместе с тем,
этнопсихологические компоненты должны изучаться, ибо они способны не
многое объяснить в реалиях как прошлого, так и настоящего.
Ментальные признаки русского и западноевропейского национальных
характеров
Русский национальный характер не просто противоречив, как и любой
другой, а поляризован, расколот. Противоположности в нем обострены до
крайности, ничем третьим не опосредованы. Н.А. Бердяев подмечал, что
русский народ – «самый аполитический, никогда не умевший устраивать свою
землю» и одновременно Россия – «самая государственная и самая
бюрократическая страна в мире», все в ней «превращается в орудие политики».
В русской стихии «поистине есть какое-то национальное бескорыстие,
жертвенность» и в то же время это страна «невиданных эксцессов,
национализма, угнетения подвластных национальностей, русификации».
Русские покорны, смиренны, но одновременно – «апо-калиптики»,
«нигилисты», бунтари, у них много «хаотического, дикого», обратной стороной
их смирения является «необычайное русское самомнение». Русская душа
«вечно печалует о горе и страдании народа и всего мира», но ее «почти
невозможно сдвинуть с места, так она отяжелела, так инертна.., ленива..., так
покорно мирится со своей жизнью». Стремление к «ангельской Святости»
парадоксальным образом сочетается со «звериной низостью» и
мошенничеством [19]. У русского, по С. Аскольдову, из трех человеческих