Бибихин В. Лес (hyle)

Подождите немного. Документ загружается.

ЛЕС. 15 (16.12.1997)

189

шо вписывается в цепную связь явлений, но и вместе с тем осве-

жает, обновляет годность как бы заново, опять от начала), его ста-

ло быть превосходности, легко и по-моему обязательно вплетает-

ся линия святости, и мне кажется со святостью тут надо будет не

раз иметь дело, она во всяком случае коридор, в который просмат-

риваются концы нашей темы, вы помните какие и какой.

Можно слышать: по благословению, «конференция по благо-

словению патриарха»; освящение, «квартира была освящена».

Благословение к содержанию конференции ничего не прибавило,

освящение квартиры другое чем ввоз в нее мебели, квартире ниче-

го не прибавляет. Упоминалось о подписи директора под проек-

том: содержательно он не прибавил, подпись под проектом еще не

приказ и к осуществлению не ведет. — Или именно потому, что

содержательно не прибавляет, впускает то что важнее содержа-

ния. В германо-славянских языках, например в скандинавских

именах Олег и Ольга, святость связана со здоровьем, сюда целый и

исцеление. Этимологии ничего не доказывают, но нигде больше

никто не даст таких подсказок и намеков как в языке. В святости

В.Н. Топоров находит подобное, как бы на другой почве ту же

структуру: знакомая нам теперь святость давно, раньше христиан-

ства на Руси, выросла из смысла возрастания-набухания физиче-

ской массы, материи, и вместе внутренней плодоносящей силы,

духовной энергии и связанной с нею и о ней оповещающей внеш-

ней формы ее — световой и цветовой. «Появление цвета как тако-

вого, его дифференциация на отдельные цвета, выстраивание их в

ряд по принципу интенсификации, возникновение свечения, сия-

ния, которое на высшей своей стадии захватывает не только глаз,

но и душу и сердце человека». «Для праслав. *svçt-, видимо, мож-

но реконструировать то же значение, о котором уже говорилось

ранее, „увеличиться", „набухать". Судя по соответствующим кон-

текстам и аналогиям типологического характера, в данном случае

речь шла о том благодатном возрастании-процветании некой жи-

вотворной субстанции, которое вело к созреванию плода как за-

вершению всего предыдущего развития и прорыву к новому, бо-

лее высокому состоянию, к вечному рождению, к максимальному

плодородию, прибытку. Эта „святость" (*svçt-) как образ предель-

ного изобилия [!] скорее всего и была тем субстратом, на котором

сформировалось понятие „духовной" святости, некоего „сверхче-

ловеческого" благодатного состояния, когда происходит творче-

ство „в духе". В известной степени это подтверждается (хотя бы в

виде намека) и теми сочетаниями *svçt- с именами существитель-

ными, которые, будучи с достаточной уверенностью отнесены к

190

В. в. БИБИХИН

числу праславянских, уже обнаруживают в себе нечто большее,

чем только физическое (материальное [!]) возрастание».

Поймем это буквально. В материальном возрастании уже оно

и есть — возрастание, материальное. Топоров говорит: к этому

как свет, как цвет, как освящение, как санкция (от sanctus святой)

прибавляется — что? То что Топоров называет «расширением, на-

буханием» уже было. Прибавляется собственно содержательное

ничто, нематериальная святость? Или она настолько ничто, что ее

нельзя назвать нематериальной? То, о чем говорит Топоров, похо-

же на радость, которая вроде бы нематериальна, но имеет себе те-

лесное событие, экстаз вовсе не интеллектуальный, а ликование

как раз того, что Бахтин назвал бы «телесным низом», то что еще

называют «бешеной» и «безумной» радостью, при том что в корне

слова «радость» тишина, покой, мир — взрыв телесной роскоши

не мешает покою. Тогда это материально или нематериально? Это

та полнота, о которой у нас получалось, что в ней и через нее два

ряда не сливающихся и которые не надо смешивать, тела и духа,

как параллельные, сходятся в полноте.

