Бакаев А.А. Историография российского революционного терроризма конца XIX

Подождите немного. Документ загружается.

ционеров было бы меньше, да и повадки были бы иными. У несогласных с

властями отсутствовал выбор, им оставили всего один путь, путь в конспи-

рацию, а она чаще всего формировала революционное сообщество. Итак,

индивидуальный политический террор второй половины Х1Х-начала XX в.

возник в результате преступно-ошибочных воздействий российских вла-

стей на радикально настроенных молодых людей»^\ Впрочем, редакция

сборника «Индивидуальный политический террор в России XIX - начало

XX в.», в котором была помещена данная работа, объявляла о своем несо-

гласии с интерпретацией автора как с объяснением, упрощавшим социо-

культурный контекст развития России начала XX в. Но в силу того, что ар-

гументация, приводимая в статье, пользуется популярностью в современ-

ной историографии, редакторский коллектив посчитал необходимым вклю-

чить работу Ф.М. Лурье в указанный сборник.

В постсоветский период развития изучения истории революционного

терроризма при плюрализме мнений и отсутствии идеологической детер-

минанты исторического творчества, в отличие от предшествующего време-

ни,

существовала не одна, а несколько тенденций и направлений исследо-

вания. Во многих работах, включая те, в которых декларировался отказ от

прежних советских подходов, наследие марксистской идеологии преодо-

леть не удалось. Так, К.В. Гусев, признавая, в отличие от своих предшест-

вующих работ, здравые идеи в доктринах эсеров (например, о своеобразии

исторического пути развития России), по-прежнему повторял ленинскую

оценку социалистов-революционеров как «кадетов с бомбой» и утверждал,

что террор для ПСР являлся главным средством свержения монархии. По-

казательны названия новых книг К.В. Гусева «Рыцари террора» и «Эсеров-

ская богородица», которые звучат диссонансом к наименованиям его преж-

01 -^^

Лурье Ф.М. Индивидуальный политический террор: что это? // Ин-

дивидуальный политический террор в России. Х1Х-начало XX в. М., 1996.

С. 127-130.

258

них произведении, в которых ни о каком рыцарстве эсеров и их святости

речи идти не могло .

За неправильную, с его точки зрения, оценку задач первой русской

революции, неверные воззрения на расстановку классовых сил в России,

ошибочную программу «социализации» и т. п. критиковал эсеров Г.Г. Ка-

саров Он признавал: «Партия эсеров внесла определенный вклад в сверже-

ние российского самодержавия, в борьбу за демократические и политиче-

ские свободы. Совместные действия рабочего класса и крестьянской демо-

кратии приближали освобождение масс из под царской монархии, отстав-

шей на целые столетия от мировой цивилизации» . (Словосочетание «иго

царской монархии» также перекочевало из терминологического аппарата

советских историков прежних лет). Вместе с тем, вынося резюме деятель-

ности партии эсеров в начальный период ее существования, автор писал:

«В общеполитической борьбе эсеры, признав гегемоном революции отече-

ственную буржуазию, оказались в хвосте у последней. Своей тактикой ин-

дивидуального террора они помогли либералам, способствовали впослед-

ствии кадетам торговаться с представителями царской власти»" .

По-прежнему, значительная часть работ, затрагивающих проблемы

российского революционного терроризма, была представлена в рамках

классового подхода понимания истории"^. Террористическая тактика опре-

делялась как проявление классового сознания мелкобуржуазных слоев на-

селения, в частности интеллигенции. Негативной чертой является не само

по себе использование методологии классового анализа, имеющего право

на существование, а такое полож;ение, когда появлявшиеся редкие исследо-

См.: Гусев

К.В.

Рыцари террора. М., 1992. С. 3, 9.

Касаров Г.Г. Партия социалистов-революционеров. (Конец XIX в. -

февраль 1917 г.). М., 1995. С. 23.

^"^Тамже. С. 31.

См.:

Артемов А.А., Дербенев Н.Е, Политические партии России в

период подготовки и хода первой русской революции. Пенза, 1994. С. 4.

