Подождите немного. Документ загружается.
идею,
выраженную
словом,
которое
мы
ищем;
и
поскольку
именно
мозг
решает
задачу
подготовки
таких
движений,
поскольку
его ра
бота
тем
больше
сокращается,
упрощается
в
этом
плане,
чем
силь
нее
повреждена
задетая
область,
нет
ничего удивительного
в
том,
что
при
поражении
или
разрушении
тканей,
делающем
невозмож
ным
припоминание
имен
собственных
или
нарицательных,
сохра
няется
способность
припоминания
глаголов.
Здесь,
как
и
в
других
случаях,
факты
побуждают
нас
видеть
в
мозговой
деятельности
вы
paжaeMый
в
движениях
экстракт
ментальной
деятельности,
а
не
ее
эквивалент.
Но
если
воспоминание
не
откладывается
в
мозге,
где
же
оно
сохраняется?
-
Честно
говоря,
я
не
уверен,
что
вопрос
«где?»
еще
имеет
какой-то
смысл,
когда речь
больше
не идет
о
теле.
Фото
снимки
хранятся
в
коробке,
граммофонные
пластинки
-
в
шкафу;
но
для
чего
воспоминаниям,
не
являющимся
чем-то
видимым
и
ощутимым,
нужно
какое-то
вместилище
и
как
могли
бы
они
в
нем
нуждаться?
И
все
же,
если
хотите,
я
готов
принять
идею
вместили
ща,
где
располагаются
воспоминания,
но
в
чисто
метафорическом
смысле:
тогда
я
просто
скажу,
что
они
находятся
в
душе.
Я
не
со
чиняю
гипотезу,
не
при
бегаю
к
какой-то
таинственной
сущности,
а
придерживаюсь
наблюдения,
ибо
нет
ничего
более
непосредствен
но
данного,
более
несомненно
реального,
чем
сознание,
а
челове
ческая
душа
и
есть
само
сознание.
Но
сознание
прежде
всего
озна
чает
память.
Сейчас
я
беседую
с
вами,
произношу
слово
«беседа».
Ясно,
что
мое
сознание
сразу
представляет
себе
его:
иначе
оно
не
увидело
бы
в
нем
единое
слово,
не
придало
бы
ему
смысл.
Однако,
когда
я
выговариваю
последний
слог
слова,
два
первых
уже
бьши
произнесены:
они
находятся
в
прошлом
по
отношению
к
послед
нему,
который
следовало
бы
тогда
отнести
к
настоящему.
Но
и
по
следний
слог
«да»
Я
произнес
не
мгновенно:
каким
бы
кратким
ни
было
время
его
произнесения,
оно
делимо
на
части,
и
эти части
пребывают
в
прошлом
по
отношению
к
последней
из них,
кото
рая
бьша
бы
безусловно
в
настоящем,
если
бы,
в
свою
очередь,
не
являлась
делимой:
итак,
что
бы
вы
ни
делали,
вы
не
сможете
про
вести
линию
демаркации
между
прошлым
и
настоящим
и,
следо
вательно,
между
памятью и
сознанием.
Собственно
говоря,
когда
я
произношу
слово
«беседа»,
в
моем
уме
возникают
не
только
нача
ло,
середина
и
конец
слова,
но
и
предшествовавшие
слова,
а
также
вся
уже
произнесенная
мною
часть
фразы:
иначе
я
потерял
бы
нить
своей
речи.
Если
бы
смысловое
членение
выступления
бьшо
иным,
моя
фраза
могла
бы
начаться
раньше:
например,
она
охватила
бы
предьщущую
фразу,
и
мое
«настоящее»
еще
больше
растянулось
62
бы
в
прошлое.
