Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв 3 тт. Том 3. Время мира
Подождите немного. Документ загружается.
успехам, но увеличивало их цену. На Яве удачей были плантации сахарного тростника (с первой трети
XVII в.) и кофейные плантации {начиная с 1706—1711 гг.)
236
. И все же культуры эти следовало произ-
водить под контролем, и в 1740 г. свирепо подавленное восстание китайцев повело к непоправимому
кризису в производстве сахара; острову потребуется больше десяти лет, чтобы от него оправиться, да и
оправится он плохо
237
.
Вполне логично, что история Ост-Индской компании представляет собой сумму удач и неудач. В
целом в XVII в. баланс был положительным. Именно на протяжении трех или четырех десятилетий по
одну и по другую стороны 1696 г. — точки разрыва, которая выявляется из подсчетов, проделанных на
основании не слишком ясной бухгалтерской документации ООИК, положение решительно ухудши-
лось. Кристоф Гламанн
238
полагает, что тогда произошла настоящая революция, дьявольски
нарушившая установленный порядок одновременно и в азиатской торговле, и на европейских рынках.
В Европе решающим фактом была утрата перцем первенства, ставшая очевидной начиная с 1670 г.
Зато цены на тонкие пряности удерживались на приличной высоте и даже относительно выросли;
индийские ткани, шелковые и хлопчатые, набивные или суровые, занимали все более значительное
место; рос спрос и на новые товары: чай, кофе, камедь, китайский фарфор.
Можно побиться об заклад, что если бы речь шла только об этих переменах, то ООИК, которая следила
за общим движением, как и прочие Ост-Индские компании, приспособилась бы к ним без особого
ущерба. Но вдобавок произошло расстройство старинных путей и рынков, и в чересчур хорошо
обкатанных кругооборотах Компании открылись бреши. Как бывает в подобных случаях, старая
система, пережившая самое себя, порой мешает необходимой адаптации. Так,
220 Глава 3. СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ... АМСТЕРДАМ
вне всякого сомнения, важнейшим новшеством было расширение чайной торговли и открытие
Китая для всех иностранных купцов. Английская Ост-Индская компания быстро, с 1698 г.,
включилась в прямую (а значит, в обмен на серебро) торговлю
239
, тогда как ООИК, привыкшая
получать китайские товары с джонок, приходивших в Батавию покупать главным образом перец и
немного корицы, сандалового дерева и коралла, продолжала держаться за непрямую торговлю в
обмен на товары, что исключало расчеты наличными деньгами. В конечном счете связь
Бенгалия—Китай, чай в обмен на хлопок и на серебро, а потом на опиум установится к выгоде
англичан. То был тем более тяжелый удар для голландской Компании, что тем временем
внутренние войны в Индии разорили Коромандельский берег, область наибольших ее успехов.
Но неужели ООИК, оказавшись лицом к лицу со всеми этими формами конкуренции, не в
состоянии была оказать им сопротивление? Статистические сводки показывают, что в XVIII в. и
почти до последнего дня своего существования, до 1798 г.
240
, она была способна посылать в Азию
все возраставшие количества белого металла. А ведь на трансформированном и даже потрясенном
Дальнем Востоке белый металл оставался ключом ко всем проблемам. И однако же на протяжении
XVIII в. ООИК непрестанно приходила в упадок, и объяснение такого упадка отыскать трудно.
ВЕЛИЧИЕ И УПАДОК ОБЪЕДИНЕННОЙ ОСТ-ИНДСКОЙ КОМПАНИИ
Когда обозначился откат? Изучение бухгалтерской отчетности Компании показало бы в качестве
точки разрыва 1696 г. Но не слишком ли точная это дата? К. Гламанн
241
говорит о четырех
десятках лет по обе стороны 1700 г., и это более разумно.
К тому же современники довольно поздно ощутили серьезное ухудшение положения. Так, в 1712
г. в Дюнкерке, который Людовик XIV, чтобы получить мир, пожертвует Англии, все еще
озабоченной, хоть для нее тогда вставало совсем новое солнце, болтали два человека, один совсем
мелкая сошка, информатор генерального контролера финансов Демаре, другой — некий «милорд
Сент-Джон». «Когда я ему ответил, — пишет француз, — что восстановление их [английской]
торговли в Индиях посредством погубления голландцев есть верное средство умиротворить
британскую нацию и привести ее [к согласию] на все, он просто сказал мне, что англичане
продали бы последнюю рубашку, чтобы сего добиться»
242
. Следовательно, они не считали, что
достигли этого! Двенадцать лет спустя, в 1724 г., Устарис, прекрасный судья в таких делах, не
поколебался написать: «Их [голландцев] Ост-
УСПЕХ В АЗИИ - НЕУСПЕХ В АМЕРИКЕ 221
Расчеты, связанные с судьбой Объединенной Ост-Индской компании (ООИК)
Группа нидерландских историков (Брюйн, Схёффер, Гаастра) начала подсчет оборотов ООИК и XVII и XVIII вв. К 1680-1690 гг. число
кораблей ООИК, использовавшихся на Дальнем Востоке, начало снижаться, что служит признаком упадка торговли «из Индии в
Индию». Сплошная черта на графике обозначает отправки драгоценных металлов из метрополии в Азию, пунктирная линия —
поступление товаров, оцениваемых по ценам отправки в миллионах гульденов. Расширение торговли представляется непрерывным. Но
соотношение между обеими кривыми в настоящее время трудно установить, так как не принимаются во внимание ни отправлявшиеся
из метрополии товары, ни монетный металл, поступавший от торговли «из Индии в Индию*.
Индская компания столь могущественна, что торговля прочих индийских компаний — мелочь по
сравнению с ее торговлей»
243
.
Известные нам цифры не решают проблемы по-настоящему. Они, по крайней мере, говорят о
размахе предприятия. Поначалу, в 1602 г., предприятие это, Ост-Индская компания, располагало
капиталом
222 Глава 3. СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ., АМСТЕРДАМ
в 6,5 млн флоринов
244
, разделенным на акции по 3 тыс флоринов, т. е. в 6 раз большим, чем английская
Ост-Индская компания, которая создана была двумя годами раньше и которой пришлось так страдать
из-за этой нехватки капиталов
245
. Расчет, относящийся к 1699 г., утверждает, что этот первоначальный
капитал, который в дальнейшем не будет ни возмещен, ни увеличен, соответствовал 64 тоннам
золота
246
. Говорить об Объединенной Ост-Индской компании — значит с самого начала столкнуться с
огромными цифрами.
