Брянцева В.Н. Сергей Васильевич Рахманинов

Подождите немного. Документ загружается.

записал его прямо в класс гармонии. Но там Л. Л. Сш<-

кст'и начал преподавание с теоретического лекционнрго

курса. Записывать лекции девятилетний Рахманирюв,

понятно, не умел и, вызванный через несколько заня-

тий, ответить ничего не смог. Ему пришлось вернуться

в класс к Рубцу, где его ожидало фактическое без-

делье. Таким образом, никто из консерваторских педа-

гогов не проявил по отношению к маленькому Рахма-

нинову настоящей вдумчивой заботы, которая ему была

особенно нужна.

На впечатлительного мальчика обрушилась целая

волна тяжелых жизненных потрясений и резких пере-

мен — разлука с родным привольем, с отцом, смерть

сестры, полный развал семьи. Любовь Петровну всеце-

ло поглотили горе, нищета, заботы о малолетнем Ар-

кадии, и она оставила без надлежащего надзора Сергея,

надежно пристроенного, как ей представлялось, в кон-

серватории. И при таких обстоятельствах новоиспечен-

ный петербуржец быстро заделался отчаянным лентяем

и шалуном, обнаружив чрезвычайно живой характер со

склонностью к большой самостоятельности действий.

«Я сам» — такое прозвище получил Сережа в семье

тетки по отцу — Марии Аркадьевны Трубниковой, где

прожил целую зиму (вероятно, 1883—1884 годов i.

К этому времени относятся единственные для петер-

бургского периода воспоминанпя о Рахманинове «от

первого лица», изложенные его двоюродной сестрой

О. А. Трубниковой: «Ему было тогда 11 лет, а мне 6.

Он аккуратно каждый вечер, когда мы ложились спать,

неистово пугал меня. Я все любопытствовала и хотела

знать, что он делает, и выглядывала из своей кровати.

А он, как увидит это, натягивает простыню на голову и

подходит ко мне. Я от страха зарывалась под подушки.

Потом помню, как по воскресеньям приходил его брат

Володя из корпуса и начинался такой содом, что Тео-

фила, моя няня, с ума сходила. Папа и мама уходили

вечером в гости; мы оставались одни, и мальчики уст-

раивали катанье с гор. Вытаскивали все доски из обе-

денного стола, как-то их подставляли с самого верха

буфета на стол, со стола на пол н катались, и меня ка-

тали, или, лучше сказать, спихивали вниз, а няня кри-

чала, что они мне шею сломают»

Сережа несколько утихомиривался только тогда,

' Воспоминания о Ра.хманинове, т. 1, с. 17.

когда в Петербург приезжала погостить София Алек-

сандровна Бутакова. Своего самого любимого внука

она баловала, всячески спасала от наказаний за ша-

лости. На него же благотворно действовали бабушкины

ласковые заботы, которых он больше ни от кого не

видел. Внук охотно выступал в роли провожатого ба-

бушки по Петербургу, по церквам и соборам, где Сере-

жин слух приковывали хоровые песнопения, которые он

дома тотчас воспроизводил на фортепиано. То же самое

продолжалось в Новгороде, богатом древними собора-

ми и монастырями, где жила София Александровна и

куда летом 1883 года забрала Сережу. А следующие

два лета явились самой счастливой порой его детства.

Бабушка купила под Новгородом маленькое именьице

Борисово. Здесь у мальчика было все — и бабушкина

любовь, и деревенское раздолье, и Волхов, на котором

развернулись его спортивные таланты: он стал чемпио-

ном среди местных ребятишек по плаванию и лихо ка-

тался на лодке-«душегубке». Йменно в это время он

мог глубже ошутить красоту родного края. Не прекра-

щались и впечатления от колокольного звона и хорово-

го пения в новгородских соборах и монастырях. Тогда

же, возможно, впервые заявила о себе потребность са-

мому создавать музыку, но только в характерной для

изобретательного шалуна манере: он иногда объявлял,

что исполнит что-нибудь Бетховена или Шопена, а иг-

рал собственные импровизации. Ни бабушка, ни ее

гости не подозревали подвоха.

