Бибихин В. Лес (hyle)

Подождите немного. Документ загружается.

ЛЕС. 19(24.2.1998)

249

ваний, которые биолог Козо-Полянский наблюдает в микроскоп,

когда вглядывается в то, что называется «жизнь», что называется

«живое», названия могли быть и другие, наблюдает Козо-Полян-

ский то же, что и любой в микроскоп. В его способ именования,

как и в слова «является результатом эволюции», вложено то, что

биолог никогда не наблюдал и наблюдать не будет, потому что

концепция смысла жизни («консорциум, колония» проецируют на

жизнь осмысленные образования человеческого общества) и воз-

никновения жизни ходит вокруг загадки жизни, вокруг того что в

принципе себя не именует, своего принципа не называет. Ко-

зо-Полянский тут говорит, внося в живое концепцию о смысле во-

обще движения всего живого.

Теперь, зачем биолог это делает. Он что, наивно не понимает,

что спровоцирован загадкой жизни на концепцию, с которой бу-

дут спорить. Ты останься при чистом наблюдении, а? зачем возни-

кать? Зачем неудержимое желание у биологов вводить помимо

чистых данных наблюдения второй порядок, смысла? отчетливо

отличающийся от наблюдения?

Сплетение двух совершенно разных порядков речи в биологии

спровоцировано загадкой жизни, загадкой леса, в которой —

в этой загадке — дерево двоится, оно дерево жизни и дерево по-

знания добра и зла, дерево и крест. Полярность входит в саму

жизнь, наше преимущество перед биологом только то, что мы до-

гадываемся, в отличие от привычных представлений, что теоретик

вносит в практику свои теории, что диктует это внесение сама

жизнь. Платон и Аристотель не от своей теории вносят в живое

идею и эйдос как начало целого, полноты: живое в самом себе не-

сет два, спросите чего два. Помните мы в прошлом году говорили

о Троице, что сначала три и только потом — чего три.

Крест, пересечение перпендикулярных, — название этой ситу-

ации. Оно более формально, чисто, чем платоновские два, место и

идея, и аристотелевские три, материя, эйдос и нецелость. За пла-

тоновским и аристотелевским делением однако остается то огром-

ное преимущество, что они — вопреки представлению о будто бы

искусственности философской терминологии — называют словом

вид, идея не искусственный конструкт, а то, что, мы видим, жест-

ко скрепляет лес, чем? но вот именно же родом, видом, до сих пор

не научились говорить точнее чем в античности. Менделизм —

это заново удивленное открытие того, что кажущееся буйство,

разрастание леса взято в жесткие рамки. Так в человечестве: инди-

вид может изменить и тело и душу до извращения, но в это время

в нем самом, невидимо и незаметно для него, род остается непри-

250 В. В. БИБИХИН

ступным. Человек может с ним сделать только то, что прекратит

его, и уйдет род, но не его загадочность, загадку рода, жизни вооб-

ще человек прекратить не может, т.е. значит не знает тех кнопок,

тех рычагов в бытии, которые прекратили бы жизнь. Когда есть

жизнь, есть полярность гибкого, приспособляющегося леса и же-

сткого креста, геометрии.

Попытки с большими средствами преодолеть идеализм и

внутри вещества, справиться с видом, сломить его неприступ-

ность в академии Трофима Денисовича Лысенко (1898—1976), и в

головах людей, выбить из умов идеализм, наткнулись там и тут на

жесткое, непонятное, иррациональное сопротивление. Упрямо

вид,.сколько бы ни изменяли вид особей, восстанавливался всё

тем же; идеализм в головах восстанавливался как бы сам собой.

