Чиркович С.М. История сербов
Подождите немного. Документ загружается.
Общество, для которого характерным являлось доминирование мужской части населения,
предприняло серьезные шаги в направлении равноправия полов. Женщины стали активнее
участвовать в жизни общества, перестав быть лишь «невидимыми» спутницами мужчин —
единственных субъектов исторического процесса. За формальным признанием равноправия и
обретением права голоса последовали создание условий для получения женщинами образования,
обеспечение доступа к многочисленным профессиям, принятие женщин на государственную
службу, в том числе и на высокие должности. Эти перемены стали возможными в значительной
мере благодаря освобождению женщин от рабского домашнего труда, а также принципиальному
изменению отношений внутри семьи.
Нация стала более здоровой, что объяснялось действием нескольких факторов, но прежде
всего наличием системы здравоохранения и благоприятными условиями жизни. Как и у многих
других народов, у сербов увеличился среднестатистический возраст населения и
продолжительность жизни. Сразу после Второй мировой войны средняя продолжительность
жизни составляла 45 лет, а в 1981 г.— 74 года у женщин и 72 — у мужчин. Несмотря на огромные
людские потери, понесенные во время обеих мировых войн, сербская нация стала более
многочисленной, хотя ее доля в населении Югославии сократилась. Самой значительной она была
в 1961 г. — 42,8%, в 1971 г. процент ее составлял 39,7, а в 1981 г.— 36,3. Часть «пропавших»
можно обнаружить среди тех 5,44%, которые (во время переписи того же года) в национальном
отношении назвали себя югославами. Эта запоздалая волна национального унитаризма,
инициированная снизу, больше остальных коснулась сербов и хорватов. Впоследствии она станет
одной из причин кризиса федеративного государства.
Вторая половина XX в. стала периодом наиболее динамичного развития сербской нации:
многочисленные изменения происходили стремительно и одновременно, вследствие чего многие
из них не были реализованы в полной мере. Так, обязательное школьное образование не
искоренило неграмотность. Точно так же отток населения в города не привел к формированию
гражданского общества. А принципиальные заявления в пользу равноправия полов не обеспечили
подлинного и полного равноправия.
Распад федерации, борьба за собственное государство
Государство, объединявшее всех сербов, распалось! Кризис в отношениях между членами
югославской федерации привел к ее распаду, за которым последовали войны, принесшие огромное
число жертв, депортации, превращение миллионов людей в беженцев, не поддающийся оценке
материальный ущерб. Всю Юго-Восточную Европу охватила нестабильность. Драматичные и
трагические события были описаны в многочисленных публикациях, появившихся еще до
окончания боевых действий.
В силу своей масштабности и незавершенности последние не могли попасть на страницы
данной работы. Кроме того, ни автор, ни читатель не могут взглянуть на историю распада СФРЮ
со стороны, как того требует объективный подход. События, имевшие место в 90-х годах на
территории бывшей Югославии, являются не только объектом научных интересов и изысканий, но
и предметом судебных расследований, которые далеки от завершения. Думается, что было бы
правильнее вместо описания постигшей страну трагедии задаться вопросом: в какой степени вся
предшествующая сербская история (в том и другом значении — и как объективный процесс, и как
его восприятие и знание о нем) повлияла на позицию сербов и на неадекватную реакцию с их
стороны на вызовы югославского кризиса? О неадекватности позволяют говорить трагические для
сербского народа последствия случившегося.
Были утрачены единые государственные рамки, внутри которых с 1918 г. протекал процесс
национальной интеграции сербов. Немалая их часть была изгнана с территорий, на которых они
проживали веками (ряд областей Хорватии, Далмации, Боснии; Косово и Метохия). Сербию
наводнили сотни тысяч беженцев, но лишь совсем немногие из них вернулись к своим очагам.
Утрачено влияние Югославии и Сербии на развитие Косово и Метохии, хотя резолюция ООН
формально не провозгласила отделение и независимость края, как того хочет албанское
большинство. Внутри самой нации произошел раскол по вопросу отношения к соседним народам
и национальным меньшинствам. Ситуацию особенно усугубляет то, что отдельные регионы
(Санджак и Воеводина) оказывали массовое сопротивление политике государства.
В дополнение к тому, что Сербия утратила природную связь с соплеменниками, оказавшимися
в других государствах, она пострадала и от бед, принесенных войной. Экономическое истощение
и общее обеднение населения усугубляли санкции ООН и международная изоляция. Нанесенный
войной урон не исчерпывался последствиями официального эмбарго. Главное, что Сербия
утратила способность идти в ногу с мировым научно-техническим прогрессом. Наконец, народ
понес и колоссальный моральный ущерб из-за осуждения политики сербского государства,
действий сербских военнослужащих и гражданских властей в охваченных войной областях, в
которых были совершены многочисленные и тяжкие преступления.
