Чубур А.А. Деснянский палеолит. Проблемы истории исследований, историографии и источниковедения

Подождите немного. Документ загружается.

нии хищника). Сразу заметим, что для разделки

туши костяные кинжалы, обладавшие значи-

тельной хрупкостью, вряд ли были пригодны.

Кинжалы из кости и бивня мамонта встречены в

Подесенье на стоянках Елисеевичи 1 и 2, Юди-

ново, Мезин, Авдеево, Хотылево 2 [Величко,

Грехова, Грибченко, Куренкова,1997; Gvozdover,

1995; наши набл.]. Более широко, особенно на

ранних этапах охотничьей деятельности челове-

ка, использовалось в качестве ударного оружия

копье (рогатина). Известно, что копье может

быть и ударным и метательным. Как отличить

эти два типа? О характере охоты позволяет су-

дить форма наконечника.

На ранних этапах развития охотничьей дея-

тельности человека преобладали неметательные

орудия активной охоты, что обусловлено спосо-

бами добывания основных объектов охоты –

крупных животных, которые требовали макси-

мального сближения с добычей. Для этого при-

менялись копья с длинными и узкими роговыми

наконечниками, способными пробить толстый

слой жировой и мышечной ткани и поразить

жизненно важные органы. Такой наконечник

мог применяться при охоте на стоящее или мед-

ленно передвигающееся животное с относи-

тельно расслабленной мускулатурой [Аникович,

1985]. Исходя из этого, в данном случае наибо-

лее вероятны не преследование животных, а та-

кие методы охоты, как скрад либо «покол» забой

животного, подвижность которого каким-либо

образом ограничена (например, на переправе

через реку). В качестве примера укажем на такие

длинные наконечники, обнаруженные нами при

раскопках стоянки Быки. Сходство с наконечни-

ками Быков 1 имеют и наконечники из бивня

мамонта с широким и неглубоким пазом в

Юдиново 1 [Абрамова, Григорьева, 1993], име-

ются такие изделия и в коллекции из Елисееви-

чей, описанной К.М. Поликарповичем [ЮКМ,

ф.1, картотека по Елисеевичам], в Хотылево 2, в

Авдеево, Супонево. Есть в Юдиново и наконеч-

ники с прорезанными пазами, в которые, по всей

видимости, помещались кремневые вкладыши

[Абрамова, Григорьева, Кристенсен, 1997]. Раз-

мер наконечника, по всей видимости, зависел от

размера добываемого животного.

При охоте в открытых ландшафтах на

стадных быстроногих копытных животных ме-

тательная функция копья усиливается. Наконеч-

ники здесь, напротив, должны быть широкими,

предназначенными для разрубания напряжен-

ных мышц бегущего зверя [Аникович,1985].

Древнейшее метательное оружие такого рода в

бассейне Десны известно по материалам Хоты-

лево 1 и Бетово. [Заверняев,1978; Тарасов,1999].

Классический наконечник метательного оружия

– наконечник с боковой выемкой, наименование

которого П.П. Ефименко в свое время ввел в ти-

пологию для описания артефактов Костенок.

Позднее об этих орудиях писал П.И. Борисков-

ский [1932, С.14]: «Имеются основания утвер-

ждать, что эти наконечники служили именно на-

конечниками метательного оружия. Как иначе

объяснить их четко выработанную специализи-

рованную форму (в частности у наконечников с

выемкой выемка образовывала бородку, препят-

ствовавшую извлечению наконечника из ра-

ны)?». НБВ встречены в бассейне Десны в Ав-

деево, Хотылево 2, Пушкарях 1, Погоне, Клюсах

[Гвоздовер, 1998; Борисковский, 1953; Алексеев,

1987; Заверняев, 1991; наши набл.]. Это говорит

о широком распространении метательных копий

в развитой поре верхнего палеолита и снижении

их роли в поздней поре. Мы рассматриваем этот

факт, как свидетельство распространения более

совершенного вида метательного оружия.

Еще в середине ХХ века оставались прак-

тически неизменными суждения о том, что лук

появляется на «высшей ступени дикости», т.е.

согласно воззрениям советских первобытных

историков – не ранее мезолита. Сопоставление

«ступеней дикости» Энгельса и Моргана с эта-

пами палеолита и мезолита было произведено,

причем весьма надуманно, П.П.Ефименко и

В.И. Равдоникасом. Справедливости ради, отме-

тим, что один из археологов-марксистов – уче-

ник Ефименко П.И. Борисковский писал более

взвешенно: «Ряд исследователей предполагают

существование лука и стрел с начала верхнего

палеолита. Рассуждать здесь более подробно на

эту тему, при имеющихся у нас данных, значит

вдаваться в область чистых спекуляций; такой

же спекулятивный характер носят и рассужде-

ния о возможности употребления в верхнем па-

леолите ядов для отравления охотничьего ору-

жия». [1932, С.21]. «Вопрос о луке и стрелах

стоит открытым для мадлена, также как для

ориньяка-солютре. Однако наличие здесь ряда

миниатюрных костяных наконечников, напр., из

Альтамира, Гурдан и т. д., а также изображения

зверей, проткнутых стрелами, наводят на мысль

о возможности существования здесь лука и

стрел» [там же, С.35]. К сожалению, эти слова

остались незамеченными и только в 1980-х гг.,

специалисты заговорили о наличии лука на про-

тяжении всего верхнего палеолита, опираясь на

новейшие данные полевых исследований [Пра-

слов, 1991; Нужный, 1991]. В бассейне Десны

это, например, миниатюрные наконечники со

стоянки Октябрьское 2, Хотылево 2 [Алексеев,

1987; наши набл.], Елисеевичи [Селезнев А.Б.

устн.сообщ., 1996], Юдиново [Григорьева, 1995;

Абрамова, Григорьева, Кристенсен, 1997, С.85,

89, 94; Abramova, Grigorieva, 1995] и пр. Одним

из важнейших свидетельств наличия лука в

верхнем палеолите является, по нашему мне-

нию, выразительная серия из десятков кремне-

вых микролитов-треугольников в инвентаре по-

селения Быки 1, полученная в результате наших

полевых исследований. Острия нескольких из-

делий имеют характерный излом, определенный

Д.Ю.Нужным (ИА НАНУ), занимавшимся дли-

тельное время изучением характера износа ме-

тательного вооружения из камня, как образо-

вавшийся при попадании стрелы в твердый

предмет (кость, камень). Таким образом, владе-

ние луком уже 18000 лет назад не вызывает со-

мнений. Уже тогда лук и стрелы не были нов-

шеством: в кремневом инвентаре Хотылево 2

выявлены наконечники стрел с характерными

следами износа [Гаврилов, устн. сообщ., 2000].

