Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв 3 тт. Том 2. Игры обмена

Подождите немного. Документ загружается.

оплачивается вперед; нищета же жителей сего края долго не заставит их отказаться от такового

обыкновения». Ни единого слова о размерах вознаграждения, но к не зная их, можно поклясться, что было

оно невысоким. А иначе чего ради такие усилия в отсталой области!

СИСТЕМА ПАЛОМНИЧЕСТВА В ГЕРМАНИИ

Хотя система надомного труда была открыта, «окрещена», описана и объяснена в первую очередь

немецкими историками на материале собственной страны, она не здесь зародилась, чтобы затем

распространиться за ее пределы. Если бы потребовалось найти ее родину, то колебания возможны были бы

только между Нидерландами (Гент, Ипр) и промышленной Италией (Флоренция, Милан). Но система эта,

очень быстро ставшая в Западной Европе вездесущей, широко распространилась по немецким землям,

которые, принимая во внимание состояние исторических исследований, служат излюбленным объектом

наблюдения. Еще не опубликованная статья Германа Келленбенца, которую я здесь кратко излагаю, дает

детальную, многообразную и убедительную ее картину. Сети системы были первыми бесспорными чертами

торгового капитализма, стремившегося к господству над ремесленным производством, а не к его

преобразованию.

КАПИТАЛИЗМ И ПРВДПРОМЫШЛЕННССТЪ 317

В самом деле, что его интересовало в первую голову, так это продажа. Задуманная таким образом система

надомничества (Verlagssystem) могла затронуть любой вид производственной деятельности с того момента,

как купцу становилось выгодно подчинить его себе. Все благоприятствовало такому разрастанию: общий

подъем техники, ускорение перевозок, рост накопленного капитала, которым управляли опытные руки, и,

наконец, быстрое развитие германских рудников начиная с 70-х годов XV в.

Оживленный характер германской экономики был отмечен множеством признаков, будь то хотя бы раннее

начало роста цен или же та форма, в какой центр тяжести этой экономики перемещался из одного города в

другой: в начале XV в. все вращалось еще вокруг Регенсбурга, на Дунае; затем утвердил себя Нюрнберг;

время Аугсбурга и его купцов-финансистов наступит позднее, в XVI в. Все происходило так, словно

Германия увлекала за собой окружающую ее Европу и приспосабливалась к ней, а заодно

приспосабливалась и к собственной участи. Система надомничества (Verlagssystem) извлекала пользу из

этих благоприятных условий в Германии. Если наложить на карту все связи, какие она создавала, то все

пространство германских земель было бы пронизано этими тонкими и многочисленными нитями. Один за

другим разные виды производственной деятельности охватывались этой сетью. В Любеке это случилось

довольно рано (в XIV в.) с мастерскими суконщиков; в Висмаре так произошло в пивоварении, которое

объединяло «работников пивовара» (Brduknechte) и «работниц пивовара» (Braumdgde), бывших уже

наемными рабочими. В Ростоке это произошло в мельничном деле и производстве солода. Но в XV в.

именно обширный сектор текстильного производства стал оперативным простором для этой системы — от

Нидерландов, где концентрация производств была намного большей, чем в Германии, до швейцарских

кантонов (базельские и санкт-халленские холсты). Изготовление бумазеи — из смеси льна и хлопка, —

которое предполагало ввоз сирийского хлопка через Венецию, было по природе своей такой отраслью, где

купец, который держал в руках привозимое издалека сырье, неизбежно играл свою роль, будь то в Ульме

либо в Аугсбурге, где надомни-чество будет способствовать быстрому подъему производства Barchent —

бумазеи, В других местах система затронула бочарное производство, изготовление бумаги (первая бумажная

мельница в Нюрнберге в 1304 г.), набойку тканей и даже изготовление четок.

РУДНИКИ И ПРОМЫШЛЕННЫЙ КАПИТАЛИЗМ

По всей Германии или, лучше сказать, по всей Центральной Европе в широком смысле слова, включая

Польшу и Венгрию, и в Скандинавских странах на рудниках был сделан решающий шаг по пути к

капитализму. В самом деле, здесь торговая система завладела производством и сама его

318 Глава 3. ПРОИЗВОДСТВО, ИЛИ КАПИТАЛИЗМ В ГОСТЯХ____________________________

реорганизовала. В этой области нововведения пришлись на конец XV в. Действительно, в этот решающий

период не были изобретены ни рудник, ни горняцкое ремесло, но подверглись изменению условия

эксплуатации месторождений и труда.

Профессия горняка — старая профессия. С XII в. во всей Центральной Европе можно было обнаружить

группы ремесленников, подмастерьев-горняков (Gewerkschaften, Knappschaften)

326

, а правила их организации

сделались всеобщими в XIII и XIV вв. вместе с перемещениями множества немецких рудокопов в

направлении стран Восточной Европы. Все шло хорошо у этих крохотных коллективов, пока руду можно

было добывать на поверхности. Но с того времени, когда эксплуатация месторождений потребовала идти за

рудой в глубину, она поставила трудные задачи: проходку и крепление длинных штолен, подъемные

устройства над глубокими шахтами, откачку неизменно присутствовавшей в выработках воды. Впрочем,

решение их всех вызывало трудности не столько в техническом смысле (новые приемы, как то часто бывало

в мире труда, вырабатывались сами собой), сколько в финансовом. Отныне горнопромышленная дея-

тельность требовала установки и обновления громадных по тем временам технических устройств. В конце

XV в. такое изменение открыло двери богатым купцам. Издалека, одной лишь силой своих капиталов, они

захватят рудники и связанные с ними промышленные предприятия.

Эта эволюция произошла почти везде в одно и то же время — в конце XV в.: на серебряных рудниках Гарца

и Чехии, в Тирольских Альпах, давнем центре разработки меди, на золотых и серебряных рудниках Верхней

Венгрии*, от тамошнего Кенигсберга (Нова-Баня) до Нейзоля (Банска-Бистрица), вдоль стиснутой крутыми

берегами долины Грона

327

. И как следствие, свободные работники горняцких артелей (Gewerkschaften) по-

всюду сделались наемными рабочими, работниками зависимыми. К тому же это как раз тот период, когда

появляется само слово «рабочий».

Вложение капитала проявилось в сенсационном росте производства, и не в одной только Германии. В

Величке, около Кракова, прошли времена крестьянской добычи каменной соли путем выпаривания рассола

в неглубоких железных емкостях. Штольни и шахты проходили на глубине до 300 м. Огромные машины,

приводившиеся в движение конными упряжками, поднимали на поверхность соляные плиты. В период

своего апогея в XVI в. производство составляло 40 тыс. тонн в год; на копях было занято 3 тыс. рабочих. С

1368 г. в добыче участвовало и польское государство

328

. Также неподалеку от Кракова, но в Верхней

Силезии, на свинцовых рудниках вокруг Олькуша, которые в конце XV в. давали от 300 до 500 тонн руды в

год, в XVI—XVII вв. добывали ее ежегодно от тысячи

КАПИТАЛИЗМ И ПРЩ1РОМЫШЛЕННОСТЬ 319

* Верхняя Венгрия — имеются в виду словацкие земли, входившие в состав владений венгерской короны. — Примеч. пер.