Последствия распада Югославии более всего отразились на жизни сербов, подвергшихся его
прямому и долгосрочному воздействию. В связи с чем возникает вопрос: почему же ими был
сделан выбор в пользу антиюгославской позиции? Действительно, среди сербов было много
недовольных происшедшими в 1945 г. переменами. Однако несомненно и то, что двадцать лет
спустя именно сербы (как народные массы, так и политическое руководство) превратились в
наиболее преданных защитников Югославии. Причиной изменения позиции стало принятие ими
той части общеюгославской идеологии, которая служила составным элементом
социалистического патриотизма с присущим ему апеллированием к сербским жертвам и заслугам
сербов в процессе создания и обновления единого государства. Разумеется, влияние оказывал и
опыт сосуществования в югославской федерации. Однако по мере ее трансформации негативные
импульсы, подаваемые реальной политикой, становились все сильнее, что привело к
переосмыслению исторической памяти. Жертвы и заслуги стали казаться сербам напрасными.
Для понимания причин происшедшей эволюции, необходимо проанализировать особенности
развития югославской федерации. В межвоенный период в пользу федеративного устройства,
введенного затем коммунистами, высказывались отдельные политики и партии. Некоторые из
предлагаемых ими проектов по предусмотренному количеству и составу субъектов федерации
имели много общего с принятыми в 1945 г. решениями. Преимущество послевоенного устройства
по сравнению со сложившимся в 1918—1941 гг. состояло в том, что оно в большей степени
соответствовало реалиям межэтнических отношений, что снижало напряжение и трения,
возникшие в обществе. В этом плане особо показателен пример македонцев, служивших яблоком
раздора между сербами и болгарами, и мусульман, на которых претендовали хорваты и сербы. В
то же время партийное руководство взирало на комплекс этнических проблем весьма
односторонне — как на «национальный вопрос», который можно «решить» правильной политикой,
хорошей организацией, разделением власти. В результате оказалось, что оно не имело ясного
представления о подлинном масштабе и сложности проблемы.
Запрещалось и строго каралось распространение идей национальной, расовой и религиозной
ненависти. Создавались механизмы равноправного участия всех народов во власти, а также
эффективной защиты прав меньшинств. Искренним являлось стремление к экономическому
равноправию, добиться которого было весьма непросто. Одновременно с помощью
пропагандистских средств власть навязывала нереалистичную, но гармоничную картину
межнациональных отношений: всем народам и республикам приписывались одинаковые военные
заслуги и жертвы; прислужниками оккупантов объявлялись все противники партизан, невзирая на
различия между ними и на конкретные условия. Сербам было тяжело смириться с тем, что на одну
доску поставили марионетку Гитлера Анте Павелича и боровшегося с немцами за воссоздание
Югославии Дражу Михайловича. Критическое обсуждение прошлого, основанное на анализе
фактов, исторических условий и контекста общеевропейского развития, подменялось партийной
версией истории. О том, что выходило за ее рамки, следовало молчать. Мучительные для народов
Югославии вопросы, требовавшие ответов во имя «преодоления прошлого», загонялись вглубь,
что только подогревало к ним интерес и вызывало общественное недовольство.
На формирование отношения к другим нациям и государству как единому целому влияла не
только официальная пропаганда, но и опыт сосуществования в динамично развивавшейся
югославской федерации. Более десятилетия она представляла собой строго централизованное
государство, которым в реальности управляло Политбюро коммунистической партии. Власти
федеральных единиц лишь следовали его указаниям и издавали постановления, содержание
которых находилось в соответствии со «спущенными» директивами. В облике власти в разных
республиках существенных различий не было.
Каждодневная практика и имевшие постоянное продолжение теоретические искания, начало
которым было положено созданием рабочих советов и изобретением модели
«самоуправляющегося социализма», побуждали власти к оценке долгосрочных перспектив
югославского социалистического государства, стоявшего перед выбором — будет ли оно
развиваться как «ассоциация коммун» или же центр влияния сместится с федерального уровня на
республики, которые сами будут определять направление развития страны.
Консерватизм, присущий югославскому партийному руководству, проявился и в этот
переломный момент. Подобно тому как вначале 1954 г. подверглось осуждению выступление
Милована Джиласа в пользу радикальной демократизации общества, «авангардизм» отвергли и в
данном случае. Выбор был сделан в пользу развития отдельных наций в республиках,
приобретавших облик национальных государств.