К древнейшим из орудий пассивной охоты

можно отнести ямы, которые могли возникнуть

по аналогии с естественными ловушками (овра-

гами, обрывами), используемыми в загонной

охоте. Кроме ям, на финальных этапах палеоли-

та могли применяться петли и силки для добычи

мелких животных и, наконец, сети, поскольку,

по крайней мере, некоторые племена палеолита

владели технологией получения нити и расти-

тельных волокон [Soffer, Adovasio, 1997]. К со-

жалению, следы орудий пассивной охоты до нас

практически не дошли, если не считать некото-

рых находок на удаленных от Подесенья, но

культурно близких к деснинскому Хотылево 2

моравских стоянок Павлов и Дольни Вестонице.

Как детали силков для птиц рассматривает неко-

торые костяные изделия с днепровской стоянки

Межиричи И.Г.Пидопличко [1976]. Сказывается

и невозможность зафиксировать археологически

ловчие ямы, и недолговечность основных мате-

риалов для силков, петель. При этом никто в на-

стоящее время не ставит под сомнение их нали-

чие. Об их наличии мы можем судить только по

косвенным свидетельствам, таким как, напри-

мер, следы работы ловушек на скелетах упоми-

навшихся песцов из Быков.

Мы не отрицаем индивидуальной охоты в

палеолите (погоня, скрад, и т.д.). Однако добыть

большое количество стадных животных в усло-

виях перигляциальной тундростепи было легче

путем облавы или загона с участием практиче-

ски всей общины, то есть коллективной охоты.

«Систематическая массовая охота… требовала

коллективных усилий группы охотников, а не-

редко и других членов общины, что возможно

лишь при довольно высоком уровне интеграции

всего первобытного производственного коллек-

тива» - пишет В.Р. Кабо [1986]. Такая охота на

копытных могла происходить несколькими спо-

собами, описанными различными исследовате-

лями. Первый – банальный загон к обрыву. Ста-

до можно напугать шумом, криком, зажженны-

ми факелами и оно, поддавшись коллективному

безумию, обращалось в бегство. В этот момент

важно было направить живой поток к обрыву

[Борисковский, 1932, 1953; Пидопличко, 1951;

Ефименко, 1953; Верещагин, 1971, 1979; и др.].

Второй вариант, казалось бы, более сложен, но

при этом он наиболее вероятен. Мы, основыва-

ясь на анализе материалов раскопок и данных о

поведении стадных животных, видим эту охоту

следующим образом. Когда стадо копытных

идет по речной долине, с обрыва их не сбросить,

поскольку сначала их нужно было бы для этого

загнать на коренной берег, рассеченгый балками

и оврагами. Даже женщинам, детям и старикам

нетрудно направить в широкое устье такой бал-

ки или овражка бредущее по лугу стадо или его

часть. Животные рассчитывают спастись там от

назойливых людей, но в верховьях зверей ждет

западня: стенки становятся все круче и непри-

ступней, овражек все уже, а на кромках обрыва

оказываются затаившиеся охотники, вооружен-

ные копьями. Передние животные, почувство-

вавшие неладное, разворачиваются, но непово-

ротливая махина стада движется дальше к своей

гибели. Вероятно, именно так добывали бизонов

обитатели стоянки Амвросиевка близ Донецка,

где в верховьях овражка у р.Крынка найдены

остатки десятков и сотен бизонов. Похоже, что

овражек служил местом успешной добычи не

раз [Борисковский, 1953; Кротова, 1994]. Третий

вариант – массовый покол животных во время

их переправы через водную преграду. Для этого

не обязательно иметь средства передвижения по

воде – можно бить обессиленного зверя и на вы-

ходе из реки [Верещагин, 1971; Богораз,1991,

С.71-72; Зализняк, 1989]. Иная ситуация с охо-

той на мамонта.

Несомненно, что он играл важную роль в

верхнепалеолитической экономике, но трудно

предположить, что охота на него происходила

так же, как и на бизона, лошадь, северного оле-

ня. Вопрос охоты на мамонта подробно рас-

смотрен нами ранее [Чубур, 1997, 1998], поэто-

му позволим себе остановиться на основных те-

зисах. Чаще всего упоминается загон стад ма-

монта в болото или обрыву. В принципе такие

истребления можно было бы допустить при

коллективных усилиях многих десятков или со-

тен охотников. Население же палеолитической

стоянки было заметно меньше. Неясно и как

удавалось мамонтов – животных пойменного

ландшафта – загнать к обрыву со стороны водо-

раздельного плато. Наконец, в Авдеево, Ок-

тябрьском, Быках, Елисеевичах, Юдиново об-

рыва для сбрасывания стад мамонтов поблизо-

сти просто нет, а по мере удаления от поселения

трудности с доставкой мяса и костей резко воз-

растают. Несмотря на это, допустим, что стадо

мамонтов все же сброшено с обрыва. Перед

фантастически удачливыми, но незадачливыми

охотниками встаёт иная проблема: невозможно

в короткий срок утилизировать даже 5-10 туш

мамонта, каждая весом до 4 тонн. Сколько жес-

токих зим нужно было пережидать в легких чу-

мах, ожидая мацерации туш для того, чтобы из

костей убитого стада можно было построить хо-

тя бы одно утепленное жилище? Версия о заго-

не стада или отдельного зверя в болото или в во-

доем столь же далека от реальности. С одной

стороны при этом тонула или становилась недо-

сягаемой значительная часть добычи, с другой –

строение стопы мамонта позволяло передви-

гаться по топким грунтам успешней охотников.

Именно поэтому реконструкция охоты на ма-

монта, выполненная для Киевского научно-

природоведческого музея под руководством И.Г.

Пидопличко, представляется нам продуктом

фантазии, как, впрочем, и большинство рекон-

струкций, наполняющих различные музеи, на-

учно-популярные издания и учебные пособия.