Так что мы не удивимся тому, что в рекордные 1657 и 1658 гг. Компания отправила на Дальний Восток
2 млн флоринов в золоте, серебре и слитках
247
. Мы без удивления узнаем, что в 1691 г. она содержала
самое малое 100 кораблей
248
, даже больше, 160, согласно одному серьезному французскому документу
от 1697 г., с числом пушек от 30 до 60 на каждом
249
. Считая в среднем по 50 человек команды
250
, полу-
чаем в целом цифру 8 тыс. моряков. К этому следует добавить солдат гарнизонов, каковые, впрочем,
включали «много вооруженных местных жителей, коих [их голландские хозяева] заставляют идти в
голове, когда надо сражаться». В военное время Компания могла прибавить к этим силам 40 больших
кораблей: «В Европе не так уж мало венценосных голов, коим трудно было бы сделать то же самое»
251
.
Ж.-П. Рикар со своей стороны восторгался (1722), констатируя de visit, что одна только
«Амстердамская палата» использовала на своих складах больше 1200 человек «как для постройки
кораблей, так и для всего прочего, что требуется, чтобы их оснастить». Его потрясла одна деталь: «Есть
50 человек, кои на протяжении всего года только и делают, что перебирают и очищают пряности»
252
.
Конечно, сводные цифры пригодились бы нам больше. Жан-Франсуа Мелон
253
, бывший секретарь Лоу,
сообщает нам (1735): «Все сии великие заведения не занимают и 80 тыс. человек», словно сама эта
цифра не была поразительной! И вне сомнения, она была ниже реальной: к 1788 г. Компания буквально
задыхалась под бременем копошащихся служащих, и Ольдекоп
254
, русский консул в Амстердаме,
называл цифру 150 тыс. человек. Во всяком случае, с размахом начатое обследование
255
пришло к
определенному результату: в XVII и XVIII вв. на судах ООИК был перевезен один миллион человек, то
есть по 5 тыс. в год. Отправляясь от этих цифр, трудно себе представить голландское население в Азии,
но оно определенно было намного более многочисленным, чем население португальское, которое в
XVI в. составляло будто бы всего 10 тыс. человек
256
, к которым, как и у голландцев, добавлялась масса
туземных помощников и слуг.
Говорили также об огромных дивидендах, в среднем 20—22%, по подсчетам Савари, в период 1605—
1720 гг.
257
Но к вещам следует присмотреться повнимательнее. В 1670 г. были получены значитель-
УСПЕХ В АЗИИ - НЕУСПЕХ В АМЕРИКЕ 223
ные прибыли, и посреди эйфории, последовавшей после победы над правителем Макассара,
приступили к «распределению», которое поднялось до 40%. Акции на бирже сразу же подскочили «до
510%», считая за 100 паритет при создании ООИК в 1602 г. То был хорошенький скачок, ибо «с того
времени, что я пребываю здесь, — замечает Пом-понн, — они не превышали 460». Но, по словам
нашего информатора, «сие крупное распределение, равно как и сии новые выгоды не создадут в
обычный год цены, отличной от той, по коей продавались акции и производилось распределение в
течение 30 лет; те, кому они принадлежат, получили прибыли на свои деньги самое большее 3 или
4%»
258
. Чтобы эта сознательно запутанная фраза стала ясной, следует иметь в виду, что
«распределение» рассчитывалось не по курсу акции на бирже, но по паритету — 3 тыс. флоринов. Я
владею акцией, которая стоит в 1670 г. 15 300 флоринов, я получаю купон в размере 40% на «старый
капитал», то есть 1200 флоринов, дающие исключительно высокий процент — 7,84%. В 1720 г. на
акцию, котирующуюся в 36 тыс. флоринов, распределение, которое тоже составило 40%, на сей год
давало 3,33%
259
. Это означает, что:
1. Компания лишила себя выгод, которые проистекали бы из увеличения ее капитала. Почему?
Никакого ответа нам не дают. Может быть, чтобы не увеличить роль акционеров, которых довольно
последовательно держали на отшибе? Эчо возможно...
2. К 1670 г. по биржевой котировке общий капитал в акциях составлял порядка 33 млн флоринов. Не
потому ли, что эта масса сама по себе была слишком незначительной для безудержной спекуляции
голландцев, в Амстердаме широко инвестировали в английские ценные бумаги и широко на них
играли?
3. Наконец, ежели первоначальные 6,5 млн приносили в среднем 20%, то акционеры получали намного
больше миллиона флоринов в год. Историки и современные наблюдатели сходятся, однако, в том, что
распределение дивидендов (порой выплачивавшихся пряностями или облигациями государственного
займа) не имело слишком большого веса в затруднениях ООИК. А ведь миллион флоринов — это
сумма, которой нельзя было бы пренебрегать, если бы доходы Компании были такими скромными,
какими их кое-кто считает.
На самом деле здесь и заключена проблема. Каковы были доходы Компании? Ответить на это, видимо,
невозможно не только потому, что исследований еще недостаточно, а документация порой исчезла; не
только потому, что сохранившаяся бухгалтерская отчетность не отвечает современным нормам
подведения баланса и опускает как в активе, так и в пассиве важные статьи (например, основной
капитал, строения и корабли, товары и наличные деньги, которые путешеству-
224 Глава 3. СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ... АМСТЕРДАМ
ют морем, капитал акционеров и т. п.