София Александровна вполне верила любимому вну-

ку п тогда, когда он в Петербурге отправлялся на за-

нятия в консерваторию, а попадал на каток, быстро

сделавшись отличным конькобежцем. Был освоен и еще

один вид петербургского «спорта» — умение ловко

вспрыгивать на конку и соскакивать с нее на всем ходу,

не хуже уличных мальчишек-газетчиков. Больше всего

страдали при этом занятия по общеобразовательным

предметам в консерваторских «научных» классах. В те-

чение первых двух лет отметки по ним были весьма

невал<ные, но тем не менее переводные. Дома же все

считали, что Сережа чуть ли ни первый ученик в клас-

се. Ибо он легко научился переделывать в своей зачет-

ной книжке «колы» на четверки и так далее.

Но в конце третьего учебного года преуспевающий

конькобежец провалился по всем научным предметам и

в консерватории встал вопрос о лишении его бесплат-

ной вакансии. Об этом поспешила предупредить Любовь

Петровну Анна Дмитриевна Орнатская. Судьба даль-

нейшего музыкального образования двенадцатилетнего

Сергея Рахманинова повисла буквально на волоске.

К счастью, в этот критический момент в Петербург

ненадолго приехал человек, к которому Любовь Петров-

на решила обратиться за советом — стоит ли во что бы

то ни стало продолжать консерваторское обучение Сер-

гея. То был Александр Ильич Зилоти, сын старшей

сестры Василия Аркадьевича, Юлии Аркадьевны. Ему

шел всего двадцать второй год, но он уже несколько

лет как блестяще окончил Московскую консерваторию,

где был любимым учеником И. Г. Рубинштейна, а те-

перь жил Б Германии и совершенствовался у Ф. Листа,

став и его любимцем. Зилоти осведомился у директора

консерватории К. Ю. Давыдова относительно своего

двоюродного брата и получил мало вдохновляющий от-

вет: мальчик якобы не более как просто «способный».

Зилоти чуть было не уехал в Москву, не повидавшись

с Рахманиновыми. Но, прослушав Сережу, молодой му-

зыкант решительно заявил, что из создавшегося поло-

жения есть только один правильный выход: мальчика

надо перевести в Московскую консерваторию и отдать

в руки профессора младшего отделения Николая Сер-

геевича Зверева, который берет самых талантливых

учеников на воспитание и полное бесплатное содержа-

ние. Зилоти сам прожил у него на таком положении

восемь лет, стал близким другом своего воспитателя и

мог обещать, что по его рекомендации Зверев возьмет

к себе Сергея. Любови Петровне не оставалось ничего

иного, как согласиться с предложением. Пришлось при-

мириться с ним и Софии Александровне, а мнение Се-

режи, понятно, в счет не шло.

Утешением для него мог служить предполагаемый

переезд в Москву старшей сестры Лели. Вернувшись из

закрытого учебного заведения, Елена Рахманинова

внесла некоторое оживление в жпзнь семьи. Краткие

сообщения мемуаристов обрисовывают незаурядный об-

лик юной девушки. На единственной сохранившейся

фотографии она предстает высокой, стройной, волевой,

очень похожей на своего брата Сергея. Ее характеризо-

вали как умную, красивую, особо отмечали ее большие

выразительные глаза. Поразительно рано—^к шестнад-

цати годам—у Елены Рахманиновой обнаружилось

редкой красоты контральто при исключительных музы-

кальных и артистических способностяхИногда она

разрешала брату аккомпанировать себе (тут он впер-

вые познакомился с входившими в моду романсами

Чайковского). Голос сестры подчас так очаровывал

мальчика, что он даже бросал свою партию, за что ему

крепко попадало. Дарование Елены заинтересовало из-

вестного певца, артиста Мариинского театра И. П. Пря-

нишникова, и он прозанимался с нею несколько меся-

цев, начав даже якобы проходить с необычайно способ-

ной ученицей небольшие оперные партии.