Издавна П.И.Борисковский [1932, С.19] отстаи-

вал не менее известный тезис: охота на мамонта

с помощью ловчих ям. «Едва ли можно предпо-

лагать, что дошедшее до нас охотничье оружие

ориньякско-солютрейской эпохи играло ре-

шающую роль при охоте на мамонтов, кости ко-

торых находят в очень большом числе в стоян-

ках этой эпохи. По всей вероятности, мамонты

ловились в ямы, которые или вырывались на их

обычном пути, или же в которые они загоня-

лись». Однако Борисковский нигде не пояснил,

как он представлял выкапывание ямы для ма-

монта в мерзлом грунте с помощью костяных

мотыг? Изображения мамонтов в западнях, ко-

чующие по популярным изданиям, учебникам и

экспозициям музеев оставим на совести худож-

ников. Знание природноых условий в течение

значительной части палеолита позволяет от-

вергнуть гипотезу применения ловчих ям, как

основного метода добычи крупных животных.

Как же в таком случае происходила охота

на мамонта? Она могла быть сходна с охотой

африканских племен на слона, детально изучен-

ной этнографами. Метод подрезания ахилловых

сухожилий, вряд ли применялся в палеолите, так

как для подобной операции необходим желез-

ный нож, который не заменить небольшим

кремневым. Два других вполне приемлемы для

палеолита. Первый заключается в нападении на

животное группы копейщиков. Зверь, истекая

кровью от множества ранений, с поврежденным

кишечником преследовался охотниками. На

месте гибели животного создавался на время

разделки туши и постепенной доставки мяса на

поселение рейдовый охотничий лагерь. Наличие

на многих стоянках длинных мощных наконеч-

ников-гарпунов позволяет найти другую, еще

более вероятную аналогию. Вот как описывает

охоту пигмеев на слона Ф.Фуэнте[1979]: «вождь

пигмеев с удивительней осторожностью запол-

зает под брюхо слона... Затем, схватив обеими

руками копье с длинным наконечником, он изо

всех сил вонзает его в грудь лона и молниеносно

прыгает в сторону. В это время его товарищ

вскакивает из зарослей и отвлекает раненое жи-

вотное. Смертельно раненый зверь умирает в

течение нескольких минут». Так, в сопоставле-

нии с охотой на крупных морских млекопитаю-

щих, реконструирует охоту на мамонта И.И.

Крупник [1991]: подвижность животного стре-

мились ограничить «быстро наносимыми ране-

ниями, отвлечением или испугом, сплошным

окружением и т.п. Смертельный удар мамонту

по-видимому, наносил, выждав момент, силь-

ный и опытный охотник («гарпунер»), воору-

женный тяжелым копьем с длинным штыковым

наконечником из рога или мамонтового бивня».

В свете рассмотренной реконструкции вспом-

ним о хвостах мамонта в качестве амулетов. Но-

сить подобный амулет мог удачливый «гарпу-

нер», но никак не участник коллективной охоты.

Гораздо чаще, чем орудия охоты, встреча-

ются на памятниках палеолита следы разделки

охотничьей добычи. Такие следы отмечены на

всех стоянках с хорошо сохранившимся остео-

логическим материалом.

Одним из первых в отечественной науке

использовал костные остатки для реконструк-

ции первобытной экономики геолог А.А. Ино-

странцев [1882], правда, это касалось эпохи не-

олита. Уже в 1960-х гг. палеонтолог И.Г. Пидоп-

личко пришел к выводу, что по количеству кост-

ных остатков, обнаруженных на той или иной

стоянке, зная вес животного и нормы потребле-

ния мяса и жира можно судить о продолжитель-

ности обитания на ней первобытного коллекти-

ва. По его расчетам Мезинское поселение суще-

ствовало около 8 лет [Пидопличко,1969,С.149-

152]. С.Н.Бибиков [1969, С.15] писал, что обита-

тели Мезинской стоянки, уничтожившие, якобы,

116 мамонтов (247 т. мяса), должны были суще-

ствовать здесь не 8 лет, как полагает Пидоплич-

ко, а 22-23 года. Суммарный вес копытных, ос-

татки которых обнаружены в Мезине, по дан-

ным И.Г.Пидопличко [1969] превышал 25 тонн.

Норма потребления мяса и жира в день на чело-

века для арктических охотничьих народов со-

ставляет примерно 1,8 кг [Файнберг,1991]. Со-

ответственно, по нашим расчетам, мезинское

население стоянки (вероятно 2 семьи) могло

существовать в течение почти 3 лет, вообще не

охотясь на мамонта, хотя часть мамонтов в Ме-

зине, конечно, была охотничьей добычей [Чу-

бур, 1997]. Аналогичные расчеты, проведенные

по минимальному числу особей охотничьей

фауны для стоянки Быки, исследованной нами в

1996-99 гг. показывают, что обитавшие там три

элементарных семьи могли существовать около

150 суток, но иные данные свидетельствуют об

обитании поселения в течение, как минимум,

двух лет. Итак, мнения о сроках существования

палеолитических поселений сильно расходятся.

Если судить о количестве пищи съеденной на

поселениях и о сроках их существования по об-

наруженным в культурном слое костным остат-

кам, можно прийти к удивительным выводам.

Получится, что раннесредневековые поселения

(вроде селищ колочинской или зарубинецкой

культур) существовали по 2-3 месяца, а мезоли-

тические охотники вовсе были вегетарианцами.

Кость истлевала, растаскивалась хищниками,

сжигалась в очагах, наконец, выбрасывалась за

пределы поселений. В таком случае чего стоит

объективность многочисленных расчетов про-

должительности существования поселений в

удаленном от нас палеолите? А.А.Величко счи-

тает, что на стоянках палеолита (в частности

Елисеевичи) мы имеем дело далеко не со всеми

костями животных, пошедших в пищу и предла-

гает свои расчеты, основанные на объемах хо-

зяйственных ям, в которых, предположительно,

хранились зимние запасы мяса [Величко, Грехо-

ва, Грибченко, Куренкова, 1997]. Но и эти расче-

ты далеки от убедительности. «Вычислить, как

долго стоянка была заселена, оказывается даже

более трудным, чем попытаться определить

примерное число обитавших на ней индиви-

дов», - пишет Д.Кларк [1977, С.90]. Ориентиро-

ваться на остатки фауны в суждениях о продол-

жительности обитания поселения, видимо, не

имеет смысла. Фауна дает представление об

иных сторонах жизни древних охотников: раз-

нообразии дичи, особенностях древней природ-

ной среды, возможных способах охоты, в опре-

деленной степени – о сезонности обитания по-

селения.