260
); но главным образом потому, что сама система бухгалтерского
учета делала невозможным любой сводный баланс и как следствие всякий точный подсчет реальных
прибылей. В силу практических причин (главным образом расстояний, трудности конверсии монеты и
т. д.) бухгалтерия оставалась пленницей структурной биполярности предприятия: существовали счета
«фактории Нидерланды» (factory Nederland), выражаясь языком Гламан-на, которая ежегодно
подводила общий итог бухгалтерской отчетности шести отдельных камер; существовали счета
правительства в Батавии, которое получало бухгалтерские книги со всех факторий Дальнего Востока и
составляло затем годовой итог заморской деятельности. Единственным связующим звеном между
двумя раздельными бухгалтериями было то, что долги одной при известных обстоятельствах вы-
плачивала другая: но каждая из них игнорировала внутреннее функционирование другой, те
реальности, которые покрывались ее прибылями или ее убытками.
Йоханнес Худде
261
, председатель общей дирекции 17 директоров ООИК (Неегеп XVII), в конце XVII в.
настолько хорошо это осознавал, что работал над полным пересмотром системы. Этому пересмотру не
суждено было завершиться — в силу тысячи причин и реальных трудностей. Но быть может, и потому,
что директора Компании не слишком заботились о том, чтобы предоставить публике ясные счета. В
самом деле, с самого начала существовал конфликт между i 7 директорами и акционерами, которые
требовали счета и полагали свои доходы недостаточными. И в противоположность английской Ост-
Индской компании, с самого начала поставленной в затруднительное положение требованиями такого
рода (и возмещениями, на которых настаивали акционеры, не очень склонные финансировать военные
операции в Азии), за голландской Ост-Индской компанией всегда оставалось последнее слово, так как
ее акционеры не могли получить свои капиталы обратно иначе, как перепродав свои-акции на бирже-
вом рынке. Короче говоря, счета, составлявшиеся дирекцией Компании, возможно, представлялись
таким образом, чтобы скрыть многие аспекты деятельности предприятия.
Что вытекает, к величайшему нашему удивлению, из тех балансов, что были изучены, так это
скромные размеры прибылей на протяжении века легких торговых операций — XVII столетия. Автор
настоящего труда всегда утверждал, что торговля па дальние расстояния была своего рода пре-
восходной степенью в истории торговых предприятий. Не ошибался ли • он? Он утверждал, что для
некоторых избранных это была возможность произвести к своей выгоде значительные накопления. Но
может ли быть частное обогащение там, где нет прибылей или их очень мало? Очень скоро мы вновь
встретимся с этим двойным вопросом.
УСПЕХ В АЗИИ - НЕУСПЕХ В АМЕРИКЕ 225
ЧЕМ ОБЪЯСНИТЬ КРАХ XVIII в.?
Лучшую бухгалтерскую сводку проблемы дают нам подсчеты Б. Ван дер Аудермёлена
262
, относящиеся
к 1771 г. и произведенные для нескольких лет на основании документов, ныне исчезнувших. С 1612*
по 1654 г. общая сумма полученных доходов составила будто бы 9700 тыс. флоринов за 22 года, т. е.
годовой доход был скромным, чуть ниже в среднем 441 тыс. флоринов. В таком случае Компания
якобы заработала втрое меньше своих акционеров; мыслимо ли это? С 1654 по 1674 г. масса прибыли
поднялась до 11 300 тыс., т. е. годовой доход составил 538 тыс. флоринов. С 1674 по 1696 г. общая
сумма равнялась 19 млн, а годовая прибыль — 826 тыс. флоринов. После 1696 г. начинается снижение;
к 1724 г. мы должны будем пройти через нулевую ситуацию. После этого Компания не переставала
залезать в долги, и притом лихо. Она даже делала займы для того, чтобы выплатить дивиденды
акционерам; а это уже поступки банкрота. Летом 1788 г. положение станет просто катастрофическим:
«Ост-Индская компания перевела на 15 млн векселей на государство, с оплатой в течение четырех или
пяти лет. Это позволило бы ей выжить. Но на самом деле ее долг, который составляет 90 млн
[флоринов!, окажется таким образом доведенным до 105 млн»
263
. Почему же ООИК пришла к такой
финансовой катастрофе?
Единственное приемлемое объяснение — но годится ли здесь только одно объяснение? — это то,
которое предлагает Кристоф Гламанн
264
: произошло сокращение торговли из Индии в Индию, по
крайней мере доходов, какие обеспечивала эта торговля-кормилица. Это факт, что «полюс» Батавия
непрестанно залезал в долги, а 17 директоров восполняли некоторое время его потери за счет еще
процветавших прибылей «фактории Нидерланды» (которой отчасти благоприятствовал подъем цен) и
как следствие давали расти ее собственному долгу. Но как объяснить сокращение внутренней торговли
(inlandse handel)\ Она не могла расстроиться единственно из-за конъюнктуры в период, когда на про-
тяжении второй половины XVIII в. все шло вверх. Повинна в том, считает К. Гламанн
265
, конкуренция
других компаний, особенно английской, и революция в торговых перевозках и на рынках, которую
плохо поняли ответственные лица в Батавии. Так, 17 директоров тщетно пытались их убедить в
преимуществах прямой торговли с Китаем, минуя промежуточный этап в Индонезии. Это определенно
облегчало английскую конкуренцию
266
.
* Очевидно, опечатка. Если исходить из нижеследующего, то, вероятно, речь идет о 1632 г. — Примеч. ред.
226 Глава 3. СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ... АМСТЕРДАМ
Но голландское отступление зависело также и от хорошо известных злоупотреблений агентов
ООИК. В отличие от английской голландская Ост-Индская компания не оставила им права
заниматься торговлей из Индии в Индию на свой счет. И коррупция, которая всегда
присутствовала в нидерландской Индии, пробила себе дорогу. Стоит ли верить, что вначале у
Компании были исключительные служащие? Аббат Рейналь
267
в своем знаменитом труде
«Философская и политическая история поселений и торговли европейцев в обеих Индиях» (1770)
утверждает, что до 1650 г. в рядах этих служащих не было обладателей незаконно и
мошенническим путем сколоченных состояний, что голландцы этих первых десятилетий не имели
себе равных по воздержанности и честности. Возможно ли это? Начиная с 1640 г. Ж.-Б. Тавернье
позволял себе усомниться в этом, и нам известен по меньшей мере случай с Питером Нейсом,
губернатором Форта Зеландия на Формозе (Тайвань) в 1624 г., который, будучи столь же глупым,
сколь и продажным, просто-напросто заявил, что не для того он приехал в Азию, чтобы питаться
там сеном
268
. Во всяком случае, со второй половины века роскошь и коррупция разгулялись вовсю.