Это фатальное решение не декларировалось как поворот в «решении национального вопроса»,
а было облечено в типичную для самоуправленческой терминологии формулировку о праве
рабочего класса каждой республики распоряжаться создаваемой им «прибавочной стоимостью»
или же о праве каждого народа распоряжаться плодами собственного труда. Нации больше не
ощущали угрозы, идущей из-за границы, а опасались лишь спонтанного сползания к централизму
и унитаризму. Поводом для появления подобных опасений служила деятельность некоторых
федеральных учреждений, особенно армии и органов безопасности. Продолжилось
самовосхваление по поводу решения «национального вопроса», а «братство и единство» и дальше
провозглашались одной из главенствующих ценностей.
Все позднейшие реформы вели к расширению полномочий республик и умалению значения и
роли единого государства. Сам по себе рост ответственности и самостоятельности регионов не
угрожал существованию федерации. Опасность состояла в одностороннем характере развития, в
полном отказе от баланса между целым и его составными частями, между союзным государством
и членами федерации. Набирала силу междоусобная борьба республиканских партийно-
олигархических группировок, что приводило к ослаблению влияния федерации, превращавшейся
в ширму (после 1980 г.), которой прикрывались обладавшие реальной властью республиканские
партийные лидеры. Зеркально повторялась ситуация 50-х годов, когда она служила фасадом для
правящего Политбюро ЦК. Одному из лидеров того времени принадлежит фраза: «Югославия —
это то, о чем мы договоримся».
Последним важным шагом в данном направлении стала Конституция 1974 г., принятая, по
стечению обстоятельств, всего за шесть лет до смерти пожизненного президента — своеобразного
гаранта сохранения целостности государства. В соответствии с ее положениями республики
получили все основные полномочия, а кроме того, автономные края были приравнены в правах с
республиками, от которых они отличались только названием и количеством представителей в
союзных органах.
Государственный механизм, закрепленный в Конституции, по-разному сказался на субъектах
федерации. В выигрыше в первую очередь оказались новые нации: македонцы и черногорцы.
Защищенные правовыми рамками национальных государств, они получили возможность
завершить внутреннюю интеграцию, а также маргинализировать этнические меньшинства. Новая
система в полной мере соответствовала интересам словенцев, лидеры которых упорнее остальных
добивались суверенитета республик.
Остальным — Хорватии, Боснии и Герцеговине и Сербии — был нанесен кому больший, кому
меньший ущерб. Обретение собственной республики помогло хорватам закончить внутреннюю
интеграцию, а также обеспечило благоприятные условия для постепенной ассимиляции
меньшинств (сербы тогда составляли 14% населения, однако пользовались непропорционально
более значительным влиянием, так как составляли костяк партизанских кадров). Однако вне
республики осталось немало хорватов, проживавших в Боснии и Герцеговине и — намного
меньше — в Воеводине и Черногории. Сопоставив приобретения и потери, хорватское
руководство сделало выбор в пользу максимальной самостоятельности республик.
В Боснии и Герцеговине хорваты и сербы почувствовали себя ограниченными в общении со
своими «метрополиями». Среди представителей всех трех народов были искренние патриоты
Югославии. Однако с того момента, как мусульмане были признаны отдельной нацией, стало
набирать силу течение, добивавшееся превращения Боснии в национальное государство
югославских мусульман, которых было много и в Македонии, и в Косово, и в Сербии (в Санджаке).
Позднее, вовремя войны 1990-х годов, данное направление стало доминирующим, что проявилось
в присвоении исторического имени бошняк, в котором звучали притязания на то, чтобы охватить
им все население республики и «приватизировать» ее историческое наследие. Помимо мусульман
были разделены и албанцы. В большом количестве они проживали в Македонии и Черногории,
однако полной автономией располагали только в Автономном крае Косово и Метохия, где
находилась основная их масса. Требования присвоения краю статуса республики, выдвигавшиеся
националистическими кругами, никогда всерьез не рассматривались. Их не поддерживали даже
албанские представители во властных структурах.
Наибольший ущерб перемены 1974 г. нанесли Сербии. Современники не столько обращали
внимание на опасные последствия утраты единых государственных рамок, в которых протекал
процесс национальной интеграции сербов, сколько на обретение автономными краями полной
самостоятельности. В то время как остальные республики фактически оформили свой суверенитет,
Сербия превратилась в «федерализованное» составное государство, в которое входили Косово,
Воеводина и остальная территория под названием «усеченная Сербия». Ситуация усугублялась и
тем, что краевые партийные руководители, постоянно конфликтовавшие с центральными
сербскими властями, стремились заручиться поддержкой лидеров других республик, а в союзных
органах выступали против Сербии.