Именно костные остатки подтвердили ги-

потезу, высказывавшуюся еще в прошлом сто-

летии: наличие у людей палеолита первого до-

машнего животного – собаки. Первым отметил

наличие останков собаки в остеологической

коллекции Елисеевичей И.М.Громов [Поликар-

пович, 1968, С.50-52]. Сведения были подтвер-

ждены сначала В.В. Щегловой [Будько, Сороки-

на, 1969], а затем М.В. Саблиным [2002-б]. Ко-

стные останки собаки известны в палеолите По-

десенья также из материалов Мезина, где они

выявлены И.Г. Пидопличко [1969]. Все авторы

отмечали укороченность морды волкообразной

собаки в сравнении с её диким собратом. На па-

мятниках других регионов центра Русской рав-

нины останки собаки отсутствуют. Упомянутые

в литературе находки из Авдеево [Палеолит

СССР, 1984] и Костенок 2 [Громов, 1948] не на-

шли подтверждения. Деснинское население

можно считать пионерами в области доместика-

ции животных на Русской равнине.

Наличие рыболовства в палеолите не вы-

зывало сомнений почти с момента открытия па-

мятников этой эпохи, однако и доказательств в

пользу такого суждения никаких, помимо нали-

чия редких изображений рыб в первобытном

искусстве, не приводилось [Обермайер, 1913;

Спицын, 1915; Городцов, 1923]. Первым из оте-

чественных исследователей критически подо-

шел к рассмотрению этой стороны жизни пер-

вобытного населения П.И.Борисковский: «Ря-

дом с охотой в ориньякскую эпоху впервые по-

является рыболовство, на что указывают кости

рыб, спорадически встречающиеся в ориньяк-

ских стоянках. Рыбу могли бить копьями, ловить

сетками и корзинами, устраивать запруды и т.п.

Но рыболовство в это время не приобрело еще

существенного значения. На существование

крючков нет никаких указаний. Судя по остат-

кам, рыбная пища не имела решающего значе-

ния... …Да это и понятно, исходя из того, что ко-

пья с более или менее широкими каменными

наконечниками не были особенно удобны для

рыбной ловли; сети не могли найти большого

применения, так как материалом для них слу-

жили в основном продукты охоты — сухожилия

и шерсть животных [Борисковский, 1932, С.22-

23]. Далее исследователь говорит о росте роли

рыболовства в следующую – мадленскую эпоху,

называя его существенной отраслью хозяйства

[там же, С.36]. Однако если коснуться сохра-

нившихся материальных свидетельств этой

«существенной отрасли», то выясняется, что их

не так много. Изображения рыб известны нам в

бассейне Десны исключительно по материалам

Елисеевичей – это пресловутые «чуринги» [По-

ликарпович, 1940, 1968], практически не встре-

чающимся за пределами этого памятника. Чу-

ринга 6 и, возможно 2, 3 и 5 [Поликарпович,

1968, Рис.38-42] возможно являют собой изо-

бражения рыб. Сотовый орнамент на этих чу-

рингах «списан», скорее всего, с рыбьей чешуи,

а на чуринге 6 хорошо проработано и изображе-

ние хвостового плавника.Однако изображение

не есть свидетельство добывания рыбы – жен-

щин в палеолите также изображали в виде ста-

туэток, но никто даже не думал на них охотить-

ся. Все может объясняться культовыми целями.

Не все упомянутые в литературе изображения

реальны: так П.П.Ефименко указывает на на-

ходки изображений рыб в Тимоновке [Ефимен-

ко, 1938, С.505], однако в фондах ГИМ такие

изображения отсутствуют.

Так называемый «крючок» и другие пред-

меты из Мезина, трактуемые, как рыболовная

снасть [Пидопличко, 1947а; Борисковский, 1953,

С.274] таковыми не являются. Что касается

«крючка», на его опубликованном изображении

2/3 предмета реконструировано совершенно

произвольно [Борисковский, 1953, рис.136].

Костяные ланцетовидные предметы с этого же

памятника могут, в сущности, быть чем угодно,

например наконечниками стрел. Таким образом,

критический анализ немногочисленных источ-

ников приводит нас к однозначному выводу: го-

ворить о специализированных орудиях рыбо-

ловства в палеолите бассейна Десны мы не мо-

жем. Рыболовство этого периода следует рас-

сматривать, как производную охоты – скорее

всего для добычи рыбы использовались те же

орудия: ударные и метательные копья, лук и

стрелы. Не случайно С.А.Семенов [1964] в

очерке материальной культуры палеолита на

рыбной ловле внимания вовсе не акцентирует.

Наиболее вероятно багрение рыбы копьем, при-

чем более удачным в этом случае было бы при-

менение метательных наконечников (например,

с выемкой), благодаря имеющимся на них «бо-

родкам», способным удерживать на копье, как

на остроге, пойманную рыбу. Могла применять-

ся и сеть, коль скоро доказано знание людьми

того времени растительных волокон и плетения

из них [Soffer, Adovasio, 1997]. Но всё это не вы-

ходит за рамки умозрительных предположений.

И все же доказательства незначительной добычи

рыбы в палеолите Подесенья имеются. Это ске-

летные останки рыб. Они встречены на стоянках

Новгород-Северский, Чулатово 1 [Пидопличко,

1947б,в], Мезин [Шовкопляс, 1965]. Кроме того,

в Елисеевичах в результате тщательной про-

мывки культурного слоя выявлено 26 глазных

хрусталиков карповых рыб [Поликарпович,

1968, С.53]. Если для Чулатово 1 и Мезина не

удалось определить видовую принадлежность

рыб, то в материалах Новгород-Северского вы-

явлены кости лосося, плотвы, язя, леща, сома,

судака, окуня, налима, карповых [Никольский,

1952]. Проблема в том, что часть находок может

быть погадками птиц, селившихся на навесе

грота в древности [Громов, 1948], и к деятельно-

сти человека, в этом случае, отношения не име-

ет. Помимо рыб люди палеолита добывали съе-

добных моллюсков, но этот вид деятельности

относится к собирательству.