Доведем
это
рассуждение
до
конца:
допустим,
что
мое
выступление
длится
годами,
что
оно
продолжается,
как
единая
фраза,
с
первого
пробуждения
моего
сознания,
которое
достаточно
оторвано
от
будущего,
достаточно
безразлично
к
действию,
чтобы
предаться
исключительно
постижению
смысла
фразы:
тогда
я
не
более
стремился
бы
объяснить
целостное
сохранение
этой
фразы,
чем
сохранение
первых
двух слогов
слова
«беседа»
при
произнесе
нии
последнего
слога.
А
я
полагаю,
что вся
наша
душевная
жизнь
подобна
этой
единой
фразе,
начавшейся
с
первого
пробуждения
сознания,
фразе,
пестрящей
запятыми,
но
нигде
не
разрываемой
точками.
И
я,
стало быть,
думаю,
что
наше
прошлое
все
целиком
существует
в
нас
-
подсознательно,
то
есть
таким
образом,
что
для
его
обнаружения
нашему
сознанию
не
требуется
выходить
за
свои
границы
или
добавлять
к
себе
нечто
чуждое:
чтобы
отчетливо
уви
деть
все,
что
оно
содержит,
или
скорее
все,
чем оно
является,
ему
нужно
только отодвинуть
препятствие,
поднять
завесу.
Впрочем,
благодетельное
препятствие!
бесконечно
ценная
завеса!
Это
мозг
оказывает
нам
услугу,
способствуя
тому,
чтобы
наше
внимание
было
сосредоточено
на
жизни;
а
жизнь
смотрит
вперед,
оглядыва
ясь
только
тогда,
когда
прошлое
может
ей
помочь
в
прояснении
и
подготовке
будущего.
Для
духа
жить
-
это
значит,
по
сути,
сосре
доточиться
на
действии,
которое
нужно
совершить.
Следователь
но,
это
значит
внедриться
в
вещи
при
помощи
механизма,
который
извлечет
из
сознания
все
пригодное
для
действия,
пусть
даже
при
этом
он
погрузит
во
мрак
большую
часть
остального.
Такова
роль
мозга
в
работе
памяти:
он
служит
не
сохранению
прошлого,
но
прежде
всего
его
маскировке,
а
затем
-
выявлению
того,
что
яв
ляется
практически
полезным.
Такова
и
роль
мозга
по
отношению
к
духу
в
целом.
Выделяя
из
духа
то,
что
выражается
вовне
в
движе
нии,
заключая
дух
в
эту
моторную
рамку,
он
чаще
всего
ограничи
вает
его
кругозор,
но
вместе
с
тем
придает
эффективность
его
дей
ствию.
Это
значит,
что дух
во всех
отношениях
выходит
за
пределы
мозга
и
церебральная
деятельность
соответствует
лишь
ничтожной
части
ментальной
деятельности.
Но
это
также
означает,
что
жизнь
духа
не
может
быть
следстви
ем
жизни
тела,
что
все,
напротив,
происходит
так,
как
если
бы
дух
просто
использовал
тело,
а
потому
у
нас
нет
никаких
причин
считать,
что
тело
и
дух
нераздельно
связаны
друг
с
другом.
Как
вы
понимаете,
за
оставшиеся
полминуты
я
не
смогу
одним
махом
ре
шить
важнейшую
из
проблем,
какие
способно
поставить
челове
чество.
Но
я
не
простил
бы
себе,
если
бы
уклонился
от
нее.
От-
63
куда
мы
приходим?
Что
мы
делаем
в
этом
мире?
Куда
мы
идем?
Если
бы
философии
действительно
нечего
было
ответить
на
эти
насущные
вопросы
или
если
бы
она
была
неспособна
прояснять
их
постепенно,
как
проясняют
проблему
биологии
или
истории,
не
использовала
для
этого
все
более
углубляющийся
опыт,
все
бо
лее
зоркое
видение
реальности,
если
бы
она
только
и
делала,
что
бесконечно
сталкивала
друг
с
другом
тех,
кто
утверждает
и
кто
от
рицает
бессмертие
при
помощи
доводов,
извлеченных
из
гипоте
тической
сущности
души
или
тела,
то,
пожалуй,
представился
бы
случай
сказать,
изменив
смысл
слов Паскаля,
что
всякая
фило
софия
не
стоит
и
часа
труда
25
*.