Хотя Сербия имела проблемы и с Воеводиной, и с Косово, разница между ними проявлялась
весьма ощутимо. Первая обладала высокой культурой толерантности, предопределенной
длительным сосуществованием представителей различных наций. В южной же провинции издавна
та сторона, которой принадлежала власть, стремилась к получению преимуществ — реальных и
символических — перед остальными, в противном случае она ощущала себя угнетенной.
Совместное проживание в период социализма и все усилия по гармонизации отношений не смогли
изменить подобный менталитет.
Тем временем конфликт между республиками, касавшийся вопросов распределения средств,
кредитов, оттока и притока доходов, стал публичным, переплетаясь к тому же с другими спорами
— по поводу языка, равноправного представительства в армии и др. Развитые республики
жаловались, что заработанные ими средства несправедливо изымаются центром в пользу отсталых
областей, которые их нерационально используют. Менее развитые сетовали, в свою очередь, на то,
что богатые их эксплуатируют и т.д. В последнее десятилетие существования Югославии (1980 —
1990) пленумы центральных партийных органов превратились в арену ожесточенных
столкновений, особенно, между представителями Сербии и ее автономных краев. Ошибочным
является мнение, будто горстка литераторов ответственна за возникновение напряженности в
межнациональных отношениях в Югославии. Виной тому — ошибочный политический курс.
Сложившаяся асимметрия и неравноправное положение Сербии по отношению к другим
республикам не могли остаться незамеченными и не повлиять на позицию сербских масс. Тем
более, когда на фоне конституционных преобразований происходили политические события,
которые, по мнению современников, служили проявлением общей антисербской тенденции. В
1966 г. широкий резонанс вызвало смещение и наказание Александра Ранковича (1909 — 1983),
долгое время являвшегося вторым человеком в Политбюро, шефа союзной полиции и
государственной безопасности, потенциального наследника Тито. Его обвинили в том, что
начиная с VIII съезда СКЮ (1964) он занимал «антипартийную» позицию, злоупотреблял своим
положением и препятствовал развитию «непосредственной демократии». За падением Ранковича
последовало смещение и принудительный уход на пенсию большого числа его сторонников,
служивших в органах внутренних дел, что было расценено как удар по «сербским кадрам». Так на
сторону недовольных встали вчерашние охранители правящего режима, многочисленные и
влиятельные.
В 1968 г. ряды оппозиции пополнились в связи с прокатившейся по стране волной массовых
студенческих демонстраций, а также в связи с осуждением и исключением из ЦК Союза
коммунистов Сербии писателя Добрицы Чосича и историка Йована Марьяновича (1922 — 1980).
Последние осмелились публично подвергнуть сомнению правильность национальной политики,
указав помимо прочего на случаи вытеснения сербского населения из Косово и Метохии. После
этого многие представители интеллигенции в знак протеста вышли из Союза коммунистов.
В 1971 г. нескольким профессорам Белградского университета стоило карьеры, а одному даже
свободы участие в публичной дискуссии на юридическом факультете, в ходе которой было
указано на односторонний характер и отрицательные последствия принятия конституционных
поправок, позднее проторивших путь Конституции 1974 г.
Если результатом предшествующих мер стало увеличение численности оппозиции, то
смещение в 1972 г. партийного руководства Сербии— Марко Никезича (1921 — 1990) и Латинки
Перович (род. 1933), — осуществленное лично Тито, не принявшего во внимание результаты
голосования в ЦК, напрямую привело к ослаблению авторитета партии. Отставка руководителей
партии повлекла за собой устранение большого числа их соратников — сторонников решительных
мер, направленных на либерализацию и демократизацию. Каждое из перечисленных событий
знаменовало собой ослабление влияния официальной партийной идеологии, ослабление в Сербии
позиций партийного аппарата. Результаты этого в полной мере проявились после 1980 г.
Верхи югославского партийного руководства вместе с оставшейся верной ему частью
интеллигенции продемонстрировали свою несостоятельность, столкнувшись с ростом
межнациональной напряженности и многочисленными проблемами, ставившими под сомнение
жизненность лозунга «Братство и единство». Политика властей сводилась к запретам, наказаниям,
повторению избитых лозунгов и попыткам нормализации отношений, которые в изменившихся
условиях приводили к обратным результатам. Приверженцы официальной политики партии,
включавшей в себя и сохранение целостности государства, еще при жизни Тито снискали себе
репутацию консерваторов. Оппозиция, становившаяся все более национально ориентированной,
напротив, выступала за демократию.