Собирательство, как форма хозяйственной

деятельности было в палеолите наряду с охотой

одной из важнейших отраслей присваивающего

хозяйства. Это не только сам процесс собирания

тех или иных продуктов, но и множество прие-

мов их обработки и даже заготовки. В силу есте-

ственного разделения труда, как правило, соби-

рательством занимались женщины и дети. Наши

представления о собирательстве в палеолите, в

силу специфики этого рода деятельности, осно-

вываются на немногочисленных археологиче-

ских источниках и, одновременно, на огромном

множестве этнографических аналогий. Со вре-

менем исследователи осознают широту возмож-

ностей этого рода деятельности. Революцион-

ными эпизодами стали открытия отечественны-

ми специалистами мотыг и усложненного соби-

рательства в палеолите. Успешное собиратель-

ство предполагает всестороннее знание естест-

венных ресурсов и условий, свойственных рай-

ону обитания общины. Об этом свидетельству-

ют данные, полученные этнографами в так на-

зываемых «примитивных обществах». Австра-

лийцы не только различают сотни видов расте-

ний, но и классифицируют их, причем около 40

видов используются с лечебными целями (зна-

чительная часть может применяться современ-

ной медициной) [Кабо, 1986]. К.Леви-Стросс

сообщает, что индейцам наваха известно 500, а

филиппинскому племени хануну 2000 видов

растений. Хануну классифицируют птиц по 75,

змей по 12, рыб по 60, раков, пауков и многоно-

жек по 24, насекомых по 108, пиявок по 4, а

моллюсков по 85 категориям. При этом в 108

групп насекомых входит более 1000 видов, т.е.

терминология «примитивных обществ» не ус-

тупает принятой К.Линнеем номенклатуре

[Levi-Strauss, 1963, 1978]. Нет оснований утвер-

ждать, что в палеолите ситуация была иной.

Спорово-пыльцевой анализ свидетельствует о

наличии в перигляциальной зоне множества

растений пригодных для употребления в пищу и

в качестве лекарственных средств. Возможности

использования растительной пищи в арктиче-

ских условиях гораздо шире, чем это обычно

считается [Богораз, 1991, С.130-132]. Растения

не только сами были пищей, но и могли помо-

гать сохранять запасы мясной пищи. Пример -

пеммикан индейцев Северной Америки, со-

стоящий из смеси сушеного мяса, жира и диких

ягод [Файнберг, 1991]. Собиратели владели и

разнообразными приемами приготовления из

растений и грибов опьяняющих, одурманиваю-

щих напитков [Богораз, 1991, С.139-140].

Собирательство в конце палеолита, как ус-

тановлено А.Н.Рогачевым, носило усложнен-

ный характер, то есть добытые крахмалистые

корни (аир и пр.) и зерна злаков проходили

предварительную обработку (перемалывание)

перед приготовлением и последующим упот-

реблением. Свидетельством этому является рас-

пространение своеобразных каменных пестов-

терочников из песчаника в виде небольших таб-

леток и каменных терочных плит [Рогачев,

1973]. Среди мест находок подобных изделий –

стоянки Супонево, Чулатово 2 [Воеводский,

1952б], Тимоновка, а также Юдиново [Абрамо-

ва, Григорьева, 1996, С.73-74; фонды БГОКМ,

наши набл.] (Табл. 2.3). Полученная путем рас-

тирания пестом на терочном камне растительная

мука из зерен и корневищ могла запекаться в

специальных «пекарных ямках» у очагов, выяв-

ленных в Подесенье на стоянках Авдеево, Быки

1 и ряде других памятников. Таким образом, уже

в палеолите возникли некоторые стереотипы

поведения, свойственные для земледельческих

сообществ. Заметим, что все памятники Поде-

сенья, на которых встречены терочники, остав-

лены одним населением.

Пищевым ресурсом, добываемым с помо-

щью собирательства, служили и представители

животного мира, например моллюски. Конечно,

на памятниках палеолита Подесенья нет рако-

винных куч, как на приморских стоянках, одна-

ко фрагменты раковин речных беззубок и пер-

ловиц встречены на мустьерской стоянке Чула-

тово 3, а также на относящей к верхнему палео-

литу Быки 5 и т.д (Табл.3). К.М.Поликарпович

[1968, С.97-98] перечисляет встреченные в куль-

турных слоях виды мелких грызунов, которые, в

случае голода могли стать добычей людей. Для

их добывания из нор могли применяться земле-

копалки из ребер мамонта. Впрочем, этим ору-

диям чаще находилось иное применение, неже-

ли раскапывание мышиных нор (а если таковое

делалось, то скорей для того, чтоб поживиться

запасами, сделанными на зиму грызунами). Ис-

ключением был лишь сурок. Землекопалки ис-

пользовались и для выкапывания съедобных

растений, и для земляных работ (углубленные

жилища, хозяйственные ямы, ямки-хранилища

и пр.) на территории поселений. Землекопалки

из ребер мамонта первым выделил в коллекции

Елисеевичей К.М. Поликарпович, сообщив об

этом в докладе, сделанном в Музее Антрополо-

гии и Этнографии АН СССР в Ленинграде (ап-

рель 1940 г.). С той поры аналогичные орудия

были обнаружены и идентифицированы в Пуш-

карях, Авдеево, Быках, Хотылево 2, Елисеевичи

2 и на многих других памятниках [Борисков-

ский, 1953; Гвоздовер,1953; Поликарпович,1968,

С.97-101; Грехова, 1985б; наши набл.; ЮКМ,

ф.1,д.61,л.1-36]. Непосредственно к копалкам из

ребер примыкают мотыги из бивня мамонта и

все тех же ребер. В отличие от копалки мотыга

крепилась в древности на рукояти и была более

совершенным орудием. Появившаяся в палео-

лите как орудие собирательства, мотыга позднее

стала технической основой мотыжного земле-

делия. Такие предметы выделены С.А. Семено-

вым для Елисеевичей, имелись они в Юдиново

и Авдеево [Семенов, 1957; Абрамова, Григорье-

ва, 1996; Gvozdover, 1995; наши набл.] (Табл. 3).

С помощью копалок и мотыг добывали из грун-

та не только съедобные корни, но и минеральное

сырье – основу каменной индустрии.