Это отмечали официальные документы (1653, 1664)
269
. Даниэль Браамс в своем отчете 1687 г.
говорит об этом вполголоса. Ему, однако, случалось говорить о «недостаточно честных служащих
Компании», или, в более стыдливой форме, о конкуренции «других негоциантов», о
невозможности «воспрепятствовать тому, чтобы частные лица наносили ущерб коммерции
Компании» из-за большого чисми удобных гаваней на этом побережье Индонезии и из-за
«больших прибылей... [кои] подогревают их желание заниматься контрабандой, сколь только они
смогут»
270
.
Наблюдалось, следовательно, изменение экономики, генезис которого неясен, но также изменение
колониального общества, жившего за тысячи лье от Голландии, и более чем вероятное
столкновение между этим обществом и амстердамской олигархией. С. одной стороны, спокойные
рантье, преисполненные сознания своей'важности и респектабельности; по другую сторону —
колониальные круги менее высокого социального положения (standing), агенты, вышедшие из
рядов в некотором роде гетерогенного и космополитического общества. Амстердам и Батавия
были двумя экономическими полюсами, но также и социальными полюсами имперского
сооружения Соединенных Провинций. Джузеппе Папаньо прав, говоря в своей блестящей рабо-
те
271
о «цензуре», об оппозиции. В Индонезии, где «колонии» голландцев определенно жили на
широкую ногу, процветали неповиновение, контрабанда, пол у независимость и беспорядок.
Бросавшаяся в глаза и уже обычная в XVII в. роскошь шикарных кварталов Батавии с годами
лишь возрастала и становилась еще ярче. Деньги, алкоголь, жен-
УСПЕХ В АЗИИ - НЕУСПЕХ В АМЕРИКЕ 227
щины, целые армии слуг и рабов: Батавия заново начинала странные, опьяняющие и извращенные
приключения Гоа
272
. Не приходится сомневаться, что в Батавии часть дефицита Компании без
шума трансформировалась в частные состояния.
Но не то ли самое происходило на другом конце цепочки, в еще крепко державшемся и суровом
обществе Голландии «Золотого века»? Решающий вопрос — знать, кто и при каких условиях
покупал поступавшие с Дальнего Востока товары. Продажи производились Компанией либо по
контрактам, либо с торгов на ее складах, всегда очень крупными партиями и обычно синдикату
крупных негоциантов
273
. Директора Компании (Неегеп XVII) не имели права фигурировать в числе
покупателей, но последние принадлежали к их социальной или даже семейной группе. И несмотря
на протесты акционеров, запрет этот не касался администраторов разных палат (bewindhebbers),
тесно связанных с патрициатом торговых городов. В таких условиях не приходится особенно
удивляться, что контракты так часто содержали обязательства приостановки продаж Компании на
срок в один или два года (что обеспечивало группе покупателей спокойное господство на рынке)
или обязательства заказа в Индии тех или иных количеств какого-то определенного товара. Если
Компания предлагала к продаже какой-либо товар, порядочный запас которого имелся у какого-
нибудь крупного амстердамского негоцианта, то как бы случайно не являлся ни один покупатель;
и в конечном счете именно этот негоциант скупал товар на своих условиях. Показательно, что
среди партнеров, заинтересованных в сделках Компании, вновь и вновь встречаются одни и те же
имена. Директора Компании, которые так легко одергивали акционеров, были людьми крупных
купцов-капиталистов, и так повелось с самого начала прибыльных операций. Вайолет Барбур и К.
Гла-манн приводят многочисленные примеры этого. То, что такие купцы — вроде богатейшего
негоцианта и администратора (bewindhebber) Корнелиса Биккера
274
— покупали в XVII в. все
подряд: перец, пряности, хлопчатые ткани, шелк — и вдобавок торговали в России, Испании,
Швеции или Леванте (что доказывает отсутствие специализации), — что потом, в следующем
столетии, они специализировались (что доказывает обновление торговой жизни), — все это ничего
не из-меняет'в нашей проблеме: ООИК была машиной, которая останавливалась там, где
начиналась прибыль торговых монополий.
Впрочем, современники ясно понимали этот механизм присвоения на вершине. В 1629 г.,
протестуя против только что подписанных контрактов и против присутствия администраторов
(bewindhebbers) в составе синдикатов покупателей, Зеландская палата отказалась отпустить
проданные товары, находившиеся на складах в Мидделбурге, а делегаты Зеландии без колебаний
заявили перед Генеральными штатами, что
228 Глава 3. СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ... АМСТЕРДАМ
при такой политике не принимаются во внимание ни интересы акционеров, ни интересы Компании (но
дело они не выиграли)
275
.
Это в конечном счете не противоречит моим прежним утверждениям о «капиталистических»
добродетелях торговли на дальние расстояния, но, напротив, подтверждает их. Систематически
выявить имена таких крупных покупателей означало бы составить список истинных хозяев
голландской экономики, тех, кто продержался долгое время, тех, кто сохранил власть. Но разве же не
были эти хозяева экономики вдобавок и подлинными хозяевами государства Соединенных Про-
винций
276
, творцами его решений и его эффективности? Это хорошее обследование, которое следовало
бы провести, хотя результат его известен заранее.
НЕУДАЧИ В НОВОМ СВЕТЕ, ПРЕДЕЛ ГОЛЛАНДСКОГО УСПЕХА
Нидерландские неудачи в Новом Свете по-своему служат объяснением. Какое-то время я думал, что
коль скоро Америку надлежало построить, прежде чем она станет объектом эксплуатации, то она,
естественно, была сферой деятельности государств с плотным населением, богатых людьми,
продовольствием и разными продуктами: Испании, Франции, Англии. Голландия, растение-паразит,
плохо воспроизводилась бы на американской почве. Однако поток людей, выплеснутый Соединенными
Провинциями на Дальний Восток, или португальский успех в Бразилии оспаривали это утверждение,
которое априори могло показаться естественным. Голландия могла бы строить в Америке при условии,
если бы она того хотела и сократила бы миграционный поток на Восток. Условие, может быть,
невозможное, и именно этому, вне сомнения, научил Голландию ее неудавшийся опыт в Бразилии.