Вскоре, однако, стало ясно, что большая часть противников режима Тито ни в идейном, ни в
политическом и практическом плане не могли считаться искренними поборниками демократии.
Оппозиционеры всех народов и республик привлекали массы новизной своих идей и смелостью
занимаемой позиции. Однако не было и намека на то, чтобы кто-либо из них мог предложить
альтернативные (политике властей) решения проблем Югославии. В Сербии это проявилось
весьма отчетливо.
Лидерам сербской оппозиции, не имевшим интеллектуального влияния и слабо
осведомленным о европейском пути преодоления традиционных национальных противоречий, а
также об изменениях в области идейных и межкультурных отношений, ничего не оставалось, как
выстраивать свою политику, апеллируя к истории и возвращая к жизни идеологемы раннего
сербского национализма. Обращалось внимание на аналогии и схожесть с ситуациями, имевшими
место много лет назад. В то же время игнорировались значительные перемены, которые с тех пор
произошли и в свете которых апеллирование к прошлому выглядело неадекватными.
Помимо прочего исторический опыт был неоднозначным. Наряду с традициями борьбы за
собственное государство наследие сербского национализма включало в себя и национально-
унитаристскую его разновидность. Получившая развитие в эпоху «интегрального югославизма»,
она понималась и реализовывалась почти как сербизация всех остальных югославян. В 1941 г.
оккупированную Сербию охватила волна разочарования в Югославии. Югославянские иллюзии
рухнули под напором движения за возвращение к сербским корням. В условиях немецкой
оккупации искать утешения в воспоминаниях о победах и ратной славе было довольно
проблематично. Однако возможным стало возвращение к церкви, православию, культу святого
Саввы, патриархальности, традиционным семейным ценностям, отказу от всего чужого.
Оккупационный режим навязывал собственные ценности, которые пускали корни на сербской
почве: расизм, неприятие демократии, антисемитизм. В годы войны бесспорно сербское по своей
природе движение генерала Дражи Михайловича, столкнувшееся с наличием двух тенденций,
колебалось между приверженностью неразрывной государственной традиции Королевства
Югославия и попустительством в отношении преследований и уничтожения тех жителей страны,
которые не были сербами.
Две традиции, уходившие корнями в прошлое, оказывали воздействие на сербскую
политическую и интеллектуальную элиту и тогда, когда югославский кризис был близок к своей
кульминации. В это время происходило крушение коммунистических режимов в государствах
социалистического блока, что еще сильнее подрывало основы однопартийной системы и делало
злободневными требования свободных выборов, реставрации парламентаризма и многопартийной
системы. Актуальной задачей стала борьба за власть, а в атмосфере накаленных страстей лишь
четко сформулированные национальные программы могли рассчитывать на массовую поддержку.
Став в 1987 г. в результате внутреннего переворота лидером Союза коммунистов Сербии,
Слободан Милошевич (1941 —2006) попытался сохранить преемственность власти путем слияния
своей партии с Социалистическим союзом — пассивной и малозначимой массовой организацией.
Союз коммунистов превратился в Социалистическую партию Сербии, что позволило ее лидеру
обрушиваться с критикой на режим Тито и одновременно оставаться приверженцем традиций
партизанского движения и завоеваний социализма.
Вместе со своей партией Милошевич выступал в роли защитника Югославии, предъявляя
лидерам других республик, а также иностранным государствам обвинения в ее разрушении. В то
же время тем, что осталось от Югославии, он управлял так, как будто это было национальное
государство сербов. За названием Югославия стояли две республики — Сербия и Черногория, в
которой постепенно росло сопротивление власти Белграда. В результате с 1997 г. черногорское
руководство не признавало решений союзных органов. Общими оставались только вооруженные
силы и внешняя политика. Главной целью весьма влиятельных политических сил Черногории
стало отделение от Сербии и достижение полной государственной независимости. А отношение к
«сербству» создавало некую разграничительную линию для черногорских политических партий и
объединений.
Карта 8.3. Республика Сербия
Наряду с другими югославскими республиками пример Черногории показал, насколько
фатальными оказались последствия принятия программы сербской национальной оппозиции: либо
федерация, организованная в соответствии с запросами Сербии и сербов, либо Сербия как
национальное государство, которому принадлежат все территории, населенные сербами.