Конечно,
само
бессмертие не
мо
жет
быть
доказано
экспериментально:
любой
опыт
ограничен
по
длительности;
и
религия,
говоря
о
бессмертии,
обращается
к
от
кровению.
Но
если
бы
удалось
установить,
опираясь
на
опыт,
воз
можность
и
даже
вероятность
существования
души
в
отрыве
от
тела
для
времени
х
-
это
бьmо
бы
уже
немало:
вопрос
о
том,
яв
ляется
или
нет
это
время
неограниченным,
мы
оставили
бы
вне
сферы
философии.
Ведь
философская
проблема
судьбы
души,
сведенная
к
этим
более
скромным
масштабам,
как
мне
кажется,
вовсе
не
будет
неразрешимоЙ. Вот
мозг,
который
работает.
Вот
со
знание,
которое
чувствует,
мыслит
и
желает.
Если
бы
работа
мозга
соответствовала
сознанию
в
целом,
если
бы
существовала
эквива
лентность
между
церебральным
и
ментальным,
сознание
разде
ляло
бы
судьбу
мозга
и смерть
полагала
конец
всему:
по крайней
мере,
это
не
противоречило
бы
опыту
и
Философ,
утверждающий,
будто
душа
переживает
тело,
был
бы
вынужден
подвести
под
свой
тезис
какую-либо
метафизическую
конструкцию,
-
а
это,
вообще
говоря,
малоубедительно.
Но
если,
как
мы
попытались
показать,
ментальная
жизнь
выходит
за
пределы
жизни
мозга,
если
мозг
только
переводит
в
движения
малую
часть
того,
что
происходит
в
сознании,
тогда
существование
души
после
смерти
тела
становит
ся
столь
вероятным,
что
бремя
доказательства
ложится
на
того,
кто
отрицает,
а
не
на
того,
кто
утверждает
26
*:
ведь
единственная
при
чина веры
в
исчезновение
сознания
после
смерти
состоит
в
том,
что
мы
видим
разложение
тела,
а
эта
причина
больше
не
имеет
значения,
коль
скоро
независимость
подавляющей
части
сознания
от
тела
тоже
является
установленным
фактом.
Обсуждая
таким
об
разом
проблему
существования
души
после
смерти
тела,
сводя
ее
вниз
с
высот,
на
которые
ее
поместила
традиционная
метафизика,
перенося
в
поле
опыта,
мы,
конечно,
не
даем
ей
сразу
же
оконча
тельного
решения:
но
чего
вы
хотите?
в
философии
нужно
выби
рать
между
чистым
рассуждением,
нацеленным
на
окончательный
64
результат,
который
не
подцается
совершенствованию,
ибо
уже
считается
совершенным,
-
и
терпеливым
наблюдением,
дающим
только
приблизительные
результаты,
доступные
неограниченному
исправлению
и
дополнению.
Первый
метод,
сулящий
незамедли
тельно
дать
нам
достоверность,
навсегда
обрекает
нас
на
простую
вероятность
или
скорее
чистую
возможность,
ибо
чаще
всего
слу
жит
доказательству
двух
противоположных
тезисов, в
равной
мере
связных
и
приемлемых.
Второй
метод
вначале
нацелен
на
вероят
ность;
но,
действуя
в
той
области,
где
вероятность
может
возрас
тать
бесконечно,
он
шаг
за
шагом
ведет
нас
к
состоянию,
прак
тически
равнозначному
достоверности.
Мой
выбор
меЖдУ
двумя
этими
способами
философствования
сделан.
Я
был
бы
счастлив,
если
бы
хоть
немного
помог
в
этом
и
вам.
65
«дУХИ
умерших»
и
изучение
психических
явлений
П
режде
всего
позвольте
поблагодарить
вас
за
честь,
которой
вы
меня
удостоили,
пригласив
стать
президентом
вашего
Общества
1
*.