То был запоздалый опыт. Голландцы, как и англичане елизаветинской эпохи, поначалу предпочитали
грабеж задачам, решения которых требует всякая попытка навсегда обосноваться в странах пустынных
или враждебных. В 1604 г. они приобрели в Бразилии репутацию, внушавшую ужас, разграбив порт
Баию
277
. Десятью годами ранее, в 1595 г., они свирепствовали на побережье Черной Африки
278
, эконо-
мически связанной с американскими плантациями. Эти набеги — те, о которых мы знаем, и те, что не
оставили следа, — указывали на начало соприкосновения, на обретение аппетита.
Все переменилось в 1621 г. Двенадцатилетнее перемирие, подписанное с Испанией в 1609 г., не было
возобновлено. Вновь началась война, а 9 июня того же 1621 г. получила свою привилегию (octroi)™
новая Вест-Индская компания. Какая проблема стояла перед новой компанией? Внедриться в массив
Испанской Америки, созданный
УСПЕХ В АЗИИ - НЕУСПЕХ В АМЕРИКЕ 229
после 1580 г. соединением испанских и португальских владений. В 1621 г. слабой зоной была Америка
португальская, и именно против нее вполне логично оказалось направлено голландское наступление. В
1624 г. была захвачена столица Бразилии Сан-Салвадор, построенная на миниатюрном море, каким
является залив Всех Святых, и окруженная с суши всхолмленной равниной, усеянной сахарными
плантациями (engenhos) Реконкаво. Во время грабежа победители считали захваченную золотую и
серебряную монету на буасо*. Но 28 марта 1625 г. испанский флот из 70 парусников захватил их
врасплох и месяц спустя вновь занял город
280
.
Пять лет спустя все началось сызнова в сахаропроизводящей области Северо-Востока (Nordeste), где
голландцы заняли два соседних города, враждебных, но и необходимых друг другу — Ресифи, город
купцов на низком побережье океана, и Олинду — на возвышенности, город плантаторов (senhor de
engenho). Новость распространилась по всему свету. В Генуе поговаривали, что победитель без
сопротивления взял добычу «в миллион золотом»
281
— подробность, вероятно, недостоверная, так как
португальцы сожгли «весь сахар и все красильное дерево на складах»
282
. В 1635 г. голландцы заняли
низовья Параиба-ду-Норти и таким образом владели «60 лье бразильского побережья, лучшей и ближе
всего расположенной к Европе его частью»
283
, однако оккупированная территория была еще очень
ограниченной. Во внутренних областях победители оставили в неприкосновенности португальскую
Бразилию, которая сохранила свободу маневра, своих плантаторов, свои сахарные мельницы, своих
черных невольников и которая на юге опиралась на баиянскую Бразилию, снова ставшую свободной в
1625 г. Хуже всего было то, что бразильский сахар очень часто ускользал от голландского контроля,
так как большие корабли оккупантов не могли подойти к неглубоким бухточкам побережья, где
португальские суда малого водоизмещения чувствовали себя вольготно, хоть им и случалось быть
захваченными в открытом океане или у берегов Европы. Комичный итог оккупации голландцами
сахаропроизводящего Северо-Востока заключался в том, что она прервала поступление в Амстердам
ящиков с бразильским сахаром, до того прибывавших в изобилии, и цены поднялись
284
.
Действительно, война, о которой мы уже говорили
285
, привела кто-му, что голландская Бразилия
оказалась в состоянии постоянного осадного положения. В июле или сентябре 1633 г. два английских
капуцина, направлявшиеся в Англию, ожидали в Лиссабоне оказии. Случайно они встретили
шотландского солдата, который оставил службу у голландцев в Бразилии. «На протяжении восьми
месяцев
* Буасо — мера о&ьема сыпучих тел, равная примерно 12,5 литра. — Примеч. пер.
230 Глава 3. СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ... АМСТЕРДАМ
[рассказывал он монахам} он-де не видел ничего похожего на мясо и в конечном счете не имел
пресной воды, кроме той, что доставляли из Голландии»
286
. Рассказы, вероятно, преувеличенные,
но затруднения голландцев были реальны. Их ошибка заключалась в желании создать торговую
надстройку, не овладев производством, не занимаясь колонизацией в современном смысле слова.
Неожиданной развязкой оказалось прибытие в Ресифи 23 января 1637 г. Морица Нассауского,
назначенного генерал-губернатором голландской Бразилии, где он пробудет семь лет
287
. Человек
определенно незаурядный, проникшийся живым интересом к стране, ее фауне и флоре, он явно
пытался создать жизнеспособную колонию. Не случайно первый год его правления (1637) был
отмечен завоеванием (попытки которого безуспешно предпринимались уже не раз) крепости Сан-
Жоржи-да-Мина, возведенной португальцами на гвинейском побережье в 1482 г. На следующий
год настал черед португальского острова Сан-Паулу-ди-Луанда, вблизи побережья Анголы, затем
острова Сан-Томе в Гвинейском заливе — острова, производившего сахар и служившего
перевалочным пунктом для переправки рабов в Новый Свет. Все это было логично: голландская
Бразилия была невозможна без черных невольников; с этого времени они стали поступать. Но тем
временем Португалия восстала (1 декабря 1640 г.) и освободилась от испанской опеки. Возникла
угроза мира: в 1641 г. было даже подписано перемирие сроком на десять лет между Португалией и
Соединенными Провинциями
288
.
Это перемирие не будет соблюдаться на Дальнем Востоке. Напротив, в Америке настало
умиротворение, так как Вест-Индская компания была только счастлива положить конец
дорогостоящей войне. Мориц Нассауский, который относился к этому по-иному, использовал свои
высвободившиеся силы против испанцев, переведя в Тихий океан пять своих кораблей. Они
производили бесконечные опустошения на побережье Чили и Перу, но из-за отсутствия помощи
вынуждены были возвратиться в Бразилию. Туда они прибыли в тот момент, когда Мориц
Нассауский готовился покинуть страну, отозванный, вероятно, по требованию купцов.