Таблица 3. Орудия и следы собирательства на памятниках палеолита бассейна Десны

Памятник

Артефакт

Чулатово 3

Хотылево 2

Авдеево

Пушкари 1

Елисеевичи

Мезин

Быки 1

Супонево

Чулатово 1

Елисеевичи 2

Юдиново

Тимоновка

Чулатово 2

Быки 5

Землекопалки (ребра) - + + + + + + - - + + + - -

Мотыги из бивня - - + - - + - - - - + - - -

Терочники - - - - - - - + - - + + + -

Остатки моллюсков + - - - - - - + - - - +

Главным видом такого сырья в бассейне

Десны был кремень, лишь изредка применялся

кварцит. В случае наличия выходов кремня в

непосредственной близости от поселения про-

цесс его добычи был предельно упрощен. Если

же таких месторождений поблизости не было,

то в теплое время года организовывались экспе-

диции к месторождениям. То же касается и сы-

рья для минеральных красок – сферосидерита,

лимонита и т.п. Краевед Н.И.Лелянов был од-

ним из первых, кто уделил внимание месторож-

дениям кремня в верхнем Подесенье. Он обсле-

довал окрестности с. Хотылево и, основываясь

на наличии там больших запасов минерального

сырья, предположил наличие палеолита [ЮКМ,

ф.1, д.49/2, л.3; Лелянов, 1935]. Уже после тра-

гической гибели Лелянова поискам месторож-

дений кремня в Подесенье уделили внимание

К.М.Поликарпович и его ученик Ф.М. Заверня-

ев. В 1930-х гг. Поликарпович в отношении про-

исхождения кремня стоянки Елисеевичи, огра-

ничился констатацией фактов наличия место-

рождений в различных пунктах Брянской обл. В

1951 г. ему удалось при содействии Заверняева

обследовать несколько месторождений кремня

(Тимоновка и Супонево, Выгоничи, Дятьковичи

и Вщиж). Во Вщиже и Дятьковичах оказались

выходы черного кремня в желваках, имеющих

форму цилиндров, очень похожего на Елисее-

вичский. Изучение всех выходов привело Поли-

карповича к выводу: «наиболее вероятным ме-

стонахождением, откуда происходят кремни

Елисеевичской стоянки, следует считать с.

Вщиж, расположенное к северу–северо-востоку

от Елисеевичей на расстоянии 32-33 км» [ЮКМ,

ф.1, д.23,25]. Лишь в 1970-х гг. в результате про-

должающихся полевых исследований стало яс-

но, что население подавляющего большинства

памятников палеолита в долине Десны распо-

ложено непосредственно близ кремневых ме-

сторождений. Не исключением оказались и

Елисеевичи [Грехова, 1987]. Наиболее удалены

от природных выходов стоянки в Юдиново, их

обитатели могли ходить за кремнем в район

Пушкарей и Новгород-Северского на расстояние

1-2 дневных переходов (40-80 км) [Абрамова,

Григорьева, 1997]. Иная ситуация сложилась в

Посеймье. Долгое время считалось, что источ-

ником кремня для обитателей Авдеевской сто-

янки, как и для обитателей многих стоянок в

Костенках на Дону, служили месторождения в

Поосколье, отдаленные почти на 200 км. Реше-

нием проблемы авдеевского кремня занялись

В.И.Беляева и С.Н. Алексеев, выявившие и об-

следовавшие месторождения кремня у с. Кре-

мяное (Кореневский р-н Курской обл.) и не-

сколько пунктов в окрестностях по рекам Креп-

на и Суджа, которые, вероятно служили основ-

ным источником минерального сырья в Курском

Посеймье [Беляева,1980; Алексеев,1987а,б,1988;

ИА РА Н, Р-1, №6897]. Есть вариант, рассмот-

ренный ещё в нашей курсовой работе (1985 г.)

посвященной геологии палеолита Курской обл.:

в период максимального врезания речных долин

выходы кремня в Посеймье могли становиться

доступными на больших пространствах. В пе-

риод 1990-2004 гг. нами были обследованы все

известные местонахождения природного кремня

в бассейне Десны. Выяснилось, что Вщижское и

Выгоничское отличаются низким качеством сы-

рья. Остальные месторождения (Бетово, Хоты-

лево, Новгород-Северский, Елисеевичи) могли

служить источниками качественного кремня. В

бассейне Десны (включая и Посеймье, менее

обеспеченное кремнем) проблема добычи высо-

кокачественного кремня не стояла столь остро,

как на Дону. Не было необходимости совершать

огромные переходы в поисках сырья для камен-

ных орудий, часто поселения размещались пря-

мо вблизи месторождений, что упрощало мине-

ральное направление собирательства.

Пытливый ум предков, собиравших мине-

ральное сырье, был заинтригован остатками ис-

копаемых организмов. Человек еще не мог объ-

яснить их происхождение, но уже приносил их в

жилища, пытался использовать застывшую в

камне красоту минувших эпох для украшения

места обитания и себя, наделяя таинственные

предметы магическими и целительными свой-

ствами. Фоссилии становились «палеоартом».

На деятельность древних людей по сбору фос-

силий археологи издавна обращали внимание.

Исследование палеоарта может пролить свет на

такие проблемы, как территории деятельности

общин, пути миграций и связи древнейшего на-

селения, ибо место обитания той или иной

группы людей может не совпадать с местом до-

бычи фоссилий. При этом не следует относить к

палеоарту фоссилии в кремне. Хотя их известно

множество, они доставлялись на стоянки лишь

постольку, поскольку содержались в сырье для

изготовления орудий. Иное дело – янтарь. Это

не только минералогический, но и палеонтоло-

гический объект – видоизмененная смола мело-

вых и палеогеновых хвойных. Он встречается

при раскопках стоянок палеолита. Доставлялся

янтарь из месторождений близ Киева на Днепре.

Среди памятников с находками янтаря и изде-

лий из него в бассейне Десны назовем Чулатово

1, Мезин, Юдиново, Авдеево [Борисковский,

1953; Шовкопляс,1965; Григорьева, 1996; Soffer,

1985; Gvozdover, 1995]. Интересно найденное в

землянке «Ь» Авдеево-Нового ожерелье из зубов

песца с янтарной бусиной. Хорошо прослежена

зона распространения янтаря, как предмета па-

леоарта на Русской равнине: среднее Поднепро-

вье и Подесенье, включая Сейм.

