Цендина А.Д. И страна зовется Тибетом

Подождите немного. Документ загружается.

Объяснять необходимость реформ людям, которые страстно

хотели сохранить все так, как есть, и в этом видели основной

смысл борьбы Тибета за самостоятельность, а любые изменения

жизни,

быту,

управлении, хозяйстве,

культуре

считали проис-

ками

иностранцев и их приспешников, было бессмысленно.

Луншар это понимал и выбрал более действенный в этих

условиях способ — интриги. Он составил петицию в Националь-

ную ассамблею, в которой обвинил Кашаг в промедлении со

строительством ступы-гробницы Далай-ламы и неактивных по-

исках нового далай-ламы, а одного из министров, шапэ Тримона

(его главного оппонента на нынешнем этапе) уличил в нечестно-

сти.

После этого он направил своих верных сподвижников соби-

рать подписи под петицией среди чиновников — и светских и мо-

нахов. Подписей набрали довольно много —

чуть

ли не половина

всех

чиновников государственного аппарата подписала доку-

мент, таким образом, вступив в организацию «Союз счастья».

Работа кипела, тайно шли переговоры, уговоры, споры. Многие

были за более радикальные действия, многие — за менее. Состоя-

лось несколько собраний. Кто-то кого-то обвинял, кто-то с кем-то

сговаривался... Но оказалось, что все это было бесполезным. Когда

окончательный вариант петиции был готов к передаче в

Нацио-

нальную ассамблею, выяснилось, что некий Капшоба, один из чле-

нов

«Союза счастья», обиженный на то, что его не включили в чис-

ло лидеров организации, донес на Луншара в Кашаг, причем со-

общил,

что целью тайной организации является убийство Тримона.

Далее события развиваются по сценарию, старому, как сама

жизнь.

Луншара вызывают на какое-то правительственное засе-

дание.

Он идет. Его арестовывают. Он бежит. Его

хватают.

При

обыске в его башмаке обнаруживают заклинание против Тримо-

на.

Ужасное деяние! Сыновья не решаются освобождать его си-

лой.

Все требования и просьбы выпустить его остаются без отве-

та. Его

судят.

Обвиняют в составлении заговора против прави-

тельства и... большевизме. (Последнее обвинение, по-видимому,

появилось

потому, что Луншар был известен как противник при-

сутствия в Тибете и Китая и Британии, хотя некоторые приписы-

вают ему прокитайскую ориентацию [Tucci 1967, 52]. Между

тем, какую-то международную подоплеку в его действиях для за-

конченности

картины обвинителям необходимо было найти. Да-

лай-лама же в своем завещании главную

угрозу

Тибету в

буду-

щем видел именно в большевизме.)

смерти его приговаривать боятся, так как

«дух

такого свое-

нравного человека, как Луншар, может превратиться в демона-

245

мстителя и вмешаться в процесс поисков нового далай-ламы, а

возможно, даже навредить ему после рождения» [Goldstein 1989,

207]. Поэтому ему назначают более

«гуманное»

наказание — вы-

рывание глаз, конфискация имущества, отрубание рук у сыно-

вей,

запрет потомкам исполнять государственную

службу.

Все

это претворяют в жизнь, правда, после обращения высоких лам

руки сыновьям милостиво оставляют.

Членов «Союза счастья» наказывают тоже — кого построже,

кого помягче. Капшоба получает хорошее место и впоследствии

становится ципоном, одним из глав ведомства по сборам налогов

(должность, которую Луншар занимал до ареста), а потом и во-

все — шапэ. Между прочим, шапэ он был назначен в 1945 г. поч-

ти одновременно с сыном Луншара,

Лалу,

который вернулся на

государственную

службу,

представив показания матери и не-

коего влиятельного аристократа, доказывающие, что Луншар не

был его биологическим отцом.

В общем, все кончилось не так страшно, как могло бы. Одно

удручает.

Деятельность Луншара была последней перед Второй

мировой войной попыткой реформировать тибетскую традици-

онную политическую систему изнутри, предпринятой самими ти-

бетцами. Следующая попытка была, как известно, сделана извне.

«Крах Луншара был главным поворотным пунктом в современной

истории Тибета», — пишет историк [Goldstein 1989, 212]. Види-

мо,

он имеет в виду, что поворота сделано так и не было.