С этого времени голландцы считали, что они смогут эксплуатировать Бразилию совершенно
спокойно. Преемники принца, «превосходные [с точки зрения интересов] торговцы, но очень
плохие политики», думали только о своем обогащении, о том, чтобы обеспечить расцвет торговли,
и даже продавали оружие и порох португальцам «по причине чрезмерно высокой цены, каковую
они за них дают». В таких условиях скрытая война продолжалась, война на истощение, опирав-
шаяся на внутренние районы, на сертан (sertao)
2
^, и в конечном счете одолевшая в 1654 г.
голландскую Бразилию. Удерживаясь в Америке,
УСПЕХ В АЗИИ - НЕУСПЕХ В АМЕРИКЕ 231
португальцы вскоре отобрали обратно большую часть утраченных было постов на африканском
побережье, таких как Сан-Томе, Сан-Паулу-ди-Луанда. Война, официально объявленная
Португалии в 1657 г., позволила голландской Вест-Индской компании наносить удары своему
противнику, уничтожать, грабить корабли. Но в конце концов война войну не кормила. Два
голландца, которые в декабре 1657 г. находились в Париже, довольно верно определили ситуацию
на основании письма, только что полученного ими из Голландии. «Добыча с Португалии, —
говорили они, — это всего полтора миллиона [ливров], что не в состоянии оплатить издержки на
наше вооружение, кои нам обходятся почти в 3500 тыс. ливров»
290
. Иначе говоря, война
безысходная. И тогда медленно, как бы сам собой, пришел мир. Он был подписан 16 августа 1661
г. при посредничестве Карла II, нового короля Английского, который только что женился на
португальской инфанте. Бразилия осталась за Португалией, которой, однако, пришлось купить это
соглашение ценой открытия портов своей американской колонии для голландских кораблей,
снизить цену на сету-бальскую соль
291
и признать завоевания, нанесшие ей ущерб в Азии.
Впоследствии она выплатит военные долги поставками соли, растянутыми на несколько лет
292
.
В Голландии ответственность за поражение приписывали руководству Вест-Индской компании.
Имелись две Индийские компании — хорошая и плохая. «Дай бог, — писал Питер де Ла Кур в
1662 г., — чтобы Ост-Индская компания [хорошая] восприняла сей пример, пока не поздно»
293
.
Несчастная Компания была удержана на плаву в 1667 г. государством, но не оправилась от своих
катастроф. С того времени она довольствовалась тем, что торговала между гвинейским побере-
жьем и голландскими владениями Суринамом и Кюрасао. Кюрасао был занят в 1634 г.; Суринам
уступлен англичанами з 1667 г. по условиям мира в Бреде
294
в качестве слабой компенсации за
оставление Нового Амстердама, которому предстояло стать Нью-Йорком. Кюрасао сохранится как
активный центр перепродажи черных невольников и прибыльной контрабандной торговли с
Испанской Америкой, а Суринам благодаря своим плантациям сахарного тростника даст
Голландии хорошие доходы, но будет стоить и огромных забот. Именно с двумя этими постами и
продолжала свою заурядную жизнь Вест-Индская компания. Ей, мечтавшей захватить Азорские
острова
295
и удерживавшей значительный кусок Бразилии, пришлось разрешить частным
перевозчикам действовать в своей сфере влияния в обмен на
выплату возмещения.
В конечном счете стоит ли обвинять одно только руководство Компании? Винить Зеландию,
которая стояла за ней так же, как за ООИК стояла Голландия? Или слишком большие амбиции,
про-
232 Глава 3. СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ... АМСТЕРДАМ
явившиеся слишком поздно? Не заключалась ли ошибка в том, что воображали, будто Новый Свет
дастся в руки так же, как те густо заселенные области, которые можно было терзать по своему
усмотрению на Амбоне, на островах Банда, на Яве? Тогда как Голландии пришлось столкнуться с
Европой, с Англией, которая облегчит португальцам сопротивление, с Испанской Америкой,
более устойчивой, нежели можно было предположить по ее видимости. В 1699 г. один не очень
доброжелательный француз утверждал, что люди Соединенных Провинций «заметили
чрезвычайные тяготы и значительные затраты, на которые пришлось пойти испанцам, дабы
утвердить свою коммерцию или свое могущество в странах, кои им до того были неведомы; таким
образом, они [голландцы] приняли решение делать для таких предприятий столь мало, сколько
только возможно»
296
. В общем, решили искать страны, чтобы их эксплуатировать, а не заселять и
развивать. Не следует ли скорее думать (и это означало бы вернуться к нашей исходной позиции),
что маленькая Голландия была недостаточно велика для того, чтобы проглотить разом Индийский
океан, бразильские леса и оказавшийся полезным кусок Африки?
ПРЕОБЛАДАНИЕ И КАПИТАЛИЗМ
Опыт Амстердама вполне очевидно свидетельствует о достаточно однообразных в своем
повторении формах всякого преобладания городского центра, призванного создать империю. К
этому сюжету мы не собираемся возвращаться. Зато для нас интересно увидеть на четко
определенном примере, чем мог быть утвердившийся капитализм в рамках подобного
преобладания. Мы предпочитаем поискам дефиниции в абстракции наблюдение конкретных
случаев опыта. Тем более что капитализм, каким он наблюдался в Амстердаме, свидетельствует
одновременно и о том опыте, какой ему предшествовал, и о том, который последует. На самом
деле речь должна пойти по меньшей мере о двух полях наблюдения:
1. Что происходило в самом Амстердаме, каковы были его торговые методы и практика?
2. Как этот центр мира был связан с зонами мира-экономики, над которыми он господствовал
вблизи и издалека?
Первый вопрос прост: зрелище Амстердама почти неспособно застать нас врасплох. Не так
обстоит дело со вторым, который имеет целью реконструировать построение всей совокупной
зоны, над которой Амстердам доминировал и с очень больших высот. Построение это не всегда
очевидно; оно теряется во множестве частных случаев.