Елена отличалась большой решительностью в по-

ступках и самостоятельностью во мнениях. Обожая от-

ца, она во всем стояла на его стороне. Лето 1885 года

Елена собралась провести у его сестры Анны Аркадь-

евны Прибытковой, в имении под Воронежем. По доро-

ге на юг она попала в Москву и пошла на пробу голо-

сов в Большом театре. Результат оказался поразитель-

ным —- ей предложили с осени вступить в труппу. Но,

гостя летом у Прибытковых, Елена Васильевна Рахма-

нинова тяжело заболела и скончалась, не дожив до

полных семнадцати лет... Так то, что могло стать для

Сережи утешением, обернулось внезапно большим

горем.

K концу лета София Александровна Бутакова при-

нялась собирать внука в путь. Спустя многие годы он

помнил, как бабушка «вычислила, сколько денег ему

надо дать на дорогу, сшила ему серую куртку, зашила

ему в ладанку еще сто рублей, купила билет до Моск-

вы... как горько ему было ехать и как в вагоне, когда

поезд тронулся, он заплакал» Детство окончилось.

Путь из Петербурга в Москву увел двенадцатилетнего

Сергея Рахманинова навсегда из родной семьи, от ко-

торой, впрочем, остались уже лишь осколки. В этот мо-

мент биографического повествования трудно не поду-

мать о безрадостной доле Любови Петровны Рахмани-

новой. Мать шестерых детей, она к 35 годам осталась

влачить почти нищенское существование — одна, с ма-

лолетним Аркадием на руках. Муж, которого она про-

должала горячо любить, покинул ее. Все' три дочери

уже умерли, двум старшим сыновьям пришлось нахо-

диться на стороне. Не прибыло к ней счастья и в даль-

нейшем. Старшего сына, Владимира, Любовь Петровна

' Елена Васильевна Рахманинова родилась 7 ноября 1868 г.

" Воспоминания о Рахманинове, т, 1, с, 18.

намного пережила; младшего, Аркадия, не смогла хо-

рошо воспитать, и он принес ей немало огорчений.

Скончалась несчастная женщина, дожившая до глубо-

кой старости, в печальном одиночестве. Стечение мно-

гих обстоятельств заставило ее пройти свой путь в сто-

роне и от среднего сына.

Оказала ли она на него какое-либо влияние? Об

этом трудно судить. Ибо случилось так, что о личности

Любови Петровны мы почти ничего не знаем. У нее не

было сестер и братьев, а следовательно, близких родст-

венников по нисходящей линии, которые смогли бы

впоследствии воскресить в своих мемуарах живые чер-

ты ее человеческого облика в юности. С родственника-

ми же Василия Аркадьевича она общалась мало, и те

из них, кто написал мемуары, знали ее в годы скорби,

бедствий и горестной замкнутости. Поэтому их сообще-

ния кратки: «...умная, замкнутая, мало разговорчивая,

тихая, необщительная и холодноватая». При этом особо

подчеркивается, что «Василий Аркадьевич был ей пол-

ной противоположностью»'. Но за этим могло таиться

другое. Любовь Петровна, по-видимому, была умнее

мужа и обладала натурой более глубокой. Такие мысли

приходят, когда вглядываешься в сохранившиеся сним-

ки Любови Петровны и фотографии ее детей — Елены

и Сергея. Лица троих схожи меж собой не только

внешне, но и внутренней значительностью. Унаследовав

от отца музыкальную одаренность, Елена и Сергей Рах-

маниновы могли унаследовать от матери незаурядные

душевные качества.

Далее же ;чтих предположений мы идтп не можем

Во всех известных нам документальных материалах

облик Любови Петровны отодвинут глубоко в тень.

В биографии великого музыканта его мать проходит

лишь как неясный скорбный силуэт.