до 3 тыс. тонн. Здесь сложность заключалась не в глубине залегания (она составляла всего 50—80 м), а в

чрезмерном обилии воды. Потребовалось проходить длинные наклонные обшитые деревом галереи,

позволявшие воде стекать вниз, увеличивать число насосов с конным приводом, наращивать численность

рабочих. Тем более что твердость породы была такова, что за восемь часов труда рабочий проходил лишь 5

см выработки. Все это требовало капиталов и автоматически передало рудники в руки тех, кто таковыми

располагал: пятая часть шахт принадлежала «рантье» — королю польскому Сигизмунду II Августу; пятая

часть — знати, королевским чиновникам и богатым жителям новых соседних городов; а три пятых остались

краковским купцам, которые удерживали в руках польский свинец подобно тому, как аугсбургские купцы,

хотя и находившиеся на большом удалении, завладели золотом, серебром и медью Чехии, Словакии,

Венгрии, Тироля

329

Для деловых людей велик был соблазн монополизировать столь важные источники дохода. Но это означало

зариться на кусок шире глотки; даже Фуггеры едва не потерпели неудачу, пытаясь установить монополию

на медь. Хёхштеттеры в 1529 г. разорились, упорно стараясь создать монопольный «трест» по добыче ртути.

Размеры необходимого для инвестирования капитала в общем делали невозможным для какого бы то ни

было купца взять на себя в одиночку ответственность за весь комплекс тех или иных горных разработок.

Правда. Фуггеры в течение долгих лет полностью держали в руках разработку альмаденских ртутных

рудников в Испании. Но Фуггеры — это Фуггеры. Обычно же, подобно собственности на корабль, которую

делили на части (carats), право собственности на горные разработки делилось на доли (Кихеп), довольно

часто — на 64 и даже на 128 таких Кихеп. Это раздробление позволяло привлечь к предприятию благодаря

нескольким даровым акциям самого государя, который к тому же сохранял фактическое право

собственности на недра. Август I Саксонский владел в 1580 г. 2822 долями (Кихеп)

. В силу этого факта

государство всегда принимало участие в горнопромышленных предприятиях.

Но это блистательная — хочется сказать, легкая — фаза истории горной промышленности была не слишком

продолжительной. Закон убывающей отдачи неумолимо должен был сыграть свою роль: горные пред-

приятия процветали, потом приходили в упадок. Упорные забастовки рабочих в Верхней Венгрии начиная с

1525-1526 гг. были, несомненно, уже показателем отступления. Десятью годами позже умножились при-

знаки прогрессирующего спада. Говорили, что повинна в том конкуренция со стороны американских

рудников либо же экономическая депрессия, на время прервавшая подъем XVI в. Во всяком случае,

торговый капитализм, который в конце XV в. был так скор на вмешательство, не замедлил стать

осторожным и забросить то, что было отныне лишь

320 Глава 3. ПРОИЗВОДСТВО, ИЛИ КАПИТАЛИЗМ В ГОСТЯХ

посредственным делом. Но ведь отказ от инвестирования столь же характерен для любой

капиталистической активности, сколь и инвестирование: конъюнктура подталкивает капитал вперед,

конъюнктура же и заставляет его выйти из игры. Знаменитые рудники были предоставлены государству:

уже тогда неудачные деловые предприятия оставляли на его долю. Если Фуггеры оставались в Шваце, в

Тироле, так это потому, что одновременное содержание в руде меди и серебра еще позволяло извлекать там

значительные прибыли. На венгерских медных рудниках их сменили другие аугсбургские фирмы:

Лангнауэры, Хауги, Линки, Вайсы, Паллеры, Штайнигеры и, наконец, Хенкели фон Доннерсмарки и

Релингеры. Все они уступят место итальянцам. Такая последовательная смена владельцев заставляет думать

о промахах и неудачах и по меньшей мере — о скудных доходах, от которых предпочитали в один

прекрасный день отказаться.

Тем не менее, если купцы и бросили большую часть горных предприятий государям, они остались в менее

рискованной роли распределителей горнопромышленной и металлургической продукции. И вот мы уже

больше не смотрим на историю горной промышленности, а вслед за нею — и на историю капитализма

взглядом Якоба Штридера

', пусть даже и искушенным. Если вырисовывающееся объяснение правильно —

а оно должно быть правильным, — капиталисты, включившиеся или включавшиеся в горнопромышленную

деятельность, в общем покидали лишь опасные или малонадежные посты начальной стадии производства.

Они переключались на изготовление полуфабрикатов, на домны, плавильни и кузницы, или того лучше —

на одно только распределение. Они снова держались на расстоянии.

Эти продвижения вперед и отступления требуют десятков, сотен свидетельств, которые определенно были

бы небесполезны. Но главная проблема для нас заключена в другом. Разве не видим мы, как в этих могу-

щественных горнопромышленных сетях в конце концов возникал настоящий рабочий пролетариат —

рабочая сила в чистом виде, «голый труд», т. е., в соответствии с классическим определением капитализма,

второй элемент, необходимый для его существования? Рудники вызвали огромные сосредоточения рабочей

силы, разумеется, по масштабам того времени. К 1550 г. на рудниках Шваца и Фалькенштейна в Тироле

было больше 12 тыс. профессиональных рабочих; одной только откачкой воды, что угрожала рудничным

штольням, там занималось от 500 до 600 наемных работников. Правда, в общей массе наемный труд еще

оставлял место для некоторых исключений: так, продолжали существовать мелкие предприниматели на

транспортных работах или крохотные артели независимых горняков. Но все или почти все зависели от

снабжения продовольствием, осуществлявшегося крупными работодателями, от системы фабричных лавок

(Trucksystem), бывшей дополнительной формой эксплу-

КАПИТАЛИЗМ И ПРЕДПРОМЫШЛЕННОСТЬ 321

атации трудящихся: им продавали по ценам, выгодным поставщику, зерно, муку, жир, одежду и прочую

«грошовку» (Pfennwert), дешевый товар. Эта торговля вызывала у горняков, буйных по натуре и скорых на

подъем, частые протесты. Наперекор всему строился и обретал четкие контуры мир труда. В XVII в. вокруг

железоплавильных заводов в Хунсрюке появились дома рабочих. Обычно плавильня бывала

капиталистической, но железный рудник оставался в руках вольного труда. Наконец, повсюду установилась

иерархия труда, некий его «командный состав»: наверху— мастер (Werkmeister), представитель купца, ниже

— десятники (Gegen-meister). Как же не увидеть, с двойным, с тройным основанием, в этих возникавших

реальностях провозвестие наступавших новых времен?

РУДНИКИ НОВОГО СВЕТА

Это умеренное, но очевидное отступление капитализма в горной промышленности начиная с середины XVI

в. остается заметным фактом. Европа в силу самой своей экспансии действовала тогда так, словно она сочла

за благо избавиться от заботы о собственной горной и металлургической промышленности, переложив ее

задачи на те районы, которые находились в зависимости от нее на периферии. В самом деле, в Европе не

только снижающаяся отдача ограничивала прибыль, но и «огненные заводы» к тому же истощали запасы

лесов. Цена дров и древесного угля становилась чрезмерной, домны обрекались на работу с перерывами,

бесполезно омертвляя основной капитал. С другой стороны, росла заработная плата. Так что нечего

удивляться, если европейская экономика, рассматриваемая как нечто целостное, обращалась за железом и

медью к Швеции, за медью — к Норвегии. Вскоре за тем же железом стали обращаться к далекой про-

мышленности России. Золото и серебро получали из Америки, олово — из Сиама (если не принимать во

внимание английский Корнуолл), золото — из Китая, серебро и медь — из Японии.