259

вания, написанные в нетрадиционном ракурсе, обделяются вниманием

профессиональных историков и считаются ими несерьезными.

Противоположной тенденцией 1990-х годов явилось построение ряда

работ по принципу «от противного». А. Литвин писал об эсерах как о «бес-

компромиссных демократах», готовых защигцать демократические идеалы

до конца, но обреченных на поражение из-за своей приверженности демо-

кратическому социализму, социализму без насилия^*^. Об эсеровском терро-

ризме в данном случае не говорилось ни слова.

Уже само название указанной новой монографии К.В. Гусева «Рыца-

ри террора» отражало тенденцию смены оценок в отношении политиче-

ских оппонентов большевиков. Автор писал о БО ПСР как рыцарском ор-

дене,

членов которого характеризовало самопожертвование и личное бес-

корыстие. Такой подход был принципиально отличным от оценок, давае-

мых К.В. Гусевым террористам в работах советского периода, где домини-

ровала мысль о сомнительности героизма, да и вообще высоких моральных

качества боевиков.

Вместе с тем историк не отказался от прежнего тезиса об историче-

ской обреченности и авантюризме террористического движения в России.

Любая боевая деятельность рассматривалась им как благоприятная среда

для провокаторства. К.В. Гусев повторял мысль, апробированную им еще в

работах 1960-1970-х годов о том, что именно террористическая тактика

способствовала политическому угасанию ПСР. Эффект же от индивиду-

ального террора эсеров оценивался автором как нулевой^^.

В постсоветских исследованиях Н.Д. Ерофеева о народных социали-

стах автор писал об их «особой мудрости, недоступной для поверхностно-

го взгляда», постановке ими во главу угла интересов личности, выражение

^^ См.: Литвин А. «В борьбе обретешь ты право свое!» Судьба самой

многочисленной партии России // Н и ж.

1991.

№ 3.

^•^

См.: Гусев

К.В.

Указ. соч.

260

воли всего народа, «глубокое знание русской действительности, жизни на-

рода, его положения, быта, психологии, интересов, настроений» . Больше-

вики и эсеры критиковались за их радикальность, выражающуюся в увле-

чении боевыми предприятиями, а умеренность народных социалистов,

считавшаяся прежде их главным грехом, превращалась в добродетель.

Еще в большей степени вектор подобных умонастроений был усилен

статье Л. и О. Протасовых" . Н.Д. Ерофеев полагал, что эсеров отличало

от большевиков стремление сохранить моральный облик, тогда как для по-

следних была характерна беспринципность в решении политических задач.

Но мораль и политика - плохо совместимые друг с другом понятия, и по-

тому большевики в конечном счете переиграли социалистов-

революционеров. «Логически, в России, тогда преимущественно крестьян-

ской стране, - писал Н.Д. Ерофеев, - успех должен был бы быть на стороне

эсеров, их учения, социально ориентированного, прежде всего, на кресть-

янство и более притягательного для широких масс своей демократично-

стью и гзлуганностью.

Однако логическое и историческое не всегда совпадают. Историче-

ское же, в данном случае, понять и объяснить не просто. Сыграли здесь

определенную роль факты и обстоятельства случайного и субъективного

характера: в частности, личные качества лидеров партий, особенно такие

их черты, как решительность, политическая воля и целеустремленность,

желание считаться с нормами права и морали. Эсеры были менее фанатич-

ны в своей утопии, более привержены принципам законности, особенно в

условиях демократии и общечеловеческой морали» . Но указанная пози-

ция автора, по-видимому, была предопределена не научными выводами, а

^^ Ерофеев Н.Д. Народные социалисты // Политическая история Рос-

сии в партиях и лицах. М., 1994. С. 75-78.

^^ Протасов Л., Протасова О. Народные социалисты // Родина. 1994.

№19.

С. 77.

^° Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы.

1900-1907 гг. М., 1996. Т. 1. С. 8.