Воспоминания о Рахманинове, т. 2, с. 62.

в МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ

28 августа 1885 года в Московскую консерваторию

от имени Н. С. Зверева поступило прошение с просьбой

принять в число учеников «сына штаб-ротмистра Сер-

гея Васильевича - Рахманинова». Несколькими днями

ранее Ю. А. Зилоти отвела племянника в Ружейный

переулок, у Смоленского рынка, в дом доктора Собке-

вича, где квартировал Зверев. Прослушав игру мальчи-

ка, Николай Сергеевич взял его к себе и в ученики и в

воспитанники, на полное попечение и обеспечение.

С этого момента в жизни Сергея Рахманинова началась

совершенно новая полоса, твердо определившая для

него путь музыканта-профессионала.

О непростом пути самого Николая Сергеевича к сво-

ему призванию рассказал один из его ближайших дру-

зей—известный музыкальный критик и педагог Нико-

лой Дмитриевич Кашкин. Зверев родился 13 марта

1S.32 года в Подмосковье, в небогатой дворянской семье.

По настоянию инспектора Второй московской гимназии

Л. А. Нея юный Зверев поступил в университет, на

физико-математический факультет, где проучился два

года. «В молодом человеке, — пишет Кашкин, — проя-

вилась решительная наклонность к музыке, но... Зверев

подчинился господствующим взглядам и П0СТуП11Л в

1853 году на государственную службу. Свои занятия

фортепианной игрой он начал еще в гимназий под руко-

водством г-жи Белопольской, пережившей своего учени-

ка, потом он долго бралууроки у А. И. Дюбюка и

Л. Онорэ, бывшего тогда самым модным учителем в

Москве. Перейдя несколько лет спустя на службу в

Петербург, Н. С. Зверев сделался учеником А. Гензель-

та, относившегося к своему ученику с величайшей сим-

патией II ь самые поздние годы своей жизни. Брать

уроки у знаменитых и дорогих учителей Н. С. Звереву

позволило довольно значительное наследство, получен-

ное им в молодости совершенно неожиданно; но это на-

с^.едство довольно скоро испарилось, и Николай Сер-

геевич остался при одном скудном жаловании малень-

кого министерского чиновника. Зверев никогда не

любил говорить о то.м, как он лишился унаследованно-

го состояния, но, кажется, в этом значительную роль

играло то высокочеловеческое великодушие, которое со-

ставляло одну из основных черт его характера... Оста-

вив в 1867 году службу и переехав в Москву, Зверев

начал давать дешевые уроки и, познакомившись с

П. И. Чайковским, стал заниматься теорией музыки.

Отличное знание дела, педагогический такт и необык-

новенная добросовестность нового учителя быстро на-

чали завоевывать ему известность, так что с 1870 года

Н. Г. Рубинштейн пригласил его преподавателем в кон-

серваторию. С этого времени начинается период блестя-

щей педагогической деятельности Николая Сергеевича;

уроками он был завален, денег получал много больше,

чем со своих прежних имений, но тут и проявилась та

великодушная черта его натуры, которая заставляла

его трудиться невероятно много и тратить на дело ши-

рокой помощи учащимся едва ли менее, если не более,

половины всего заработанного непосильным трудом.

Для многих из своих учеников он был истинным отцом

и притом отцом нежнейшим, внимательным, умным, не

жалевшим средств и трудов на своих питомцев» \

Спустя шестьдесят лет после публикации этих строк

В. П. Зилоти сообщила в своих мемуарах: «После ос-

вобождения крестьян Зверев отдал свою землю подмос-

ковного имения в собственность крестьянам. Его приме-

ру последовала и его сестра Анна Сергеевна...» 2. Вот

как расшифровалось то «высокочеловеческое великоду-

шие» Николая Сергеевича, которое, по свидетельству

Кашкина, «составляло одну из основных черт» характе-

ра Зверева! И изо всего вообще, что известно о нем,

вырисовывается фигура человека незаурядных личных

свойств и вместе с тем яркого представителя своего

времени.

