Бофре Жан. Диалог с Хайдеггером. Кн. 2. Новоевропейская философия

Подождите немного. Документ загружается.

можно, самому тайному в его «тайной истории».

Но тогда не является ли само бытие этой истори

ей, и вместо того чтобы история имела потреб

ность во времени как в исходной точке падения,

может быть, само время и есть «смысл бытия»? Не

следует ли в таком случае, наконец, прочесть Бы



тие и время? И благодаря этому понять, что Хай

деггер уже не гегельянец, что он не опровергает

Гегеля и тем более не опровергает Платона или

Аристотеля, Декарта или Лейбница, Канта или

Ницше, когда имеет с ними дело, но наоборот, по

зволяет им появиться там, где они, сами того не ве

дая, находятся, он восхищается их появлением и

призывает нас к размышлению, которое было бы

не злопамятством по отношению к прошлому, но

открытием того, что было его последней возмож$

ностью, с самого начала в нем хранившейся. Сле$

довательно, необходимо прочесть Бытие и вре

мя? По моему мнению, вовсе не случайно перевод,

публикуемый на французском, задерживается на

полпути. Этот феномен не требует никакого эко$

номического или психологического объяснения.

При всей своей явной бесцеремонности это самый

яркий признак почтения к Хайдеггеру со стороны

эпохи, которая, притворяясь, что нашла ему подо

бающее место, на самом деле его отвергает.

«ДИАЛОГ С МАРКСИЗМОМ»

И «ВОПРОС О ТЕХНИКЕ»

Костасу Акселосу

В Письме о гуманизме Хайдеггер как об одной

из задач «грядущего мышления» упоминает о ein

produktives Gesprüch mit dem Marxismus. Назовем

эту задачу так: диалог с марксизмом, который был

бы не бесплоден. Но почему марксизм, а не

Маркс? Не является ли сам марксизм одним из тех

измов, которые невозможно, как говорит Валери,

мыслить серьезно, так как «этикетки с бутылок не

опьяняют и не утоляют жажду»? В действительно$

сти, термин «марксизм» не имеет ничего уничи$

жительного, а окончание $изм не является про$

стой этикеткой. Оно, скорее, указывает, что фи$

лософия Маркса должна быть взята в самом своем

существенном, а не в соответствии с теми версия$

ми, которые выдвигают люди, ставшие ее эксплуа$

таторами в литературе. Назовем их «неомаркси$

стами», как говорят о «неотомистах», в том смыс

ле, что искусство неотомизма заключается в том,

чтобы великодушно наделять святого Фому Ак

винского тем, что ему никогда не было свойствен

но, и даже превращать в томиста самого Хайдегге

ра, который сам об этом даже не подозревал. Так

обстоят дела и с неомарксизмом. Тем не менее с

него мы и начнем, не опасаясь, что мы, возможно,

начинаем немного поздно.

235

Издается впервые.