Все пошло по-старому — регент регентствовал, шапэ «шапэст-

вовали». Почувствовав, что в Тибете все как-то «наладилось», к

власти пришли умеренные люди, а возмутитель спокойствия Лун-

шар повержен, Чан Кайши под предлогом выражения соболезно-

вания

в связи со смертью Далай-ламы и совершения соответст-

вующих религиозных обрядов направил в 1934 г. в Тибет посоль-

ство во главе с членом Национального военного совета

Хуан

су

ном.

Хуан

был встречен с большим почетом. Он посетил многих

официальных лиц, сановников, высших

духовных

иерархов, мо-

настыри, выразил им соболезнование, раздал подарки — китай-

ское правительство выделило на это изрядную

сумму,

произведя,

таким образом, неплохое впечатление. Однако было ясно, что

кроме подарков он привез с собой и какие-то политические пред-

ложения.

Переговоры состоялись.

Хуан

подтвердил желание Ки-

тайской республики видеть Тибет своей частью и строить все

отношения,

исходя из этого.

Лхаса

же продолжала стоять на

принципах

Симлского соглашения 1914 года— возврат Тибету

246

территорий в Кхаме и Амдо, решение о границах и полная авто-

номия

Тибета. Единственное, на что она готова была теперь пой-

ти — на исключение Британии из переговоров как непременного

посредника. Ученые рассматривают визит Хуана как небольшую,

но

победу Китая. Во-первых, за последние двадцать лет это было

первое посещение китайскими официальными лицами Лхасы.

Во-вторых, власти Тибета согласились оставить в

Лхасе

несколь-

ких китайских чиновников с аппаратом для радиосвязи, которые

исполняли

роль официальной миссии. «Однажды приехав, они не

уехали

никогда», — пишет об этой миссии Дж. Туччи [Tucci 1967,

51].

В-третьих,

регент стал выказывать явные симпатии к Китаю.

«Однако, так или иначе, тибетцы выдержали первую серьезную

проверку нового режима довольно хорошо» [Richardson 1962,

143].

В свою очередь, английские власти, видя сближение Тибета и

Китая,

тоже решили послать в

Лхасу

посольство и тоже с радио.

В 1935 г., когда в

Лхасе

пошли

слухи

о намерении Панчен-ламы

вернутьсяв Тибет с большим китайским военным эскортом, вос-

становить свою власть в Цзане и даже приумножить ее, в Тибет

отправился политический.представитель Великобритании в Сик-

киме

Ф.В.Вильямсон. Вильямсон должен был способствовать

усилению там британской позиции и сохранению status quo. Он

намеревался содействовать мирному решению конфликта — что-

бы Панчен вернулся без китайской армии, чтобы тибетцы его

приняли

без обструкции. Но дело это пришлось продолжить его

преемнику

Б.Гоулду,

потому что Вильямсон вскоре заболел и

умер в Лхасе.

Гоулд

принялся активно действовать, так как об-

становка в

Лхасе

накалилась до предела. Национальная ассамб-

лея заседала

чуть

ли не каждый день. Слухи о том, что Панчен-

лама уже двинулся в путь или вот-вот двинется, возникали не-

престанно.

Письма и официальные ноты, шпионы и посланники

циркулировали между Лхасой и Дели, Лхасой и Нанкином, Лха-

сой

и Джекундо, где находился Панчен, беспрерывно. Однако

конфликт

разрешился сам собой. В 1937 г. началась китайско-

японская

война, китайские власти, не заинтересованные в обо-

стрении отношений еще и с Британией, «посоветовали» Панчен-

ламе не

ехать

в Тибет. И Панчен-лама умер.

Между тем, пора было всерьез заняться поисками нового да-

лай-ламы. Надо сказать, что обнаружение далай-ламы — едва ли

не

главная задача правительства Тибета и регента, управляющего

страной между далай-ламами. Обстановка в стране позволяла

приступить к этому. Конечно, она была далека от идеальной. Но

247

Китай

воевал

на

всех своих внутренних

внешних фронтах.

Британия

не

выказывала особенной активности, решая свои слож-

ные «европейские» проблемы.

Тибете тоже было более

или ме-

нее спокойно. Никто больше

не

выступал

за

модернизацию,

ре-

формы

или еще

что-то подобное, дьявольское:

все

были научены

горьким опытом Луншара.