Однако замена не всегда бывала возможна. Так обстояло дело с ртутью, необходимой американским

серебряным рудникам. Месторождений ртути в Уанкавелике, в Перу, открытых около 1564 г. и довольно

медленно вводившихся в эксплуатацию, было недостаточно, и снабжение металлом с европейских рудников

в Альмадене и Идрии оставалось необходимостью

332

. Знаменательно, что интереса к этим рудникам капитал

не утратил. Альмаден оставался под единоличным управлением Фуггеров вплоть до 1645 г.

333

Что же до

Идрии, месторождения которой, открытые в 1497 г., разрабатывались начиная с 1508-1510 гг., то купцы

непрестанно оспаривали монопольное право на них австрийского государства, которое завладело всеми

рудниками с 1580 года

334

Втягивался ли капитализм на отдаленных горнопромышленных предприятиях целиком в то производство,

которое он только что мало-помалу

322 Глава 3. ПРОИЗВОДСТВО, ИЛИ КАПИТАЛИЗМ В ГОСТЯХ

забросил в Европе? До определенной степени — да, если говорить о Швеции и Норвегии. Но ответ будет

отрицательным в том, что касается Японии, Китая, Сиама или самой Америки.

В Америке золотодобыча, осуществлявшаяся еще на ремесленной основе в окрестностях Кито в Перу и на

обширных приисках внутренних районов Бразилии, сильно отличалась от добычи серебра, которую вели

уже процессом амальгамирования по новой технологии, завезенной из Европы и использовавшейся в Новой

Испании с 1545 г., в Перу — с 1572 г. У подножия гор Серро-де-Потоси огромные водяные колеса дробили

руду и облегчали амальгамирование. Там имелись дорогостоящие установки, дорогостоящее сырье.

Возможно, что там нашлось место и для определенных форм капитализма: нам известны и по Новой

Испании, и по Потоси разом возникавшие состояния удачливых рудокопов. Но они были исключением.

Правилом и здесь оставалось то, что прибыль достается купцу.

В первую очередь — купцу местному. Как и в Европе, и даже больше чем в Европе, горнопромышленное

население устраивалось на пустом месте: так было на Севере Мексики или в Перу, настоящей пустыне в

сердце Анд. И следовательно, главным вопросом было снабжение. Этот вопрос вставал уже в Европе, где

предприниматель поставлял горняку необходимое продовольствие и крупно зарабатывал на этой торговле.

В Америке же снабжение доминировало над всем. Так было на бразильских приисках. Так было в Мексике,

где рудники Севера требовали крупных поставок продовольствия с Юга. В 1733 г. Сакатекас потреблял

более 85 тыс. фанег маиса (фанега составляет 15 кг), Гуанахуато — 200 тыс. фанег it 1746 г. и 350 тыс. фанег

в 1785 г.

335

Но ведь не сам minero (собственник рудника, разрабатывающий его) обеспечивал снабжение. В

обмен на золото или белый металл купец авансировал его продовольствием, тканями, инструментом, ртутью

— и включал его в систему либо натурального обмена, либо снабжения в кредит. Купец опосредованно,

незаметно или открыто, становился хозяином рудников. Но не главным господином этих обменов, которые

брали на себя различные звенья торговой цепочки — в Лиме, Панаме, на ярмарках Номбре-де-Диос или

Портобельо, в Картахене Индий и, наконец, в Севилье или Кадисе, головных пунктах другой европейской

распределительной сети. Другая цепочка тянулась из Мехико в Веракрус, Гавану, Севилью. Именно там, на

всем протяжении пути, со всеми жульническими проделками, какие этот путь делал возможными,

размещались прибыли, а вовсе не на уровне горнопромышленного производства.

СОЛЬ, ЖЕЛЕЗО, КАМЕННЫЙ УГОЛЬ

Однако же определенные виды деятельности остались европейскими: такой была судьба добычи соли,

железа, каменного угля. Ни одна из копей каменной соли не была заброшена, а значительные масштабы

техниче-

КАПИТАЛИЗМ И ПРВДПРОМЫШЛЕННОСТЪ 323

ского оснащения очень рано отдали их во власть купцов. Напротив, разработка соляных полей была

организована мелкими предпринимателями: в руках купцов были сконцентрированы только перевозки и

сбыт; так происходило что в Сетубале, в Португалии, что в Пеккэ, в Лангедоке. Крупные предприятия

соляной торговли угадываются как на побережье Атлантики, так и в долине Роны.

Что касается железа, то рудники, домны и металлургические заводы долгое время оставались

производственными единицами ограниченных размеров. Торговый капитал почти не вмешивался в их дела

непосредственно. В 1785 г. в Верхней Силезии 191 из 243 доменных печей (Werke) принадлежала крупным

земельным собственникам (Gutsbesitzer), 20 — королю прусскому, 14 — разным княжествам, 2 —

благотворительным фондам и только 2 печи — вроцлавским купцам

336

. Дело в том, что железоделательная

промышленность имела тенденцию строиться по вертикальному принципу, и поначалу собственники

рудосодержащих участков и необходимого леса играли решающую роль. В Англии джентри и знать

зачастую вкладывали капиталы в железные рудники, домны и передельные производства, располагавшиеся

на их землях. Но это долго будут единичные предприятия, с ненадежным сбытом, примитивной техникой и

недорогими постоянными сооружениями. Главные затраты — это необходимый приток сырья, топлива и

заработная плата. Это обеспечивал кредит. Однако придется дожидаться XVIII в., чтобы стало возможным

крупномасштабное производство и технический прогресс и инвестиции последовали за расширением рынка.

Гигантская доменная печь Эмброуза Краули (1729) была, пожалуй, менее значительным предприятием, чем

какая-нибудь очень крупная пивоварня того времени

337

Мелкие и средние предприятия преобладали также и в добыче угля, и очень долго. Во Франции в XVI в.

одни только крестьяне добывали для собственных нужд или для легкого вывоза каменный уголь открытых

месторождений, как то было вдоль Луары или наЖиворе в Марселе. Точно так же огромный успех

Ньюкасла не помешал сохраняться старинной и упорной корпоративной организации. В XVII в. по всей

Англии «на одну глубокую шахту [оборудованную на новый манер] приходилось двенадцать мелких,

разрабатывавшихся с небольшими затратами... какими-то простыми орудиями»

338

. Если имели место

новшества, прибыль, игра торговых интересов, то бывало это во все более расширявшейся системе сбыта

топлива. В 1731 г. Компания Южных морей (South Sea Company) намеревалась направить в Ньюкасл и в

порты на реке Тайн свои суда, возвращавшиеся с китобойного промысла, дабы там загрузить

их углем

339

Но вот мы оказываемся в XVIII в., где все уже переменилось. Даже во Франции, запаздывавшей в сравнении

с Англией, Совет торговли и соответствующие власти были завалены заявками на горные отводы — можно

324 Глава 3. ПРОИЗВОДСТВО, ИЛИ КАПИТАЛИЗМ В ГОСТЯХ____________________________

было подумать, что не существовало во Франции области, которая бы не таила в своих недрах запасы

каменного угля или, на худой конец, торфа. И правда, использование каменного угля увеличивалось, хотя и