К
сожалению,
такой
чести
я
не
заслужил.
О
тех
феноменах,
которыми
занимается
Общество,
мне
из
вестно
только
из
литературы;
сам
я
их не
видел,
никогда
не
наблюдал.
Почему же вы
сделали
меня
преемником
вьщающих
ся
людей,
поочередно
занимавших
это
место
и
увлеченных
теми
же
исследованиями,
что
и
вы?
Подозреваю,
что
здесь
не
обошлось
без
«ясновидения»
или
«телепатию>:
издалека
почувствовав
мой
инте
рес
к
вашим
занятиям,
вы
увидели,
как
я,
находясь
за
четыреста
ки
лометров
от
вас,
внимательно
читаю
ваши
отчеты
и
с
живым
любо
пытством
слежу
за
вашими
работами.
Мне
всегда
казались
поистине
восхитительными
изобретательность,
проницательность,
терпение,
упорство,
продемонстрированные
вами
в
изучении
terra
incognita
психических
явлений.
Но
больше,
чем
изобретательность
и
прони
цательность,
больше,
чем
это
неутомимое
упорство,
меня
восхища
ет
мужество,
которое
вы
проявили,
особенно
в
первые
годы,
борясь
с
предубеждениями
подавляющей
части
публики и
пренебрегая
насмешками,
какие
могут
запутать
и
самых
храбрых.
Вот
почему
я
горжусь
-
более,
чем мог
бы
это
выразить,
-
что
избран
прези
дентом
Общества
изучения
психических
явлений.
Когда-то
я
читал
историю
одного
младшего
лейтенанта,
который
в
сумятице
боя,
где
бьши
убиты
или
ранены
все его
командиры,
взял
на
себя
командо
вание полком:
всю
дальнейшую
жизнь
он
думал
и
рассказывал
об
этом,
и
все
его
существование
бьшо
наполнено
воспоминаниями
об
этих
нескольких
часах.
Я
такой
младший
лейтенант,
и
всегда
буду
радоваться
нежданной
удаче,
поставившей
меня
-
не
на
несколько
часов,
а
на
несколько
месяцев
-
во
главе
полка
храбрых.
Чем
объяснить
предубеждение,
с
которым
относились
-
а
мно
гие
относятся
до
сих
пор
-
к
наукам
о
психических
явлениях?
Ко-
66
нечно,
исследования,
подобные
вашим,
осуждаются,
«от
имени
Науки»,
преимущественно
недоучками;
физики, химики,
психо
логи,
врачи
участвуют
в
деятельности
Общества,
а
многие
люди
науки
интересуются
его
работой,
не
состоя
в
ваших
рядах.
Однако
еще
нередки
случаи,
когда
настоящие
ученые,
готовые
заниматься
любой,
даже
самой
мелкой,
лабораторной
работой,
отмахивают
ся от
того,
что
вами
достигнуто,
и
полностью
отвергают
все
вами
сделанное.
С
чем
это
связано?
Я
далек
от
мысли
критиковать
их
критику
ради
удовольствия
в
свою
очередь
заняться
критикой.
ду
маю,
что
в
философии
время,
посвященное
опровержению,
-
это,
как
правило,
потерянное
время.
Что
остается
от
массы
возраже
ний,
вьщвигаемых
мыслителями
друг
против
друга?
-
ничего
или
очень
мало.
Имеет
ценность
и
сохраняется
только
то,
что
принес
ло
частицу
позитивной
истины:
истинное
утверждение,
благодаря
внутренне
присущей
ему
силе,
замещает
ложную
идею,
так
что
и
не
приходится
кого-то
опровергать:
оно
оказывается
лучшим
из
опровержений.
Но
здесь
речь
идет не
об
опровержении
или
крити
ке.