Приведем пример. Понятие, ставшее модным

благодаря неомарксизму,— это понятие предате

ля, который не имел никакого намерения стать

предателем, но который самим своим поведением

предателем является «объективно». Тому, кто бу

дет утверждать, что Дантон в свое время был не

предателем, а одним из гигантов революционной

эпохи, ответят, вдохновляясь Сен$Жюстом, что,

несмотря на чистоту, между прочим подозритель

ную, его намерений, его склонность к снисходи

тельности делала его в 1794 году «объективным

предателем». Отсюда неомарксистское прослав

ление процессов Прериаля, исторического прооб$

раза московских процессов, за одним исключени$

ем — процессы Прериаля еще не предполагали од$

нообразного ритуала признаний тех, кто должен

был быть на них осужден. Но в конце концов, как

говорил Фукье$Тенвилль: «Головы падали как

камни»,— включая и головы опасного Лавуазье и

не менее грозного Андре Шенье. Но тому, кто в

другом контексте вздумает утверждать, что капи$

талистическому режиму может быть свойственно

увеличивать покупательную способность своих

пролетариев, также ответят, что намерение капи

талистов ни в коем случае таковым не является

ввиду того, что, по их собственному признанию,

единственный двигатель системы — это поиск

прибыли. Оправдание капитализма — истинное

или ложное, здесь это не имеет значения — осно

вывается на точно таком же логическом механиз

ме, что и интерпретация предательства как объек

тивного. Если можно быть предателем, ничуть

этого не желая, то в не меньшей мере возможно,

что функционирование капитала — который, как

236

говорил, кажется, Жюль Верн, является, «мой

друг, инстинктивным чудовищем, имеющим од

но$единственное желание: расти»,— имело бы

«объективно» совершенно иное значение, чем то,

каким его наделяют его же субъективные движу

щие силы, настолько иное, что переход к социа

лизму мог бы в крайнем случае предполагать оп

ределенные неприятности. Но марксисты, при

держивающиеся модных веяний, иначе говоря

неомарксисты, рассуждают здесь исключительно

односторонне, становясь в этом похожими на

Дж. С. Милля, по поводу которого Маркс, однако,

сказал, напрасно или не без основания, что «ему

столь же свойственны плоские противоречия,

сколь чуждо гегелевское „противоречие“, источ$

ник всякой диалектики».

На самом деле, распространенная игра субъек$

тивного и объективного является всего лишь ни$

чтожной хитростью, достойной самой худшей со$

фистики. Поэтому надо идти дальше. Чему в Ка

питале способствует знаменитый тезис, чисто

объективный, о «капиталистическом противоре$

чии», в том виде, в каком оно проявляется в хоро$

шо известном феномене «кризиса», от которого

социализм, в силу своей сущности, избавлен. Ему

известны лишь «трудности», которыми он, как все

знают, обязан враждебности капиталистического

мира, не только окружающего его извне, но и

упорно угрожающего ему изнутри, и советской

России было недостаточно даже более пятидеся

ти лет диктатуры пролетариата, чтобы предотвра

тить такую угрозу.

237

Маркс К. Капитал. Т. 1. М., 1983. С. 610.

Знаменитые «кризисы», которые были для

Маркса самым точным показателем неизбежной

революции, сегодня тем не менее спадают. Поэто

му последний упрек в адрес капитализма заключа

ется не столько в том, что он вовлекает весь мир в

кризис, сколько в том, что он соблазняет народ

иллюзорными радостями «цивилизации потреб

ления». Так взор неомарксиста переключается на

так называемые «слаборазвитые» страны, кото

рые внушают ему больше надежд: «Белый малыш,

ты будешь съеден». Церковь, которая никогда не

терялась, также отдается «ветрам истории». Рос

сия — это лишь другая Америка. Тогда: «Да здрав$

ствует Китай!» Почему бы нет? — говорят китай$

цы, для которых мировая история, как они счита$

ют, всегда была лишь нескончаемым оскорблени$

ем. Разве не мы изобрели порох? говорят они.

И разве нас не семьсот миллионов?

И все же следует признать очевидное. Никогда,

с тех пор как существует мир, он не был так испор$

чен. Более, чем когда$либо, это, как заявляет у Со$

фокла Тиресий, íïóå‹ ðüëéò

(больной город). Но

могло бы быть и так, что «тайным основанием» та$

кого состояния вещей является не капитализм,

как учит Маркс, но нечто еще более тайное, по от

ношению к чему сам капитализм мог бы быть

чем$то «посторонним», «второстепенным»

(ðÜñåñãïí). Именно к этой тайне Хайдеггер пыта

ется приблизиться, когда в 1953 году ставит во

прос о технике. Перескажем кратко, своими сло

вами, то, что он говорит. Если китайцы, открыв

238

Софокл. Антигона. Стих 1015. В русском переводе

Д. С. Мережковского: «бедствием великим И ужасом объят…

Весь город».