261

политической конъюнктурой, когда от апологетики большевистских лиде-

ров многие историки перешли к их демонологизации, и наоборот, негатив-

ная оценка политических оппонентов большевиков сменилась неоправдан-

ной идеализацией их душевных качеств. Конечно, в череде деятельности

эсеров были поступки, которые возможно оценивать по высшим критериям

нравственности, как, к примеру, отказ И.П. Каляева бросить бомбу в карету

великого князя Сергея Александровича на том основании, что в ней нахо-

дились дети. Но вместе с тем факты экспроприации, двойной игры полити-

ческого руководства и т.п. действий расходятся с представлениями о мора-

ли.

Зачастую в современных отечественных исследованиях предлагается

даже более упроп];енное объяснение генезиса революционного терроризма,

чем в советской исторической литературе. Так, РА. Городницкий объяснял

создание эсеровских террористических организаций следующим образом:

«Углубившиеся противоречия между идейными запросами общества и по-

литикой государства, игнорировавшей объективные потребности в рефор-

мах, привели к ужесточению протеста со стороны революционеров, побу-

дили их применять крайние методы противодействия. Радикалами были

продолжены традиции народовольческого террора 1870-1880-х годов»^\

Другая тенденция, вызванная пресыщением господства схематизма в

советской историографической традиции, выразилась в позитивистском

походе к построению работ. Главным становилось фактическое содержа-

ние.

Особенно наглядно это проявилось в соответствующих главах з^ебно-

го пособия «История политических партий России», статьях энциклопедии

«Политические партии России. Конец ХЕК - первая треть XX века», в мо-

нографии РА. Городницкого «Боевая организация партии социалистов-

революционеров в 1901-1911 гг.» и др.

^^ Городницкий р.А. Боевая организация партии социалистов-

революционеров в 1901-1911 гг М., 1998. С. 3.

262

Попытку перейти к цивилизационному подходу в интерпретации ис-

тории эсеровского движения предпринял М.И Леонов. Внутренний кон-

фликт России начала XX в. он видел в несовместимости двух культуроло-

гических моделей: агрессивного технологического бытия европейски обра-

зованной части общества и космологического бытия традиционалистских

низов. С точки зрения М.И. Леонова, эсеры, в отличие от социал-

демократов, предлагали путь развития на основе традиционной, восточно-

христианской земледельческой модели. «Устойчивая традиция двух моди-

фикаций социализма, - писал он, - не случайна, в России сосуществовали

две культуры: традиционная космоцентрическая (крестьянская) и утвер-

ждавшаяся технологическая промышленно-городская (индустриальная).

Марксисты мечтали о социалистическом обществе чисто индустриальном,

основанном на рафинированных тенденциях промышленной капиталисти-

ческой культуры, в которой нет места ни явлениям земледельческой циви-

лизации, ни массовому представителю ее - крестьянину. Российский кре-

стьянский социализм в изначальном виде пытался смоделировать будущее

на основе некапиталистических структур земледельческой цивилизации; он

основывался на вере в исключительную самобытность России, возмож-

ность благодаря нерасчлененному патриархальному крестьянству и общи-

не прийти к социализму, минуя капитализм. Нравственный императив,

протест против неравенства, эксплуатации решительно преобладал над

объективным анализом действительности; приговор существующему

строю, так же, как и капитализму, выносился с точки зрения несоответст-

вия разуму, справедливости, идеалу. Эсеровский социализм был синтезом

концептуальной сути крестьянского социализма А.И. Герцена - Н.Г. Чер-

нышевского и эволюционно-реформистского марксизма бернштейнианской

интерпретации»^^. Однако такой трактовке противоречило увлечение не-

онародников террористическими методами борьбы. Сам по себе терро-

Леонов М.И. Партия социалистов-революционеров в 1905-1907 гг.

М., 1997. С. 87-88, 90.