И не

самое последнее

—

люди устали

жить

без

далай-ламы.

Вообще, религиозное чувство тибетцев

требует

обязательного

присутствия далай-ламы

Потале

панчен-ламы

Ташилхунпо.

Когда автор этих строк

в 1995 г., во

время конфликта, вызван-

ного появлением

двух

кандидатур

на

место панчен-ламы

—

пред-

ложенного китайской стороной

Четырнадцатым далай-ламой,

спрашивала

тибетцев, кого

из них они

предпочитают видеть

качестве панчен-ламы,

они

устало

и,

кажется, искренне отвеча-

ли:

дайте нам любого, мы хотим, чтобы

был

панчен-лама, кому

мы

могли

бы

поклоняться. Поэтому

для

сохранения стабильности

стране обнаружение нового далай-ламы было, пожалуй, более

важным делом,

чем,

например, достижение равновесия между

регентом

Кашагом

или

сытость армии. Население

это

событие

интересовало куда больше,

чем

реформа власти.

Религиозность

Тибет

— страна религиозная, она была та-

кой и такой остается. Это выражается не только в том, что церковь зани-

мала в ней доминирующее место в государственном устройстве, в поли-

тике и в духовной жизни; что огромная часть мужского населения по-

свящала

себя

служению учению Будды; что взгляд на мир тибетца был

полностью сформирован буддийской доктриной и народными верова-

ниями, воспринятыми тибетским буддизмом; что не было в ее истории

периодов богоборчества и отказа хоть малой части людей от веры. Это

проявляется прежде всего и ярче всего в религиозности людей.

каждом обществе есть люди, готовые совершить религиозный под-

виг. Мы знаем о страданиях за веру в мусульманстве, об истязании

себя

ради Бога и людей в христианстве. Но мне кажется, в Тибете на такое спо-

собен

почти каждый. Если ему велит это учитель или

божество,

явившееся

в видении, если этого требует карма или его религиозный долг, он испол-

нит необходимое. Причем он подходит к этому вполне спокойно. Без

экзальтации, исступленности, чувства самопожертвования — только с

верой и пониманием необходимости своих действий, с убежденностью

в несомненной их полезности. Это — не подвиг, это — дело.

Тибетцы верят, что прочтение 100 000 раз (это минимум, а можно и

больше) молитвы Ваджрасаттве или Авалокитешваре, совершение 100 000

248

Поклоны

простершись

поклонений простершись, поднесение 100 000 жертвоприношений на

мандале,

100 000 призываний учителя и т.д. вознаграждаются великими

наградами.

После

этого улучшается карма, выздоравливают родственни-

ки, минует несчастье, а иногда и вырастают новые зубы (тиб. dung so).

Правда,

чтение занимает чрезвычайно продолжительное время, и зубы

обычно вырасти не успевают. Примеры из жизни всегда красочнее рас-

суждений.

Вот рассказ одной современной монахини.

«Мой

дядя... был отправлен в дом жены, семья которой заставляла его

много работать. Они не давали ему свободного времени для занятий ре-

лигиозной практикой. Во время работы он обычно читал мантры

„Мани".

него на шее висел мешочек, в который он клал камушек, когда прочи-

тывал мантры 100 раз.

Затем

вечером при свече или в лунном свете он

пересчитывал камушки и менял их на бусинки. Так он считал произне-

сенные мантры. Он произнес их 100 миллионов раз. Когда у него появи-

лось

больше свободного времени от домашней работы, он смог читать

молитвы и медитировать без боязни быть прерванным.

Всего

он прочи-

тал

600 миллионов раз мантру „Мани"» [Havnevik

1989, 242].

Средний тибетец считал необходимым совершить поломничество к

святым местам. Некоторые шли пешком многие сотни километров, чтобы

обойти

все святыни какого-нибудь монастыря, поднести почитаемым

божествам

ячьего масла, совершить

обход

монастыря и т.д. На дорожке,

протоптанной

вокруг

каждого монастыря тысячами паломников за сотни

лет,

всегда можно увидеть быстро идущих людей — старушек, женщин,

несущих

детей,

реже молодых мужчин.