шие порох, не сделали это открытие принципом

артиллерии, чье грозное могущество нам в полной

мере доказали две «последние» мировые войны,

то дело не только в отсутствии капиталов и капи

талистов, но и в том, что китайцы не были людьми

техники, в ее связи с техне греков. Не потому, что

в сравнении с греками они оставались первобыт

ными дикарями. Но их не$первобытному состоя

нию недоставало гораздо более взрывного фер

мента, чем сам порох, того, который, хотя и оста

вался, как и все существенное, долгое время воз

можным в укрытии своей собственной потаенно

сти, вспыхнул подобно молнии в речах Декарта,

пророчески объявившего в 1637 году, что для нас,

людей Запада, настало время «быть хозяевами и

властителями природы».

Не это ли и было извечной мечтой самого че$

ловечества? Вовсе нет. Такая мечта была абсо$

лютно чуждой грекам, которые, хотя и были

людьми Запада, но еще оставались, по меньшей

мере на первый взгляд, весьма близки в этом от$

ношении китайцам. Нет, как говорил Аристо$

тель, никакой нужды «править землей и морем»,

чтобы быть человеком. Известно, что Архимед не

очень строго следовал приказам своего царя,

требовавшего, чтобы тот скорее получил из своей

математики боевые машины лучше, чем у римлян.

Известно также, что греки, подобно китайцам с

их порохом, открыли принцип паровой турбины,

но использовали ее ради развлечений. Почему?

Причина, предполагает, как и многие другие,

П.$М. Шуль, в «избытке рабов».

Это маловеро

239

Schuhl P.M. Machinisme et philosophie. Paris, 1965, Сh. I.

ятно. Были ли рабы характерной особенностью

греков? И нуждался ли в греках мир, чтобы

усвоить уроки рабства? Если нет, то, возможно,

следует подходить не со стороны рабов, чтобы

понять и греческий мир и то «безвозвратное от

клонение», которое нас с ним связывает. Но, воз

можно, уже и не со стороны капитализма, осо

бенно если в нем видят лишь современную вер

сию античного рабства.

Когда читаешь текст, опубликованный Марк

сом и Энгельсом в 1847 году под названием Ком



мунистический Манифест, то невозможно не по

разиться одной из лучших его страниц, где резю$

мируется история нового времени и где подлежа$

щим во всех фразах является слово «буржуазия».

Подразумеваем: капитализм. Это, кажется, та

«Буржуазия», что подчинила деревню городу, по$

родила огромные города, сосредоточила средства

производства, приступила к порабощению сил

природы и к освоению целых континентов, приме$

нила в промышленности химию, создала пароход$

ное сообщение и даже электрический телеграф

и т. д. На самом деле, буржуазия могла бы все это

создать только в техническом климате. Почему же

тогда Маркс говорит «буржуазия», а не «техни

ка»? Потому что технику Маркс понимает лишь в

простом инструментальном значении. Следова

тельно, именно буржуазия, а не техника является

субъектом марксистских суждений до тех пор,

пока благодаря диалектическому изменению си

туации этим субъектом не станет пролетариат, ко

торый продолжит и усилит, но для пользы всех,

техническое производство, бывшее делом бур

жуазии. Техника для Маркса была не субъектом,

240

но чем$то нейтральным,

что, в сущности, нужда

ется в том или ином субъекте, который в свою оче

редь всегда своевременно появляется, следуя «им

манентным законам», то есть диалектике истории.

У Хайдеггера же в этом пункте заключается вся

постановка вопроса. Действительно ли техника

является таким нейтральным элементом, каким

она предстает перед каждым, включая и Маркса?

Или же мыслить так — значит оставаться «абсо

лютно слепым перед сущностью техники»? Други

ми словами, не является ли в свой сущности техни

ка, по крайней мере для нас, людей Запада, тем са

мым субъектом, по отношению к которому и бур$

жуазия, и пролетариат были бы лишь предиката$

ми? Если это так, то замена буржуазии пролета$

риатом была бы лишь относительной революцией,

но не той революцией, которую Маркс представ$

лял как окончательную, а капитализм для него не

был бы «абсолютной формой развития произво$

дительных сил».