«Следует сразу же и решительно подчеркнуть, что идея мате-

риального роста в этих случаях никакие умаляется, но вместе с

ней в значение сочетания проникает остранённая форма идеи

физической святости — святость, как таковая, в глубине своей

уже не зависимая от материального возрастания, как элемент

оценки, ориентирующийся уже на иную шкалу. Жито свято не по-

тому что оно растет и плодоносит, но оно растет и плодоносит по-

тому что оно свято искони, по условию, в соответствии с высшей

волей»

169

Тема пресуществления здесь намечена. С хлебом происходит

что-то новое или наоборот — святость не только в хлебе, но и

предшествовала ему, была его причиной, не содержательной

опять же, а радости нахождения и включения в историю. Хлеб

был в природе или не был? Был весь — но вполне стал через

«освящение».

Так, как развертывает освящение Топоров, не будет ошибки,

даже обязательно нужно связать с этой святостью полноту (богат-

ство) в античной мысли. О полноте как идее и сказано: благо.

169

В.Н. Топоров. Идея святости в древней Руси: вольная жертва как по-

дражание Христу. «Сказание о Борисе и Глебе». — Russian Literature XXV

(1989) 1—102. North Holland, выписанное место — с. 42, 46 сл.*

* Переиздание см. в книге: В.Н. Топоров. Святость и святые в русской

духовной культуре. T. I. Первый век христианства на Руси. М., 1995.

ЛЕС. 15 (16.12.1997)

191

О связи блага с родом (родное) и рождением в другом месте уже

говорилось.

«Все формы реализации человеческой деятельности ориенти-

рованы на святость — свою (потенциально) и исходящую свыше».

Имеется в виду — исходно, до официальной (например, государ-

ственно спущенной сверху как при Владимире) религии — свя-

тость была обязательной «прибавкой» ко всему что делает чело-

век и чем он бывает. Заметьте только где святость ощущается:

буквально брюхом; и в чем ее свидетельство, в экстатическом, в

радостном, в красоте как настроении, т.е. вспышке цвета — в свя-

зи с праздником, торжеством (торжество как суть поэзии, по Се-

даковой). Праздник связан с цветом и цвета достаточно. — Через

материю — как музыка Моцарта, у которой своей материи кстати

мало, как у Пушкина. Чуть-чуть.

Циолковский: праздник, торжественность его речи сливается

неразличимо с поступком и ничего кроме поступка не остав-

ляет

170

170* Рукописные записи В. Б. в конце лекции: «Что осталось у нас. Лес,

косматость были... Теперь: жаль, что их нет. Однако есть: Крест в табаке etc.

Живое? Тонем в нем... Активный агент...

Святость — радость — и тут же разрыв, растерянность, амехания.

Радость святость первая религия. Но: такт амехании, креста. Радость крес-

та? — Это трудно, хочется оттянуть — не последняя ведь сила...»

15(16.12.1997)

Мы были бы в лучшем положении, если бы работали внутри

расписания и уточняли его пункты. Мы этого не можем делать не

только потому, что нет самого языка, на котором можно было бы

говорить о лесе; технический язык лесного хозяйства и язык био-

логии не в счет: народно-хозяйственное значение древесины и

рекреационное значение леса опять-таки в системе государствен-

ного здравоохранения (рекреационная ценность леса постоянно

повышается, она может быть измерена и довольно точно оценена

в денежном выражении через статистику заболеваемости в на-

селенных пунктах с лесными массивами и без них) требует яс-

ности понятий народ и хозяйство; и здесь мы пожалуй даже взя-

лись бы за прояснение этих терминов, тем более это нужно, и в

разных курсах, особенно «Собственность» и «Мир», в какой-то

мере «Первая философия» и, что касается основ понимания языка,

«Витгенштейн», мы эти понятия прояснили

171

*, но с образовани-

ем «народно-хозяйственный» задача станет уже политической:

это образование из обезличивающих, его основа люди вообще или

россияне вообще, проблема судьбы, истории, закона истории на-

рода, народа России у нас тематизировалась в конце курса «Язык

философии», там уже довольно отчетливо, в конце курса «Узнай

себя» и особенно в последней части курса «Время»

172

*. У нас сей-

час нет простора для возвращения к этим темам.