Часты находки в культурных слоях остан-

ков головоногих моллюсков белемнитов. Они

принесены на стоянки людьми, хотя не всегда

подвергались обработке. Фрагменты ростров

Belemnitella sp. встреченные в Авдеево [наши

набл.], могли добываться из выходов мергелей

неподалеку от стоянки, либо из мела на место-

рождениях туронского кремня. Три фрагмента

ростров найдены в Юдиново, конец одного из

них затерт человеком [Абрамова, Григорьева,

1996]. Г.В. Григорьева считает, что фоссилии ис-

кусственно расколоты вдоль, но заметим, что

именно так ростры чаще всего распадаются в

естественных условиях. В таком виде они могли

быть доставлены на древнее поселение. Обло-

мок ростра Belemnitella sp. найден нами в Быках

1 среди остатков легких наземных жилищ. Два

белемнита встречены П.И.Борисковским [1953,

С.194,226] в яме-кладовой в полу жилища Пуш-

кари 1. Раковины морских брюхоногих моллю-

сков пользовались в палеолите особой популяр-

ностью. Чаще всего они были деталями ожере-

лий и нашивками, но иногда применялись иначе

в качестве небольших сосудов. Ф.М. Заверняе-

вым на поселении Хотылево 2 найдены 7 рако-

вин Gryphaea dilatata, использовавшиеся как ча-

ши, скребки и емкости для охры. По краю одной

из раковин сделаны ритмичные нарезки. Проис-

ходят эти раковины из серых и черных глин кел-

ловейского яруса юрской системы и могли до-

бываться вместе с сидеритом, использовавшим-

ся для получения минеральной краски. Выходы

юрских глин встречаются на левобережье Дес-

ны, в долине р.Болва. В Мезине найдены под-

вески из раковин Cerithium vulgatum Brug и

Nassa reticulauta L. (тирренские и карангатские

отложения причерноморья), Buccinium sp. и

Cardium sp. (сарматские отложения, миоцен юга

Украины) [Руденко, 1959; Шовкопляс, 1965; Пи-

допличко, 1969]. В Юдиново в материалах рас-

копок определены Nassa reticulauta L. 43 экз.,

Teodoxus pallasi (семейство неритид) 2 экз. От-

дельные раковины принадлежат Cyclope neritea,

Pisidium amnium, Cerastoderma isthmium (опре-

деление Я.И.Старобогатова). В 42 экз. было

проделано отверстие для подвешивания в оже-

рельях или нашивания на одежду [Поликарпо-

вич, 1968; Абрамова, Григорьева, 1996]. В Ти-

моновке так же встречались раковины морских

брюхоногих, просверленные для нанизывания.

Они не сохранились в археологических коллек-

циях [Поликарпович, 1968]. Такие же раковины

Nassa reticulate L. встречены и на стоянке Юди-

ново 3 [Сергин, 1977; ИА РАН , Р-1, № 6484].

Заметим, что рельефный орнамент поверхности

раковин мог наталкивать древних художников

на сюжеты в косторезном деле [Борисков-

ский,1972]. Остатки многощетинковых морских

червей Polychaeta семейства Serpulidae встреча-

ются на палеолитических поселениях заметно

реже, чем раковины моллюсков. Известковые

трубочки серпулид, использовавшиеся, как под-

вески, в количестве нескольких десятков извест-

ны со стоянки Елисеевичи. Поверхность краев

большинства была заглажена от ношения в ка-

честве ожерелья, часть еще не просверлена (за-

готовки) [Поликарпович,1968,С.130-131,Рис.53].

Подобные фоссилии известны и из ашело - му-

стьерского местонахождения Хотылево 1, но к

последним следует отнестись осторожно: они

могут происходить из подстилающих песков се-

номанского яруса не имея отношения к стоянке.

Таблица 4. Предметы палеоарта в палеолите

бассейна Десны

Фоссилии

Стоянки

Черви

Дву ор-

чатые

ств

Брю оно-

гие

Гол но-

гие

ово

Позвоноч-

ные

Янтарь

Бетово - - - - + -

Хотылево 1 ? - - - - -

Авдеево - - - + - +

Хотылево 2 - + - - + -

Пушкари 1 - - - + - -

Быки 1 - - - + - -

Елисеевичи + - - - - -

Мезин - + + - - +

Чулатово 1 - - - - - +

Юдиново - - + + - +

Тимоновка - - + - - -

Находки останков ископаемых позвоноч-

ных, не являвшихся современниками древнего

человека, на стоянках палеолита редки. На му-

стьерской стоянке Бетово найдены зубы акулы,

вероятно происходящие из меловых отложений

в окрестностях древнего поселения [Тарасов,

устное сообщ.,2002]. Эти находки – в числе

древнейших предметов палеоарта на террито-

рии Русской равнины. Позвонок плезиозавра

встречен Ф.М. Заверняевым при раскопках Хо-

тылево 2. Сходные предметы известны из Кос-

тенок 18. Три позвонка плезиозавра, происхо-

дящие из песков сеноманского яруса меловой

системы, непосредственно подстилающих куль-

турный слой стоянки были несомненно собраны

вместе в результате человеческой деятельности,

так как лежали среди костей мамонта и других

культурных остатков [Палеолит Костенок, 1982].

Подводя итог, можно сказать, что подавляющее

большинство фоссилий ископаемых беспозво-

ночных использовались в палеолите в качестве

подвесок, ожерелий, вероятно имевших с точки

зрения палеолитического человека магическую

силу, оберегающую, защищающую владельца.

Нельзя не признать наличие у наших предков

развитого эстетического чувства.

Как янтарь, редкие морские раковины и

прочие «диковины» попадали в бассейн Десны,

где их заведомо невозможно найти? Наиболее

вероятный ответ таков: путем обмена с другими

социумами, в зоне деятельности которых можно

собрать подобные уникумы. Обмен как инстру-

мент социальной интеграции в первобытном

обществе по наблюдениям этнографов весьма

многообразен. Это обмен не только материаль-

ными ценностями, иногда символическими, но

и духовными – знаниями, мифами, обрядами и

песнями, составляющими собственность инди-

видов или общин (диффузия культуры). Но су-

ществовал ли обмен в палеолите? Начиная с

ранних эпизодов изучения этого периода, мы

наблюдаем в историографии вопроса две анта-

гонистических позиции во взглядах на проблему

обмена в палеолите: признание наличия ме-

жобщинного обмена в какой-либо форме и его

полное и безоговорочное отрицание. Сторонни-

ком первой точки зрения был один из основате-

лей палеолитоведения Гуго Обермайер [1913],

полагавший, что уже в глубокой древности су-

ществовала меновая торговля. В смягченной

форме поддерживает мнение Обермайера и П.И.