249

Особое

религиозное чувство и рвение паломника проявляется в покло-

нах

простершись. Я видела простых крестьянских девушек, приехавших

поклониться святыням монастыря Гумбум. Они были в своих праздничных

одеждах,

сшитых, по-моему, специально к этому счастливому случаю,

увешаны многочисленными тяжелыми драгоценностями из серебра, ко-

раллов и бирюзы, как это принято у тибетских женщин. Не задумываясь,

они бросались в припорошенную снегом

грязь,

совершая поклоны про-

стершись.

Перед

наиболее славными святынями, например перед Чжок-

хангом в

Лхасе,

можно увидеть толпу людей, быстро падающих ниц и про-

стирающих свое тело в молитве. Быстро, потому что надо успеть упасть

ниц как можно больше раз. Видели бы вы старушек, бодро растягиваю-

щихся

перед какой-нибудь ступой в сотый, а то и в пятисотый раз!

Большой награды заслуживало совершение таким образом всего па-

ломничества. Обычно это делалось для

вымаливания

выздоровления

близкого родственника или для снятия проклятия, т.е. по довольно серь-

езному

поводу. Паломник должен был как бы измерить своим телом весь

путь. Он простирал свое тело, отмечал специальным предметом место,

где оказывались его ладони, и с этой точки начинал следующее падение

ниц. К рукам он

привязывал

специальные дощечки. Рассказывают, что

были люди, которые совершали таким образом путь из Урги, столицы

Монголии,

до Лхасы: три года — от

Урги

до Утайшаня, три года — от

Утайшаня до Гумбума и три года — от Гумбума до Лхасы.

Можно

пред-

ставить, какими просветленными они достигали Лхасы, если считать

просветлением незамутненность мозга мыслями и желаниями, как трак-

тует

его буддизм.

Многие

тибетцы— не только монахи, но и миряне — предавались

отшельничеству. «Когда мне было семнадцать лет, — вспоминает одна

тибетская

женщина, — умерла моя мать

(1924г.).

— Мой отец решил

удалиться от людей на три года. Когда три года прошли, он приступил к

следующему затворничеству, так называемому „отшельничеству с запе-

чатанными дверями" (sbug-sgo 'dag-sbyar). Каждый день он четыре раза

медитировал и молился (thun). Отец оставался в уединении двенадцать

лет

и умер в пещере во время четвертого периода медитации. Он читал

„Вачжра

Гуру Мантру" Падмасамбхавы.

Перед

тем как он умер, у него

выросли маленькие новые зубы» [Havnevik

1989,

242].

Человек,

удалившийся для отшельничества, во время перерывов в ме-

дитации мог выходить к людям, общаться с ними. «Запечатанные» же

двери означали полное затворничество на какой-то определенный пери-

од

(месяц, год, три года, вся жизнь). В таком случае пещеру или специ-

альный

домик, построенный для

этих

целей, часто замуровывали, остав-

ляя только два отверстия — для подачи пищи и для избавления от

отхо-

дов.

Вот как описывал такие кельи С.Ч.Дас: «Мы миновали несколько

маленьких келий, занятых отшельниками (цампа), которые, когда мы

проходили мимо, протягивали к нам

руки

за подаянием через небольшое

отверстие,

сделанное в передней стене их келий. Некоторые отшельни-

ки прожили здесь по пяти лет; немало было среди них и таких, которые

250

дали

обет

молчания» [Дас 1904,

299].

Если отшельник переставал брать

пищу, оставляемую перед отверстием, и не было видно, чтобы он очищал

свою

келью от нечистот, окружающие понимали, что он умер.

Тибетцы очень деловиты и

прагматичны

в отправлении религиозного

долга. Многие состоятельные люди заказывают прочтение молитв мона-

стырям за плату. Чем больше монахов участвует в чтении, тем быстрее

они завершают ритуал, так как, естественно, учитывается каждое произ-

несение

молитвы каждым монахом. В домах таких людей часто можно

встретить одного или нескольких монахов, читающих, например, весь

Канчжур. Но получать религиозные заслуги можно, не только заставив

других людей читать священные тексты, но и посредством природных

сил

и механических действий.

Все,

кто бывал в Тибете, много раз видели

гирлянды

разноцветных

флажков,

развешанных у храмов и других святынь. На них написаны

молитвы. Колыхаясь на ветру, они как бы источают эти молитвы, рас-

пространяя их

вокруг.