' Кашкип Н. Д. Николай Сергеевич Зверев (некролог) —

«Русские ведомости», 1893, 2 окт., № 271.

2 Цит. по кн.: Знлоти А. И. Воспоминания и письма, с. 397.

Первая половина жизнн Зверева прошла в дорефор-

менной, вторая — в пореформенной России XIX века.

Происхождение, воспитание, общественное положение,

казалось бы, могли навсегда прочно связать его со

старыми дворянскими обычаями. Но могучая сила об-

щественно-демократического подъема 1860-х годов пе-

ревоплотила почти сорокалетнего дворянина, помещика

и чиновника, по-дилетантски занимавщегося музыкой,

в одного из замечательных деятелей новой профессио-

нально-трудовой русской художественной интеллиген-

ции. Не случайно его принял в свою среду кружок пе-

редовых музыкантов, возглавивших молодую Москов-

скую консерваторию — детище 60-х годов: Н. Г. Ру-

бинштейн, П. И. Чайковский, Н. Д. Кашкин, К. К. Аль-

брехт стали на всю жизнь верными друзьями и сорат-

никами Зверева.

По полученному в молодости музыкальному образо-

ванию Николай Сергеевич принадлежал к той же наи-

более просвещенной части русских музыкантов-любите-

лей, что и А. А. Рахманинов. Зверев учился у педагогов

доконсерваторского типа (хотя Дюбюк преподавал в

Московской консерватории в начальные шесть лет ее

работы). Как пианисты эти педагоги принадлежали

еще к долистовской и дорубинштейновской формации.

Вместе с тем они могли передать своему ученику неко-

торые ценные традиции старого пианизма. По-видимо-

му, Звереву оказались близкими изящество и, в особен-

ности, певучесть, отличавшие школу Д. Фильда—учи-

теля А. И. Дюбюка. То была, в сущности, глубоко поч-

венная национально-художественная традиция, естест-

венно влившаяся и в новый русский, «рубинштейнов-

ский» пианизм. А. И. Галли, С. М. Ремезов, А. И. Зи-

лоти —ранние ученики Зверева, слышавшие его игру

(позднее он перестал уделять время собственным заня-

тиям на фортепиано), рассказывали, что он «был пре-

восходным, очень изящным и очень музыкальным пиа-

нистом, с очень красивым звуком. Конкретно указывали

на исключительно хорошее исполнение им Сонаты

cis-moll op. 27 Бетховена, а ведь это уровень—и очень

высокий»С другой стороны примечательно, что, захо-

тев пополнить свои музыкально-теоретические познания

в плане новых, консерваторских требований, он не счел

' Воспоминания о Рахманинове, т. 1, с. 162. Речь идет о «Лунной

^онате».

для себя зазорным обратиться в этих целях к молодо-

му профессору — П. И. Чайковскому.

Таким образом, Н. С. Зверев вступил в число педа-

гогов консерватории как музыкант новых, серьезных и

широких профессиональных устремлений, и его незау-

рядные данные, знания, энергия, сосредоточенные в

скромных рамках работы преподавателя младшего от-

деления, принесли со временем значительные плоды.

В первый консерваторский год (1870/71) Зверев

обучал всего трех учениц-пианисток и шесть учеников,

проходивших так называемое обязательное фортепиано,

но уже передал своего частного ученика Анатолия Гал-

ли в профессорский класс А. И. Дюбюка. Вскоре Ни-

колаю Сергеевичу стали поручать только учащихся-пиа-

нистов, и в начале 1880-х годов, с завершением первого,

«рубинштейновского» периода в истории Московской

консерватории, у всех на виду оказались немалые ре-

зультаты его педагогических трудов. Через класс Зве-

рева уже прошла сотня юных пианистов. Десятерых (по

тому времени это высокий процент) он передал на

старшее отделение. Двое учеников Николая Сергееви-

ча — А. И. Галли и С. М. Ремезов, окончив консерва-

торию у К. К. Клиндворта, были взяты в число ее пе-

дагогов (первый прошел также курс композиции у

П. И. Чайковского и получил малую золотую медаль).