В сущности не намного лучше чем с основопонятиями лесо-

водства обстоит дело с биологическими. Опять же интересными

171* Курс «Собственность» (1993—1994) в настоящее время не издан.

См.: В. Бибихин. Мир. СПб., 2007; Чтение философии. СПб., 2009; Витген-

штейн: смена аспекта. М., 2005.

!72* См.: В. Бибихин. Язык философии (3-е изд.). СПб., 2007; Узнай себя.

СПб., 1998. Курс «Пора» («Время-бытиё») (1995—1996) в настоящее время не

издан.

JIIÎC. 15 (16.12.1997)

193

конкретными проблемами современной биологической науки мы

не можем заниматься из-за полной непроясненности ее опорных

концепций, таких как просто жизнь, эволюция, даже ген и пол; су-

ществует резкий перепад между чистотой и строгостью лучших

наблюдений и экспериментов в биологии — и темнотой общих

понятий, без которых биология не могла бы поставить ни наблю-

дения ни эксперимента. — Прояснением этих понятий и расчист-

кой и обогащением той сетки понятий, которые определят распи-

сание биологической науки, мы и заняты, но не построение языка,

я сказал, наше главное дело. И с определением нашего дела наука

очень помогает. Она ведь тоже только попутно и служебно занята

прояснением основопонятий, потому она и может пользоваться

грязной системой понятий. Ее опора находки, такие как важная

техническая находка, что для микроскопического рассматривания

ядра клетки надо наблюдать ее не всегда, тогда в ней всё почти не-

различимо слито, а в момент деления, тогда, именно в момент де-

ления клетки и только в этот момент, обнаруживаются, выходят

из ненаблюдаемости и приобретают четкую структуру хромосо-

мы. Клетки показывают себя в момент размножения, а так они

прячутся. То же мы видели на маркированном девиантном, ирра-

циональном, а-механическом, экс-статическом поведении живого

мира вокруг спаривания и аналогичного ему рождения. Но мы мо-

жем так говорить, так интерпретировать только что-то, т.е. сна-

чала должна быть находка, отчетливая наблюдаемость хромосом

только в момент деления клетки, и вы понимаете, что эта находка

настолько важнее в сравнении с нашим толкованием, что там где

есть эта находка, пусть она голый факт, там может и не быть тол-

кования, оно не обязательно. Находка, или феномен (феноменаль-

ное) говорит за себя, даже когда ничего кроме себя не говорит.

Поэтому наша цель не прояснение понятий и не построение

языка говорения о лесе, а феноменология, опора на явления, кото-

рые маркируют сами себя и всё вокруг себя. — В отличие от науки

в ее современном понимании, например биологии, мы чувствуем

невозможность проглатывать целые блоки сырых и непрояснен-

ных понятий, т.е. не можем пользоваться расписанием, которое

не мы составили, и похоже, что в «современной ситуации» (остав-

ляем ее определение другим) вообще уже не можем пользоваться

расписанием, это одна из наших находок, невозможность им поль-

зоваться. — Мы ничего не теряем, отказываясь действовать так

называемыми «методами науки», где опять же ни «метод» ни

«наука» не опоры, на которые мы позволили бы себе опереться: в

философской феноменологии, опоре на чистые находки, не мень-

3 В. В. Бибихип

194 В. в. БИБИХИН

ше строгости (во всяком случае должно быть не меньше строго-

сти) чем в науке.

Неполитической тема леса не может быть. Уже ее выбор поли-

тический. Этот выбор можно считать например продолжением за-

дачи Василия Васильевича Розанова, который пишет близко к

концу Второго короба и последнего «Опавших листьев»: «Поле-

вые и лесные частицы в человеке едва ли когда-нибудь могут во-

все исчезнуть, и даже едва ли желательно, чтобы они вовсе изгла-

дились. Все будут в смокинге, как Скальковский, — нет! нет!»