менее быстро, чем в Англии. Его применяли на новых стекольных заводах Лангедока, на пивоваренных

заводах Севера, например в Аррасе или в Бетюне

340

, или даже на металлургических заводах в Алесе. Отсюда

и новая заинтересованность купцов и лиц, предоставлявших капитал, заинтересованность большая или

меньшая в зависимости от обстоятельств и от района, тем более что отвечавшие за это власти отдавали себе

отчет в том, что в таких сферах деятельности любители не могли иметь веса. Именно это и писал

суассонский интендант в марте 1760 г. одному из подавших заявки: надлежит «прибегнуть к компаниям,

подобным Боренской и компании г-на де Ренозана», которые одни только способны «собрать необходимые

средства для оплаты этих подлинных горных работ по добыче, каковые исполнить могут лишь люди в сем

деле искусные»

341

. Таким образом будут созданы анзенские копи, славная история которых интересует нас

только в своем начале. Они очень быстро займут место мануфактуры Сен-Гобен в качестве второго по

важности после Ост-Индской компании французского предприятия: с 1750 г. они будто бы будут

располагать «огненными насосами», т. е. машинами Ньюкомена

342

. Но не будем более углубляться в то, что

было уже промышленной революцией.

МАНУФАКТУРЫ И ФАБРИКИ

Чаще всего предпромышленность представала в форме бесчисленных простейших ячеек ремесленной

деятельности и системы надомничества. Выше этого рассеянного мира появляются уже более явные

капиталистические виды организации — мануфактуры и фабрики,

Оба слова употреблялись постоянно как равнозначные. Это историки, следуя за Марксом, охотно

разграничили бы слово мануфактура, обозначая им предприятие с концентрацией рабочей силы

ремесленного типа, трудящейся вручную (особенно в текстильном производстве), и слово фабрика, имея в

виду предприятие, связанное с оборудованием и машинами, какие уже применяли горнодобывающие

предприятия, металлургические производства или судостроительные верфи. Но вот мы читаем написанное

французским консулом в Генуе, который отмечает создание в Турине заведения, насчитывавшего тысячи

ткачей, производящих шелка, затканные золотом и серебром: эта «фабрика... со временем нанесет

значительный ущерб мануфактурам Франции»

343

. Для него два эти слова были синонимами. На самом же

деле слово «завод» (usine), по традиции сохраняемое для XIX в,, лучше бы подошло к тому, что историки

будут именовать фабрикой. Слово это, редко употреблявшееся, существовало с XVIII в. В 1738 г.

испрашивалось разрешение создать

КАПИТАЛИЗМ И ПРЩПРОМЫШЛЕННОСТЬ 325

около реки Эссонн «завод» (usine), «дабы изготовлять там всяческие виды медной проволоки для котельных

работ»

344

(правда, в 1772 г. этот же завод будет назван «медной мануфактурой»!). А в 1768 г. кузнецы и то-

чильщики района Седана просили разрешения основать возле мельницы в Илли

345

«завод, каковой им

необходим для изготовления их forces» (forces — это большие ножницы для стрижки сукон). В 1788 г. барон

Дитрих выражал пожелание, чтобы к нему не применялись запреты, касавшиеся «чрезмерно увеличившихся

в числе случаев основания заводов», в данном случае «доменных печей, железоделательных производств,

ковочных цехов, стекольных заводов» и «молотов»

346

. Следовательно, ничто бы не мешало говорить о

заводах в XV11I в. Я обнаружил также употребление с 1709 г. слова «предприниматель» (entrepreneur)

347

хоть оно и оставалось очень редким. А по данным Доза, слово «промышленник» (industriel) в смысле

«руководитель предприятия» вышло из-под пера аббата Галиани в 1770 г. Ходячим же выражением оно

станет только с 1823 г., с появлением трудов графа Сен-Симона

348

С учетом сказанного останемся верны ради удобства изложения проводимому обычно различению между

мануфактурой и фабрикой. Так как и в том и в другом случае мое намерение заключается в том, чтобы

уловить прогресс концентрации, я оставлю без внимания мелкие единицы. Ибо иной раз слово мануфактура

применяли к предприятиям-лилипутам. Например, к «саржевой мануфактуре» в Сент-Менеульде, которая в

1690 г. объединяла пять человек

349

, или к «дрогетовой мануфактуре с 12 работниками» в Жуанвиде

350

. По

данным исследования О. Ройтера, которое имеет значение социологического обследования, в княжествах

Ансбахском и Байройтском в XVIII в. на мануфактурах, относящихся.к первой категории, было занято не

более 12-24 рабочих на каждой

351

. В Марселе в 1760 г. 38 мануфактур по производству мыла насчитывали

все вместе тысячу работников. Если эти заведения в буквальном смысле слова и соответствовали

определению «мануфактуры» «Словарем» Савари дэ Брюлона (1761) как «места, где собрано несколько

рабочих или ремесленников, дабы трудиться над одним и тем же видом изделия»

352

, то они рискуют свести

нас к меркам ремесленной жизни.

Вполне очевидно, существовали мануфактуры иного размаха, хотя, вообще говоря, для этих крупных

производственных единиц была характерна не только концентрация. Размещались они, это правда, главным

образом в одном центральном строении. Уже в 1685 г. английская книга с многообещающим названием

«Открытая золотая жила» («The discovered Gold Mine») рассказывала, как «мануфактуристы, идя на большие

затраты, велят строить огромные здания, в коих сортировщики шерсти, чесальщики, прядильщики, ткачи,

сукновалы и даже красильщики трудятся вместе»

353

. Легко догадаться: «золотая жила» — это суконная

мануфактура. Но мануфактура всегда располагала — и из этого правила почти не бывало

326 Глава 3. ПРОИЗВОДСТВО, ИЛИ КАПИТАЛИЗМ В ГОСТЯХ

исключений, — помимо работников, собранных в одном месте, также и рабочими, рассеянными в городе,

где находилась мануфактура, или в близлежащих деревнях, которые все работали на дому. А следовательно,

мануфактура прекраснейшим образом оказывалась в центре системы надомного труда. Тонкосуконная

мануфактура Ванробэ в Абвиле использовала почти 3 тыс. рабочих, но невозможно сказать, сколько из этого

числа работали для нее на дому, в окрестностях

354

. В Орлеане в 1789 г. на чулочной мануфактуре подобным

же образом работали 800 человек, но вдвое больше она использовала вне своих стен

355

. Мануфактура

шерстяных покрывал, основанная в Линце Марией Терезией, насчитывала 15 600 рабочих (в 1775 г. — 26

тыс.). Эта колоссальная цифра не содержит ошибки; впрочем, как раз в Центральной Европе, где

промышленность запаздывала с развитием и это отставание нужно было нагонять, и встречался самый

многочисленный персонал. Но из этих цифр две трети приходились на прядильщиков и ткачей,

трудившихся на дому

356

. В Центральной Европе мануфактуры часто набирали работников среди крепостных

крестьян — так было в Польше, так было в Чехии, — и это мимоходом еще раз доказывает, что техническая

организация оказывается безразличной к социальному контексту, с которым она сталкивается. Впрочем, на

Западе тоже обнаруживаешь этот рабский или почти рабский труд, поскольку некоторые мануфактуры

использовали рабочую силу работных домов (workhouses), куда заключали праздношатающихся,

правонарушителей, преступников, сирот. Это, впрочем, не мешало им, как и другим мануфактурам,

использовать, сверх того, и надомную рабочую силу.