А многообразные молитвенные колеса? Внутри

каждого

такого цилиндра на ось намотаны тонкие полоски бумаги с мо-

литвами. Десятки их поставлены у храмов или субурганов, и молящиеся,

старательно крутя их, как бы производят чтение. Рационализаторство

несомненно — один поворот, и тысяча молитв прочитана. Паломники

обычно имеют в руках такие колеса, которые они непрерывно крутят.

Это,

конечно, намного удобнее, чем повторять молитвы самому, а если

их

все же при этом и произносить, то

эффект

удваивается! Как парадокс

воспринимают европейцы то обстоятельство, что в стране, где не было

колеса

как рабочего механизма, бесчисленные молитвенные колеса кру-

тились под воздействием потоков воды или ветра.

На

первый

взгляд, такой прагматизм противоречит религиозной

исто-

вости,

описанной выше, но на самом деле находится с ней в полной гар-

монии.

то и другое суть результат одного — рационального отношения

к иррациональному, простите за каламбур. Тибетец свято верит в

необ-

ходимость

исполнения религиозного долга для улучшения своей

кармы

в магическую силу молитв и ритуалов. Он не озабочен вопросом искрен-

ности

своей

веры

и ее силы, не старается полнее отдаться вере и молит-

ве,

основательнее забыть

себя

в ней, чтобы заслужить у Бога награду.

Для

тибетца главное другое — как можно больше молиться, как можно

более

умело призывать богов. Уходя в отшельники, совершая многие

сотни

километров паломничества, шепча молитвы и поднося лучшее и

большее,

что имеет, монастырям, он не демонстрирует

себя

Богу, не

жертвует

себя

ему, не требует от него награды. Он копит религиозные

заслуги или пытается овладеть магической силой — два пути к просвет-

лению, проповедуемые тибетским буддизмом.

Но

вернемся

поискам нового далай-ламы. Были отправлены

три партии

— в

юго-восточный, восточный

северо-восточный

районы

Тибета.

Вы

спросите, почему именно

там

искали далаи-

251

Буддийские ступы — объект поклонения тибетиев

ламу?

Почему он не мог родиться прямо в

Лхасе

или на юго-

западе? В принципе мог. Но на место, где должно было появиться

воплощение далай-ламы, указывали различные знаки, которые и

стремились разгадать регент, другие высокие ламы и гадатели.

В частности, Ретинг уже несколько лет назад посетил священное

озеро Лхамо-лацо на юге Тибета, где ясно

«увидел»

буквы «А»,

«Ка»

«Ма».

В местности, названия которых начинались с этих

букв, и пошли те, кто должен был найти далай-ламу; например,

«А» означало

Амдо

(северо-восток). Затем Ретингу в качестве

местопребывания нового далай-ламы явился монастырь, до дета-

лей напоминавший монастырь

Гумбум

в Амдо. Были, конечно, и

другие варианты. Например, лончен Ландун тоже очень ясно

«увидел»

знаки, указывавшие на его родного племянника. Однако

озеро на этот счет не явило ничего. Неудивительно, что именно

кандидат из

Амдо

стал рассматриваться как «наиболее истин-

ный»; он имел все знаки далай-ламы, государственный оракул и

252

другие ламы-предсказатели указывали только на него. Удиви-

тельно

лишь

то, что в видении Ретингу явилась местность,

нахо-

дившаяся на территории, которая давно отошла к Китаю и вы-

ходцем

из которой китайскому правительству было бы легко

управлять. По

Лхасе

ходили слухи о больших суммах денег, по-

лученных регентом от китайского правительства [Richardson

1962,

150].

Между

тем из Амдо поступали сведения, подтверждавшие ис-

тинность тамошнего кандидата. Во-первых, о его исключитель-

ности

говорил еще Панчен-лама. Во-вторых,

мальчик

безоши-

бочно

прошел все испытания: «узнал» четки, трость и прочие ве-

щи, принадлежавшие Тринадцатому далай-ламе, выбрав их из

массы

других. Когда он потянулся еще и к скромному барабан-

чику

своего предшественника, презрев яркие украшенные пред-

меты, стоявшие рядом, глава партии, искавшей далай-ламу, рас-

плакался, уверенный, что они обнаружили настоящее воплоще-

ние владыки. Вот почему о других мальчиках никто нигде не пи-

шет и не вспоминает.