Я
хотел
бы
показать,
что
за
возражениями
одних,
насмешками
других
незримо
присутствует
некая
неосознанная
метафизика
-
неосознанная
и,
стало
быть,
ненадежная,
неспособная
постоянно
сообразовываться
с
наблюдением
и
опытом,
как
то
подобает
фи
лософии,
достойной
этого
имени,
-
что,
впрочем,
метафизика
эта
естественна
и
всегда
связана
с
привычкой,
издавна
усвоенной
че
ловеческим
разумом,
чем
и
объясняется
ее
живучесть
и
популяр
ность
2
*.
Я
хотел
бы
отстранить
то,
что
ее
маскирует,
пойти
прямо
к
ней и
увидеть,
что
она
означает.
Но
прежде
чем
сделать
это
и
тем
самым
подойти
к
вашей
теме,
скажу
несколько
слов
о
вашем
мето
де
-
методе,
который,
насколько
я
понимаю,
вызывает
недоуме
ние
у
многих
ученых.
Для
профессионального
ученого
нет
ничего
более
неприятного,
чем
видеть,
что
в
науку,
которой
он
занимается,
внедряются
мето
ды
исследования
и
проверки,
каких
он
всегда
старательно
избе
гал.
Он
опасается
заражения.
Он
с
полным
правом
дорожит
своим
методом,
как
рабочий
своими
инструментами.
Он
ценит
его
как
таковой,
независимо
от
того,
что
от
него
получает.
Именно
этим
Уильям
Джеймс
З
*
определял
разницу
между
любителем
и
профес
сионалом
в
науке:
первый
интересуется
прежде
всего
достигнутым
результатом,
второй
-
методами
его
достижения.
Но
явления,
ко
торыми
вы
занимаетесь,
безусловно
того
же
рода,
что
и
составляю
щие
предмет
естественных
наук,
тогда
как
метод,
которому
вы
сле
дуете
и
обязаны
следовать,
часто
не
имеет
никакого
отношения
к
методу наук
о
природе.
67
я
говорю,
что
это
факты
того
же
рода.
Под
этим
я
понимаю,
что
они,
разумеется,
демонстрируют
действие
законов
и
сами
способ
ны
неограниченно
повторяться
во
времени
и
в
пространстве.
Это
не
те
факты,
которые
изучает,
к
примеру,
историк.
Ведь
история
не
начинается
заново;
битва
при
Аустерлице
4
*
произошла
однаж
ды
и
никогда
больше
не
про
изойдет.
Одни
и
те
же
исторические
условия
не
могут
воспроизводиться,
а
потому
один
и
тот
же
исто
рический факт
не
мог
бы
появиться
вновь;
и
поскольку
закон
с
не
обходимостью
выражает, что
определенным
причинам,
всегда од
ним
и
тем
же,
всегда
будет
соответствовать
одно
и
то
же
следствие,
история
как
таковая
говорит
не
о
законах,
но
о
конкретных
фак
тах и
не
менее
конкретных
обстоятельствах,
в
которых
они
имели
место.
Единственный
вопрос
заключается
здесь
в
том,
произошло
ли
событие
в
такой-то
определенный
момент
времени,
в
такой-то
определенной
точке
пространства
и
как
оно
произошло.
Напро
тив,
правдоподобная
галлюцинация
-
скажем,
явление
больного
или
умирающего
родственнику
или
другу,
находящемуся
очень
да
леко,
быть
может
на
другом
краю
света,
-
это
факт,
который,
если
он
реален,
выражает,
возможно,
закон,
аналогичный
физическим,
химическим,
биологическим
законам.
Предположу
на
минуту,
что
данный
феномен
связан
с
воздействием одного
из
двух
сознаний
на
другое,
что
сознания
могут
таким
образом
сообщаться
без
видимо
го
посредника
и
что
существует,
как
вы
говорите,
«телепатия».
Если
телепатия
есть
реальный
факт,
то
это
факт,
способный
неограни
ченно
повторяться.