Даже если не называл себя идеализмом. Мы говорим о струк-

турах, которые не требуют оправдания, обоснования. Но зато они

и требовательные: для участия в идее мало понимать и признавать

ее, или это вообще не нужно, нужно вести себя, если можно так

сказать, как идея. Жесткость в поступке, если хотите дикость (че-

ловек не весь домашнее животное), имеет цену. По сырому, жес-

токому и жесткому поступку, не выходящему из своей такости, в

XX веке тоска Антонена Αρτο

212

*. Мы обязаны быть дикими, что-

бы продолжить стратегию природы, и в том смысле, что домаш-

няя овца спокойно идет на смерть, ее смирность совпадает с дико-

стью. У человека можно априори ожидать нечистых форм, смеше-

ния дикости и домашности. Их смешение в хитрости. Эти два

полюса поведения называются по-разному, допустим «консерва-

тизмом» и «либерализмом». Прирученность извращается в кон-

формизм, и тогда противоположный, зависимый полюс тоже ис-

кажается в нехорошую жестокость. Интуиция ведет странными

путями.

Но странность общий способ действия софии.

Это значит, что и в современном мире в конечном счете выход

из ситуации в том, что пробьется странность, какой бы она ни

была. Ее соседство святость, которая радость, можно сказать ди-

кая, которая узнала тайну креста. Она пройдет где хочет, как рост-

ки сквозь мертвеющее тело.

Напоминание о естественном отборе, т.е. о причесывании

жизни смертью. Смерть помогает жизни. Естественный отбор

прав и в том смысле, что у жизни нет расписания и плана, она ни-

212

* См.: В. Бибихин. Поэт театральных возможностей. — Res Cogitans

№ 3, M., 2007.

ЛЕС. 19 (24.2.1998)

251

когда не знает, как быть. Но вот уж что неверно в вульгарно поня-

том естественном отборе, это что софия ходит тупым путем тыся-

чи проб и ошибок, слепо дожидаясь, когда что выйдет из игры

случая. Конечно можно говорить о двух принципах, Витгенштей-

на и Поппера, условно говоря, причем Витгенштейн прав вплоть

до того, что я оправдал бы его жест замахивания кочергой на Поп-

пера.

Дарвинизм Поппера неправ и в том что развитие науки (мы всё

больше привыкаем к августиновской трактовке библейской запо-

веди, плодитесь и размножайтесь, который относил это прежде

всего к созданиям человеческого ума, теперь к поколениям изоб-

ретений), как бы биология науки, «развивается» будто бы механи-

ческим перебором и осуществлением всех возможностей, и не-

прав еще в том, что будто бы верификации порождений надо до-

жидаться от будущего. Заниматься перебором возможностей

и смотреть что из этого выйдет для софии означало бы отдать

инициативу, чему, скорее всего смерти. В изобретательстве, как и

везде, черты софии странность, вдруг, святость, экстаз, рай,

крест. Это то, что я называю Витгенштейн против Поппера. Или

Мандельштам против Алексея Толстого и почти всей советской

литературы.

Непохоже чтобы в этих приемах софии что-то менялось или

когда-то изменится. Ситуация с компьютером меняет конфигура-

цию леса, компьютер это как просека, допускающая сплошное

просматривание любого леса. Масса вещества перестает быть глу-

бокой, как бы выводится на плоскость. Может быть, в веществе

становится больше геометрии. Меняется фактура вещества,

что-то вроде превращения Сохеля, полосы вдоль южного берега

Средиземного моря, из лесов и полей, которыми она когда-то

была, в песчаную пустыню.

Ничего не меняется в том, что человечество вписано в бытие и

мир, можно спокойно представлять компьютерный мир как снова

дикую природу. Должна быть продолжена, в новых и в любых

условиях, стратегия софии в параметрах, которых я назвал, — ее

шаги угадывания. Или если хотите имеет смысл, эвристически это

хорошо, видеть современный мир, постмодерн, как джунгли.

В джунглях, где видно только на несколько шагов, бессмысленно

говорить, правильно они растут или неправильно. Нет смысла, с

другой стороны, и спорить с тем что человечество в порче, в поро-

ке. Так или иначе всё равно к порче в человечестве я не смогу по-

добраться иначе как через порчу во мне, при моей зажатости в

лесу. — В отличие от первобытного леса, сегодняшний лес вклю-

252

В. В. БИБИХИН

чает технику, информатику и как сплошной лес невидим. Но по-

хоже что после вычитания видимости существенное в лесе не ме-

няется, ведь он так или иначе выводил из метрического простран-

ства и вводил в другое, невидимое. Вот почему наполнение мира

поколениями компьютеров, которые все в плоскости видимости,

существенного ничего в статусе леса не меняет.