173

Но Розанов жил в ситуации, в которой не было абсурдно програм-

мирование, он предписывает, т.е. к существующим расписаниям

прибавляет свое: не желательно стирание полевого и лесного в че-

ловеке, нет и дважды нет такому стиранию. В наше время, может

быть из-за разрежения воздуха, программирование, перепрограм-

мирование, расписание не имеют смысла.

Но это не значит, что мы устраняемся от политики, от приня-

тия решений, оставляем все расписания в покое. Происходит вот

что: если раньше, например в начале века, феноменология могла

расположиться в русле программы, у Гуссерля это анализ созна-

ния, у раннего Хайдеггера — прояснение бытия, то теперь этого

шанса или этого права не видно, но зато в параметры находки или

по крайней мере искания входят те силы, которые раньше расхо-

довались на программу и расписание.

Биологией мы заниматься не будем, философией биологии

тем более. Но биология будет нужна, и не в «теориях», они произ-

водное общефилософских обычно не проработанных убеждений

ученых, а в находках. Прежде всего открытие, через наблюдение,

подвиг внимательного описания, невероятного разнообразия ты-

сяч и десятков тысяч видов живых существ, их подвижности и из-

менчивости. Когда могло показаться, что в животном мире всё

жидко, текуче, было открыто другое, противоположный полюс

жесткого постоянства вида; и как подвижная изменчивость каза-

лась беспредельной, так постоянство видов кажется беспредель-

ным, можно идти до крайности, до утверждения полного сохране-

ния вида через любое число поколений. Надо быть тупым, чтобы

не увидеть здесь ту же полярность, которую античность видела

между материей и формой, между лесом и геометрией, лесом

и крестом, — полярность, которая сцепляет эту пару противо-

положных прочнее чем любое сходство. Чисто на формальном

уровне, уверенно ожидая от фактов подтверждения, оно будет, мы

173

В.В. Розанов. О себе и жизни своей. М., 1990, с. 542.

ЛЕС. 15 (16.12.1997) 195

можем говорить: гибкость живого обеспечена жесткостью рода.

Или наоборот: изменение нужно для того, чтобы род остался неиз-

менным. Или: изменчивость форма неизменности. И другое, такое

же общее, формальное: род разнообразно защищен, он в непри-

косновенности из-за того что он неприступное предельное, во-

круг рода во всех отношениях всё уплотняется, опять поляризу-

ясь в а-механической энергии, о которой говорили, когда вместе

с Аристотелем перебирали поведение живого при спаривании и

родах.

От Аристотеля мы научились не отделять свое тело от массы

живого. На гребне, или на границе, около предела, или перевала,

вокруг пола и рода, возникает тон, цвет, образ, слово, музыка, поэ-

зия, живопись, о которых мы знаем что они уместны и что они

полнее и чище развертывают а-механическую энергию чем наука,

(которая) дает имя. Полярность материи и эйдоса обозначает

трудность для всех, и для нас тоже, и в меру принятия трудности,

в меру строгости мы включены в работу природы, в философии,

поэзии, искусстве, религии, которые твердо знают о том что все-

гда будет трудно («крест»), и в науке, которая это знает не всегда

и иногда может надеяться на механическое прохождение через

трудность, не веря, что а-пория и а-механия встроенный закон

жизни.

Говорить, что физика и биология разные предметы, мы могли

бы в том случае, если бы хотя бы приблизительно видели, что эти

предметы разные не как человеческие занятия, а сами по себе. Это

в принципе невозможно.

Квантовая механика, благодаря своей формальной прозрачно-

сти, эксплицитно подтвердила неизбежность ускользания мате-

рии, постановила, что наука раз и навсегда откажется от познания

предельного. Соотношение неопределенностей фиксирует, в ма-

тематическом формализме: надо запретить себе ожидать, что в та-

кой-то момент окажется возможно измерить определенную вели-

чину; нельзя и будет всегда нельзя в масштабах всего космоса.

Q-механика в этом отношении классически вписывается в общий

новоевропейский (с математики, дифференциального и интегра-

льного исчисления начиная, с введения понятия предела) отказ от

вглядывания в предел.