Борисковский, считавший, что морские ракови-

ны попали в Мезин путем «редкого случайного

обмена» [1953, С.273]. К аналогичным выводам

склонялся И.Г. Пидопличко [1959]. Наконец В.Р.

Кабо называет межобщинный обмен одной из

важнейших универсалий первобытного общест-

ва охотников и собирателей [Кабо, 1986]. Вто-

рую точку зрения отражает И.Г. Шовкопляс,

ссылающийся на мнение Ф. Энгельса о том, что

появление даже редкого обмена относится к пе-

риоду, предусматривающему временное разде-

ление труда (т.е. временную работу мастеров за

счет общества). Только поэтому Шовкопляс

считает, что коль скоро такое разделение в па-

леолите невозможно, то любые предметы неме-

стного происхождения могли быть получены

лишь в процессе передвижения группы людей

по различным территориям [Шовкопляс, 1965б].

В результате анализа сущности противоречий

между двумя изложенными точками зрения, нам

удалось прийти к следующим выводам. На наш

взгляд, раковины из Приазовья и Причерномо-

рья не могли попасть на деснинские стоянки не-

посредственно с места находки, и вот почему.

Трудно предположить, что общины Мезина и

Юдиново снаряжали «экспедиции» на 1000 км к

югу, целью которых были исключительно рако-

вины. Южнее бытовал совершенно иной хозяй-

ственный уклад охотников на бизона. Жители

тундростепи переселиться севернее на Десну

вряд ли могли и хотели – их быт был адаптиро-

ван к окружающей среде, пищевых ресурсов

хватало, а значит и не было нужды в реадапта-

ции к иным природным условиям. Маловероят-

но и то, что мезинцы и юдиновцы были хорошо

знакомы с лежащей южнее Днепра местностью,

не связанной уже с их охотничьими потребно-

стями (хозяйственно-культурный тип охотников

на мамонта), а без такого знания их «бросок на

юг» был обречен. Таким образом, допущение

обмена в палеолите, причем достаточно регу-

лярного, неизбежно для объяснения факта появ-

ления многочисленных морских раковин и ян-

таря на деснинских стоянках.

Постепенный рост сходства инвентаря и

поделок на все более широком круге памятников

в конце верхнего палеолита, как в исследуемом

регионе, так и на граничащих территориях, это,

на наш взгляд, ещё одно из свидетельств посте-

пенного увеличения роли межобщинного обме-

на в обществе палеолита (в том числе обмена

уже в форме диффузии культуры). Обмену не

должны были мешать приписываемые перво-

бытным народам жесткие разграничения по

принципу СВОЙ - ЧУЖОЙ. На наш взгляд, эта

грань в палеолите лежала в первую очередь в

области стереотипов поведения, а не в области

типологии украшений. То есть запрет мог нала-

гаться на изготовление «чужих» бытовых ве-

щей. Украшения же и для более поздних перио-

дов служат археологом в основном датирую-

щим, а не культуроопределяющим источником

[Тихомиров, 2005, С.22-23]. Именно украшения

и предметы палеоарта, по нашему мнению, мог-

ли служить древнейшими предметами обмена

наряду с пищей и минеральным сырьем. Готов-

ность к обмену складывалась там, где уже на

стадии первобытной общины коллектив начи-

нал получать не только жизнеобеспечивающий,

но и определенный избыточный продукт (пусть

даже в виде предметов палеоарта). Вместе с

этим избыточным продуктом и зародился обмен

в межобщинной форме, при которой различные

коллективы снабжали друг друга исключитель-

но специфическими богатствами их природной

среды (ценными сортами камня, дерева, ракови-

нами, минеральной краской, янтарем и т.п.). Что

касается редкости и случайности процессов об-

мена, на чем в свое время акцентировал внима-

ние П.И.Борисковский [1953], следует заметить,

что таковыми эти процессы мы могли бы счи-

тать, если бы имели дело с единичными наход-

ками на отдельных памятниках. Широкое же

распространение определенных типов раковин в

бассейне Десны и Среднем Поднепровье (это по

сути дела массовая находка на ряде не всегда

однокультурных памятников – Мезин, Юдиново

1, Юдиново 2, возможно Тимоновка и др.) по-

зволяет нам сделать даже предположение о по-

явлении уже в конце палеолита определенного

обменного эквивалента. Этому, кстати, имеется

масса этнографических аналогий на островах

Океании и Новой Гвинеи. Что можно было при-

обретать за такие раковинные «пра-деньги» в

палеолите? Конечно, не предметы первой необ-

ходимости. Как уже говорилось, предметом тор-

га могли быть некоторые виды редкого сырья (к

примеру, янтарь или минеральная краска), кос-

тяные и деревянные изделия, украшения. Мож-

но предположить и наличие символических об-

рядовых компенсаций при заключении брака.

Вернувшись к собирательству, рассмотрим

с этой точки зрения гигантские костные скопле-

ния на древних поселениях. Еще на рубеже ХХ

в., при раскопках палеолита в Пшедмости (Мо-

равия), где было обнаружено костище из остан-

ков более 1000 мамонтов, встал вопрос: как пер-

вобытный человек с его примитивными ору-

диями охоты мог добыть такое количество ги-

гантских животных. Ответ давала гипотеза, вы-

двинутая геологом Стеенструпом, считавшим,

что человек не столько охотился на мамонтов,

сколько употреблял в пищу уже погибших и за-

мерзших животных [Обермайер, 1913]. Гипотеза

оказалась весьма популярной. В России её при-

ветствовал, в частности, В.А.Городцов [1923, С.

230-232]. Развивал идею «мамонтового собира-

тельства» В.И.Громов, участвовавший с К.М.

Поликарповичем в раскопках стоянки Бердыж.

Он писал о своем впечатлении от этого памят-

ника: «Наличие большого числа костей без вся-

ких следов деятельности человека, как и в неко-

торых других аналогичных пунктах, наводит на