Похоже, что видимость мешает увидеть важное, что неметри-

ческое, нерасписываемое существо леса невидимо. Прозрением

был бы как раз выход, как ни странно, в невидимое. Сюда отно-

сится миф о Гомере, слепом, которому незрячесть помогла уви-

деть суть дела. Тему незрячего провидца я только упоминаю как в

примечании. Сюда же относится другая тоже важная, но не для

нас сейчас, тема средневекового невидения пейзажа и так называ-

емого «открытия пейзажа» в Ренессансе. В средневековой литера-

туре много сцен сражений, описаний оружия и мало пейзажей, во

всех скандинавских сагах пейзаж нашли вообще вроде бы только

один. Это тоже пример невидения, которое как открытие. Еще

одно примечание: если у современного поэта нет на страницах

технических реалий, то это обещающая характеристика, — воз-

можно, но пока не больше чем возможно, что он умеет видеть лес.

Возвращаемся к пейзажу софии: лес, крест. Крест открыт хри-

стианством, он всегда был жизнью леса, джунглей. Здесь жестко,

опасность — «естественный отбор», т.е. гибель, сохранение ро-

да — главная цель.

Этот лес, эти джунгли, я говорю, остаются. Для софии гуман-

нее, легче с цивилизацией не стало. Не Поппер, а Витгенштейн;

решает, как говорит Мамардашвили, «духарская выкладка», не

дискурс, не лексика. Важная, интересная ситуация — по-прежне-

му, как всегда в пейзаже софии, невозможность, правильное место

человека — крест.

В невозможности, из ничего с самого начала складывались ве-

щество и жизнь. Как было, так и есть; лес никуда не делся; мы и

сейчас одни в лесу, дело софии со стороны в принципе всегда не-

видимо. Так называемое объективное исследование дает мнимые

законы природы, в сущности операциональные предписания, опи-

сания сложившихся навыков человека, который не дожидает-

ся милостей от природы, а «взять их у нее — наша задача». Прав-

да, Иван Владимирович Мичурин, когда говорил эти слова, имел

в виду прямо противоположное тому, как они звучат: имел в

виду, что без него в природе не было бы тех 300 сортов плодо-

во-ягодных культур, участие в выведении которых он как-то при-

нимал.

ЛЕС. 19(24.2.1998)

253

Лес, лишая просмотра и выводя из метрического пространст-

ва, вне которого расписание не работает, зато дает участие в себе,

не расслабленное отражением (объ-ективизация дает удобство

контроля и учета всего что можно контролировать и учесть, но за

счет расставания с участием). Куда на самом деле принадлежит

сознание с его отражением, якобы высшая функция «мозга», вид-

но из того, что технике вроде бы удалось синтезировать сознание:

если видеокамеру подключить к телевизору так, чтобы съемки

проецировались на его экран, а потом снимать происходящее на

экране, то на экране появятся структуры, якобы упорядоченные,

которые не дал бы ни экран, ни камера, ни соединительный ка-

бель — предположительно результат самонаблюдения, аналог со-

знания человека

213

. — Или математизация сознания. Подопытно-

му, не объявляя в чем дело, дают одинаковую очень ровную фа-

соль и требуют распределить по принципу хорошая — плохая, из

ста фасолин непредубежденный человек любой положит 62 в хо-

рошие, 38 в плохие, 62 % это психологическая константа.

Наблюдательство это ослепление видимостью, которое надо

как-то обязательно пересилить, под поверхностью всякого наблю-

дения мы внутри леса и встроены в автомат софии. Она решает и

поступает через нас и в нас и нами, она — одновременно сквозь

нас и нами, т.е. и не так будто мы привязаны на нитках и выполня-

ем чужое задание, но и не так что мы что-то можем сами.