Можно было бы подумать, что мануфактура, таким образом, размножалась отводками, изнутри наружу, по

мере того как увеличивалась в размерах. Но справедливо скорее обратное, если подумать о самом генезисе

мануфактуры. В городе она зачастую бывала завершением сети надомного труда, местом, где в конечном

счете заканчивался процесс производства. А это завершение составляло почти половину всей работы — об

этом нам рассказывает Даниэль Дефо на примере шерстяной мзнуфактуры

357

. Значит, именно определенное

число завершающих операций и сосредоточивалось в здании, которое призвано было затем расширяться.

Так, в XIII и XIV вв. шерстяная промышленность в Тоскане была огромной системой надомничества.

«Компания шерстяного ремесла» (Compagnia deli'Arte della lana), которую после своего возвращения в

Прато в феврале 1383 г. основал Франческо Датини, представляла десяток человек, работавших в мастер-

ской, тогда как к ее услугам была тысяча других, рассеянных на плошали больше 500 кв. км вокруг Прато.

Но мало-помалу проявилась тенденция часть работы концентрировать (ткачество, чесание); рождалась

мануфактура, хотя и очень медленно

358

Но почему столько мануфактур удовлетворялось завершающими операциями? Почему столько других, взяв

на себя почти полный производ-

КАПИТАЛИЗМ И ПРВДПРОМЫШЛЕННОСТЬ 327

ственный цикл, оставило широкое поле деятельности для надомного труда? Прежде всего, отделочные

процессы, валяние сукна, окраска и т. д. были технически самыми сложными и требовали сравнительно

дорогостоящего оборудования. Логически эти операции выходили за рамки ремесленной стадии

производства и требовали капиталов. С другой стороны, для купца обеспечивать отделочные операции

означало держать в руках то, что его интересовало больше всего, — коммерциализацию продукта. Могли

также играть роль и различия в цене труда городского и труда сельского: Лондону, например, было очень

выгодно продолжать закупать сукно-сырец на провинциальных рынках с их низкими ценами, целиком

посвятив себя отделке и окраске, которые очень много значили для стоимости ткани. Наконец, и это

особенно существенно, использовать труд надомников — это значило располагать свободой приспособле-

ния производства к весьма переменчивому спросу, не вызывая безработицы квалифицированных рабочих

мануфактуры. Если спрос изменялся, достаточно было дать чуть больше или чуть меньше работы «наружу».

Но вполне очевидно и то, что прибыли мануфактуры были довольно ограниченными, а ее будущее

относительно неопределенным, раз ей недостаточно было себя самой и она предпочитала наполовину

погружаться в систему надомного труда. Не по склонности, конечно, а по необходимости, а если уж

говорить до конца — по слабости.

К тому же мануфактурная промышленность оставалась еще в явном меньшинстве. Об этом говорят все

обзоры. Для Фридриха Лютге «вся совокупность мануфактур играла в производстве гораздо более

ограниченную роль, нежели та, какую заставляет предполагать частота, с которой о них говорят»

359

. В

Германии насчитывалась, как утверждают, примерно тысяча мануфактур всех масштабов. Если попытаться

на примере Баварии оценить их удельный вес в обшей массе национального продукта, то он окажется ниже

1 %

360

. Наверняка понадобились Сы и другие цифры, но можно побиться об заклад, что практически мы не

вышли бы за рамки этих пессимистических выводов.

Тем не менее мануфактуры были образцом и оружием технического прогресса. И скромная доля

мануфактурного производства все же доказывает одно — трудности, какие встречала предпромышленность

в тех условиях, в которых она развивалась. Именно для того, чтобы разорвать этот круг, и вмешивалось

столь часто меркантилистское государство; оно финансировало и проводило национальную политику

индустриализации. За исключением Голландии, да и то с оговорками, любое европейское государство могло

бы послужить примером тому, в том числе и Англия, чья промышленность изначально развивалась под

защитой барьера ярко выраженных протекционистских тарифов.

Во Франции подобные действия государства восходят по меньшей мере к Людовику XI, внедрившему

шелковое ремесло в Туре; уже тогда

328 Глава 3. ПРОИЗВОДСТВО, ИЛИ КАПИТАЛИЗМ В ГОСТЯХ____________________________

проблема заключалась в том, чтобы, производя товар у себя вместо того, чтобы покупать его за границей,

уменьшить отток драгоценных металлов из страны

361

. Меркантилистское государство, уже

«националистическое», было по своей сущности сторонником металлического денежного обращения. Оно

могло бы позаимствовать свой девиз у Антуана де Мон-кретьена, «отца» политической экономии: «Пусть

страна сама себя снабжает»

362

. Наследники Людовика XI, когда могли, действовали, как он. Особое

внимание уделял этому Генрих IV: к 1610 г., году своей смерти, он создал 40 мануфактур из

существовавших тогда 47. Кольбер будет делать то же самое. Его создания, как думает Клод При, отвечали,

кроме того, желанию бороться с неблагоприятной экономической конъюнктурой

363

. Не искусственным ли их

характером объясняется то, что большая их часть довольно быстро исчезла? Выживут только мануфактуры

государственные или пользовавшиеся широкими привилегиями со стороны государства, такие как

предприятия в Бове, Обюссоне, Ла-Савонри, фабрика гобеленов, а среди так называемых королевских —

мануфактура Ванробэ в Абвиле, которая, будучи основана в 1665 г., просуществует до самого 1789 г.,

зеркальная мануфактура, основанная в том же году, частично размещенная в Сен-Гобене в 1695 г. и все еще

действующая в 1979 г. Либо же такая королевская мануфактура в Лангедоке, как Виль-нёвская, которая со

своими 3 тыс. рабочих активно действовала еще в 1712 г. — доказательство того, что левантийская торговля

по-прежнему обеспечивала ей рынки сбыта

364

В XVIII в. экономический подъем извлек из недр целую серию прожектов мануфактур. Представлявшие их

излагали Совету торговли свои намерения и свои однообразные требования привилегий, каковые они оправ-

дывали соображениями всеобщего интереса. Их аппетиты постоянно выходили за местные рамки. Их целью

был национальный рынок — доказательство того, что он начинал существовать. Одна фабрика «железа и от-

пущенной стали» в Берри без обиняков требовала привилегию, распространенную на всю Францию

365

. Но

самой большой трудностью для родившихся или собиравшихся родиться мануфактур было, видимо, стра-

стно желаемое открытие огромного парижского рынка, упорно защищаемого от имени ремесленных цехов

Шестью корпорациями, которые были элитой последних и сами представляли крупные капиталистические

интересы.