В то время, когда Социалистическая партия Сербии и ее лидер добивались синтеза
югославского и сугубо сербского компонентов, используя первый для официального
государственного курса, а второй для создания идеологической и культурной атмосферы, сами
сербы, оказавшиеся после распада Югославии в других республиках, не испытывали никакого
пиетета в отношении югославского наследия и не проявляли никаких социалистических
настроений. Главную роль стали играть национальные (только по названию — демократические)
партии. Основной акцент в их программах делался на национальное государство, за которое они и
боролись, создавая автономные территории и стремясь в далекой перспективе к объединению их с
Сербией. Опыт недавнего и далекого прошлого оказывал в данном случае прямое воздействие на
принятие решений. Возрождались и старые методы борьбы за национальное государство —
установление собственной власти сопровождалось изгнанием представителей других народов,
удалением следов их присутствия и символики, а также тяжкими преступлениями. При этом не
принималась во внимание судьба тех сербов, которых, как меньшинство, могли преследовать и
преследовали аналогичным образом.
Часто — и небезосновательно — звучит утверждение, что после распада Югославии сербы в
своем развитии оказались отброшены на сто лет назад. Говоря о схожести нынешней ситуации с
той, которая возникла в начале XX в., следует выявить различия между ними. Ситуация начала
XXI в. существенно отличается от той, что сложилась в 1903 или 1908 г. Поэтому и последствия
распада Югославии все же не столь страшны. Сербия и ее соседи ныне имеют дело не с
разделенной и враждующей Европой, а с Европейским союзом, члены которого ожидают
присоединения к ним и других государств. Такая Европа, охваченная процессом интеграции,
представляет собой ту часть мира, где происходит унификация принципов государственного
устройства, международных отношений, где обязательными являются соблюдение прав человека
и соблюдение прав меньшинств. В долгосрочной перспективе, добровольно подчиняясь
принципам современного мирового устройства, Сербия и государства, в которых имеется сербское
меньшинство, стремятся к одному и тому же. Границы уже не являются ни непреодолимыми, ни
такими важными, как это было в 1900 г.
И все больше появляется средств коммуникации, для которых нет никаких барьеров.
Разделенным частям сербского народа не предстоит «бороться за освобождение и объединение».
Перед ними стоят другие задачи: обновить разорванные связи с соседями, с европейским и
мировым сообществом, а также снова научиться воспринимать то, что в современном мире
создается ради благополучия и прогресса всего человечества.
ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ
Avramovski, Ž., Sukob interesa Velike Britanije i Nemačke na Balkanu uoči Drugog svetskog rata,
(из: "Istorija XX veka", II), Beograd 1961.
Аврамовски, Ж., Балканске земље и велике силе 1935-1937, Београд 1968.
Аврамовски, Ж., Балканска антанта (1934-1940), Београд 1986.
Adamović, Lj., Lempi, Dž., Priket, R., Američko-jugoslovenski ekonomski odnosi posle Drugog
svetskog rata, Beograd 1990.
Adanir, E. Die Makedonische Frage. Ihre Entstehung und Entwicklung, Wiesbaden 1979.
Алексић-Пејковић, Љ., Односи Србије са Енглеском и Француском 1903-1914, Београд 1965.
Alcock, Ј., Explaining Yugoslavia, London 2000.
Amstadt, J., Die k.k. Militargrenze 1522-1881, Wurzburg 1969.
Антоновић, M., Град и жупа у Зетском приморју и северноj Албанији у XIV и XV веку,
Београд 2004.
Babić, А., Iz istorije srednjovjekovne Bosne, Sarajevo 1972.
Banac, I., The National Question in Yugoslavia: Origins, History, Politics, Ithaca-London 1984 (=
Nacionalno pitanje и Jugoslaviji. Porijeklo, povijest, politika, Zagreb 1988).
Banac, L, With Stalin against Tito: Cominformist Splits in Yugoslav Communism, New York 1988 (=
Sa Staljinom protiv Tita. Informbirovski rascjepi u jugoslavenskom komunističkom pokretu, Zagreb
1990).
Barker, E., British Policy in South-East Europe in the Second World War, New York 1976.
Батаковић, Д. (yp.), Нова иcmopиja српског народа, Београд 2000, 20022.
Beldiceanu, N., Le monde ottoman des Balkans (1402-1566). Institutions, societe, economie, London
1976.