Пойду
дальше:
если
телепатия
реальна,
то
она,
быть
может,
действует
ежеминутно
и
у
всех,
но
слишком
слабо,
а
потому
незаметно;
или
же
церебральный
механизм,
к
наибольше
му
нашему
благу,
останавливает
ее
действие
в
тот
момент,
когда
оно
готово
преодолеть
порог
нашего
сознания.
Мы
все
время
про
дуцируем
электричество,
атмосфера
постоянно
наэлектризована,
мы
движемся
среди
магнетических
потоков;
а
ведь
миллионы
лю
дей
тысячелетиями
жили,
не
подозревая
о
существовании
электри
чества.
Так
же
мы
могли
пройти
мимо
телепатии,
не
заметив
ее.
Но
неважно.
Во
всяком
случае
бесспорно
одно:
если
телепатия
реаль
на,
она
носит
естественный
характер,
и
в
тот
день,
когда
мы
узнали
бы
ее
условия,
нам
уже
не
пришлось
бы,
в
целях
телепатического
воздействия,
дожидаться
«духа
умершего»,
подобно
тому
как
сегод
ня,
чтобы
увидеть
электрический
разряд,
нам
не
требуется
ждать,
как
в
БЬUIые
времена,
благосклонности
небес
и
зрелища
грозы.
Вот,
стало
быть,
явление,
которое
в
силу
своей
природы
должно
изучаться
так
же,
как
физический,
химический
или
биологический
факт.
Но
вы
беретесь
за
это
отнюдь
не
так:
вы
вынуждены
прибе-
68
гать
к
совершенно
иному
методу,
находящемуся
посредине
между
методами
историка
и
судебного
следователя.
Если
правдоподобная
галлюцинация
восходит
к
прошлому,
вы
изучаете
документы,
под
вергаете
их
критике,
пишете
страницу
истории.
Если
факт
имел
ме
сто
вчера,
вы
проводите
нечто
вроде
судебного
расследования:
зна
комитесь
со
свидетелями,
устраиваете
им
очную
ставку,
наводите
о
них
справки.
Когда
я
воскрешаю
в
памяти
результаты
замечатель
ного
разыскания,
неустанно
проводимого
вами
более
тридцати
лет,
думаю
о
предосторожностях,
к
каким
вы
прибегали,
чтобы
предот
вратить
ошибки,
сознаю,
что
в
большинстве
рассмотренных
вами
случаев рассказ
о
галлюцинации
слушали
один
или
несколько
че
ловек,
а
часто
он
даже
записывался,
до
того
как
галлюцинация
при
знавалась
правдоподобной,
-
когда я
принимаю
в
расчет
огромное
число
фактов
и
особенно
их
сходство
друг
с
другом
-
типовое
род
ство,
взаимное
соответствие
множества
независимых
свидетельств,
подвергнутых
анализу,
контролю,
критике,
- я
оказываюсь
вынуж
денным
верить
в
телепатию
так
же,
как
верю,
например,
в
пора
жение
«Непобедимой
apMaдbl»S*.
Это
не
математическая:
достовер
ность,
какую
дает
доказательство
теоремы
Пифагора;
не
физическая
достоверность,
которую
обеспечивает
верификация
закона
Галилея.
Во
всяком
случае,
только
такой
достоверности
и
можно
достичь
в
исторической
или
юридической
области.
Но
это-то
и
приводит
В
замешательство
немалое
число
умов.
Не
сознавая
данной
причины
своего
негативизма,
они
находят
странным,
что
нужно
трактовать
исторически
или
юридически
факты,
которые,
если
они
реальны,
строго
подчиняются
законам,
а
потому,
казалось
бы,
должны
поддаваться
методам
наблюдения
и
эксперимента,
используемым
в
науках
о
природе.
Если факт
получен
в
лаборатории,
его
охотно
призшiют;
до
этого
его
будут
считать
сомнительным.