Воображать себе «свободную волю» у электрона, пока свобо-

да и воля не прояснены, абсурдно; но поскольку мы определяем

параметры неопределенности, мы не имеем права говорить, что

ускользание природы, установленное физикой, другое, чем неоп-

ределимость живого, констатируемая биологией: здесь всякое

196 В. в. БИБИХИН

утверждение попадет

разряд неверифицируемых, т.е. выпадет

из научной строгости.

То, что биология пользуется другим инструментарием чем фи-

зика, о разности предметов не говорит: это не так как клещи у

плотника и хирурга дентиста разные потому что гвоздь и зуб вещи

разные, а как там, где в квартиру не попасть, и одни пробуют через

дверь, а другие через окно, и это не значит что квартира разная:

она за дверью и за окном одна и та же, только туда еще не попали.

Фрэнсис Харри Комптон Crick (р. 1916), вместе с Джеймсом Дьюи

Watson (р. 1928) предложивший модель пространственной струк-

туры дезоксирибонуклеиновой кислоты, в книге Of molecules and

men

174

: «Можно надеяться, что в конце концов вся биология будет

„объяснена" в терминах предшествующего уровня, и так вплоть

до атомного уровня»; когда войдут в комнату, методы физики

и биологии сольются. Противоположное мнение: никогда не со-

льются. За этим стоит однако — пока по крайней мере — только

ощущение. Кажется, что естественно же жизнь интимно близка

человеку, а физика нет, поэтому методы не сольются никогда. Так

кажется только понаслышке, несведущим: в законах природы

опыт красоты и порядка может интимнее задевать математическо-

го физика-теоретика чем жизнь — генного инженера.

То, к чему мы приближаемся, с чем хотим иметь дело, труднее

и интереснее чем многие привычные, якобы вечные и «прокля-

тые», на самом деле даже и не очень философские вопросы. На-

пример будто бы скандал смертности человека, цивилизации, че-

ловечества и вселенной, к чему тогда работать, когда всё кратко и

исчезнет. «Самочувствие» Циолковского или «святость» Влади-

мира Николаевича Топорова или другие имена приобщения к пол-

ноте (сегодня мы введем более удобный термин), в экстатической

радости и ощущении плодотворности духовной и телесной одно-

временно, — в момент этого приобщения на бесконечность впе-

ред и назад искра проходит, пробивает через всё что кажется

длинным и в длинности безысходным, через всё время и через

всё пространство. Не где-то, а сейчас открыто участие в той энер-

гии, которая скрепляет всю природу, в уверенности, что парамет-

ры полноты самой по себе, как именно полноты, во всём одни и те

же. В той мере, в какой оно причастно святости-целости-pa-f

дости-празднику, всякое человеческое действие, свадебный об-

ряд, спортивное соревнование, поэзия, философия, танец — это

участие, угадывание вселенского события, события мира. Техни-

Seattle 1966, р. 12.

ЛЕС. 15 (16.12.1997) 197

ка, в сравнении с непрогрессирующим характером искусства, так

неостановимо растет и должна расти в той мере, в какой ей не да-

ется предельная полнота: пока еще машина не символ мировой

машины, но свой смысл она может видеть только в выходе к зако-

ну бытия, полноте, и технике это доступно только за счет размаха,

в пределе космического, или всеобщего уничтожения. Техника не

успокоится, пока не сделает сказку былью. Она успокоится только

в чем-то подобном безумию а-механической энергии.

О неживом можно говорить только относительно, имея в виду

разную степень взятости материи в организм, но и тут опять же

всё определяет наше зрение, а не «предмет». Мы не готовы видеть

землю как животное, а многие видели, и тогда камни и вода были

так же уверенно живое, кости и кровь, как они уверенно для нас

неживое. Разница только в том, как мы проводим границу орга-

низма. Как только меняются глаза, и в лесе мы видим не лесомате-

риал, а рекреативную функцию, лес оказывается например «лег-

кими города», лес включают в организм, правда пока метафориче-

ски. Краски заката, или моря, или зеленого леса казались чем-то

вне человека, но если догадаться, что они нужны зрению, чтобы

оно было здоровым, то они включаются в организм. Мешает мате-

риализм, высшая заносчивость духа, который решает, что ему не с

кем и нечего разговаривать: он один.