Benac, A., Basler, Đ., Čović, В., Pašalić, E., Miletić, N., Anđelić, R, Kulturna historija Bosne i
Hercegovine. Od najstarijih vremena do pada ovih zemalja pod osmansku vlast, Sarajevo 19842.
Beschnit, W.D., Nationalismus bei Serben und Kroaten 1830-1914. Analyse und Typologie der
nationalen Ideologie, Miinchen 1980.
Бешлин, Б., Европскиутицаји на српски либерализам у XIX веку, Ср. Карловци - Нови Сад,
2005.
Birnbaum Н. - Vryonis S. (eds.), Aspects of the Balkans: Continuity and Change, Paris 1972.
Бјелајац, M., Војска краљевине СХС 1918-1921, Београд 1988.
Бјелајац, М., Војска краљевине СХС/Југославије 1922-1935, Београд 1994.
Благојевић, М., Земљорадња у средњовековној Србији, Београд 1973, 20042.
Благојевић, М., Србијаудоба Немањића. Од кнежевине до царства: 1168-1371, Београд 1989.
Благојевић, М., Државна управа у српским средњовековним земљама, Београд 1997, 2001
2
.
Благојевић, М. - Медаковић, Д., Историја српске државности, књ. I: Од настанка првих држава
до почетна српске националне револуције, Нови Сад 2000.
Благојевић, М., Немањићи и Лазаревићи и српска средњовековна државност, Београд 2004.
Богдановић, Д., Историја старе српске књижевности, Београд 1980.
Богдановић, Д., Студиј из српске средњовековне књижевности, Београд 1997.
Bogdanović, М., Srpski r. inički pokret 1903-1914. Naličje legende, Zagreb 1989.
Božić I. - Ćirković S. - Ekmečić M. - Dedijer V., Istorija Jugoslavije, Beograd 1972.
Божић, И., Дубровник и Турска у XIV и XV веку, Београд 1952.
Божић, И., Немирно Поморје XV века, Београд 1979.
Божић, И., Албанија и Арбанаси у XIII, XIV и XV веку, (из: Глас САНУ, CCCVIII), Београд
1983.
Бојовић, Б., Краљевство и светост. Политичка филозофија средњовјековне Србије, Београд
1999 (= L ideologie monarchiaue dans les hagio biographies dynastiques du Moyen-Age Serbe, Roma
1994).
Босна и Херцеговина од средњег века до новијег времена (Међународни научни скуп),
Београд-Нови Сад 1995.
Васић, М., Исламизација на Балкану, Неточно Сарајево-Бања Лука 2005.
Васић, М., Насеља на Балканском полуострву од XVI до XVIII века, Неточно Сарајево-Бања
Лука 2005.
Веселиновић, А., Држава ерпских деспота, Београд 1995, 2004
2
.
Винавер, В., Дубровник и Турска у XVIII веку, Београд 1960.
Винавер, В., Преглед историје новца у југословенским земљама XVI-XVIII века, Београд 1970.
Винавер, В., Југославија и Мађарска 1918-1933, Београд 1971.
Винавер, В., Југославија и Мађарска 1933-1941, Београд 1976.
Винавер, В., Југославија и Францу ска између дварата (Да ли је Југославија била француски
„сателит"?), Београд 1985.
Vinaver, V., Svetska ekonomska kriza u Podunavlju i nemački prodor 1929-1934, Beograd 1987.
Vlasi и XV i XVI vijeku. Simpozijum (Radovi ANUBiH), Sarajevo 1983.
Војводић, M., Србија у међународним односима крајем XIX и почетком XX века, Београд 1988.
Војводић, М., Путеви српске дипломатије, Београд 1999.
Вујовић, Б., Уметност обновљене Србије (1791-1848), Београд 1986.
Вујовић, Д., Црна Гора и Француска 1860-1914, Титоград 1971.
Вујовић, Д., Црногорски федералисты 1919-1929, Титоград 1981.
Вуковић, С, Српски јерарси од деветог до двадесетог века, Београд-Подгорица-Крагујевац 1996.
Вукосављевић, С, Организација динарских племена, Београд 1957.
Вукосављевић, С, Историја сељачког друштва, I-III, Београд 1957-1982.
Vucinich, W. S., Serbia between East and West: The Events of 1903-1908, Stanford
1954.
Vucinich, W. S., (ed.), Contemporary Yugoslavia, Berkeley and Los Angeles 1969.
Vucinich, W. S. (ed.), The First Serbian Uprising 1804-1813, Boulder 1982.
Vucinich, W. S. (ed.), At the Brink of War and Peace: The Tito-Stalin Split in a Historic Perspective,
Boulder 1982.