Из
того,
что
при
изучении
психических
явлений
не
могут
применяться
те
же
методы,
что
в
физике
и
хи
мии,
был
сделан
вывод
о
его
ненаучности;
и
так
как
«психическое
явление»
не
обрело
еще
простую
и
абстрактную
форму,
откры
вающую
факту
доступ
в
лабораторию,
его
охотно
объявляют
не
реальным.
Таково,
я
полагаю,
«подсознательное»
рассуждение
не
которых
ученых.
То
же
чувство,
то
же
презрение
к
конкретному
я
нахожу
в
глу
бине
возражений,
выдвигаемых
против
ваших
выводов.
Приведу
лишь
один
пример.
Не
так
давно
я
присутствовал
на
одном
свет
ском
собрании,
где
зашел
разговор
о
явлениях,
которыми
вы
зани
маетесь.
Там
был
один
из
наших
ведущих
врачей,
известный
уче
ный.
Выслушав
все
внимательно,
он
высказался
примерно
в
таком
69
духе:
«Все,
что
вы
говорите,
очень
меня
интересует,
но
прошу
вас
подумать,
прежде
чем
вы
сделаете
выводы.
Мне
тоже
известен
один
необычный
факт.
Ручаюсь
за
его
подлинность,
ведь
мне
рассказа
ла
о
нем
очень
умная
дама,
чьим
словам
я
абсолютно
доверяю.
Ее
муж,
офицер,
бьш
убит
в
бою.
И
в
тот
самый
момент,
когда
он
упал,
его
жене
привиделась
эта
сцена: то
бьшо
точное
видение,
во
всех
деталях
соответствовавшее
реальности.
Возможно,
вы,
подобно
ей,
усмотрите
здесь
ясновидение,
телепатию
и
т.
п.
Но
вы,
значит,
за
будете
об
одном:
многим
женшинам
порой
кажется,
что
муж
умер
или
умирает,
тогда
как
он
чувствует
себя
хорошо.
Люди
обращают
внимание
на
те
ситуации,
когда
видение
бывает
верным,
и
не
учи
тывают
остальных.
Если
составить
перечень,
мы
бы
убедились, что
совпадение
-
это
дело
случаю>.
Беседа
приняла
какое-то
иное
направление;
впрочем,
никто
не
собирался
затевать
философскую
дискуссию:
не
те
были
время
и
место.
Но,
вставая
из-за
стола,
одна
юная
девушка,
слушавшая
очень
внимательно,
сказала
мне:
«По-моему,
доктор
сейчас
рас
суждал
неверно.
Не
понимаю,
в
чем
именно
ошибка,
но
что-то
здесь
не
таю>.
Да,
ошибка
бьша!
Девушка
бьша
права,
а
известный
ученый
заблуждался.
Он
не
обратил
внимания
на
конкретный
ха
рактер явления.
Он
рассуждал
так:
«Когда
сон,
галлюцинация
со
общает
нам,
что
родственник
умер
или
умирает,
это
либо
истинно,
либо
ложно,
-
человек
либо
умирает,
либо
нет.
Значит,
если
виде
ние
верно,
то
чтобы
убедиться,
что
это
не
случайность,
следовало
бы
сравнить
число
"истинных"
и
"ложных"
случаев».
Он
не понял,
что
его
аргументация
основана
на
подмене:
описание
конкретной
и
живой
сцены
-
офицер,
падающий
в
такой-то
момент
в
таком
то
месте,
окруженный
такими-то
солдатами,
-
он
заменил
сухой
и
абстрактной
формулой:
«Дама
была
права,
она
не
ошиблась».
Если
согласиться
с
этим
перемещением
в
сферу
абстракций,
мы
действительно
могли
бы
сравнить
in
abstracto
*
число
истинных
слу
чаев
с
числом
случаев
ошибочных
и,
возможно,
обнаружили
бы,
что
ошибочных
больше,
чем
истинных,
а
значит,
доктор
бьш
прав.
Но
эта
абстракция
заключается
в
невнимании
к
сути
дела
-
уви
денной
дамой
картине,
которая
точно
воспроизводит
очень слож
ную,
отдаленную
сцену.