263

ризм, предполагавший определенную оторванность боевиков от массового

движения, плохо коррелировался с восточно-христианской системой цен-

ностей. Это противоречие разрешалось пересмотром функционального на-

значения терактов. Эсеровский терроризм рассматривался М.И. Леоновым

как компонент массовой революционной работы. Он не противопоставлял-

ся широкому обш;ественному движению, а определялся в качестве его ин-

дикатора. Характеризуя специфическую тактику социалистов-

революционеров, М.И. Леонов писал: «Особая роль в повышении револю-

ционного настроения масс, приобш;ении их к политической деятельности

на примере самопожертвования героя отводилась террору. Террористиче-

ские покушения, по мысли эсеров, ослабляли, устрашали, дезорганизовы-

вали, сдерлсивали произвол правительства, воспитывали в массах умение

бороться. Много говорилось о слиянии индивидуального террора и массо-

вого движения»^^.

По-видимому, многие положения своей теории М.И. Леонов заимст-

вовал из трудов М. Хильдермаиера, который еще в 1970-е годы предложил

аналогичное объяснение смысла эсеровского движения. Как и немецкий

историк, он связывал терроризм с интеллигентской мировоззренческой па-

радигмой, что вступало в противоречие с утверждением о приверженности

эсеров к земледельческой, крестьянской культуре. Впрочем, для самого М.

Хильдермаиера, не разделявшего идею о социально-классовой детермина-

ции генезиса терроризма такого противоречия не существовало. Но для

М.И. Леонова эта доминанта являлась определяющей. Поэтому он крити-

ковал М. Хильдермаиера за неточность в определении классового состава

ПСР,

доказывал ее преимущественно крестьянскую социальную базу и тем

снимал указанное противоречие хильдермайеровской теории. Таким обра-

зом, полз^алось, что террористическую деятельность осуществляло глав-

ным образом интеллигентское крыло партии, тогда как крестьянские пар-

" Леонов М.И. Указ. соч. С. 125-126.

264

тийные массы тяготели к иным формам борьбы. Подобный концептуаль-

ный эклектизм являлся следствием совмещения элементов цивилизацион-

ного и формационно-классового подходов^"*.

Несмотря на попытку М.И. Леонова посмотреть на историю ПСР че-

рез призму цивилизационного подхода, по-прежнему в отечественной ис-

ториографии революционного терроризма преобладает принцип «объясне-

ния»,

а не «понимания» материала. Герменевтический анализ, дешифровка

текстов с учетом ментального контекста, распространенные в западной ис-

ториографии, в отечественной науке пока не получили широкого распро-

странения. Одно из редких исключений представляет исследование семи-

осферы революционного подполья М. Могильнера .

С нашей точки зрения, атеистическое мировоззрение и западническое

воспитание большинства лидеров эсеровского движ:ения не позволяет су-

дить о ПСР как о партии восточно-христианских традиционалистов. Воз-

можно, эсеры и играли такую роль, но не осознавали собственного предна-

значения'^^.

Таким образом, М.И. Леонов окончательно отказался от советского

стереотипа противопоставления тактики терроризма и вооруженного вос-

стания. Теракты начала XX в. осуш;ествлялись в фарватере курса на всеоб-

щее восстание. «Подтвердив устоявшееся представление о грядущей рево-

люции, как "демократической и в известной степени политической", -

^"^См.:

Хильдермайер М. Возможности и рамки аграрного социализма

в русской революции // Реформы или революция? Россия, 1861-1917. СПб,

1992;

Шансы и пределы аграрного социализма в российской революции //

Россия в XX веке. Историки мира спорят. М., 1994; Леонов М.И. Пролетар-

ский и крестьянский социализм в России на рубеже XIX-XX веков // Са-

марский исторический ежегодник. Самара, 1993.

^^ См.: Могильнер М. На путях к открытому обществу: кризис ради-

кального сознания в России (1907-1914 гп) М., 1997.

См.:

Леонов М.И. Пролетарский и крестьянский социализм в Рос-

сии на рубеже XIX-XX веков; он же. Партия социалистов-революционеров

в 1905-1907 гг.

