Покойная тетя моей жены, прелестная женщина, хвастала, что она
единственная из моей родни никогда не докучала мне вопросами о том, как
пойдут дела на рынке. Она объяснила это так: «Я не покупаю, чтобы про-
дать». Если вы не собираетесь продавать акции, вам не важно, что происхо-
дит с курсом. Действительно долгосрочные инвесторы — небольшая группа
людей, подобных Уоррену Баффетту, которых не заботят краткосрочные ко-
лебания курса, потому что они уверены, что падение сменится ростом, —
воспринимают изменчивость скорее как возможность, а не риск, по крайней
мере в той степени, в какой изменчивые ценные бумаги обычно приносят
более высокий доход, чем стабильные.
Роберт Джеффри, бывший производственник, который в настоящее время
руководит крупным семейным доверительным фондом, выразил ту же мысль
более строго: изменчивость — это плохой измеритель риска, потому что
«сама по себе изменчивость, относится ли она к погоде, доходности портфе-
лей или времени доставки газет, является положительным фактором стати-
стической вероятности, ничего не говорящим о риске вне связи с анализом
последствий»
12
. Для тети моей жены эти последствия свелись к нулю, но для
инвестора, которому назавтра предстоит вложение капитала, последствия
изменчивости могут оказаться грандиозными. Джеффри так суммирует свою
мысль: «Настоящий риск для владельца портфеля заключается в том, что он
может в течение некоторого промежутка времени или к какому-то опреде-
ленному сроку не получить наличных денег, жизненно необходимых ему»
[курсив мой.—Я. Б.].
Джеффри отметил, что риск, заложенный в разных ценных бумагах, име-
ет значение только в связи с обязательствами инвестора. Таким образом,
определение риска претерпело существенные и очень полезные измене-
ния. Их главная идея заключается в том, что изменчивость нужно иссле-
довать по отношению к некоторой точке отсчета или некоторому минималь-
ному уровню доходности, который инвестору нужно превзойти.
В простейшей версии этого подхода риск рассматривается как вероят-
ность потери денег. При таком подходе точкой отсчета становится нулевая
прибыль, потому что инвестор стремится так укомплектовать портфель, что-
бы минимизировать вероятность убытков за определенный промежуток вре-
мени.
Из следующего примера видно, как далека эта точка зрения от идей
Марковича. Рассмотрим двух инвесторов. Один в начале 1955 года вложил
все свои деньги в индекс S & Р 500 и держал их в течение сорока лет. Другой
инвестор вложил свои деньги в 30-летние облигации казначейства. Для под-
держания тридцатилетнего срока до погашения он в конце каждого года
продавал свои облигации (ставшие уже 29-летними) и покупал новые.
В соответствии с методом измерения риска, предложенным Марковичем,
облигации второго инвестора с ежегодным средним квадратичным отклоне-
нием в 10,4% были менее рискованным вложением, чем акции первого инве-
стора, среднее квадратичное отклонение для которых составляло 15,3%. С
другой стороны, общая доходность от портфеля акций (курсовой рост
плюс дивиденды) оказалась гораздо выше общей доходности облигаций
— в среднем 12,2% в год против 6,1%. Высокая доходность акций с лихвой
компенсировала их большую изменчивость. Вероятность года с нулевой до-
ходностью для акций составила 22%, для облигаций — 28%. В среднем
портфель акций приносил прибыли больше, чем облигации в течение двух
третей рассматриваемого периода. Какой инвестор рисковал больше?
Или рассмотрим те 13 развивающихся рынков, о которых шла речь
раньше. С конца 1989 года до февраля 1994 года они показали втрое
большую изменчивость, чем S & Р 500, но инвестор на развивающихся рын-
ках пережил меньше месяцев, сопровождаемых потерями, постоянно зара-
батывал больше и даже после сильного падения курса в конце 1994 года ока-
зался в три раза богаче инвестора, вложившего деньги в акции S & Р 500.
Где же больше риска: в акциях S & Р 500 или на развивающихся рынках?