ПРЕОБЛАДАНИЕ И КАПИТАЛИЗМ 233
КОГДА В АМСТЕРДАМЕ ДЕЛА НА СКЛАДАХ ХОРОШИ, ВСЕ ИДЕТ ХОРОШО
В Амстердаме все было сконцентрировано, скучено: корабли, набитые в порту как сельди в бочке,
лихтеры, двигавшиеся по каналам, купцы на бирже, товары, которые поглощались складами и
непрестанно выходили из них. Свидетель XVII в. рассказывает: «Стоит только причалить какому-
нибудь флоту, как при посредстве маклеров все это количество товаров на первом же собрании
купцов на Бирже покупается, и корабли, разгруженные за четыре-пять дней, готовы для нового
плавания»
297
. Покупались они наверняка не так быстро. Но склады способны были все это
поглотить, а потом извергнуть все обратно. На рынке имелось огромное количество ценностей,
материалов, товаров, всевозможных услуг — и все было доступно сразу же. Распоряжение — и
машина пришла в движение. Именно этим Амстердам поддерживал свое превосходство. Всегда к
вашим услугам изобилие, огромная масса денег, постоянно находившаяся в движении. Когда они
принадлежали к определенному классу, голландские купцы и политические деятели осознавали,
хотя бы через собственную практику изо дня в день, громадное могущество, которое находилось в
их руках. Их главные козыри позволяли любые игры — законные и незаконные.
«С того времени, как я более глубоко знаю Амстердам, — писал в 1699 г. один современник, — я
его сравниваю с ярмаркой, куда множество купцов доставляют из своей стороны товары, будучи
уверены, что найдут там сбыт; как на обычных ярмарках купцы, кои там пребывают, не
пользуются теми вещами, что они там продают, так и голландцы, кои со всех сторон накапливают
товары Европы, сохраняют для своего употребления лишь те, кои абсолютно необходимы для
жизни, и продают прочим нациям те, что они рассматривают как излишние, каковые всегда самые
дорогие»
298
.
Сравнение с ярмаркой банально, но им сразу же сказано главное о роли Амстердама: собирать,
складировать, продавать, перепродавать товары всего мира. Уже Венеция проводила подобную же
политику; уже Антверпен к 1567 г. был, по словам Лодовико Гвиччарди-ни
2
^, «постоянной
ярмаркой». Нет никакого сомнения, что по масштабам того времени эта складская мощь казалась
баснословной, да и ненормальной, потому что такое притяжение порой завершалось откровенно
нелогичными транзитными перевозками. Еще в 1721 г.
300
Чарлз Кинг в своем «Британском купце»
удивлялся, что английские товары для Франции забирали голландские корабли, что товары эти
выгружались в Амстердаме и оттуда отправлялись по Маасу или по
234 Глава 3. СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ... АМСТЕРДАМ
Рейну!
301
За них будет выплачена пошлина при ввозе и вывозе из Голландии, затем дорожные сборы на
Рейне или на Маасе и, наконец, пошлина на таможне на французской границе. Разве не оказались бы
эти товары «дешевле в Шампани, или в Меце, или в прилегающих к Рейну и Маасу местностях, ежели
бы мы с самого начала выгружали их в Руане и платили бы только городские ввозные пошлины в сем
городе»? Конечно, будучи англичанином, Кинг заблуждался, если полагал, что таможенную пошлину
платили один-единственный раз при въезде во Францию
302
. Но очевидно, что движение через
Амстердам удлиняло и усложняло кругооборот. Прямая торговля в конце концов возобладает, когда в
XVIII в. у Амстердама больше не будет такой притягательной и перевалочной мощи. Но это еще не
было правилом в том 1669 г., когда происходил обмен мнениями между Симоном Арно де Помпонном,
великим пенсионарием Яном де Виттом и Ван Бойнингеном
303
, чей язык был более бесхитростным,
нежели язык Я. де Витта. Невозможно нам продолжать покупать французские товары, говорил Ван
Бойнинген Помпонну, ежели во Франции запрещают наши готовые изделия. Ничего нет проще, чем
заставить голландского потребителя забыть вкус французского вина, употребление которого в
значительной мере вытеснило употребление пива: достаточно будет увеличить налоги на потребление
(жесткое средство рационирования). Но, добавлял Ван Бойнинген, ежели голландцы решат между
собой «утвердить среди своего народа трезвость и ограничение роскоши», запретив употребление
дорогих французских шелковых изделий, они будут продолжать вывоз в зарубежные страны «тех
самых вещей, кои они пожелали бы изгнать из своей страны». Для ясности: французские вина, водки,
роскошные ткани будут допускаться на рынок Соединенных Провинций при условии, что их станут
вывозить оттуда; перекроют внутренний кран, оставив свободу для складирования и транзита.
Склады, пакгаузы — то было сердце голландской стратегии. В 1665 г. в Амстердаме упорно
поговаривали о часто обсуждавшемся проекте попытаться открыть проход в Индию северным путем.
Ост-Индская компания старалась этому воспрепятствовать. Причина? Дело в том, объясняло одно из
заинтересованных лиц, что в случае успеха дорога сократится на полгода. И тогда у Компании
недостанет более времени, чтобы до возвращения экспедиции сбыть на десять миллионов флоринов
товара, что скапливался ежегодно на ее складах
304
. Изобилие на рынке сбило бы цену наличных
запасов. В конечном счете попытка эта провалится сама собой, но такие страхи бросают свет на образ
мышления и в еще большей мере — на возраст экономики.
ПРЕОБЛАДАНИЕ И КАПИТАЛИЗМ 235
В 1786 г. голландцы все еще были перевозчиками для всей Европы
Проделанный французским консулом в Амстердаме в 1786 г. подсчет 1504 кораблей, пришедших в Амстердам.
Несмотря на поздний период, эти корабли почти все были голландскими.
