Глава 4. Номинативные аспекты и следствия политической коммуникации
125
ческого в языке политики, определяя набор характерных для него еди-
ниц, выявляя типологические, характеризующие свойства последних.
Свойства эти, обусловливаемые предметно субъективно-модальност-
ной природой коллективного ego, представляются отнесенными к сфере
волевых, целевых, мотивационных и акциональных проявлений субъек-
та, к сфере социопсихологии. Язык, опосредующий эту сферу, предстает
как язык волевых изъявлений, целеполагания и
целевых установок, мо-
тивационных и акциональных структур, – коммуникативность, комму-
никативные акты в котором становятся не средством реализации смыс-
ла, не существованием («овеществлением») языка, а самим этим смыс-
лом, самой «вещью» и сущностью этого языка.
Если бы не возможность впасть в упрощение, можно было бы ут-
верждать, что предметом, имеющим имя,
референтом номинатива для
языка и в языке политики выступает коммуникативный акт, снятый,
свернутый, имплицитный инвариант коммуникативного взаимодействия
предполагаемых субъектов как модель и вместе с тем результат, как су-
ждение или мнение, нередко оценочного характера, имеющее коммуни-
кативно значимый и социально отрегулированный характер, как сверну-
тое высказывание, которому придается (в субъективной модальности
)
объективированный, статусно устойчивый, «фразеологизованный» и
узуальный вид.
Подобное утверждение предполагает, по крайней мере, два необхо-
димых ограничения: 1) оно касается прежде всего того и такого полити-
ческого языка, предметная область которого, т.е. сама политика, пред-
ставляет собой не что иное, как серию сменяющихся коммуникативных
актов и 2) не все, а только
собственные единицы этого политического
языка, составляющие его специфику, должны обладать обозначенным
свойством как безусловным.
Коль скоро подобная политика существует (в этой связи, по-
видимому, необходимо говорить о типе политического воздействия и
проявления), существуют, как следствие, соответствующие ей типы по-
литиков и соответствующий им тип политического языка.
Уместно в этой связи вспомнить
суждение А. Шлезингера о том, что
каждое политическое направление формирует определенное (т.е. свое)
«языковое поле», которое объединяет ключевые (т.е. для себя специфи-
ческие) политические термины и символы (миф) [Schlesinger 1977: 74].
Подобный язык будет представлять собой по преимуществу язык
воздействующей, апеллятивной функции, узуальные единицы которого,
лексемы и фразеологемы, могут рассматриваться как
единицы особые,
устроенные, организованные, возможно по собственным структурно-
семантическим и смысловым моделям, отражая особый, своей предмет-
ной области, характер типических, оценочных отношений. Единицы
подобного рода, релевантные для определяемого политического языка,