В современной науке можно слышать такие расставания с про-

шлой объективизацией: То quote Nicolis and Prigogine (19Ç9): «In

classical physics, the investigator is outside the system that he obser-

ves. He [sic] is the one who can make independent decisions, while the

system itself is subject to deterministic laws. In other terms, there is a

„decider" who is „free", and members of the system, be they individu-

als or organizations, who are not „free" but must confirm to some mas-

ter plan. Today, we are getting farther and farther away from such a

dichotomy»

214

*. Типичное высказывание.

213

M Ичас. О природе живого: механизмы и смысл. М.: Мир, 1994, цит.

по: Сергей Сипаров. Телеология эволюции. — Silentium 3, СПб., 1996, с. 67.

214

Цит. по: Silentium 3..., с. 60. * Перевод: В классической физике ис-

следователь находится вне наблюдаемой им системы. Он [...] тот, кто может

принимать независимые решения, тогда как сама система выступает в качест-

ве субъекта детерминистских законов. Иными словами, [с одной стороны,]

есть „тот, кто принимает решение" и „свободен", [а с другой] — члены си-

стемы, будь то индивиды или организации, которые „несвободны" и должны

соответствовать некоему плану. Сегодня мы всё дальше отходим от такой ди-

хотомии.

254

В. В. БИБИХИН

Теперь его типичное понимание

215

: «В настоящее время мож-

но различить две модели эволюции: инфинитную и финитную.

Инфинитная модель в простейшем случае подразумевает посту-

пательное движение к некоторой цели, причем приближение

к ней является асимптотическим. Иногда говорят о восходящей

расширяющейся спирали... В этих случаях... цель эволюции на-

ходится вне человечества, и оно стремится превзойти само себя в

попытках продвинуться далее. [Финитная эволюция это такое

движение как] в некоторых механических или гидродинамиче-

ских системах... обладает одновременно признаками как хаотиче-

ского, так и детерминированного движения. При этом система

остается всё время в окрестности некоторой замкнутой кривой,

иногда называемой „странным аттрактором". Наличие „аттракто-

ра" указывает на существование цели, хотя и недостижимой,

но такой, что в процессе движения к ней возникает новое качест-

во — фрактальный характер самого движения. Здесь цель эволю-

ции хоть и неуловима, но не носит внешнего характера, и специ-

альных усилий прилагать не нужно — всё равно попадем куда-ни-

будь».

Здесь есть наше слово «попадание»; «замкнутость» кривой хо-

рошо соответствует нашему пониманию спенсеровского fit, как

угадыванию в «годность», в то, что само себе санкция; «странный

аттрактор» конечно не по модели их математической топологии, а

по угаданности свойства софии тоже близко к тому, что мы гово-

рим. Иначе и быть не может: ведь все имеют в виду одно. Но в

описании, которое я прочитал, наш пейзаж, с которым мы поне-

многу постепенно знакомимся, опять уже увиден. Отказ от распи-

сания, программы происходит легко, вводится «фрактальная» раз-

мерность, Хоружий называет этот подход в математическом опи-

сании распространением общей ситуации постмодерна на науку.

Вместе с программой отменяется и усилие, в самом деле, внутри

фрактальной размерности усилие просто не к чему прилагать. По-

падания в бессмыслицу не происходит: «...вне зависимости от

того, имеется ли цель у эволюции и какова она, можно констати-

ровать, что в процессе ее имеет место усложнение живых организ-

мов»

216

. В этом смысле и без всякого усилия, как сказано, «всё

равно попадем», усложнение само собой идет, и верно опять же

сказано, что усложнение это другого порядка движение чем

стремление к цели, может быть вовсе не цель.

215

Там же, с. 68, в статье: Сергей Сипаров. Телеология эволюции.

216

Там же, с. 67.