265

писал М.И. Леонов о социалистах-революционерах, - они выдвинули ло-

зунг пропаганды всей программы целиком, "расширения не только полити-

ческого, но и социального содержания надвигающейся революции", при-

звали к вооружению всех членов партии и народа, слиянию борьбы в горо-

де и деревне, индивидуального террора и массовых выступлений, к "пря-

мому захвату земли по предварительному сговору", к привлечению армии

на сторону революции, к согласованию усилий всех сил освободительного

движения и прекращению "братоубийственной войны" между социалиста-

ми.

Лозунг "Вооруженное восстание" заполонял в те дни страницы пар-

тийных изданий, им заканчивались прокламации ЦК, местных организа-

ций, "братств". При этом, подобно большевикам, лидеры эсеров бичевали

меньшевистскую "Искру", поскольку та игнорировала пропаганду техни-

ческой подготовки восстания. Так же, как большевики, они старательно

внедряли мысль о взаимообусловленности политической и технической

подготовки восстания»^^. Действительно, эсеры не только говорили, но и

создавали боевые дружины, участвовавшие затем в вооруженных столкно-

вениях, закупали оружие за границей, затратив на его приобретение за

1904-1905 гг. от 400 до 500 тыс. рублей только из кассы Центрального ко-

митета .

Необходимо отметить, что все доводы за и против наличия у эсеров

тактической установки на вооруженное восстание исходят из рассмотрения

ПСР как некой законсервированной во времени организации, при этом иг-

норируется историческая динамика ее развития. Партия эсеров периодиче-

ски выдвигала лозунг восстания и вновь снимала его, что зависело от со-

путствующих обстоятельств. После 9 января враждебность режима наро-

дам России предстала столь очевидным фактом, что лозунг восстания был

•^^

Леонов М.И. Партия социалистов-революционеров в 1905-1907 гг

С. 153-154.

^^ См.: Революционная Россия. 1905. № 58. С. 2-3, 17; № 59. С. 14,

19-22;№60. С. 23;№61.С. 6.

266

немедленно поднят на щит. После 17 октября, когда возникла перспектива

создания конституционного государства, призыв к восстанию был снят.

Кроме того, внутри партии не существовало единства мнений. Петербург-

ский комитет после издания Манифеста 17 октября был против восстания,

а Московский - отстаивал необходимость его проведения. Таким образом,

следует признать, что лозунг восстания, конечно, существовал в эсеровской

среде, но не всегда и не при любых условиях считался актуальным.

В советской историографии зигзаги эсеровских политических уста-

новок объяснялись мелкобуржуазной природой эсеров, для которой свой-

ственны колебания в сторону как буржуазии, так и пролетариата. В постсо-

ветские годы принципиально иных попыток объяснения тактической неус-

тойчивости ПСР не предпринималось. М.И Леонов представил палитру

идейно теоретических расхождений внутри эсеровского движения, свиде-

тельствующую о том, что к террористической тактике апеллировала лишь

часть социалистов-революционеров. Отношение к терроризму со стороны

эсеров не было константным, корректируясь в зависимости от преоблада-

ния в партии той или иной группы. «В процессе самоопределения, - писал

исследователь, - возникло три разветвления. За ними закрепились названия

«северных эсеров» (Союз социалистов-революционеров, наиболее видны-

ми деятелями которого были А.А. Аргунов, СИ. Барыков, В.Н. Переверзев,

М.Ф. Селюк), «южных эсеров» (Партия социалистов-революционеров во

главе с В.А. Вознесенским, И.А. Дьяковым, М.М. Мельниковым, А.О. Сы-

цянко), а таюке Рабочей партии политического освобождения России

(РППОР) во главе с Л.М. Клячко, А.О. Бонч-Осмоловским, А.П. Кудрявце-

вым^^. Именно «Союз», который настойчиво подчеркивал идейное родство

с «Народной волей», выступал с пропагандой террора, «приближался ско-

рее к организациям старого конспиративного образца». «Партия» эсеров,

несмотря на то, что ее составляли довольно разноликие элементы, более

См.:

Большинство исследователей называли лидером РППОР Г.А.

267

Бакаев А.А. Историография российского революционного терроризма конца XIX - начала XX века

Подождите немного. Документ загружается.