Можете
ли
вы
себе
представить,
чтобы
художник,
по
воле
своей
фантазии
рисуя
сцену
боя,
совершенно
случайно
изобразил
реальных
солдат,
действительно
участвовав
ших
в
тот
день
в
сражении
и
принявших
те
позы,
которые
запечат
лены
на
полотне?
Разумеется,
нет.
Подсчет
вероятностей
показал
•
Отвлеченно,
абстрактно
(лат.).
70
бы
нам,
что
это
невозможно,
ибо
конкретная
сцена,
где
такие-то
люди
принимают
такие-то
позы,
единственна
в
своем
роде,
как
и
черты
человеческого
лица,
а
следовательно,
каждый
персонаж
-
и
тем
более
объединяющая
их
сцена
-
неразложимы
на
бесконечное
число
элементов,
с
нашей
точки
зрения
независимых
друг
от
друга:
потребовал
ось
бы
бесконечное
число
совпадений
для
того,
чтобы
вьщуманная
сцена
случайно
воспроизвела
сцену
реальнуюl;
ины
ми
словами,
математически
невозможно,
чтобы
картина,
рожден
ная
воображением
художника,
точно
передала
эпизод
сражения.
А
дама,
увидевшая
сцену
боя,
находилась
в
ситуации
такого
ху
дожника;
ее
воображение
нарисовало
определенную
картину.
Для
того
чтобы
картина
воссоздала
реальную
сцену,
дама
непременно
должна
бьmа
наблюдать
эту
сцену
или
находиться
в
контакте
с
на
блюдавшим
ее
сознанием.
Ни
к
чему
сравнивать
число
«истинных»
И
«ложных»
случаев»;
не
нужна
статистика;
мне
достаточно
един
ственного
случая,
взятого
со
всем
его
содержанием.
Вот
почему,
представься
возможность
поспорить
с
доктором,
я
сказал
бы
ему:
«Не
знаю,
заслуживает
ли
доверия
то,
что
вам
рассказали;
мне
не
известно,
было
ли
у
дамы
точное
видение
сцены,
происходившей
далеко
от
нее;
но
если
бы
мне
это
доказали,
если
бы
я
убедился
всего
лишь
в
том,
что
лицо
неизвестного
ей
солдата,
участника
со
бытий,
явилось
ей
таким,
каково
оно
в
реальности,
-
тогда,
пусть
бы
даже
бьmо
доказано,
что
наряду
с
тысячами
ложных
видений
только
одно,
вот
это,
оказалось
правдоподобным,
я
счел
бы
точно
и
окончательно
установленной
реальность
телепатии,
или,
шире,
возможность
воспринимать
объекты
и
события,
недостижимые
для
наших
чувств
вкупе
со
всеми
инструментами,
увеличивающими
сферу
их
действия».
Но
довольно
об
этом.
Перейду
к
более
глубокой
причине,
кото
рая
тормозила
до
сих
пор
изучение
психических
явлений,
направ
ляя
в
другую
сторону
активность
ученых.
Иногда
удивляются,
что
наука
Нового
времени
отворачивалась
от
фактов,
которые
вас
интересуют,
тогда
как,
будучи
эксперимен
тальной,
она
должна
была
бы
со
вниманием
относиться
ко всему
тому,
что
является
предметом
наблюдения
и
опыта.
Но
важно
по
нять
характер
новоевропейской
науки.
Несомненно,
она
создала
экспериментальный
метод;
однако
это
не
означает,
что
она
все
сторонне
расширила
поле
опыта,
где
велась
работа
до
нее.
Напро
тив,
во
многом
она
его
сузила;
впрочем,
в
этом
и
заключалась
ее
1
Мы
еще
не
учитываем
совпадения
во
времени,
то
есть
того
факта,
что
две
сцены
с
идентичным
содержанием
появились
в
один
и
тот
же
момент.
71