За вопросом о происхождении жизни стоит косвенное призна-

ние, что естественное состояние мертвое, а жизнь проблема. Дей-

ствительно жизнь, или современная жизнь маркирована, она заде-

вает нас, но надо различать: как интересный предмет в поле зре-

ния — или как задание. Настоящее научное исследование жизни

понимает ее как сообщение. То, что жизни могло не быть, связано

с тем, что мы можем делать или не делать чего-то, и не всё равно,

inter est, будем мы делать или не будем. Но среди того, что называ-

ется наукой, есть и просто усилия, усиленные попытки предста-

вить то, чего могло не быть, как необходимость.

Можно ли сказать, что изучение, прояснение того, что есть и

могло не быть, — часть усилия, в силу которого жизнь есть?

Оставим пока этот вопрос висеть.

Так же, как о происхождении жизни, мы спрашиваем о проис-

хождении мира. Он или уплотнился из туманностей, оптимисти-

ческий взгляд, потому что компактность будет расти, распылен-

ность уменьшаться, или он расширился однажды из сверхплот-

ного, пессимистический, потому что всё движется к энтропии.

Выходит, что вопрос мы странным образом задаем сами себе, вы-

ясняем, какое настроение в нас побеждает.

198

В. в. БИБИХИН

При любом исследовательском настроении любая методика

будет указывать на происшедшее уже событие, спрашивая, как

оно произошло? Нет: синхрония, как у Аристотеля, без растягива-

ния в ненаблюдаемое прошлое, есть например в установлении ма-

тематической физикой космических констант, всегдашнего и по-

всеместного образа действий природы. Но за ножницы между хо-

рошо разработанным математическим формализмом и нечистой,

пусть и необходимой, общей терминологией, физика должна рас-

плачиваться, допуская, что в самом начале всего, например при

большом взрыве, сами космические константы, так сказать, сгора-

ли, расплавлялись. Большой взрыв был давно и далеко, на преде-

ле. Эта и подобные гипотезы — способ существования предела в

науке, неудобный. Философия должна уметь не выкраивать себе

таким образом удобного поля для оперирования, отодвигая пре-

дельное куда-то за край этого поля.

Аналогично этому, новоевропейский субъект, вообразив себя

действующим среди окружения, с которым надо бороться и кото-

рое надо побеждать, допустил, что природа и жизнь действуют

без нас и взаимодействие сводится только к тому что мы себя об-

разуем знанием. Для того чтобы доказать себе, что он неправ и

участие человека в природе не наблюдательское, он должен был

изобрести средства для уничтожения природы и жизни, вообще

всей. Эта абсолютная достоверность надежнее и прочнее, ощути-

мее старой веры в то, что человек как-то участвует во всём, но

зато, защищая теперь природу уже от самого себя, человек поне-

воле начинает и природе приписывать цели самосохранения, про-

должения жизни, а это неверно.

О цели в природе согласны говорить все, но, опять же проеци-

руя в нее свои настроения, чаще всего воображают, что ее цель со-

хранить то чудо, которое она есть. Такая цель кажется естествен-

нее, а она для природы не важнее, чем для гениального художни-

ка — сторожить свой шедевр, стать музейным хранителем самого

себя. Промах, ошибка природы была бы не смерть, как выживание

человечества так же не цель человечества, как не главная цель че-

ловека прожить во что бы то ни стало как можно дольше. По вы-

мирающим видам животных можно судить, что их цель не выжи-

вание, а какая-то другая, иначе дикие животные могли бы посту-

питься своей дикостью, но мы этого не видим.

Человек не может освятить и обрадовать сам себя, это должно

прийти как подарок. Освящение (вы помните, мы ввели это как

биологический термин) не содержательное прибавление, и похо-

же на освещение. Свет проходит через нашу часть вселенной как