Бумаги Совета торговли с 1692 по 1789 г., неполные и пребывающие не в лучшем состоянии,

зарегистрировали многочисленные ходатайства либо уже существовавших мануфактур, которые желали

получить те или иные льготы или произвести какое-то обновление, либо мануфактур, которые собирались

создать. Выборка может показать возраставшее разнообразие этого сектора деятельности: 1692 г. ~~

нитяные кружева в Тонне-ре и Щатильоне; 1695г. — жесть в Бомон-ан-Феррьере; 1698г. ~ черный

КАПИТАЛИЗМ И ПРЕДПРОМЫШЛЕННОСТЬ 329

и красный сафьян на левантийский манер и телячья кожа по английскому образцу в Лионе; 1701 г. —

фарфор и фаянс в Сен-Клу; отбеливание тонкой нити в Антони на реке Бьевр; 1708 г. ~ саржи в Сен-

Флорантене, крахмал в Туре; 1712 г. — сукна английской и голландской выделки в Пон-де-л'Арш; 77/5 г. —

воск и свечи в Антони, трип (шерстяной плюш) в Абвиле, черное мыло в Живе, сукна в Шалоне; 7779 г. —

фаянс в Сен-Никола, предместье Монтеро, сукна в По; 1723 г. — сукна в Марселе, сахароочистительный

завод и мыловарня в Сете; 7724 г. — фаянс и фарфор в Лилле; 7 726 г. — железо и литая сталь в Коне, воск,

восковые и сальные свечи в Жагонвиле, предместье Гавра; 7756 г. — щелк в Пюи-ан-Веле; 1762 г. ~

железная проволока и косы в Форже, в Бургундии; 776.? г. — сальные свечи по образцу восковых в Сен-

Маме возле Море; 7772 г. — медь на мельнице Жила возле Эссонна, восковые свечи в Туре; 7777г. —

производство черепицы и фаянса в Жексе; 7779г. —бумажная мануфактура в Сен-Cepre около Лангра,

бутылки и оконные стекла в Лилле; 1780 г. ~ обработка коралла в Марселе (тремя годами позднее

мануфактура заявит, что на ней занято 300 рабочих), «круглое и квадратное железо, мелкое полосовое

железо на немецкий манер» в Сарлуи, бумажная мануфактура в Биче; 1782 г, — бархаты и

хлопчатобумажные простыни в Невиле; 1788 г. — хлопчатобумажные ткани в Сен-Вероне; 1786г. —

носовые платки по английскому образцу в Туре; 1789г. — чугун и чугунное литье в Марселе.

Прошения мануфактур и мотивировки комиссаров Совета, которые обосновывали его решения, дают

драгоценную возможность взглянуть на организацию мануфактур. Так, Каркассонн в 1723 г. был будто бы

«наиболее изобилующим суконными мануфактурами» городом Франции, «центром мануфактур Лангедока».

Когда пятьюдесятью годами раньше Кольбер учредил в Лангедоке королевские мануфактуры, дабы

марсельцы наподобие англичан могли бы вывозить на Левант сукна, а не только монету, начало было

трудным, несмотря на значительную помощь провинциальных штатов. Но потом промышленность достигла

такого процветания, что фабриканты, не защищенные привилегиями, задерживались или обосновывались в

Лангедоке, особенно в Каркассонне, Они одни обеспечивали четыре пятых производства, и с 1711 г. им

выплачивали даже небольшое вознаграждение за каждую штуку изготовленного сукна, «дабы не было столь

большого неравенства между ними и предпринимателями королевских мануфактур». В самом деле, эти

последние продолжали ежегодно получать субсидии, не считая того преимущества, что были избавлены от

досмотров цеховых присяжных смотрителей, которые проверяли, соответствует ли качество тканей

профессиональным нормам. Правда, и сами королевские мануфактуры подвергались досмотру

мануфактурных инспекторов, но изредка, и были обязаны ежегодно производить количество товара,

предусматривавшееся их контрактом, в то время как прочие

330 Глава 3. ПРОИЗВОДСТВО, ИЛИ КАПИТАЛИЗМ В ГОСТЯХ____________________________

были «вольны прекращать свою работу, если не получали прибыли по причине дороговизны шерсти,

прекращения торговли из-за войны или иным причинам». Тем не менее произошел взрыв возмущения среди

«сообщества фабрикантов и сообществ ткачей, отделочников, сучильщиков, красильщиков» и т. д., когда

один из каркассоннских фабрикантов принялся интриговать, чтобы добиться включения своей мануфактуры

в число королевских, и одно время в этом преуспел. Окончательное решение вопроса, переданного в Совет

торговли, будет для него неблагоприятным. Мы мимоходом узнаем, что Совет не видел более выгоды «в

настоящее время множить число королевских мануфактур», в частности в городах, где, как доказал

парижский опыт, они были источником многочисленных конфликтов и мошенничеств. Что произошло бы,

если бы г-н Сентень — так звали интригана — добился успеха? Его дом сделался бы местом сбора

неквалифицированных рабочих, которые смогли бы благодаря привилегии работать на себя. Из-за этого

произошел бы отток рабочей силы, к выгоде интригана

366

. Отсюда ясно, что шла борьба между мастерскими,

подчинявшимися норме, и мастерскими, выставлявшими напоказ титул «королевских», который как бы

ставил такую производственную единицу вне рамок действия общего закона. Примерно так же, как

оказывались вне этих рамок, но ради куда более крупных ставок и привилегированные мореходные

компании.

ВАНРОБЭ В АБВИЛЕ

367

Королевская суконная мануфактура, основанная в 1665 г. в Абвиле по инициативе Кольбера голландцем

Йоссе Ванробэ, была, по-видимому, солидным предприятием: ликвидирована она будет только в 1804 г.

Поначалу Йоссе Ванробэ привез с собой полсотни рабочих из Голландии, но, за исключением этой первой

партии, персонал мануфактуры (3 тыс. рабочих в 1708 г.) набирался исключительно на месте.

Долгое время мануфактура была разделена на ряд рассеянных по городу крупных мастерских. Лишь

довольно поздно, в 1709-1713 гг., был построен, чтобы приютить ее, огромный дом за городом, так

называемый Дом сушил (des Rames). Сушила (rames) — это «длинные деревянные шесты... на которых

растягивали сукна для сушки». Сооружение включало жилой корпус для хозяев и два флигеля для ткачей и

стригалей. Окруженная рвами и заборами, прижавшаяся к городским крепостным стенам, мануфактура

образовывала замкнутый мирок: все ворота охраняли «швейцарцы», носившие, как полагается, королевские

ливреи {сине-бело-красные). Вот что облегчало надзор, поддержание дисциплины, соблюдение

предписаний (в том числе запрета рабочим приносить водку). Впрочем, из своей квартиры хозяин

«присматривал за большинством рабочих». Тем не менее громадное строение стоимостью в 300 тыс. ливров

КАПИТАЛИЗМ И ПРВДПРОМЫШЛЕННОСТЬ____331

не включало ни складов, ни промывочных мастерских, ни конюшен, ни кузницы или точильни для заточки

ножниц для стрижки сукон (forces). Прядильщицы были распределены по разным мастерским в городе. К

этому добавлялась значительная по размерам работа надомников, так как требовалось восемь прядильщиц

на каждый из ста ткацких станов мануфактуры. Вдали от города, на реке Брель, была построена валяльная

мельница для обезжиривания сукон.

Следовательно, довольно продвинувшаяся концентрация не была законченной. Но организация решительно

была новой. Разделение труда было правилом: изготовлявшиеся тонкие сукна, выпуск которых был главной

задачей мануфактуры, проходили «через рабочие руки 52 разных профессий». И мануфактура сама

обеспечила свое снабжение как фул-леровой землей (небольшие суда — bellandres — доставляли ее из

района Остенде), так и тонкими сортами сеговийской шерсти, лучшей в Испании, которые грузили в

Байонне или в Бильбао на корабль «Карл Лота-рингский», а позднее, после его крушения, — на «Золотое

Руно». Видимо, эти два корабля поднимались по Сомме до Абвиля.