Тогда советская Россия была бы

на самом деле лишь другой Америкой, что ни в

коей мере не значит, что следовало бы у китайцев

искать более строгое, чем в советской интерпрета$

ции, прочтение Маркса,— возвращение к Сталину

или возвращение к Ленину было бы таким же сме

хотворным, как и назад к Канту или назад к Лейб



ницу в немецкой философии XIX столетия. Во

прос, который ставится,— это не вопрос об ис



тинной интерпретации марксизма, благодаря ко

241

Хотя сам Маркс, превосходящий «марксизм» в том

смысле, который будет иметь в виду Хайдеггер, делал также и

из буржуазии willenloser und widerstandsloser Trager (без



вольный и пассивный орган) «промышленного прогресса».

Маркс К. Капитал. Т. 3. С. 239.

торой никто не оставляет полемику, если не ска

зать хуже, это вопрос о produktives Gespräch mit

dem Marxismus, для которого, уточняет также

Хайдеггер, ни философия Гуссерля, ни экзистен

циализм Сартра не предоставляют достаточных

оснований. В 1955 году в Сериси он добавил: диа

лог, для которого было бы также важно, чтобы и

марксисты хотя бы немного отошли от определен

ного догматизма. Но как вступить в диалог с тем,

кому известна «истина, путь и жизнь»? Разве что

для того, чтобы самому узнать «истину, путь и

жизнь», подобно тому как их видят на телевиде

нии или на подиуме Мютюалите?

Но разве не является очевидной та инструмен$

тальная интерпретация техники, которая здесь

ставится под сомнение? Разумеется. Она, как го$

ворит Хайдеггер, является даже слишком очевид$

ной. С точки зрения такой очевидности и утвер$

ждают «не без основания», что современная тех$

ника представляет собой «нечто совершенно иное

и потому новое», если сравнить ее со старой ре$

месленной техникой. «Электростанции со своими

турбинами и генераторами — тоже изготовленное

человеком средство, служащее поставленной че

ловеком цели. И реактивный самолет, и высоко

частотная установка — тоже средства для дости

жения целей. Разумеется, радиолокационная

станция не так проста, как флюгер. Разумеется,

постройка высокочастотного агрегата требует со

четания разнообразных операций промышлен

но$технического производства. Разумеется, лесо

пильня в заброшенной шварцвальдской долине —

примитивное средство в сравнении с гидроэлек

тростанцией на Рейне. И все$таки верно: совре

242

менная техника — тоже средство для достижения

целей».

Но мы благодаря Гегелю также знаем: «Извест

ное вообще — от того, что оно известно, еще не

познано. Обыкновеннейший самообман и обман

других — предполагать при познавании нечто из

вестным и довольствоваться этим; при всем раз

глагольствовании такое знание, не зная, что с ним

делается, не двигается с места».

Мышление Хай

деггера в целом в философии подвергает сомне

нию хорошо известное, и именно поэтому он зада

ет вопросы там, где другие, наоборот, стремятся

смириться с очевидным. Но ставить вопрос — еще

не значит находиться в ожидании ответа. Так как,

вообще говоря, ответы чаще всего приходят к нам

от хорошо известного. Разумеется, не от того, что

хорошо известно нам, поскольку именно мы и за$

даем вопросы, но от того, что хорошо известно

специалистам в данном вопросе. Я намерен Вам

объяснить, говорят специалисты: благодаря нам

вам все станет ясно. Так Фрейд объясняет нам лю$

бовь, или почему Леонардо да Винчи мог писать

так, как он писал. Не потому, разумеется, что он

великий художник, но потому что великий худож

ник, каким он был, только и делает, что «сублими

рует». Именно этому, кажется, посвящена вся ис

тория с грифом. Что касается грифа, то это как

раз не гриф, но нечто совершенно иное, о чем при

личия не позволяют сказать, хотя все же он был и

грифом. Маркс также многое объясняет. Именно

в свете Маркса Сартр объясняет самому себе, чем

243

Хайдеггер М. Вопрос о технике // Хайдеггер М. Время и

бытие. С. 222.

Гегель Г. В. Ф. Феноменология Духа. С. 16.