может оказаться достаточно, чтобы вызвать где угодно острый денежный кризис, — и это по
мнению самой комиссии американского сената); но также и на торговом: в 1971 г. в защиту ТНК
утверждалось, что на них приходится 62% экспорта Соединенных Штатов, в то время как они
обеспечивали только 34% их
производства
6
.
Короче говоря, главной привилегией капитализма ныне, как и в прошлом, остается свобода
выбора — свобода, которая зависит одновременно от его господствующего социального
положения, от веса его капиталов, от его способности делать займы, от его информационной сети
и в неменьшей степени от тех связей, которые создают между членами могущественного
меньшинства, как бы оно ни было разделено игрой конкуренции, ряд правил и форм соучастия.
Поле деятельности капитализма, вне сомнения, намного расширилось, поскольку для него все
секторы экономики хороши, особенно же широко он проник в производство. Но в конце концов,
так же, как в прошлом, когда капитализм не охватывал всю торговую экономику, он и сегодня
оставляет за пределами своего охвата значительные объемы деловой активности; он их
предоставляет рыночной экономике, которая «крутится» сама по себе, инициативе мелких
предприятий, упорству ремесленников и рабочих, смекалке простых л^эдей. Капитализм
«окопался» в имеющихся у него заповедных зонах: крупной спекуляции (биржевой и
недвижимостью), крупных банках, крупном промышленном производстве (которому его вес и его
организация оставляют немалую свободу в установлении цен), международной торговле; когда
придется, но только в особых случаях, в сельскохозяйственном производстве и даже на
транспорте, например в виде судоходных компаний, которые благодаря использованию «флагов
любезности»* ускользают от всякого налогообложения и которые позволили сколотить иные
фантастические состояния. А коль скоро капитализм мо-
* Имеется в виду распространенная на Запале практика приписки судов, принадлежащих судовладельцам из крупных
капиталистических стран, к портам таких стран, как, например, Либерия или Панама, где установлен льготный режим
обложения налогом. — Примеч. пер.
692 В ВИДЕ ЗАКЛЮЧЕНИЯ: РЕАЛЬНОСТИ ИСТОРИЧЕСКИЕ И РЕАЛЬНОСТИ НЫНЕШНИЕ
жет выбирать, он способен в любой момент сменить курс: в этом секрет его живучести.
Разумеется, его способность к приспособлению, его подвижность, его воспроизводительная сила
не защищают капитализм от любого риска. Во времена крупных кризисов немало капиталистов
терпит неудачу, но другие выживают, а третьи утверждаются. Новые решения зачастую даже
создаются помимо них; инновация не раз исходила с базового уровня. Но эти инновации почти
автоматически оказываются в руках обладателей капиталов. И в конце концов появляется капита-
лизм обновленный, зачастую усилившийся, столь же ретивый и эффективный, как и
предшествовавший ему. Виконт д'Авенель удивлялся и в глубине души радовался тому, что
богатство с течением времени переходит из одних рук в другие, так что в одном землевладении
сменяют друг друга разные «породы» собственников
7
. Он был прав, но смены эти в конечном
счете не упраздняли ни индивидуальное богатство, ни индивидуальную собственность. Именно
это и происходило с капитализмом: изменяясь, он без конца сменял самого себя. Повторим от-
носительно него то, что в 1784 г., после четвертой англо-голландской войны, говорил о коммерции
Генри Хоуп, значительнейший из амстердамских деловых людей: «Она часто болеет, но никогда
не умирает*
8
.
ОБЩЕСТВО ОХВАТЫВАЕТ ВСЕ
Худшая из ошибок заключается еще в утверждении, будто капитали *м -«экономическая система»,
и ничего более, в то время как он живет за счет общественного строя и, будучи соперником или
соучастником, находится на равных (или почти на равных) с государством, персонажем настолько
обременительным, насколько он только может быть, — и так бывало всегда. Капитализм
извлекает также выгоду из всей той поддержки, какую оказывает прочности социального здания
культура, ибо культура, неравным образом распределенная, пронизанная противоречивыми
течениями, в конечном счете, несмотря ни на что, отдает лучшее, что в ней есть, на поддержание
существующего порядка. Он держит в своих руках господствующие классы, которые, защищая
капитализм, защищают самих себя.
Какая же из этих разных социальных иерархий — денежных, государственных, культурных, —
которые к тому же сталкивались и поддерживали друг друга, играла первые роли? Мы бы
ответили, мы уже ответили: то одна, то другая.
Деловые люди охотно утверждают, будто ныне эта первая роль — за политикой, будто власть
государства такова, что ни банки, ни крупный промышленный капитал в сравнении с нею ничего
не значат. И вне сомнения, нет недостатка в серьезных обозревателях, говоря-