Все должно было работать чудесно — и действительно, все шло более или менее хорошо. В семействе

Ванробэ возникнут мерзкие склоки, но мы не будем их касаться. Главное же, бесконечно возникали острые

противоречия между дебетом и кредитом. В 1740-1745 гг. ежегодно продавалось в среднем 1272 штуки

сукна по 500 ливров каждая, стало быть, на 636 тыс. ливров. Эта сумма включала оборотный капитал

(заработная плата, сырье, различные издержки) плюс прибыль. Важнейшей проблемой было высвободить от

150 до 200 тыс. ливров заработной платы и покрыть расходы на амортизацию капитала, который должен

был составлять порядка миллиона ливров или более того и который требовал периодических ремонтов и

обновления. Бывали трудные и напряженные моменты, и всегда в качестве простого решения — увольнения

рабочих. Первая вспышка протеста со стороны рабочих случилась в 1686 г. Потом произошла бурная

забастовка в 1716 г. И правда, рабочие жили в состоянии своего рода постоянной полубезработицы; в случае

сокращения производства мануфактура сохраняла только свой отборный персонал — старших мастеров и

квалифицированных рабочих. Впрочем, как раз все более и более широкий спектр должностей и размеров

заработной платы представлял типичную форму эволюции новых предприятий.

Забастовка 1716 г. прекратилась лишь с прибытием небольшого военного отряда. Зачинщики были

арестованы (ибо были зачинщики), потом прощены. Абвильский субделегат вполне очевидно был настроен

не в пользу бунтовщиков, этих людей, которые «во времена изобилия предаются разгулу вместо того, чтобы

сэкономить на голодное время», и которые «вовсе не задумываются о том, что не мануфактура ради них, а

они сами созданы для мануфактуры». Порядок будет восстановлен круто,

332 Глава 3. ПРОИЗВОДСТВО, ИЛИ КАПИТАЛИЗМ В ГОСТЯХ____________________________

если судить об этом по размышлениям некоего путешественника, который несколькими голами позднее, в

1728 г., проезжая через Абвиль, восторгался всем на мануфактуре: ее строениями «на голландский лад»,

«3500 рабочими и 400 девушками», что там работали, «упражнениями, кои проделываются под звуки

барабана» девушками, которых «водят наставницы и кои трудятся отдельно». «Невозможно себе

представить что-либо более упорядоченное, что-либо, что содержалось бы в большей чистоте», — заключал

он

368

На самом деле без поблажек со стороны правительства предприятие не продержалось бы столь долго, как

это случилось. Тем более что, к своему несчастью, оно обосновалось в городе предприимчивом, «корпора-

тивном» и походило на огромный булыжник, брошенный в болото. Враждебность к мануфактуре была

всеобщей, изобретательной, сопровождалась конкуренцией. Тут прошлое и настоящее жили отнюдь не в ус-

ловиях мирного сосуществования

КАПИТАЛ И СЧЕТОВОДСТВО

Необходимо было бы проследить за функционированием крупных промышленных предприятий XVII-XVIII

вв. в финансовом плане. Но, за исключением зеркальной (сен-гобенской) мануфактуры, мы располагаем

лишь случайными указаниями. Однако же возраставшее влияние капитала — основного и оборотного — не

вызывает никакого сомнения. Первоначально вложенные средства зачастую бывали значительны. По

данным Ф.Л. Нусбаума, для типографии с 40 рабочими они составляли в Лондоне в 1700 г. сумму от 500 до

1000 фунтов стерлингов

370

; для са-хароочистительного завода — от 5 до 25 тыс. фунтов, если число рабочих

не превышало 10-12 человек

371

; для винокуренного завода эта сумма составляла как минимум 2 тыс. фунтов,

как правило, с перспективой значительных прибылей

372

. В 1681 г. в Нью-Милс, в Хаддингтоншире, начала

работать суконная мануфактура с капиталом в 5 тыс. фунтов

373

. Пивоварни, долго бывшие производством

ремесленным, увеличивались в размерах; отныне они способны были варить огромные количества пива, но

это требовало больших затрат на оборудование — 20 тыс. фунтов стерлингов у фирмы Уитбред, которая к

40-м годам XVIII в. снабжала 750 тыс. лондонцев

374

Это дорогостоящее оборудование следовало периодически обновлять. Как часто? Чтобы внести сюда

ясность, понадобились бы длительные разыскания. К тому же в зависимости от отрасли промышленности

главные трудности будут возникать либо из-за вложений в постоянный капитал, либо из-за капитала

переменного. И чаше из-за последнего, чем из-за первого. Крупные мануфактуры без конца оказывались без

денег. В январе 1712 г. оказалась в затруднительном положении Вильнёвская королев-

КАПИТАЛИЗМ И ПРЕДУМЫШЛЕННОСТЬ 333

Индекс 1725-1727 гг. за 100

—- Сумма оборота

------- Процент

------- Дивиденд

Победы мануфактуры Сен-Гобен

Смотри пояснения в тексте, в частности касающиеся процента (le denier). Этот график заимствован из машинописного текста

диссертации Клода При — Pris С. La Manufacture royale de Saint-Gobain, 1665-1830,1297 p., — опубликование которой представляло бы

большой интерес.

екая мануфактура в Лангедоке, основанная Кольбером ив 1709 г. получившая подтверждение своих

привилегий на десять лет

375

. Чтобы продолжать поставку своих сукон голландского и английского образца,

она запросила субсидию в 50 тыс. турских ливров: «Сия сумма... мне необходима для содержания моих

работников, коих число составляет более трех тысяч,»

376

. Это означало в принципе кассовые перебои.

В январе 1721 г. на грани разорения оказалась другая королевская суконная мануфактура — братьев Пьера и

Жоффруа Дара. Основанная в Шалоне лет за тридцать до того, она уже обращалась за помощью к Совету

торговли, который 24 июля 1717 г. распорядился предоставить ей кредит в 36 тыс. ливров с выплатой в

течение полутора лет и с возмещением кредита в течение десяти лет начиная с 1720 г., без уплаты процен-

тов. Хотя эти авансовые выплаты производились нерегулярно, братья Дара получили основную их часть в

октябре 1719г. Но для них ничто не наладилось. Сначала по причине «чрезвычайной дороговизны» шерсти.

А потом они вложили «все свои средства» в производство сукон и «продали их торговцам-сбытчикам

[розничным], следуя обычаю коммерции, в кредит сроком на полтора года; сии же торговцы, воспользо-

вавшись подрывом доверия к банковским билетам, уплатили им этими

334 Глава 3. ПРОИЗВОДСТВО, ИЛИ КАПИТАЛИЗМ В ГОСТЯХ____________________________

деньгами накануне того, как оные обесценились». Итак, то были жертвы Лоу, ибо билеты эти им пришлось

продать по «бросовой цене», дабы «ежедневно» оплачивать своих рабочих. Наконец, поскольку беда

никогда не приходит одна, их выставили из дома, который они сняли тридцатью годами раньше и

приспособили под мануфактуру за 50 тыс. ливров. В новом строении, которое они купили за 10 тыс. ливров

(из них 7 тыс. — в кредит), им понадобилось установить станки, красильные чаны и прочий «инвентарь,

необходимый для производства», на что ушло еще 8 тыс. ливров. Как следствие, они просили отсрочки

возвращения королевского аванса и получили ее

377

Другой пример. В 1786 г. — правда, то был год скверной конъюнктуры — седанская королевская

мануфактура (название фирмы — «Вдова Лорана Юссона и братья Карре»), старинное предприятие с

солидной репутацией, на протяжении 90 лет остававшееся в руках одной семьи, имела на 60 тыс. ливров

необеспеченного кредита. Эти затруднения возникли из-за пожара, из-за смерти Лорана Юссона, чья

кончина заставила мануфактуру (я полагаю, вследствие выделения наследственных иму-ществ) уступить

часть своих помещений и построить другие, и, наконец, из-за неудачного помещения капитала в экспорт в

Новую Англию, т. е. для инсургентов сразу же после завоевания ими независимости — эти средства «еще не

возвратились» (sic!fi

Напротив, случай с мануфактурой Сен-Гобен выглядел как успех после 1725-1727 гг.