После

счастливого

исхода

поисков начались трудности. Гене-

рал Ма Буфан, бывший почти самостоятельным правителем Цин-

хая,

запретил вывозить

мальчика

из Амдо в Тибет. Он требовал

доказательств

того, что это действительно далай-лама. В конце

концов, тибетским властям пришлось предоставить ему эти дока-

зательства

в виде изрядной суммы, и

мальчик

был отпущен. Тогда

центральное китайское правительство заявило, что хочет послать

мальчиком своего представителя и небольшой почетный эскорт

из

пяти сотен солдат. Тибетцы лукаво согласились, но только ес-

ли представитель китайского правительства прибудет морем (что

было практически невыполнимо).

Затем

монахи монастыря Гум-

бум стали требовать, чтобы

мальчика

задержали в Амдо, пока он

не

раздаст благословения всем желающим, и согласились снять

свое

требование,

лишь

когда Гумбуму пообещали прислать Кан-

чжур,

одежду

последнего Далай-ламы, его трон, другие реликвии

дары. Понятно, почему Национальная ассамблея поспешила

провозгласить маленького амдосца Четырнадцатым далай-ламой,

пока караван с ним еще только шел в Лхасу. Ведь могло случить-

ся

все что угодно. Кроме того, тибетцы явно хотели провозгла-

сить его без участия китайских представителей, которые могли

бы впоследствии настаивать на том, что их власть в Тибете леги-

тимна, потому что они утвердили

главу

Тибета. (Впрочем, они все

равно настаивали.) Итак, в 1939 г. Ретинг обрил

мальчику

голову

нарек его Тэнцзингьяцо, а в 1940 г. тот был интронизирован.

253

После интронизации Далай-ламы Ретинг почувствовал себя

полным

хозяином в стране. В основном, он уже и раньше освоил-

ся

на посту регента и путем мелких интриг укрепил свою власть,

сместив в 1935 г. Тримона, а в 1938 г. — Ландуна. Сделал он это,

надо отдать ему должное, изящно. Тримону, считавшему, что он

давно достоин быть лонченом, Ретинг предложил подать в от-

ставку вместе с ним — тогда, мол, Национальная ассамблея,

обеспокоенная

таким поворотом событий, конечно, назначит его

вместо глупого и ленивого Ландуна. Сам он в отставку не подал, а

Тримон,

к удивлению многих и собственному в том числе, ока-

зался на заслуженном отдыхе. Через некоторое время Ретинг рас-

пустил

слух,

что все-таки подает в отставку, и когда Национальная

ассамблея поинтересовалась почему, объяснил, что не может де-

лить власть с медлительным, нерешительным Ландуном. Кроме

того, власть должна быть в одних руках — руках регента, как это

было в Тибете в прошлом. «Не может быть одновременно одного

учения Будды и

двух

Будд

сразу»,

— говорил он. Национальная

ассамблея заволновалась, однако Ландун немедленно согласился

уйти. Лучше уйти в отставку живым, чем умереть на посту, раз-

умно решил этот якобы глуповатый человек. Его решение было,

наверное,

правильным, так как многие высшие чиновные лица,

позволившие себе в опьянении властью и богатством мелкие вы-

пады против Ретинга, были впоследствии арестованы и сосланы.

На

более или менее значительные посты он назначил людей, ло-

яльных к нему. В общем, Ретинг наконец утвердил в Тибете при-

вычную для этой страны жесткую автократию.

вот когда уже никто не то что не осмеливался критиковать

регента, а боялся даже начинать падать ниц перед ним с недоста-

точно далекого расстояния, Ретинг сам подал в отставку, пред-

ложив вместо себя старого и далекого от политики учителя Да-

лай-ламы, Тактра-римпоче. Это случилось в начале 1941 г. и бы-

ло как гром среди ясного неба.

Сразу появилось множество версий. По

Лхасе

поползли слу-

хи, что Ретинг, обладавший несомненным магическим даром

предвидеть

будущее,

увидел

угрозу

своей жизни, если он оста-

нется на посту регента [Goldstein 1989, 355]. Менее мистически

настроенные англичане указывали на то, что он испугался оп-

позиции

чиновников, недовольных его непомерной жадностью,

жизнью в роскоши, не подобающей духовному лицу, и — глав-

ное—самодурством [Richardson 1962, 158]. Китайская сторона,

обескураженная решением регента, так как считала его своим

другом, увидела в этом происки англичан, инспирировавших дей-

254