Пришли из Число кораблей
В том числе
голландских
Пруссии
591 581
России
203 203
Швеции
55 35
Дании
23 15
Северной Германии
17 13
Норвегии
80 80
Италии
23 23
Португалии
30 30
Испании
74 72
Леванта
14 14
Варварии
12 12
Франции
273 273
Американских колоний
109 109
(исключая Соединенные Штаты)
По данным Бругманса: Brugmans. Geschiedenis van Amsterdam, IV, p. 260-261.
Нагромождения, скопления товаров в те времена и в самом деле соответствовали медлительности и
нерегулярности обращения. Они были решением торговых проблем, которые все, или почти все,
проистекали из прерывистого характера поступлений и отправлений, из задержки и ненадежности
информации и распоряжений. Купец, если он мог себе позволить сохранить свои запасы, был в
состоянии сразу же реагировать на какой-либо просвет на рынке, едва только тот образовывался. И
если Амстердам был дирижером оркестра европейских цен, что отмечают все документы, то именно по
причине обильных запасов товаров, сбыт которых он мог регулировать по своему усмотрению.
ТОВАРЫ И КРЕДИТ
Такая система перевалочной торговли оборачивалась монополией. И если голландцы были «на самом
деле перевозчиками для всего света, коммерческими посредниками, комиссионерами и маклерами для
всей Европы» (так говорил Дефо в 1728 г.
305
), то происходило это не
236 Глава 3. СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ... АМСТЕРДАМ
оттого, как полагал Ле Поттье де ла Этруа
306
, что «все нации соблаговолили сие терпеть», но
потому, что они не могли этому помешать. Голландская система была построена на совокупности
торговых взаимозависимостей, которые, будучи связаны друг с другом, образовывали ряд почти
обязательных каналов обращения и перераспределения товаров. То была система,
поддерживавшаяся ценой постоянного внимания, политики устранения любой конкуренции,
подчинения всего комплекса голландской экономики этой главной цели. Споря с Помпонном в
1669-1670 гг. по поводу «желания, пробуждающегося у прочих наций, не основывать на них одних
[голландцах] всю торговлю Европы»
307
, голландцы не были не правы, утверждая, что «те, кто
отнимет у них [эту торговлю, каковую они именовали Entrecours], не пропуская ее более через их
руки», хотя и могут лишить их «столь великой пользы, какую приносят им обмен и перевозки
товаров, кои ми они одни занимались во всех частях света», но не в состоянии заменить
голландцев в этой роли и присвоить себе прибыли от нее
308
.
Такая гипертрофированная функция складирования и перераспределения возможна была только
потому, что она придавала форму, ориентировала и даже изменяла (следовало бы сказать —
лепила) остальные торговые функции. «Политический опыт» Жан-Франсуа Мелона (1735)
отмечал это в применении к банку — правда, не слишком ясно, но рассуждение его, несомненно,
заходило довольно далеко. «Хороший банк, — говорит он, — это тот, который не платит», т. е.
такой, который не занимается эмиссией
309
. Амстердамский банк и его образец Венецианский
банк
310
отвечали этому идеалу. Там все «крутилось на письме». Вкладчик рассчитывался
переводом, используя фиктивные деньги, так называемые банковские деньги, которые по отноше-
нию к ходячей монете имели ажио, равнявшееся в среднем 5% в Амстердаме и 20% в Венеции.
Вот как Мелон, напомнив об этих понятиях, противопоставляет Амстердам и Лондон.
«Амстердамский банк, — объясняет он, — должен был крутиться на письме, ибо Амстердам по-
лучает много, а потребляет мало. Он получает морем большие партии, чтобы отправить такие же
дальше [это означает дать определение перевалочной торговли]. Лондон же потребляет... свое
собственное продовольствие, и его банк должен состоять из бумаг, оплачиваемых по
требованию»
311
. Текст не слишком точный, я согласен с этим, но противопоставляющий страну,
которая главным образом занимается торговлей перевалочной и транзитной, стране, где спектр
обращения, широко открытый для внутренних сетей потребления и производства, постоянно
нуждается в реальных деньгах
312
.
Если Амстердам не имел эмиссионного банка с повседневной озабоченностью о кассовой
наличности металлической монеты, так это потому, что он в нем почти не нуждался. В самом деле,
то, чего требо-
ПРЕОБЛАДАНИЕ И КАПИТАЛИЗМ 237
вала перевалочная торговля, — это легкие и быстрые расчеты, которые позволяли взаимно
компенсировать очень многочисленные платежи, не прибегая к риску, связанному с наличными, и
аннулировать большей частью эти платежи игрою клиринга. С этой точки зрения амстердамская
банковская система имела ту же природу, что банковская система ярмарок старого типа, включая
и самоновейшие генуэзские ярмарки, но была намного более гибкой и быстродействующей в силу
своего постоянного характера. Согласно отчету «бухгалтеров банка», такая фирма, как Хоупы, в
нормальные времена, до кризиса 1772 г., ежедневно проводила, кредитом или дебетом, «60—80
статей банковских расчетов»
313
. По словам одного надежного свидетеля, около 1766 г. в
Амстердамском банке наблюдалось «увеличение оборота до десяти и двенадцати миллионов
флоринов в день»
314
.
Но зато Амстердамский банк не был инструментом кредита, поскольку вкладчикам под страхом
штрафа воспрещалось превышать суммы их счетов
315
. А ведь кредит, необходимый на любом
рынке, был в Амстердаме жизненной необходимостью, принимая во внимание ненормальную
массу товаров, которые закупались и помещались в пакгаузы лишь ради того, чтобы быть
реэкспортированными несколько месяцев спустя, принимая также во внимание, что оружием
голландского негоцианта против иностранца были деньги, многообразные авансы, предлагаемые
для того, чтобы лучше купить или лучше продать. На самом деле голландцы были для всей
Европы торговцами кредитом, и в этом заключалась тайна тайн их процветания. Этот дешевый
кредит, в изобилии предлагавшийся амстердамскими фирмами и крупными купцами, выбирал
столь многообразные пути, от самой благоразумной торговли до безудержной спекуляции, что его
с трудом можно проследить во всех его извивах. Но ясна его роль в том, что в те времена называли
комиссионной и акцептной торговлей, которая в Амстердаме приобрела особые, быстро
множившиеся формы.