379

Зеркальная

мануфактура, основанная во времена Кольбера, в 1665 г., добивалась продления своих привилегий вплоть ло

самой Революции, невзирая на протесты сторонников свободного предпринимательства, в 1757 г., например,

весьма бурные. То, что в 1702 г. скверное управление привело к банкротству, было крупной попутной

неприятностью. Но тем не менее предприятие продолжило свое существование, с новыми директорами и

новыми акционерами. Благодаря исключительной монополии, закреплявшей за фирмой продажу зеркал во

Франции и на экспорт, благодаря общему подъему XVIII в. после 1725-1727 гг. четко обозначился рост

производства. Приводимый график показывает общий ход дел, кривую выплачивавшегося акционерам ди-

виденда, наконец, стоимость доли-«денье» (denier), которую не следует отождествлять с обычной акцией,

курс которой котировался на бирже. И так же точно не следует приписывать предприятию свободу

действий, свойственную английским акционерным компаниям (Joint Stock Company) того времени или же

акционерным обществам, образовавшимся во Франции после введения Коммерческого кодекса 1807 г.

В 1702 г. восстановление производства на мануфактуре произошло благодаря парижским откупщикам

(traitants), читай: банкирам и финансистам, озабоченным тогда помещением своих денег в безопасные дела

— в покупку либо земель, либо участий. В этом случае капитальные фонды

КАПИТАЛИЗМ И ПРВДПРОМЫШЛЕННОСТЬ 335

общества были разделены на 24 «су» («sols»), а каждое «су» в свою очередь делилось на 12 «денье»

(«deniers»), всего, таким образом, 288 «денье»*, неравномерно распределенных между 13 акционерами,

участниками снятия фирмы с мели. Эти доли, или акции, делились затем их последующими держателями по

прихоти наследования и некоторых уступок. В 1830 г. мануфактура Сен-Гобен имела 204 акционера, из

которых иные владели порой ничтожными долями — восьмыми, шестнадцатыми частями «денье».

Стоимость этих последних при их оценке в качестве наследства позволяет установить повышение их курса с

течением времени.

Вполне очевидно, что капитал сильно увеличился. Но, может быть, отчасти это следовало приписать

поведению акционеров? В 1702 г. речь шла о деловых людях, об откупщиках. Но с 1720 г. эти доли

переходили к крупным дворянским фамилиям, в среде которых заключали браки наследницы откупщиков.

Так, мадемуазель Жоффрен, дочь главного кассира мануфактуры и той мадам Жоффрен, которая

прославилась своим салоном, вышла замуж за маркиза де Ла Ферте-Эмбо. Следовательно, мануфактура

мало-помалу перешла под контроль знатных рантье, а не подлинных деловых людей, тех рантье, что

довольствовались регулярными и умеренными дивидендами, вместо того чтобы потребовать свою долю

прибылей целиком. Разве не было это способом увеличить, сохранить капитал?

О ПРОМЫШЛЕННЫХ ПРИБЫЛЯХ

Рискнуть высказать обобщенное суждение по поводу прибылей в промышленности означало бы слишком

забежать вперед. Эта трудность, чтобы не сказать «почти что невозможность», очень тяжким грузом

ложится на наше историческое понимание экономической жизни былых времен, а еще точнее —

капитализма. Нам потребовались бы цифры, цифры убедительные, ряды цифр. Если бы исторические

исследования, которые вчера в изобилии давали нам кривые движения цен и заработной платы, предложили

нам сегодня в надлежащей форме данные о норме прибыли, мы могли бы получить в результате приемлемое

объяснение. Мы лучше поняли бы, почему капитал проявлял нерешительность, когда дело шло о

возможности извлечь из сельского хозяйства что-либо, кроме ренты; почему меняющийся мир

предпромышленности представлялся капиталисту ловушкой или зыбкой почвой; почему капиталисту было

выгодно держаться периферии этого обширного поля деятельности.

Что достоверно, так это то, что капиталистический выбор мог только усугубить разрыв между двумя

этажами — промышленностью и торговлей. Так как могущество было на стороне торговли, хозяйки рынка,

при-

* То есть акционерный капитал обозначался в категориях денежной системы: 1 су -12 денье. — Примеч. пер.

336 Глава 3. ПРОИЗВОДСТВО, ИЛИ КАПИТАЛИЗМ В ГОСТЯХ

КАПИТАЛИЗМ И ПРЕДПРОМЫШЛЕННОСТЬ 337

были в промышленности постоянно бывали обременены отчислениями в пользу купца. Это ясно видно в тех

центрах, где новая промышленность не встретила бы никаких препятствий для процветания: например, в чу-

лочном производстве на машинной основе или в кружевной промышленности. В Кане в XVIII в. в этой

последней наблюдалось ни более ни менее как создание школ промышленного ученичества, использование

детского труда, организация мастерских, «мануфактур» и в качестве естественного следствия — подготовка

той групповой дисциплины, без которой промышленной революции не удалось бы так быстро привить

«свои разрывающие старый порядок ростки». Однако эта промышленность в Кане начисто захирела, и

такую фирму поднимал и ставил на ноги какой-нибудь предприимчивый молодой человек, пустившийся в

оптовую торговлю, включая и оптовую торговлю кружевами. Так что ко времени, когда дело снова

становилось процветающим, невозможно было точно определить, какое место в нем занимает мануфактура.

Естественно, ничего нет проще, чем объяснить несостоятельность наших мерок, сопоставляя их с огромным

промышленным сектором. Норма прибыли — не такая величина, которую легко можно уловить; а главное,

не было относительного постоянства размера процента

380

, который можно было бы каким-то образом

постичь путем зондирования. Переменчивый, обманчивый, этот процент ускользает от нас. Однако столь

новаторская со многих точек зрения книга Жан-Клода Перро доказала, что подобный поиск не был бы

иллюзорным, что «действующее лицо» удается очертить, что можно даже выбрать в случае необходимое ш

как единицу отсчета если не предприятие (которое все же не всегда от нас ускользает), то либо город, либо

провинцию. А национальную экономику? На это не стоит слишком надеяться.

Короче говоря, обследование возможно, хоть оно и остается сопряжено с ужасающими трудностями.

Прибыль — несовершенная точка

381

пересечения бесчисленных линий; а тогда эти линии следует нащупать,

определить, восстановить, а в случае необходимости, вообразить. Пусть переменные и многочисленны, но в

конце концов Жан-Клод Перро доказывает, что их возможно сблизить, объединить в соответствии со срав-

нительно простыми соотношениями. Имеются, должны существовать приблизительные коэффициенты