ЛЕС. 19 (24.2.1998)

255

В этом настроении укрепляет и то, что весь состав живого раз-

вивающегося организма кодируется в онтогенезе только двумя

процентами всех звеньев, входящих в молекулу дезоксирибонук-

леиновой кислоты — девяносто восемь оставшихся процентов

тщательно копируются, передаются по наследству, но ни в каких

признаках живого тела не проявляются. Некоторые биологи счи-

тают эти 98 % «мусорной» частью, trash. Внутри этой части тоже

наверное происходят какие-то мутации из поколения в поколения,

но выследить такие мутации собственно невозможно, по каким

собственно признакам, их нет.

Это открытие очень хорошо вписывается в самочувствие

большого современного класса носителей информации: они про-

сто носители информации, ничего больше, может быть про запас,

подлежат сохранению так сказать упакованными (все смыслы ра-

ботают). Они при этом для чего-то, вовсе не обязательно знать для

чего, соответствуют в обществе тем 98 % генетического кода, ко-

торые тоже никому не известно для чего, но именно потому что

эта часть запакована, она наверное предназначена для чего-то

важного, как особый пакет на почте, который запрещено вскры-

вать.

«Можно предположить, что для того, чтобы обеспечить вы-

полнение некоторой весьма важной функции, используется по-

стоянно заменяемое и возобновляемое устройство, которое эту

функцию и должно исполнить — надо думать, мы с вами»

217

. Вы-

полнение этой функции, заметьте, обеспечивается именно непри-

ложением усилия, невскрыванием пакета: вскроешь его, выве-

дешь (пока никто этого не умеет, но дело в том что и не надо

уметь) эту предполагаемую потенциальность в актуальность —

и всё, будет прервана линия связи, протянутая через тысячи поко-

лений. Запакованное должно именно оставаться невскрытым.

Но почему тогда не запаковаться полностью, зачем 2 % актуа-

лизируются? 2 % это весь живой организм, изменяющийся или не-

изменяющийся в поколениях. Он нужен для того, чтобы приспо-

собиться к среде, меняясь при необходимости вместе с ней, имен-

но для того чтобы передача «послания», 98 %, была обеспечена в

любых обстоятельствах — примерно как пакет везут сначала на

машине, потом на поезде.

Теперь, кто получатель письма. Наверное тот, кто сумеет его

прочесть. Т.е. надо дожидаться ума, который теперь уместным

образом интенсивно развивается. Он получит информацию, соб-

217

Там же, с. 69.

256

В. В. БИБИХИН

ственио ту же самую которая теперь у него в виде запакованной,

но уже распакует ее, там станет ясно что делать, причем не исклю-

чено, что снова вернется цель, уже ясно прописанная. «Последние

достижения философской мысли — структурализм и постмодер-

низм в целом, настойчиво призывают именно к такому обраще-

нию с элементами культуры»

218

Пока ума такого размаха нет, надо — это опять наша тема —

не вмешиваться в автомат, который мы не знаем. Слова «автомат»

у автора, которого я цитирую, правда нет, но по сути он его имеет

в виду. «Рассмотрим, что предпринимает конструктор, когда

встречается с необходимостью обеспечить безусловное выполне-

ние некоторой функции устройства, его стопроцентную надеж-

ность... Повысить прочность и качество... стопроцентная надеж-

ность в этом случае не достигается... трещинка в заготовке или

случайное изменение параметров среды... могут испортить всё

дело. Поэтому в особенно ответственных случаях применяется пе-

риодическая принудительная замена устройства аналогичным —

операция, требующая участия человека или специальной про-

граммы»

219

. Речь собственно об обеспечении автоматичности, но

этот автор не может себе представить другого автомата кроме

управляемого человеком или программой.

218

Там же, с. 70.

219

Там же, с. 67.

20 (3.3.1998)

Если в пакете генетической информации, которая передается

из поколения в поколение и не развертывается, содержится раз-

гадка всей истории человека, его программы, как мы читали у од-

ного и могли бы прочитать у другого философа биологии, то раз-

витие, эволюция сводится к тому, чтобы ум подтянулся до своих

задач, чтобы суметь прочитать их. А ведь ум уже и сейчас доста-

точно развит, сложен чтобы прочесть пакет, собственно на всё

способен. Поэтому и с этой точки зрения эволюции собственно

нет, есть обучение, школа.