Еще двум зверевским ученикам 70-х годов — Л. П. Тар-

шилову и А. И. Страховой — предстояло окончание у

П. А. Пабста (последней — с большой серебряной ме-

далью). Вершинное же достижение выразилось в под-

готовке Александра Зилоти, окончившего в 1881 году

по классу Н. Г. Рубинштейна с малой золотой медалью

и направленного консерваторией на совершенствование

к Ф. Листу.

Последующие двенадцать лет — пора блестящего

расцвета педагогической деятельности Зверева, обор-

ванная преждевременной кончиной. В это время сред-

нее число учащихся в его классе равно примерно трид-

цати. За все же двадцать три года он перезанимался с

232 учащимися-пианистами (вместе с непианистами — с

250-ю) и еще с едва ли меньшим числом частных уче-

ников. В 1883 году Николай Сергеевич получил звание

профессора, и ему было дополнительно поручено наблю-

дение за педагогической практикой учащихся-пнанпс-

гов. В

1881

— 1893 годах из класса Зверева переходит

на старшее отделение в среднем 50 процентов учащихся

и около 25 процентов кончают впоследствии консерва-

торию. Но наиболее ярко результаты его работы выра-

зились в том, что он явился своего рода «главным по-

ставщиком золота». Из девятнадцати пианистов — зо-

лотых медалистов, окончивших Московскую консерва-

торию до 1900 года, двенадцать человек были подго-

товлены к поступлению на старшее отделение Николаем

Сергеевичем ' и еще шестеро его учеников окончили

серебряными медалями

«Самым цепным, чему он учил, — вспоминал о Зве-

реве М. Пресман, — это была постановка рук. Зверев

был положительно беспощаден, если ученик играл на-

пряженной рукой и, следовательно, играл грубо, жест-

ко, если при напряженной кисти ученик ворочал локтя-

ми. Зверев давал много, правда, примитивных упраж-

нений и этюдов для выработки различных технических

приемов.

Безусловно ценным в его преподавании было то, что

он с самого начала приобщал своих учеников к музыке.

Играть без ритма, безграмотно, без знаков препинания,

у Зверева нельзя было, а ведь в этом — весь музыкаль-

ный фундамент, на котором уже не трудно строить са-

мое большое художественное здание... Зверев умел за-

интересовывать детей, увлечь их разнообразными му-

зыкальными материалами и, наконец, приучить к

аккуратной работе. Прийти к Звереву с невыученным

уроком было нельзя. Такой «смелый» ученик немедлен-

но вылетал из класса.

Большим достоинством Зверева было то, что, раз-

ругав, как говорят, «вдребезги» ученика за неряшливо

выученный урок, он умел тут же подойти к нему, и у

того никакого осадка горечи не оставалось: каждый

чувствовал правоту Зверева, и у каждого надолго про-

' Анатолий Галли (малая золотая медаль, 1877), Александр Знло-

ти (мал. зол., 1882), Виктория Миллер (мал. зол., 1888), Арсений

Корещенко (большая зол., 1891), Сергей Рахманинов (большая

зол., 18У2), Александр Скрябин (мал. зол., 1892), Леонид Макси-

мов (мал. зол., 1892), Семен Самуэльсон (мал. зол., 1893), Федор

Кенеман (большая зол., 1897), Константин Игумнов (мал. зол.,

1897), Олимпиада Кардашева (мал. зол., 1898), Елена Камеине-

ва-Щербина (мал. зол., 1899).

^ Анна Страхова (большая серебряная медаль, 1887), Алиса Рейнс-

хаген (большая сер. 1889), Матвей Пресман (большая сер., 1891),

Елизавета Кашнерова (мал. сер., 1891), Алексей Л\орозов (боль-

шая сер., 1895), Вера Федорова (мал. сер., 1895).