Vucinich, W. S. - Emmert Th. (eds.), Kosovo: Legacy of a Medieval Battle, Minneapolis 1991.
Wendel, H., Die Habsburger und die Sudslawenfrage, Leipzig 1924.
Wendel, H., Der Kampfder Sudslawen um Freiheit und Einheit, Frankfurt 1925.
Wheeler, M. С, Britain and the Warfor Yugoslavia, 1940-1943, New York 1980.
Wilson, D., The Life and Times ofVuk Stefanović Karadžić, 1778-1864, Oxford 1970.
Winnifrith, T. J., The Vlachs: The History ofa Balkan People, New York 1987.
Wolff, R. L., The Balkans in our Time, Cambridge, Mass., 1956, 1974
2
.
Woodward, S. L., Balkan Tragedy: Chaos and Dissolution after the Cold War, Washington D. C,
1995.
Гавриловић, M., Милош Обреновић, I—III, Београд 1908-1912; 1981
2
.
Гавриловић, М., Из нове српске историје, Београд 1926.
Гавриловић, Н., Српске школе у Хабзбуршкој монархији у периоду позне просвећености,
Београд 1999.
Гавриловић, С, Прилог историји трговине и миграција Балкан-Подунавље ХVIII-ХIХ столећа,
Београд 1969.
Gavrilović, S., Iz istorije Srba и Hrvatskoj, Slavoniji i Ugarskoj (XV-XVIII vek), Beograd 1993.
Гавриловић, С, Срби у Хабзбуршкој монархији (1792-1849), Нови Сад 1994.
Гавриловић, С, Срем пре и у току ерпског народное покрета 1848-1849, Београд 1997.
Гавриловић, С, Војводина и Србија у време Првог устанка, Нови Сад 2004.
Гавриловић, С, Студије из привредне и друштвене историје Војводине и Славоније: од краја
XVII до средине XIX века, Нови Сад 2006.
Географски лик Србијеу доба Првог устанка, Београд 1954.
Гарашанин, М. (ур.), Илири и Албанци (Научни скупови САНУ), Београд 1988.
Гаћеша, Н., Аграрна реформа и колонизација у Бачкој 1918-1941, Нови Сад 1968.
Гаћеша, Н., Аграрна реформа и колонизација у Банату 1919-1941, Нови Сад 1972.
Гаћеша, Н., Аграрна реформа и колонизација у Срему 1919-1941, Нови Сад 1975.
Гаћеша, Н., Аграрна реформа и колонизација у Југославији 1945-1948, Нови Сад 1984.
Glenny, M., The Fall of Yugoslavia., The Third Balkan War, New York, 1993.
Gligorijević, В., Parlament ipolitičke stranke и Jugoslaviji 1919-1929, Beograd 1979.
Gligorijević, В., Kominterna, jugoslovensko i srpsko pitanje, Beograd 1992.
Глигоријевић, Б., Краљ Александар I Карађорђевић, I—III, Београд 2002.
Gli Slavi occidentali e meridionali nel' Alto Medioevo, I—II, Spoleto 1983.
Goldstein, I., Bizant na Jadranu (od Justinijana I do Bazilija I), Zagreb 1992.
Градска култура на Балкану (ХV-ХIХ век), 1-2, Београд 1984, 1988.
Грбић, М., Карловачко владинанство, I—III, Ср. Карловци 1891-1893; Топуско 1990
2
.
Gross, M., Vladavina hrvatsko-srpske koalicije, Beograd 1960.
Грујић, Р., Азбучник Српске православие цркве, Београд 1993.
Дабић, В., Војна крајина. Карловачки генералат (1530-1746), Београд 2000.
Давидов, Д., Српска графика XVIII века, Нови Сад 1978.
Данченко С.И. Развитие сербской государственности и Россия: 1878-1903 гг. Москва 1996 г.
Дашић, М., Црна Гора и Србија на почетку XIX вијека, Београд 1994.
Дедиjер, В., Capajeвo 1914, Београд 1966 (= Road to Sarajevo, London 1967).
Деретић, J., Доситеј Обрадовић и његово доба, Београд 1966.
Деретић, Ј., Историја српске књижевности, 3. издање, Београд 2002.
Димић, Љ., Културна политика у Краљевини Југославији, I—III, Београд 1996-1997.
Димић, Љ., Историја српске државности, књ. III: Србија у Југославији, Нови Сад 2001.
Димић, Љ. - Јовановић, М. - Стојановић, Д., Србија 1804-2004. Три виђења или позив на
дијалог, Београд 2005.