Спокойно отказываясь от эволюции, мы оказываемся между

прочим, как мы уже могли догадаться, в хорошей компании, начи-

ная с Парменида, Платона, Аристотеля, но и собственно со всей

классической мыслью. Шопенгауэр: «Как брызги и струи бушую-

щего водопада сменяются с молниеносной быстротой, между тем

как радуга, которая повисла на них, непоколебимая в своем покое,

остается чужда этой беспрерывной смене, так и всякая идея, т.е.

род живых существ [в биологии предпочли бы сказать: вид], оста-

ется совершенно недоступна для беспрерывной смены его инди-

видов. А именно в идее или роде и лежат настоящие корни воли к

жизни; именно в ней она находит свое выражение, а потому воля

действительно заинтересована только в сохранении идеи. Например,

львы, которые рождаются и умирают, — это всё равно что брызги

и струи водопада; leonitas же, идея или форма льва, подобна непоко-

лебимой радуге над ними. Вот почему Платон только идеям, т.е.

species, родам [видам], приписывал настоящее бытие, индивидам

же — лишь беспрестанное возникновение и уничтожение»

220

Шопенгауэр считается критиком Гегеля, но есть общее прави-

ло: если мысль настоящая, то на каком бы языке какой бы своей

220

Мир как воля и представление. M., 1903, с. 497—498.

17 В. В.Бибихин

258 В. В. БИБИХИН

современности она ни говорила, она «имеет в виду» одно. Гегель:

«Новая ступень имеет свою причину во внутренней идее, состав-

ляющей основу природы... Совершенно пустое дело представлять

себе виды так, как будто они постепенно развивались во времени:

разновременность не имеет ровно никакого интереса для мысли.

Человек не выработался из животного, ни животное из растения:

каждый организм сразу явился тем целым, которое оно есть. [Но

как? Бежим к биологии — она говорит и не говорит.] Поэтому,

если земля и была в таком состоянии, что не существовало ничего

живого, то всё же, как скоро молния жизни ударит в материю, тот-

час возникает полный организм, как Минерва возникает во всео-

ружии из головы Юпитера»

221

. Т.е. если уж вы допустили «мол-

нию жизни», то эволюция зачем, она не интересна.

У нас, может быть, самый заметный и важный противник

дарвиновской эволюции Лев Семенович Берг (1786—1950). Фи-

зико-географ и биолог. Первый провел зональное физико-гео-

графическое районирование СССР. Ихтиология (анатомия, систе-

матика, распространение рыб), климатология, озероведение.

В «Трудах Географического Института. Том I» напечатал в ПБ

(Государственное издательство) «Номогенез, или эволюция на

основе закономерностей». Из дарвинизма собственно вынута

соль, если уже есть закон, по которому происходит развитие.

В чуть более раннем варианте номогенеза Берг дает эпиграф из

Гёте: «Нет ничего существеннее попыток установить зоономию и

проследить те законы, которыми определяется жизнь органиче-

ских существ». Не совсем правомерно ссылаться на Гёте: у него

константы, архетипы это как те выигрыши, гениальные догадки

природы, о которых мы читали прошлый раз, у Берга они законы

развития.

Я писал это и спохватился: говорил, что в целом я за Дарвина,

а излагаю его противника. В целом Берг по сравнению с дарвиниз-

мом, по-моему, проигрывает неучтением важности собирающего,

концентрирующего узлового предельного момента, критического

и кризисного, в жизни жизни, так сказать.

Берг оставляет роль естественному отбору, но только для со-

хранения нормы. Причем отклоняющееся от нормы сохраняется у

него не тривиально: не так вовсе, что сохраняется статус-кво како-

го-то постоянного естественного разброса вариантов и отклоне-

ний в пределах вида, а так, что в каждом поколении снова и сно-

221

Через Берга цит. по: И.И. Лапшин. Законы мышления и формы позна-

ния. СПБ, 1906, с. 119.